Подсчитано по: Сводка об осужденных судебной тройкой при УНКВД по Запад- но-Сибирскому краю по «эсеро-ровсовскому заговору», 4 октября 1937 г. // Трагедия советской деревни. Т. 5. Кн. 1. С. 376-377.

Шифротелеграмма из Барнаула, 27 июля 1937 г. // АОМ.

Приведены только те категории, которые перечислены в «Докладной записке». См.: «Докладная записка о выполнении оперативных приказов НКВД СССР» началь- ника НКВД по Читинской области Г. С. Хорхорина, 2 января 1938 г. // Архив УФСБ по Читинской области. Ф. 2. Оп. 982. Д. 982.

4 Степанов а. Ф. Расстрел по лимиту. Из истории политических репрессий в тасср в годы «ежовщины». Казань, 1999. С. 94.

Особо следует отметить, что в отношении военнослужащих цар- ской и белой армий к этому времени было проведено несколько крупных репрессивных кампаний. К ним можно отнести репрессии, касавшиеся карателей и белых офицеров периода Гражданской вой- ны, значительную часть которых трибуналы приговорили к ВМН. На судьбах рядовых участников Гражданской войны в значительной степени отразились расказачивание, раскулачивание и коллективи- зация. С конца 1920-х гг. «белые» вновь становятся одной из целевых групп в репрессивных кампаниях. В 1930-1931 гг. в СССР в рамках операции «Весна» прошла массовая чистка царских и белых офице- ров, служивших в Красной армии. Было арестовано более 3 тыс. офи- церов (относительно Сибири никаких обобщающих работ о ходе этой операции пока нет). В январе-мае 1933 г. в Западно-Сибирском крае ОГПУ ликвидировало белогвардейскую «контрреволюционную по- встанческую организацию», численность которой превышала 2 тыс. чел.¹ Спустя три года прошла кампания чистки белых офицеров на железнодорожном транспорте. Февральско-мартовский пленум 1937 г. вновь заострил внимание на белогвардейцах, в первую оче- редь в связи с обсуждением вопросов по подготовке партийных ор- ганизаций к выборам в Верховный Совет СССР и в «связи с вреди- тельством, диверсиями и шпионажем японо-немецко-троцкистских агентов по народным комиссариатам тяжелой промышленности и путей сообщения»². Возникает вопрос: какими «приемами» удалось обеспечить «наличие» среди советского населения в 1937 г. столь значительного количества «белых офицеров и карателей», ставших наряду с кулаками основой «повстанческого подполья» в СССР? Для ответа на него необходимо проанализировать масштабы репрессий в региональном контексте, по группам населения, ставшим основным объектом «кулацкой» и «ровсовской» операций, а также учесть кон- кретные случаи фальсификации и подтасовок статистики.

По данным отчета по «ровсовской» операции в Западно-Сибирском крае от 4 октября 1937 г., в котором содержится разбивка континген- та по категориям, следует, что офицеры составили лишь 8 % от об- щего количества осужденных, на долю «карателей и белобандитов» пришлось около 4 %, а на «жандармов и провокаторов» менее 1 %. Суммарно вышеперечисленные группы дают цифру 13 %, в то вре- мя как наиболее массовую категорию среди «ровсовцев» составляют

См. подробнее: Власть и интеллигенция в сибирской провинции (1933-1937). Новосибирск, 2004.

Материалы февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б) 1937 г.: вечернее засе- дание, 28 февраля 1937 г., вечернее заседание, 1 марта 1937 г., и др. // Вопросы исто- рии. 1993. № 9; 1994. № 2 и др.

«кулаки и спецпереселенцы» — 54 %¹. Несколько иная картина сле- дует из барнаульского отчета о ходе операции, относящегося к концу июля 1937 г., согласно которому из 2 348 арестованных на террито- рии будущего Алтайского края насчитывались 401 «белый офицер» (17 %) и 182 «карателя» (7,8 %), что суммарно составляло 24,8 % от общего количества арестованных. Из планируемых к дополнитель- ному аресту 1 842 чел.: «белых офицеров» — 165 (9 %) и 40 — «кара- телей» (около 1 %). Из числа находившихся в местах заключения, в ссылке или на спецпоселении «офицеры, каратели и белобандиты» составляли около 10,5 %². Сопоставляя эти данные и вышеприведен- ную статистику, можно говорить о сокращении численности данных групп за счет увеличения удельного веса арестов среди других кате- горий, в первую очередь кулаков. К сожалению, на основании более поздних статистических данных по «ровсовской операции» не пред- ставляется возможным определить точное количество «белых офи церов и карателей» среди «ровсовцев» в целом. Вместе с тем следует отметить тот факт, что из числа данной категории арестованных доля осужденных к высшей мере наказания (ВМН) была наиболее высока и составляла на октябрь 1937 г. около 98 %.

