1 См. По этому поводу статистику харьковской тройки: «Через трупы врага на бла- го народа».

Факт остается фактом: отдельные категории жертв сверхпропор- ционально часто подвергались арестам и осуждались (священно- служители всех конфессий, сторонники бывших социалистических партий — конкуренты большевиков, «белые», участники антиком- мунистических восстаний), а другие категории, напротив, гораздо реже («кулаки», крестьяне, уголовники). Это свидетельствует об основанном по иерархическому критерию дифференцированном об- разе действий карательных инстанций, при котором причиной ареста и осуждения выступала не только одна неблагоприятная классовая принадлежность. В целом возникает ощущение, что местными ор- ганами НКВД на различных уровнях при трансформации арестов в осуждения или при переносе имен из списков арестованных в спи- ски осужденных осуществлялась целенаправленная селекция; в ходе ее было возможно, хотя и в чрезвычайно небольших размерах, даже освобождение уже арестованных¹. Похожим для всех регионов был бюрократизированный и организованный по принципу разделения труда процесс осуждения жертв, в котором ключевую роль при под- готовке и назначении приговоров играл секретарь соответствующей тройки. Стремление охарактеризовать эту конвейерную юстицию та- кими терминами, как «произвол», «эксцессы», или считать ее основ- ными свойствами «безудержность» и «безграничность» при более точном рассмотрении является лишь моральным разоблачением и осуждением, которое невольно умаляет серьезность того, что в дей- ствительности произошло.

Последовательная бюрократизация проявляется также в срав- нении «кулацкой операции» с другими — и более ранними, и более поздними — массовыми карательными акциями. Так, сопоставление ее с кампанией раскулачивания начала 1930-х гг. демонстрирует сле- дующее: выбор целевых групп и технология проведения операции имеют большое сходство с деятельностью троек времен коллективи- зации, но приказ № 00447 осуществлялся под большим контролем, с большей степенью бюрократизации и более иерархизированно под руководством НКВД. На этот раз произошло резкое разделение на тех, кто проводил операцию (НКВД и милиция), и на тех, кто слу- жил поставщиками информации и свидетелями обвинения (члены сельских и городских советов, благоприобретатели колхозной систе- мы, партийные функционеры). Партия, ее подразделения и партий- ные коллективы, создававшие необходимый общественный климат для проведения такой операции, также остались в сравнении с 1930— 1931 гг. вне операции.

Преследования в рамках «кулацкой операции», в отличие от вы- ставленных напоказ судебных процессов против советских и партий- ных элит, вообще были лишены публичности. Исследования в ходе проекта показали: гражданам было безразлично, аплодировать ли в качестве «привлеченной» общественности в залах суда вынесенным приговорам в отношении руководителей предприятий или выступать в отделениях милиции в качестве свидетелей обвинения против сво- их соседей, коллег по работе, знакомых или совершенно случайных людей. Ужасающе безвольно, если не добровольно, преследуя собст- венные интересы, они давали возможность втянуть себя в рутину арестов и следствия.

Для первых действующих лиц областных организаций ВКП(б) и прокуратуры это утверждение справедливо без каких-либо ого- ворок. В результате возложенной на них обязанности подписывать протоколы троек они стали сообщниками и соучастниками пре- ступления. По меньшей мере партийные секретари краевого/об- ластного уровня дополнительно сыграли активную роль во время подготовительной фазы «кулацкой операции» и остались верными этой роли вплоть до ее завершения. Новым, до сего времени не- известным, качеством «кулацкой операции» в сравнении с опера- циями начала 1930-х гг. стало систематическое участие в пресле- дованиях милиции («нормальной» полиции). Ее сотрудники, как правило, готовили дела преступников для рассмотрения тройкой; также милиция предоставляла «докладчиков», которые подготав- ливали для протоколов тройки короткие резюме уголовных дел. Прокуратура же, чьей непосредственной задачей был контроль за законностью карательных процедур, в случае с приказом № 00447 оказалась практически исключена из числа действующих лиц. Это также является характерным отличием «кулацкой операции» от более ранних акций. Только в ноябре 1938 г. прокуратура снова сыграла свою роль в завершении операции и возвращении тайной полиции и милиции в границы их прежней компетенции, в данном случае — даже решающую.

Приказ № 00447 поставил печальный рекорд по количеству осуж- денных в течение короткого срока, жестокости наказания, степени упрощения следственных процедур, быстроте приведения пригово- ров в исполнение. Здесь «прорыв» был осуществлен в масштабах, не- известных ранее в СССР. Абсолютно единственным в своем роде ос- тается, согласно сегодняшним знаниям, предпринятое во всесоюзном масштабе распределение лимитов на преследования, которые центра- лизованно устанавливались Москвой вплоть до краевого/областного уровня. Только на уровне районов начальник соответствующего кра- евого или областного управления НКВД мог по собственному усмот- рению распределять полученные лимиты.