Лев Львович Толстой

ОПЫТ

МОЕЙ ЖИЗНИ

Часть I

Подготовка текста и публикация в интернете:

Y. P. LeoNet (Yasnaya Polyana – Тulla, Nov. 2015, Apr. 2016).

Рекламно-ознакомительные фрагменты книги.

Неизвестный Лев Толстой

(Предисловие публикатора) 

В литературных кругах начала XX века его знали как графа Льва Толстого-сына или графа Льва Толстого-младшего. И никто не догадывался, какой болью отзывалось это уточнение в душе самолюбивого автора. Единственный из детей Л.Н. Толстого, избравший профессию литератора, он был обречён всегда оставаться в тени великого отца. Двух Львов Толстых в истории культуры быть не может. Имя, данное родителями «на счастье», в реальной жизни стало источником недоразумений, горестей и обид.

Среди его портретов и фотографий есть несколько особенно показательных. На одном снимке изображён сын-студент Лев Львович, самый красивый, очень похожий на мать [1]. А с портрета И.Е. Репина, сделанного в апреле 1905 года, на зрителя смотрит измученный жизнью надломленный человек, многое утративший из юношеских надежд и очень мало что получивший взамен [2]. Между ними пролегла целая жизнь, в которой притягивание к отцу и отталкивание от толстовского учения заняло почти всё время, что было щедро отпущено Л.Л. Толстому.

Он родился на излёте весны, 20 мая 1869 года в Ясной Поляне, и первые его детские воспоминания так или иначе связаны с родным гнездом, нежностью и заботой домашних. Позднее он воссоздал многое из того, что он испытал в первые двенадцать лет жизни, в книге «Яша Полянов: Воспоминания для детей из детства», -- на мой взгляд, лучшем из всего, что он написал за свою долгую и мучительную жизнь [3]. Одно из лирических отступлений в ней звучит так:

«Когда я пишу эти воспоминания, мне всё кажется, что я помню не только, как Петю и других моих братьев купали в ванне, присыпали жёлтым порошком, пеленали, кормили, но и меня самого. Мне всё кажется теперь, что это я сам лежал на коленях матери и сосал её тёплое, сладковатое молоко. Она с любовью наклоняется надо мной и внимательно разглядывает. А я так занят моим делом, так старательно втягиваю в себя вкусное молоко, что не хочу отрываться, и всё-таки приятно сознаю, что мать занимается мной и с любовью меня изучает.

Неужели я не помню того обидного, горького чувства, когда хочешь шевельнуть ручонками, а не можешь, потому что ужасные пелёнки туго стянули тебя? Когда хочешь пожаловаться на что-нибудь, пищишь и ворочаешься, а тебя не слышат и не понимают? Неужели я не помню, как в те редкие минуты, когда меня распелёнывали, я начинал брыкаться и радоваться и захлёбываться от наслаждения при чувстве данной мне короткой свободы? А эти вечера, тёмные осенние вечера, когда горит, бывало, лампочка в нашей детской, заслонённая зеленым абажуром, и всё тихо-тихо кругом в доме. Няня сидит за столом в своём углу и вяжет чулок. Я лежу у мама на коленях и сладко дремлю. Мама о чём-то вполголоса переговаривается с няней. Боже, как я любил эти дорогие мне голоса, всегда заботливые и немного печальные, как чувствовал их и как мне хотелось, чтобы этим двум людям всегда было хорошо на свете! Но если я ошибаюсь, и это был не я на коленях у матери, и если я смешиваю воспоминания позднейшие с прежними, то, вероятно, это потому, что я часто видел, как мама по вечерам кормила других моих маленьких братьев, и часто представлял себя на их месте. По тому же самому мне кажется теперь, что я помню, как я выучился ходить, как выучился выговаривать первые слова, как выучился есть с ложечки.

Я давно уже ползаю на четвереньках по всей комнате, встаю иногда на ноги, но ещё боюсь ступить больше двух шагов, если нет передо мной протянутых рук. К нам в детскую входит мама. Няня хочет показать ей мои успехи и заставляет идти. Я стараюсь изо всех сил не осрамиться перед мама и, сам встав с пола на ноги, бегу к няне. Она отступает от меня, всё время протягивая мне руки, и я незаметно пробегаю через всю комнату и падаю в нянины объятия. Мама подбегает ко мне, и поднимает к себе на руки, и целует, и нежно меня ласкает. А я с любовью повторяю её имя. Что же это? Воспоминание или воображение? [4]

Этот вопрос не раз возникает при чтении сочинений Л.Л. Толстого[5].

Сознание избранности пришло к нему довольно рано. Едва переступив порог классической мужской гимназии Л.И. Поливанова в Москве, он стал подписываться, как отец, словно пробуя, примеряя на себя эту ношу: «Лев Толстой». Ещё не вполне понимая, как странно выглядит это сочетание применительно к мальчику в гимназической форме, он 25 cентября 1884 года в письме к матери пояснил: «Л. Толстой» -- ужо так я расписываюсь в журнал<е>, когда я дежурный в классе [6].

