Сферы использования языка и ролевые отношения

Во многих исследованиях многоязычного поведения семейная сфе­ра оказывается наиболее существенной. Многоязычие часто начинается в семье, зависит от нее, поддерживается и даже охраняется ею. В других ситуациях многоязычие уходит в семейную сферу после того, как ока­зывается вытесненным из других сфер, в которых оно существовало прежде. Не удивительно поэтому, что многие исследователи, начиная с Браунхаузена (Braunhausen 1928) проводят различения в пределах семейной сферы в терминах участников коммуникации. В связи с этой дифференциацией применяется два разных подхода. Браунхаузен (как и Mackey 1962) просто перечисляет членов семьи: отец, мать, ребенок, прислуга, гувернантка, учитель, и т. д. Гросс (Gross 1951), с другой стороны, выделяет в пределах семьи дуальные пары: дедушка с бабуш­кой, бабушка с дедушкой, дедушка с отцом, бабушка с отцом, дедушка с матерью, бабушка с матерью, дедушка с ребенком, бабушка с ребен­ком, отец с матерью, мать с отцом и т. п. Различие между этими двумя подходами весьма значительно. Второй подход не только признает за взаимодействующими членами семьи (как и за участниками коммуни­кации в большинстве других сфер языкового поведения) роль слушаю­щего наряду с ролью говорящего (иначе говоря, что может существовать разница между двуязычным восприятием и двуязычным порождением речи), но он также признает, что их языковое поведение может объяс­няться далеко не только личными вкусами или способностями, но и ролевыми отношениями. В некоторых обществах определенные виды поведения (в том числе и языкового) ожидаются (или даже предполага­ются) при коммуникации конкретных индивидов друг с другом. Можно ли, описывая обычный выбор языка в конкретном многоязычном окру­жении, полностью свести ролевые отношения к ситуационным стилям, еще предстоит выяснить в ходе эмпирических исследований.

Семейная сфера - едва ли единственная, в пределах которой мож­но выделить ролевые отношения. Любая сфера может быть разбита на ролевые отношения, особо важные или типичные для них в конкретных обществах и в определенный период времени. Религиозная сфера (для тех обществ, где можно провести ясную границу между религией и народными обрядами) может демонстрировать подобные отношения типа священник-священник, священник-прихожанин, прихожанин-при­хожанин. Точно так же пары ученик-учитель, покупатель-продавец, наниматель-работник, судья-истец демонстрируют различные ролевые отношения в других сферах. Было бы, конечно, желательно описать и проанализировать использование и выбор языка в конкретном многоязыч­ном окружении в терминах важнейших ролевых отношений в пределах конкретной сферы, которая признается наиболее показательной для этого окружения. Здесь может оказаться небесполезным и выделение собеседника, принадлежащего к одной группе, и собеседника, принад­лежащего к другой группе⁸.

Сферы и другие источники вариативности языкового поведения

Теперь, после всего сказанного, по крайней мере одно кажется не­сомненным: любая попытка одновременно оперировать всеми теоре­тически возможными причинами вариативности языкового поведения в многоязычном окружении может оказаться чрезмерно сложной. Си­туация еще сложнее, чем было показано до сих пор, поскольку мы пока еще не обращались к проблеме, какой тип языковых данных брать при изучении двуязычия, сохранения языка или языкового сдвига. Должны ли мы следовать за лингвистами и изучать фонетическую, граммати­ческую и лексическую интерференцию (не говоря уж о семантической интерференции) в нескольких взаимодействующих языках? Должны ли мы следовать за психологами и изучать относительную скорость и автоматизм перевода и ответной реакции? Должны ли мы следовать за педагогами и изучать общее овладение языком? Несомненно, любой из этих подходов важен и вполне закономерен. Однако мы оставляем их в стороне в последующем изложении и сосредотачиваемся на со­циологическом понятии относительной частоты использования -- взгляде на многоязычие, который представляется наиболее подходящим при изучении сохранения языка и языкового сдвига (Fishman 1964). И даже ограничив себя таким образом, мы едва ли сможем прибли­зиться к сбору и анализу данных в соответствии со всеми возможными отношениями между различными причинами вариативности и сфер использования языка, упомянутых выше. Любое исследование много­язычия способно выбрать для одновременного исследования только одну, наиболее подходящую группу переменных. Можно лишь наде­яться, что остальные переменные останутся на уровне необъяснимых отклонений до тех пор, пока они, в свою очередь, не станут объектом исследования.

Чтобы осветить модели языкового выбора в многоязычном окруже­нии, необходимо различать как минимум следующие источники вариа­тивности:

1. Вариативность средства коммуникации: письмо, чтение и устная речь. Степень сохранения или вытеснения родного языка может сильно варьировать в этих очень различных средствах коммуникации⁹. Там, где грамотность приобретена до контакта с «другим языком», чтение и письмо на родном языке может сопротивляться замещению другим языком дольше, чем устная речь. Когда грамотность приобретена после (или в результате) такого контакта, обычно имеет место обратное (Fishman 1964).

2. Вариативность ролей¹⁰. Степень сохранения языка или языкового сдвига может различаться в отношении внутренней речи (язык мысли, язык разговора с самим собой, язык снов, то есть всех тех случаев, ког­ да эго является одновременно источником и целью речи), понимания (декодирование, в котором эго - цель) и порождения (кодирование, в котором эго - источник). Есть данные, имеющие отношение как к индивиду, так и к группе, которые свидетельствуют, что там, где мно­ гоязычные носители сопротивляются языковому сдвигу, внутренняя речь оказывается более устойчивой к интерференции, переключениям и ошиб­ кам в родном языке. Там, где языковой сдвиг желателен, обычно проис­ ходит обратное (Fishman 1964).

3. Ситуационная вариативность. Степень сохранения языка или языкового сдвига может различаться в зависимости от более формальной, менее формальной или дружеской (intimate) коммуникации (Fishman 1965а). Когда языковому сдвигу сопротивляются, дружеские ситуации общения более устойчивы к интерференции, переключениям и ошибкам в родном языке. Обратное характерно для ситуаций, когда языковой сдвиг желателен.

4. Вариативность по сферам использования языка. Степень сохра­нения языка или языкового сдвига может различаться для каждой из нескольких сфер языкового поведения. Эти различия могут отражать различия между взаимодействующими группами населения и их социо­культурными системами в области автономности, власти, влияния, цен­тральности той или иной сферы и т. д. Сферы нуждаются в более дроб­ном анализе в терминах существенных для них ролевых отношений, а также анализе в терминах вариативности темы.

Описание и анализ одновременного, кумулятивного воздействия всех вышеупомянутых причин вариативности языкового выбора дает конфигурацию сфер доминирования (Weinreich 1953). Конфигурация сфер доминирования суммирует данные о языковом выборе множества индивидов, составляющих подгруппу населения. Повторяющиеся кон­ фигурации сфер доминирования для одной и той же группы, прослежен­ные во времени, могут отражать эволюцию языковой устойчивости и языкового выбора в конкретном многоязычном окружении. Сопоставляя эти конфигурации, мы изучаем относительное воздействие разных социокультурных процессов (урбанизация, секуляризация, ревитализа­ция и т. п.) на одну и ту же группу с определенным родным языком в разном контактном окружении, или относительное воздействие еди­ного социокультурного процесса на разные группы в аналогичном кон­тактном окружении (Fishman 1964).