Публичные казни.

Одержимый демонами человек, а тем более Монарх не способен видеть правды, анализировать свои поступки объективно, не в состоянии разглядеть причины враждебности и злобы в себе, оправдывая свой недуг кознями врагов внешних, а потому обрушивая свой гнев и недовольство, силу и власть на подданных, приписывая им всевозможные пороки, как правило свои же собственные.

Царь Петр I знал о толках и кознях против него направленных, однако не был в состоянии объективно разобраться в причинах такой нелюбви и враждебности к себе, приписывая только себе заслуги, добро и пользу, а в других замечая лишь демонские пороки и жестокости. Монарх говорил не раз: “Страдаю, а все за Отечество; желаю ему полезного, но враги пакости мне делают демонские”.

Монарх, по словам историка В. О. Ключевского, прекрасно понимал причину народного ропота: “народные тягости все увеличивались, десятки тысяч рабочих гибли от голода и болезней на работах в Петербурге, Кроншлоте, на Ладожском канале, войска терпели великую нужду, все дорожало, торговля падала. По целым неделям Петр ходил мрачный, открывая все новые злоупотребления и неудачи. Он понимал, что донельзя, до боли напрягает народные силы, но раздумье не замедляло дела; никого не щадя, всего менее себя, он все шел к своей цели, видя в ней народное благо”. А потому, чтобы сломить козни врагов и запугать неугодных и непослушных подданных, Монарх свершал ужасные публичные казни – политических и других “злодеев государственных”, число которых росло из года в год.

Так, в августе 1722 года, в Москве, на болоте казнен был старец безумный Левин. Казнен за то, что находил в Царе Петре I Алексеевиче олицетворение антихриста. По этому делу был длинный ряд арестов лиц разных сословий. Сам старец, после лютых пыток казнен был по приговору Правительствующего Сената. Отрубленная голова его была направлена в Пензу, место его родины, чтобы установить ее на столбе публично, тело же сожжено.

О сем печальном деле писал Граф, генерал-аншеф и Андреевский кавалер Андрей Иванович Ушаков (1670-1747): “Казнь Левина не учинена в Пензе для того, что помянутый плут в вине своей прежде принес покаяние, но потом прежде паки на прежнюю свою злобу обратился. И при сенаторах, будучи на спицах, с великою жестокостью те свои злые слова говорил и объявил, что он прежде покаяние приносил для того, чтобы ему освободиться от смерти и отпустили бы его в монастырь И если бы де оное учинили, то имел он намерение, чтобы в градах и на путях прежние злые слова (Петр де - антихрист) народу разглашать. А потом, хотя он и принес чистое покаяние, написав своеручно, однако ж, опасшись вышесказанного его к злобе обращения, чтоб он в пути каким-нибудь образом тех слов народу не разсеял”.

Граф Ушаков распорядился его казнить в Москве, но, опасаясь прежнего, приказал предварительно вырезать на генеральном дворе язык старцу. Вместе с Левиным, по тому же делу было казнено шесть человек духовного звания.

Право пытать и чинить всякого рода экзекуции Всемилостивейше предоставлено было полицмейстерской канцелярии Высочайшим Указом Царя Петра I Алексеевича от 18 (31) января 1721 года. Государь собственноручно предписал: “...а которые пойманы будут в городе и слободах в каком воровстве, тем розыск и экзекуцию отправлять полицмейстеру”, о чем последний должен был рапортовать в Юстиц-коллегию.

При общем казнокрадстве и тайном сопротивлении верующего в предания старины Русского народа, Царь Петр I Алексеевич из человека снисходительного, доброжелательного и доверчивого, как пишет Ключевский, “стал проникаться недоверием к людям и приобрел наклонность думать, но их можно обуздать только “жесточью”. Он не раз повторял Давидово слово, что “всяк человек есть ложь”, приговаривая: “Правды в людях мало, а коварства много”.

Сей горький взгляд Монарха на окружающих отразился и на законодательстве Государя, столь щедром на жестокие угрозы. Но дурных людей не переведешь, и потому Царь Петр I Алексеевич осознавал, что очистить столь испорченную им самим атмосферу тайной вседозволенности одной только грозой закона невозможно, ибо как бы суров закон не был, прибегать к более прямым и коротким способам воздействия – угрозам и казням приходилось все чаще и чаще. Такова была цена духовной болезни Монарха, распространявшейся на все его окружение и само государство, жившее в страхе и недоверии.