2.5.1.2. Печатные издания

Петру мы обязаны введением гражданской азбуки, которой пользуемся и сейчас, и первыми переводами на русский язык западноевропейских учебников, прежде всего по предметам естественным, математическим и техническим – астрономия, фортификация.

В ХVIII веке по-прежнему значительную роль в московском образовании играл Печатный двор, получивший при Петре I наименование «Московская типография».

Она печатала разнообразные календари и азбуки, часословы и псалтири. Набор шел уже не славянскими, а русскими литерами. Учебники, особенно азбуки, стояли на первом месте среди издаваемых в Москве книг светского содержания.

Петр I живо интересовался делами образования, обращая особое внимание на вопросы воспитания добропорядочных и «рачительных подданных». Под его личным контролем огромным тиражом было напечатано и распространено «Юности честное зерцало, или показание к житейскому обхождению, собранное от разных авторов»³⁶.

В первой части были помещены азбука, таблицы слогов, цифр и чисел, а также нравоучения из священного писания. Её можно считать одним из первых пособий по обучению гражданскому шрифту и арабскому написанию цифр, введёнными указом Петра I в 1708 году вместо прежнего церковно-славянского обозначения.

Вторая часть – это собственно «зерцало», то есть правила поведения для «младых отроков» и девушек дворянского сословия. Фактически, это первый в России учебник этикета. Юному дворянину рекомендовалось учиться в первую очередь иностранным языкам, верховой езде, танцам и фехтованию. Добродетелями девушки признавались смирение, почтение к родителям, трудолюбие и молчаливость. Сочинение регламентировало практически все аспекты общественной жизни: от правил поведения за столом до государственной службы. Книга формировала новый стереотип поведения светского человека, избегающего дурных компаний, мотовства, пьянства, грубости, и придерживающегося европейских светских манер.

  «В первых наипаче всего должни дети отца и матерь в великой чести содержать. И когда от родителей что им приказано бывает, всегда шляпу в руках держать, а пред ними не вздевать, и возле их не садитися, и прежде оных не заседать, при них во окно всем телом не выглядовать, но все потаенным образом с великим почтением, не с ними вряд, но немного уступи позади оных в стороне стоять, подобно яко паж некоторый или слуга».

«Когда им говорить с людьми, то должно им благочинно, учтиво, вежливо, но а не много говорить. Потом слушать, и других речи не перебивать, но дать все выговорить и потом мнение свое, что достойно, предъявить. Ежели 31лучится дело и рчь печальная,  то надлежит при таких быть печальну и иметь сожаление. В радостном случае быть радостну и являть себе весела с веселыми». 

В 1702 году начинает выходить первая русская газета «Ведомость», в первых выпусках которой государь самолично исправляет ошибки.

2.5.1.3. Указ о всеобщей учебной повинности для детей

В 1714 году был издан указ о всеобщей учебной повинности для детей, по которому все дети священников, дьяков и дворян отныне обязаны научиться читать, чтобы получить разрешение жениться.³⁷ Но образование в большинстве дворянских семей давалось тяжело, поэтому император вынужден был применять определённые меры. По установленному при Петре I и императрице Анне Иоановне порядку³⁸ каждый семилетний мальчик-дворянин был обязан явиться в так называемую

Геральдмейстерскую контору Сената, сказать, сколько ему лет, чему он учился, где служили его предки, сколько крепостных душ у его родителей. Затем недоросля, так называли тогда мальчиков, отпускали домой. Через пять лет на «втором смотре» ребёнок должен был уметь читать и писать. После этого его отправляли на военную или гражданскую службу, разрешая остаться дома только в том случае, если родители обязывались обучать сына иностранному языку, арифметике, географии, закону Божьему. В пятнадцать лет юноша являлся на новый смотр.

Негативные стороны российского образования того времени высмеивает Д. И. Фонвизин в знаменитой комедии «Недоросль».³⁹

Цыфиркин. Задача. Изволил ты, на приклад, идти по дороге со мною. Ну, хоть возьмем с собою Сидорыча. Нашли мы трое…

Митрофан (пишет). Трое.

Цыфиркин. На дороге, на приклад же, триста рублев.

Митрофан (пишет). Триста.

Цыфиркин. Дошло дело до дележа. Смекни-тко, по чему на брата?

Митрофан (вычисляя, шепчет). Единожды три — три. Единожды ноль — ноль. Единожды ноль — ноль.

Г-жа Простакова. Что, что до дележа?

Митрофан. Вишь, триста рублев, что нашли, троим разделить.

Г-жа Простакова. Врет он, друг мой сердечный! Нашел деньги, ни с кем не делись. Все себе возьми, Митрофанушка. Не учись этой дурацкой науке.

Митрофан. Слышь, Пафнутьич, задавай другую.

Цыфиркин. Пиши, ваше благородие. За ученье жалуете мне в год десять рублев.

Митрофан. Десять.

Цыфиркин. Теперь, правда, не за что, а кабы ты, барин, что-нибудь у меня перенял, не грех бы тогда было и еще прибавить десять.

Митрофан (пишет). Ну, ну, десять.

Цыфиркин. Сколько ж бы на год?

Митрофан (вычисляя, шепчет). Нуль да нуль — нуль. Один да один… (Задумался.)

Г-жа Простакова. Не трудись по-пустому, друг мой! Гроша не прибавлю; да и не за что. Наука не такая. Лишь тебе мученье, а все, вижу, пустота. Денег нет — что считать? Деньги есть — сочтем и без Пафнутьича хорошохонько.