«Докладная записка о выполнении оперативных приказов НКВД СССР» на- чальника НКВД по Читинской области Г. С. Хорхорина, 2 января 1938 г. // Архив УФСБ по Читинской области. Ф. 2. Оп. 982. Д. 982.

Выписка из протокола допроса К. С. Жукова от 14 апреля 1939 г. // ОСД УАД АК. Д. 7069. Л. 100.

3 Обвинительное заключение, 25 ноября 1937 г. // Там же. Д. 8870. Л. 115.

Сводка от 22 августа 1938 г. из Хабаровска. ² См. статью Г. Д. Ждановой в настоящем сборнике. В целом это соответствует об- щероссийским данным. По всем массовым операциям на 1 июля 1938 г. белогвардейцы составили 69,4 тыс. чел., или 2,4 % от общего количества репрессированных (см.: Из сводки 1 спецотдела НКВД СССР «О количестве арестованных и осужденных органа- ми НКВД СССР за время 1 октября 1936 г. по 1 июля 1938 г., не ранее 1 июля 1938 г. // Трагедия советской деревни. Т. 5. Кн. 2. С. 157).

¹ Обвинительное заключение, 25 ноября 1937 г. // ОСД УАД АК. Д. 8870. Л. 115.

² Протокол допроса Г. С. Каменских, 4 июля 1939 г.//Там же. Д. 10210. Л. 115.

³ Обвинительное заключение, 12 октября 1937 г. // Там же. Д. 5207. Т. 1. Л. 239-242.

4 См. Подробнее: Аблажей н. Н. Ровс и Енисейское казачество // Гуманитарные науки в Сибири. Сер.: Отечественная история. Новосибирск, 2004. № 2. С. 84-87.

При анализе социального состава арестованных в июле-августе 1937 г. по операции РОВС в Барнауле (барнаульский штаб) среди значительной группы «ровсовцев» нами выявлено 30 бывших во- еннослужащих. В делах ярко прослеживается тенденция присвоить подследственным более высокий воинский ранг. Традиционно воен- нослужащие подразделяются на две больших категории — рядовых и офицеров. Нижние чины — от рядового до прапорщика, включая унтер-офицеров. Офицерский состав: младший — от прапорщика до капитана, равного ротмистру в кавалерии и есаулу у казаков; сред- ний — от подполковника, равного войсковому старшине, до полков- ника; высший — генералитет. Большинство осужденных имели воен- ные чины колчаковского производства, лишь некоторые получили их еще в царской армии. Среди осужденных доминируют лица младше- го офицерского состава, среди которых в основном поручики, капита- ны и штабс-капитаны, при этом для трети «офицерской» группы во- обще не уточняется звание. В рассматриваемой группе «ровсовцев» из среднего офицерского состава всего пять человек. Свидетельства о массовых случаях подтасовок воинских званий по «ровсовской» операции имеются также в показаниях К. С. Жукова¹: его показания наиболее полно раскрывают механизм фальсификаций «дела РОВС» на Алтае.

Из анализа «ровсовской» группы, куда входили лица, аресто- ванные преимущественно в сентябре 1937 г. и осужденные 6 ноября 1937 г. тройкой УНКВД по Алтайскому краю (расстреляны 15 нояб- ря) с формулировкой «ровсовское руководство» района, включав- шего город Славгород и ряд районов Кулундинских степей (Крас- нозерский, Хабарский, Знаменский, Чистоозерный, Купинский и Ключевский), следует, что из 20 чел., проходивших по делу, 15 слу- жили в белой армии, при этом лишь для некоторых уточняется воин- ское звание (3 унтер-офицера, 1 капитан, 1 прапорщик). Пятеро отне- сены к категории карателей, поскольку служили у атамана Анненкова (действительно, анненковцы участвовали в подавлении восстания в Славгородском уезде в 1918 г., но факт их непосредственного участия в этом или подобных событиях следствием не устанавливался). Во- енный статус двоих вовсе не определен. Для 14 чел. указано, что они реэмигранты из Китая периода 1921-1927 гг., при этом в большин- стве случаев в вину им вменялся «нелегальный переход границы». В отношении еще троих с большой долей вероятности можно утверж- дать, что они являлись административно высланными из Дальневос-

Выписка из протокола допроса К. С. Жукова от 14 апреля 1939 г. // ОСД УАД АК. Д. 7069. Л. 100 точного края¹. Значительная часть прошла через службу в Красной армии. Для этой группы «ровсовцев» основным пунктом обвинения стала служба в формированиях Анненкова или факт эмиграции. Трое из них были колхозниками, остальные проходили как рабочие и мел- кие служащие.

Особой целевой группой в рамках операций стали казаки. В райо- нах своего компактного проживания именно они являлись одними из жертв «кулацкой» и «ровсовской» операций. Особые «казачьи опе- рации» прошли в Омской области, Красноярском крае и на Алтае. «Казачья операция» на Алтае стала неотъемлемой частью «ровсов- ской» операции. О том, как Бийским оперсектором была вскрыта и связана с «делом РОВС» повстанческая казачья организация, можно судить по показаниям Г. С. Каменских, утверждавшего, что «ровсов- ская» организация оказалась столь многочисленной не в последнюю очередь за счет казаков, составив 1 100 чел.² Первые массовые аресты бывших казаков прошли летом 1937 г. в Чарышском, Змеиногорском и Быстро-Истокском районах на Алтае; главным фигурантом был на- зван есаул А. Н. Грязнов. Большинство казаков было осуждено трой- кой ЗСК. Повторно аресты среди казаков прошли осенью 1937 года.