Что касается «кулацкой операции», то удельный вес описанных выше категорий репрессированных можно вычислить из текста «До- кладных записок о выполнении оперативных приказов НКВД», т. к. они содержат разбивку арестованных по категориям. По итогам вы- полнения приказа № 00447 в Читинской области из 6 679 арестован- ных на начало января 1938 г. «белогвардейцы и каратели» составили 404 чел. (6 %) и реэмигранты 83 (1,2 %), или суммарно 7,2 %³. К со- жалению, «Докладная записка» не содержит аналогичной разбивки на категории среди осужденных. Существенно отличаются данные по Татарской АССР, где «белые, бывшие каратели, чины полиции, жандармерии и т. д.» составили 1 043 чел. (19,5 %) от общего количе- ства осужденных, а для города Казани и того выше (23,3 %)⁴. Таким образом, сопоставляя данные по этим двум регионам, можно сделать вывод, что суммарно репрессии в Татарии в отношении данной кате-

гории в 2,5 раза превышали те, что были проведены на территории Забайкалья, хотя это явно противоречит соотношению данных групп в структуре населения. Из более поздних материалов нам доступен промежуточный отчет по Дальневосточному краю (где проводи- лись и «кулацкая» и «ровсовская» операции), согласно которому к 20 августа 1938 г. из 11 258 арестованных «белые офицеры и каза- чьи чины» составили 1 322 чел. (11,7 %)*. В целом представляется, что вне зависимости от того, реализовывалась ли в данном регионе только «кулацкая» или еще и «ровсовская операция», с большой до- лей вероятности можно утверждать, что в составе осужденных «бе- лые офицеры и каратели» составили приблизительно десятую часть, хотя, безусловно, в некоторых регионах и городах на разных этапах операций их процент мог быть существенно выше. Также представля- ется справедливым утверждение, что более 80 % арестованных «бело- гвардейцев» были приговорены к ВМН.

Богатый материал могло бы дать изучение материалов троек, содер- жащих некоторые социальные или, скорее, социально-политические характеристики репрессированных. Но из-за того, что в них представ- лено одновременно несколько совокупных характеристик арестован- ного, мы получаем многократное увеличение численности категорий, например «белогвардейцев и карателей». Это наиболее ярко прояви- лось при анализе материалов троек УНКВД по Алтайскому краю при 5-процентной выборке. На основании данных Г. Д. Ждановой, обра- ботавшей протоколы тройки УНКВД по Алтайскому краю, следует, что к выделенной целевой группе (бывшие военнослужащие царской и белой армий, каратели) можно отнести около 3 % осужденных². В выборку не попали целые категории военнослужащих, например казаки. С одной стороны, действительно, стоит признать, что числен- ность казачьего населения на Алтае была незначительной. Однако не- обходимо иметь в виду, что именно «казачья» операция стала состав- ной частью «дела РОВС» на Алтае. Существенно могла бы прояснить картину относительно количества военнослужащих царской, белой и Красной армий разбивка осужденных по категориям, которая иногда встречается в протоколах по итогам заседаний троек. К сожалению, подобная информация, в отличие от дел сектантов, носит крайне эпи- зодический характер.

О распределении репрессированных по приказу № 00447 по отдельным отраслям народного хозяйства мы также можем судить только на основании «Докладной записки» по Читинской области. Около 60 % белогвардейцев и реэмигрантов работали до ареста в кол- хозах, 23 % — в промышленности и 5 % — на транспорте¹. Таким обра- зом, обращаясь к содержанию приказа № 00447 и итогам его выпол- нения, даже в отношении «бывших активных участников бандитских восстаний, белых карателей, репатриантов и т. п.» следует отметить, что большинство из них проживало в деревне, и лишь меньшая часть «проникла на предприятия промышленности, транспорта».

«Ровсовская» организация, по версии следствия, конструирова- лась по сетевому принципу. Ее разветвленная структура была пред- ставлена штабами, региональными филиалами, повстанческими группами и боевыми дружинами. Региональные филиалы действова- ли под руководством краевою штаба и распространяли его указания на подчиненные им организации в городах и районах. Низовую сеть РОВС представляли диверсионно-повстанческие группы, офицер- ские организации и боевые дружины. Подобная структура позволяла «вскрывать» «эсеро-ровсовский заговор» не только на территориях крестьянской ссылки и в районах компактного проживания казаче- ства, но практически повсеместно. Руководителями региональных филиалов, групп и дружин обычно назывались наиболее колоритные фигуранты из числа «бывших» либо «деятели, видные в прошлом по своему военному званию или контрреволюционной деятельности»². По свидетельствам сотрудников НКВД, в данном случае алтайских, в реальности РОВС составлялся из мелких локальных групп, искус- ственно увязываемых оперативниками в единую структуру³.

Еще сложнее выявить социальный состав арестованных. Каза- лось бы, полную картину могли бы дать уголовно-следственные дела, содержащие описания «социального лица» каждого арестованного. Но в них речь идет, скорее, о социально-классовых характеристиках. Не имея возможности выявить все «ровсовские» группы и просчи- тать в них долю собственно военнослужащих, попытаемся на осно- вании нескольких наиболее характерных дел описать «ровсовский» контингент, точнее, ту его часть, которую обозначали чаще всего как «царские и белые офицеры», «белогвардейцы и каратели».