А в феврале 1902 года, будучи уже весьма известным литератором, он был вынужден поместить в журнале «Ежемесячные сочинения», параллельно с главами своего нового произведения, разъяснение:

«Письмо Льва Толстого-сына.

Автор романа “Поиски и примирение” по поводу подписи своей Лев Толстой-сын просит вас напечатать следующее его примечание:

“Некоторым читателям, м.б., непривычна и несимпатична почему-либо эта моя подпись. Но я должен был заменить ею прежнюю: Л.Л. Толстой, потому что за границей эту последнюю подпись часто смешивали с подписью моего отца, что порождало нежелательные недоразумения”» [7].

Таков был итог первого десятилетия его литературной жизни. Современники называли его по-разному: Н.С. Лесков -- Кит Китычем, Львом вторым; В.В. Стасов и    А.С. Суворин -- Тигром Тигрычем [8]; журналисты позднее упражнялись в остроумии, безжалостно и метко именуя его то Львом Толстым маленьким, то Львом Толстым нововременским, то Тигр-Тигрычем Соскиным-Младенцевым [9]. Но в глазах тех, кто по-доброму, снисходительно относился к нему, он был не только Л.Л. Толстым, но прежде всего, как писал Лесков молодой писательнице В. Микулич, «сыном любимого Вами Великого человека и нашего общего друга» [10].

С 1878 года Л.Л. Толстой пробовал вести дневник. Первые записи его не сохранились, и мы знаем о них только из упоминаний его старшей сестры Т.Л. Сухотиной-Толстой [11]. Позднее дневник Л.Л. Толстого лёг в основу его книги воспоминаний «Опыт моей жизни», работу над которой мемуарист не прекращал вплоть до своей смерти в 1945 году.

В лучших сочинениях Л.Л. Толстого читателя подкупала искренность автора, живая интонация, достоверность ситуаций, образов и картин. Всё это делает книгу воспоминаний Л.Л. Толстого по-своему уникальным документом. Автор не пытается обелить себя, с редким мужеством воспроизводит самые опасные эпизоды, в том числе и споры с отцом летом 1910 года, когда он, не раздумывая, однозначно принял сторону нежно любимой матери, по существу, не заметив душевной болезни С.А. Толстой [12].

Через несколько месяцев после смерти отца Л.Л. Толстой в Париже, где он с 1909 года учился у О. Родена, начинает рисовать и лепить Л.Н. Толстого. Этот бронзовый скульптурный портрет великого писателя широко известен не только в России, где он был показан осенью 1912 года на выставке в Петербурге вместе с бюстом С.А. Толстой, но и в Америке, где Л.Л. Толстой побывал весной 1911 года и подарил бронзовый бюст отца музею Метрополитен в Нью-Йорке.

Вообще образ отца не давал больному воображению Л.Л. Толстого покоя, и он рисовал и лепил его вновь и вновь. Складывается впечатление, что руки Л.Л. Толстого были гораздо умнее его непутёвой головы. Там, где литератор полемизировал с учением Толстого, скульптор и художник словно стремился искупить грехи того последнего лета 1910 года. Он рисовал отца с кричащим ртом и пронзительными глазами -- таким, каким, вероятно, запомнил его в те дни перед своим отъездом из Ясной Поляны [13].

В книге воспоминаний, как и в 1918 году на страницах издаваемой им газеты «Весточка» [14], Л.Л. Толстой и продолжает свою полемику с отцом, и ищет в толстовском учении нечто такое, что раньше было понятно одним лишь «тёмным», а теперь вдруг оказалось жизненно важно и для него самого.

Передавая мне рукопись воспоминаний Л.Л. Толстого, его сын и душеприказчик Никита Львович Толстой (1902-1992) особо подчеркнул: «Папа просил, чтобы мемуары были полностью изданы в печати, в назидание потомству» [15].

Прошло почти два десятка лет, но книга так и не нашла своего издателя, хотя ее научно-биографическая и историко-литературная ценность очевидна. Она дополняет наше представление об атмосфере яснополянского дома, в чем-то корректирует его и во многом позволяет по-новому взглянуть на семейную драму Толстых.

Благодарю сотрудников Государственного музея Л.Н. Толстого в Москве, мемориального музея-усадьбы «Ясная Поляна», отдела рукописей Института русской литературы (Пушкинского Дома) Российской Академии наук, отечественных и зарубежных коллег, без деятельной помощи которых настоящее издание не могло состояться.