Проанализируем «ровсовскую группу» из 57 чел., преимуществен- но рядовых казаков Змеиногорского района, арестованных в сентяб- ре и осужденных алтайской тройкой 5 ноября 1937 г. к ВМН. Все осужденные характеризуются как «кулаки и казаки». Из них 39 чел. служили в колчаковской армии, часть — в «карательном отряде у Ан- ненкова». Практически все осужденные либо их родственники ранее подвергались репрессиям, часть из них в середине 1930-х гг. верну- лась из ссылки³.

О типичности подобных дел можно судить по материалам дру- гого региона. Из группы в 70 чел., арестованных в сентябре-ноябре 1937 г. по «делу РОВС» на юге Красноярского края, тройкой УНКВД по Красноярскому краю все были приговорены к ВМН. Главными пунктами обвинения стали служба в Енисейском казачьем полку в Гражданскую войну и факт эмиграции в Китай. Практически все ранее подвергались арестам за службу в колчаковских войсках и не- законное возвращение в СССР. Воинские звания в ходе следствия практически не уточнялись. Все репрессированные были на момент ареста колхозниками⁴.

Анализ социального состава «ровсовцев» из числа «офицеров», «белогвардейцев» и «карателей», осуществленный по материалам уголовно-следственных дел, наглядно демонстрирует, что для след- ствия гораздо большую роль играли прежние, а не приобретенные при новом режиме социально-политические характеристики. Абсо- лютное большинство бывших военнослужащих не ассоциировали себя на момент ареста с категорией «бывшие», относя себя к типич- ным для советского общества социальным слоям. Среди них были и маргинальные группы, состоявшие в том числе из тех, кто не успевал адаптироваться к советской действительности в связи с постоянно повторяющимися арестами. Специфическая группа «ровсовцев» не выступала обособленно, а включалась в большие групповые дела на- ряду с другими жертвами репрессий. Для большинства осужденных по «делу РОВС» служба в царской и белой армии являлась лишь до- полнительным отягчающим обстоятельством, а отнюдь не доминант- ным признаком для репрессий. Отсутствие закрепленных лимитов на арест и осуждение «ровсовцев» предопределило очень высокий процент приговоров к ВМН в целом, а среди «белогвардейцев» и «церковников» расстреляны были практически все. «Ровсовская опе- рация» позволила широко манипулировать масштабами якобы суще- ствовавшего в СССР контрреволюционного подполья и опасностью белоэмигрантского террора, что в условиях возможной военной угро- зы создало условия для проведения новой масштабной «социальной чистки».

В. А. Волошенко (Донецк)

БЫВШИЕ ВОЕННОСЛУЖАЩИЕ - ПРОТИВНИКИ БОЛЬШЕВИКОВ В 1917-1920 гг. В ДОНБАССЕ - КАК ЦЕЛЕВАЯ ГРУППА ТЕРРОРА

После победы большевиков в Гражданской войне судьба их быв- ших противников (зачастую всех их обобщенно называли «белыми») оказалась незавидной. Многие из них навсегда вынуждены были по- кинуть родину, но не менее тяжелые испытания ожидали и тех, кто остался или вернулся из эмиграции. В глазах новой власти полити- ческое прошлое этих людей стало для них несмываемым клеймом. Однажды попав в поле зрения органов госбезопасности, бывшие «бе- лые» оставались под наблюдением органов ГПУ — НКВД даже после амнистии¹. На протяжении 1920-х — первой половины 1930-х гг. они испытывали самые различные притеснения — от лишения избира- тельных прав, исключения из рядов партии и официальных общест- венных организаций, вынужденной необходимости менять место проживания и работать не по специальности вплоть до арестов, вы- сылок и физической расправы. В приказе № 00447 от 30 июля 1937 г. они были обозначены как одна из групп, намеченных к массовым ре- прессиям, в ходе которых страну предполагалось «очистить» от всего «засорявшего» ее контрреволюционного элемента путем изоляции

В 1920-1921 гг. большевики провели ряд амнистий воинов противоборствую- щих армий, что было закреплено и в соглашениях о капитуляции, которые заключа- лись на отдельных участках фронта (см., например: Карпов Н. Д. Трагедия белого юга. 1920 год. М: Вече, 2005. С. 225-226), и в специальных декретах ВЦИК. Так, значи- тельным толчком к массовому оттоку украинских крестьян из состава повстанческих отрядов политической направленности стала амнистия, которая распространялась на всех, кто прекратил вооруженную борьбу с советской властью до 15 апреля 1921 г. (см.: MixeeBa О. К. Криминальна злочиншсть i боротьбаз нею в Донбас1 (1919-1929). Донецьк, 2004. С. 50). В ноябре 1921 г. полная амнистия гарантировалась лицам, участвовавшим в военных формированиях Колчака, Деникина, Врангеля, Савинко- ва, Петлюры, Булак-Балаховича, Перемыкина и Юденича в качестве рядовых солдат и находившихся на тот момент в Польше, Румынии, Эстонии, Литве и Латвии. Им предоставлялась возможность вернуться в Россию на общих основаниях с возвра- щавшимися на Родину военнопленными (см.: Амнистия лицам, участвовавшим в качестве рядовых солдат в белогвардейских военных организациях. Декрет ВЦИК 3 ноября 1921 г. СУ № 74. Копия // Архив временного хранения документов УСБУ в Донецкой области. Д. 9403-2ф. Мироненко Максим Гаврилович. Л. 92). Еще одна амнистия была объявлена в 1927 г. в честь празднования 10-летия Октябрьской рево- люции, когда вышло «Постановление Президиума Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР об амнистии» за подписью М. Калинина (см.: Анисимов И. Л., Оппоков В. Г. Слуга анархии и порядка // Военно-исторический журнал. 1990. № 10. С. 62).