Связь с «интересами»

Наиболее значительное различие между инструментальной и не-инструментальной наукой проявляется в их связи с другими интересами людей. По определению, инструментальная наука трактуется как средство достижения определенных целей. Эти цели могут быть всецело благожелательными, как в большинстве медицинских исследований. Тем не менее, они включают ценности и служат материальным интересам, укорененным за пределами науки. Так, инструментальная наука может никогда не быть полностью свободной от моральной связи с интересами тех, кто поддерживает исследования – обычно чтобы заработать деньги или выиграть голоса. Сколь искренни ни были бы их личные мотивы, они не могут представлять себя в качестве абсолютно независимых авторитетов по определенным вопросам, в которых они наиболее сведущи.

Следовательно, общественная вера в не-инструментальную науку зависит от того, насколько хорошо она может сберечь себя от всех этих связей. Она должна быть «свободной от ценностей» и «незаинтересованной», или, по крайней мере, «нейтральной» стороной в споре. Конечно, совершенная интеллектуальная объективность – фантазия. В принципе, ее невозможно достичь, и часто на практике трудно к ней приблизиться. По меньшей мере, ученые очень заинтересованы в том, чтобы их собственные научные результаты были приняты. Но главная социальная функция не-инструментальной науки не может быть реализована, пока на практике она полностью отделена от ощутимых инструментальных влияний.

От академической к постакадемической науке

Понятие не-инструментальной науки редко всплывает на поверхность в дискуссиях по поводу будущих исследований. Условия, в которых она нуждается, выглядят либо реакционными, либо утопичными – либо и то, и другое. И, к тому же, мы все знакомы с множеством функций, которые наука действительно выполняет в наших демократических, плюралистических обществах. Например, мы все знаем, что объективное научное знание является ключевым в общественных взглядах по вопросам генной инженерии, контроля над ядерным оружием, информационных технологий и т.д., и что независимые ученые-эксперты играют главную «критическую» роль в общественных дискуссиях по таким вопросам. Это так, потому что сегодняшние социальные практики в науке в действительности не являются настолько инструментально ориентированными и организованными, как мы описали выше. Наши университеты, к примеру, все еще сохраняют множество процедур для намеренного исключения таких ориентаций. Так происходит потому, что современная технонаука превратилась в дуалистическую систему, в которой инструментальные и не-инструментальные научные институты действуют более или менее независимо. Во всех ведущих научных державах – точнее, во всех странах, где есть какая-либо научная активность – университетские исследования тесно не связаны с промышленными исследованиями и разработками. В сущности, университетские исследователи заняты тем, что я называю академической наукой, которая функционирует как отдельный социальный институт, в котором преобладают не-инструментальные черты. В последние годы два направления научной деятельности стали объединяться. Но эти союзы пока еще несовершенны, и многие традиционные практики академической науки все еще живы в сегодняшней «постакадемической науке». Для любого, кто знаком с современной научной жизнью, очевидно, что именно те практики, которые действительно выполняют множество не-инструментальных социальных функций науки, мы рассматриваем как само собой разумеющиеся.

Однако, как мы только что указали, суть в том, что лелеемые академические традиции, такие как открытое опубликование всех научных результатов, несовместимы с инструментальными принципами технонауки. Даже в университетах от ученых больше не ожидают, что они будут следовать им. Таким образом, быстрая эрозия этих традиционных практик является угрозой не-инструментальной роли науки в обществе.

С этой точки зрения, можно подумать, будто единственный способ двигаться вперед – это вернуться к мифическому Золотому Веку. Некоторые люди, конечно, предпочли бы переопределить и сохранить академическую науку в ее традиционной форме. Они предпочли бы, чтобы наши университеты занимались «чистыми» исследованиями и осторожно отделялись от грубой инструментальной реальности, к примеру, необходимости презентировать себя в качестве ценного источника дохода для вложения общественных денег. Но будет ли это действительно работать? Быстрый, общемировой эволюционный переход к «постакадемической» науке неизбежен [1].

Как функционировала академическая наука?

Скорее, мы нуждаемся в более общей концепции научной и технологической политики, при которой не-инструментальные функции науки должны быть подвергнуты серьезному анализу. И для этого важно иметь в голове конкретные модели не-инструментальных научных практик и институтов. Полезно, например, проанализировать механизмы, которые сделали «академическую» науку такой стабильной и успешной формой с тех пор, как она была изобретена почти два столетия назад в Германии. Что являлось – и до некоторой степени все еще является – мотивами, нормами, стимулами, договоренностями, санкциями, регуляторными принципами, личными карьерными интересами и т.д., которые привлекали и привязывали людей к этой специфической социальной деятельности? Как это связано с не-инструментальными социетальными функциями, которые они выполняют?

В одной из своих работ [2] я показал, что рамки для такого анализа могут быть обнаружены в «нормах», сформулированных Робертом Мертоном в 1942 году. Очень схематично, они были следующими:

коммунальность (Communalism) – ученые должны «публиковать или погибнуть»;

универсализм (Universalism) – в науке «успех сопутствует талантам»;

бескорыстность (Disinterestedness) – поддерживаемая, скажем, несменяемостью занимаемого места;

оригинальность (Originality) – приравниваемая в науке к открытию;

скептицизм (Scepticism) – институализированный в таких практиках как «коллегиальное рецензирование».