Особая признательность и благодарность профессору Г.В. Краснову, много лет назад открывшему для меня семейный круг Л.Н. Толстого; профессору М.Г. Соколянскому (Любек) за помощь в расшифровке отдельных мест в тексте; профессору Такаси Фудзинума, в чьем переводе публикуются отклики японской печати на пребывание      Л.Л. Толстого в стране восходящего солнца зимой 1917 года; другу шведских потомков Л.Л. Толстого, переводчице Т.Л. Балдовской; редактору Н.Л. Панкратовой, терпеливо работавшей с рукописью, пока издательство «Согласие» не прекратило своего существования.

Мемуары Л.Л. Толстого печатаются по авторизованной машинописи с обширной рукописной правкой, присланной мне для работы и публикации в России Сергеем Михайловичем Толстым (1911-1996) и переданной мной на хранение в Государственный музей Л.Н. Толстого в Москве (ОР ГМТ. Архив Л.Л. Толстого).

Валерия Абросимова

[1] См.: Ганзен П.Г. Пять дней в Ясной Поляне (В апреле 1890 г.) //Л.Н. Толстой в воспоминаниях современников: В 2-х томах. М.: Худож. лит., 1978. Т. 1. С. 456.

[2] И.Е. Репин неоднократно писал Л.Л. Толстого, но портрет 1905 года считается одной из лучших работ художника. - См.: Немировская М. Портреты И.Е. Репина: Графика. М.: Искусство, 1974. С. 76-81, 115-117; Грабарь И. Репин: Монография: В 2-х томах. М.: Наука, 1964. Т. 2. С. 170. См. также: Илья Ефимович Репин: 1844-1930: К 150-летию со дня рождения: Каталог выставки. М., 1994. С. 197; Абросимова В., Зорина С. Переписка Л.Л. Толстого с Н.Б. Нордман и И.Е. Репиным //Новый журнал. СПб., 1998,  № 4. С. 147-171.

[3] Эта книга Л.Л. Толстого первоначально печаталась в журнале для детей «Родник» (СПб., 1898, №№ 1-5), потом вышла отдельным изданием (М., 1899). В начале 1906 года книга была переиздана с рисунками А.К. Бальдингера (СПб.; М.: Издание Т-ва М.О. Вольф. [Б.г.]).

[4] См.: Толстой Л.Л. Яша Полянов: Воспоминания для детей из детства. Изд. 2-е. СПб.; М.: Издание Т-ва М.О. Вольф. [1906]. С. 99-100.

[5] Первые рассказы Л.Л. Толстого появились в 1891 году под псевдонимом. Ц См.: Львов Л. Любовь //Книжки «Недели»: Ежемесячный литературный журнал. СПб., 1891.

[6] Отдел рукописей Государственного музея Л.Н. Толстого в Москве (в дальнейшем ОР ГМТ). Архив С.А. Толстой, п. 103, № 13766. Л. 1 об. Автограф. Курсив мой. - В.А.

[7] См.: Ежемесячные сочинения: Лит. журнал И. Ясинского. СПб., 1902, № 2. С. 238.

[8] Кит Китыч, Тигр Тигрыч -- по аналогии с насмешливым обращением к одному из персонажей комедии А.Н. Островского «В чужом пиру похмелье», богатому купцу Титу Титычу Брускову.

[9] С 1898 года Л.Л. Толстой переписывался с А.С. Сувориным, время от времени посылал в «Новое время» свои рассказы и переводы, а с 1903 года печатался в газете регулярно, особенно в период русско-японской войны и революции 1905 года. - См. об этом подробнее: «Время идет интереснейшее» (Письма Л.Л. Толстого к Николаю II) /Публикация В.Н. Абросимовой и С.Р. Зориной //Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1992 год. СПб.: Акад. проект, 1996. С. 98-168.

[10] См.: Микулич В. Письма Н.С. Лескова //Литературная мысль: Альманах. Л., 1925. Отд. II.     С. 267.

[11] См.: Сухотина-Толстая Т.Л. Дневник. М.: Правда, 1987. С. 14.

[12] Этот фрагмент мемуаров опубликован. - См.: Толстой Л.Л. Опыт моей жизни //Наше наследие. М., 1991, № 5. С. 83-97.

[13] Один из таких рисунков Л.Л. Толстого был опубликован в юбилейном году. - См.: Иллюстрированная Россия. Париж, 1928, № 6. С. 2.

[14] Первый номер газеты вышел в Петрограде 24 августа 1918 года. Последний, десятый номер - 6 сентября 1918 года. Приступая к изданию газеты в смутное время, Л.Л. Толстой писал: «Весточка» хотела бы иногда напоминать читателям великие мысли великого искателя правды. В каждом номере мы будем помещать мысли из «Круга чтения» в его память (№ 1. С. 4). Фрагменты печатались с подзаголовком «Свод мировой мудрости и завещание духа Льва Николаевича».

[15] Из письма ко мне Н.Л. Толстого.

*****