Первые буквы этих норм образуют слово CUDOS – «слава», которая и является вашей наградой за следование им! Чтобы закончить этот список норм, я добавлю

дисциплинарность – высокоспециализированное разделение труда, и

индивидуализм – который способствует острой конкуренции.

Мне следует также добавить, что академическая наука не всегда «живет» согласно ее высоким идеалам и является слишком элитарной, эзотеричной и отчужденной для того, чтобы соответствовать сегодняшним стандартам демократической доступности. Тем не менее, она действительно являлась самовоспроизводящейся «формой жизни», которая практиковалась в университетах и многих других «академических» институтах систематично и продуктивно. Можно сказать, что она была социологической «рабочей моделью», которая демонстрировала, что при определенных условиях не-инструментальная наука и в самом деле является жизнеспособной институциональной формой.

Поддержка не-инструментальных исследований

Исчезли ли эти условия навсегда? Уводит ли «2-я форма» производства знания [3] остатки академической науки из наших университетов? Не потому ли нас беспокоят такие изменения как «интеграция фундаментальных проблем с их социетальной и коммерческой эксплуатацией...» и «коллективизация и бюрократизация научной работы...»? Конечно, нам следует спросить самих себя, действительно ли такого рода менеджериальные «чистки» усиливают инструментальную продуктивность университетского исследования. И даже если окажется, что радикальные институциональные изменения необходимы, нам следует немного подумать об их воздействии на не-инструментальные функции науки и об их социетальных преимуществах. «Постакадемическая наука» все еще является социальным институтом, который находится в процессе создания. Для нее не существует разработанного проекта. Безусловно, как ученые мы все участвуем в ее «структурации» [4]. То есть, в процессе адаптации наших действий к ее требованиям мы ее создаем и формируем. Никто, вплоть до высших авторитетов мировой исследовательской системы не знает, как наука будет или должна развиваться следующие несколько десятилетий. Мы все слишком заняты тем, что заставляем ее работать на общество, и у нас нет времени на то, чтобы присесть и переделать ее для этого неопределенного мира.

И все же, хотя мы не можем игнорировать социальные императивы нашей профессии, мы не можем полностью избежать определенной ответственности за форму, которую принимают практики научной деятельности, когда мы следуем этим императивам. Осознавая способы, которыми наука может быть изменена в худшую сторону, нам следует понять возможности для направления ее к лучшим результатам. Ниже приведено несколько идей, думаю, релевантных проблемам, которым я придаю такое большое значение.

Чья ответственность?

В какой мере политика не-инструментальной науки должна формулироваться и осуществляться:

· автономными институтами, такими как хорошо обеспеченные университеты;

· национальными правительственными агентствами;

· межправительственными организациями, такими как агентства Европейского Союза и ООН;

· специальными (ad hoc) исследовательскими организациями, такими как Европейский Научный Фонд (ESF);

· благотворительными фондами и неправительственными организациями; или даже

· мультинациональными корпорациями?

Финансирование

Если мы хотим, чтобы не-инструментальная наука выжила, она должна адекватно финансироваться. Суть аргумента состоит в том, что необходимые ресурсы должны приходить из преимущественно не-инструментальных источников. Помимо благотворительного патронажа, большая часть которого, действительно, направлена на специфические цели, такие как здравоохранение, даже если и не мотивировано перспективами финансовых прибылей, серьезной альтернативы финансированию из общественной казны не существует. Действительно, именно отсюда все еще приходит большая часть поддержки университетских исследований. Но обычно она обосновывается ее пред-инструментальным потенциалом. Если не-инструментальные функции более или менее академического исследования будут реализованы на практике, в принципе, их нельзя будет полностью игнорировать. Поэтому нам следует думать об относительной оценке, которую следует дать другим критериям, таким как:

· поощрение персональных черт и культурных ценностей, таких, например, как любопытство;

· предоставление средств для проведения критического изучения социальных потребностей;

· подготовка независимых исследователей и квалифицированных работников;

· сохранение корпуса независимой технической экспертизы.

Реальные способы финансирования науки, даже из общественных источников, воздействуют на ее потенциальную социальную роль. Что является первостепенным для ее не-инструментальных функций, так это то, что сами исследования должны обладать достаточной операциональной автономией. То есть, цели исследовательских проектов вплоть до относительно высокого уровня сложности в значительной степени должны определяться самими исследователями или их лидерами. Другими словами, система финансирования должна быть достаточно опосредованной, чтобы специфические проекты финансово были отделены от непосредственных инструментальных соображений. Для достижения этого на практике существует несколько способов:

· децентрализованная бюрократическая структура исследовательских институтов;

· общие бюджетные субсидии для квази-независимых университетов;

· прошедшие коллегиально рецензирование гранты для специализированных проектных целей.

О результатах работы подобных систем следует думать не только с точки зрения их вклада в национальную конкурентоспособность, влияния на производимое богатство и т.д., но и с точки зрения их связи с не-инструментальными социальными функциями. Например, если финансируемое обществом университетское подразделение или исследовательский институт ожидает также получить существенную долю финансов на исследования из коммерческих источников, означает ли это, что оно все еще может рассматриваться как независимый источник беспристрастной технической экспертизы?