Глава V

Тюркский (=гунно-савирский = алано-асско-

дигорский = карачаево-балкарский) субстрат

В осетинском лексическом фонде

Происхождение алан ~ асов и дигорцев, согласно «Ро­дословному Древу» тюрков, от гуннов, обилие гунно-са­вирских названий мест в Северной Осетии (см. введение и главы I – IV), этно-топонимы карачаевцев на той же тер­ритории (см. введение) обуславливают наличие следов гунно-савирского = алано-асского = древнекарачаево- балкарского субстрата в осетинском языке.

«Субстрат (от лат. Substratum – “основа”,“подкладка”). Cледы побежденного языка в составе языка-победителя при скрещивании двух языков (в лексике, фонетике, грам­матическом строе)» (Розенталь, Теленкова, 432). В данной главе рассматриваются свыше трехсот карачаево-балка­ризмов, проникших в осетинский язык только в процессе непосредственного общения, но отнюдь не в результате торговых, экономических связей.

1. Абсаты / Афсаты – осет. Эфсати

Apsaty / Afsaty в кбал. «бог охоты; покровитель зве­рей» (см. Кбал.-рус. слоарь, 69; Тс. кбал. яз. I, 170) – осет. Æfsatī «бог охоты, “хозяин” лесных зверей» (см. Абаев II, 109). «Общий всему Центральному и Западному Кавказу мифологический образ, порожденный сход­ными усло­виями охотничьего быта, – пишет В. И. Абаев.– балк. Afsatə, Apsatə, карач. Apsatə, сван. Apsat’ «бог охоты». Типоло­гическими двойниками осетино-балкаро-сванской Абсаты явля­ются: абх. Ažweypšaǎ «божество охоты», черк. Mezətha «бог ле­сов и зверей», чеч. Elta id. О происхожде-нии имени Apsat’ см. Н. Я. Марр. Франко-армянский Sabasios-Aspac’ и сванское божество охоты. ИАН 1912, с. 827 – 830; Бог Σαβαζίος у армян. ИАН 1911, с. 759 – 774. Н. Я. Марр сближает Apsat’ с арм. aspaс’, aswaс’, ast owac’ «бог», а в дальнейшем с фракийским названием бога Диониса Σαβαζίος (sabad // aspad) ОЯФ I 88? 91, 105, 300 (прим.1: «У сванов наряду с мужским образом Apsat’ существо­вало женское божество охоты Dal» (Абаев II, 109).

По М. А. Хабичеву, кбал. «Апсаты, Абсаты, сбалк. Афсаты “имя богини охоты” (языческого периода), “песня охотников , посвященная божеству охоты”. Это одно из самых распространенных имен божества охоты древней­шего периода. Оно встречается в самых различных языках мира: индоевропейских, урало-алтайских, семитских, кав­казских, даже в языке американских индейцев (ср. в языке мая Сип “имя божества охоты”). Данному вопросу мы по­святили отдельное исследование. А здесь отметим, что языки мира и духовная культура народов мира взаимосвя­заны с незапамятных времен. Ср. фракийское название Диониса – аспат “творец”, чув. аспати “боженька”, слав. господь, як. айыысыт, ахсыт “творец”, “общее название богинь плодородия, существ, преимущественно женского пола, творчески способствующих размножению людей, конного и рогатого скота, собак и лисиц… С карачаево- балкарским названием связаны осет. Äфсати, сван. Ап­сать (АИЭС, I, 109) “бог охоты”» (Хабичев III, 56).

В этих трактовках нет попытки проверить, имели ли что-либо подобное гунны, в «Родословном Древе» кото­рых значатся, как показано выше, аланы-асы и дигорцы как первопредки. Приведу выдержку из труда вашего по­корного слуги «Гуннско-протобулгарско-северокавказ­ские языковые контакты».

Когда гуннские охотники “на берегу Меотиды заме­тили, что вдруг перед ними появился олень, вошел в озеро и, то ступая вперед, то приостанавливаясь, представлялся указующим путь”, они, последовав за оленем, “пешим хо­дом перешли Меотийское озеро, которое до тех пор счи­тали непроходимым, как море. Лишь только перед ними, ничего не ведающими, показалась cкифская земля, олень исчез” (Иордан, 91). “Вовсе не зная, что кроме Меотиды существует еще другой мир, и приведенные в восхищение скифской землей, они, будучи догадливыми, ре­шили, что путь этот, никогда ранее неведомый, показан им бо­жест­венным соизволением. Они возвращаются к своим, сооб­щают им о случившемся, расхваливают Скифию и убеж­дают все племя отправиться туда по пути, который они уз­нали, следуя указанию оленя” (там же). Когда же кара­чаево-балкарский охотник Бийнёгер, герой одноименной историко-мифологической песни, пошел в горы с целью добыть оленьего молока для лекарства больному брату, то перед ним явилась дочь бога охоты Апсаты в образе белого оленя, заманила его на одну из вершин Баксанских гор (восточ­ных отрогов Эльбруса), откуда невозможно было спуститься, сказала Бийнёгеру, что она Батыма, дочь Ап­саты, прокляла Бий­нёгера, и он нашел свою смерть на этой вершине (Къарачай по­эзияны антологиясы, 30). О боже­стве, указавшем путь к Мео­тиде, напоминал войскам пред­водитель гуннов Аттила перед решающим сражением с римлянами на Каталунских полях: «…Наконец, к чему фортуна утвердила гуннов победителями стольких пле­мен…? Кто же, наконец, открыл племенам нашим путь к Меотидам, столько веков пребывавший замкнутым и со­кровенным?...» (Иордан, 107).

Карачаево-балкарское Apsaty / Absaty / Afsaty «боже­ство охоты в образе оленя» соответствует, как отмечено выше, осе­тинскому Æfsaty и сванскому Apsat’. Последнее, как также отмечено выше, сближал Н. Я. Марр с армян­ским аспац / асвац / астовац «бог», а в дальнейшем с фракийским названием бога Диониса Σαβαζίος (см. выше). Если уж доверять созвучию слов, то Absaty / Apsaty «бог охоты в образе оленя» можно сопоста­вить с древнеегипет­ским Apis «бог в образе быка». В древнем Египте жители Мемфиса «содержали священного быка Mnevis», жители Момемфиса – «священную корову». Эти животные счита­лись божествами (см. Страбон, 741 – 743) ; Но созвучие Apsaty и Apis случайное. Дело в том, что в дренеегипет­ском Apis окончание -is – показатель мужского рода, как и в названиях древнеегипет­ских поселений Momemfis, Memfis, Apis, Toposiris, Sarapis, Navkratis, Sais, Ksois, Bisiris, Afribis, Tanis (см. там же, 739 – 743), тогда как в северокавказском Absaty / Apsaty / Afsaty / Æfsaty / Ap­sat’ при сопоставлении его с именем героини нарт­ского эпоса кбал. Satanaj (Малкъар-къарачай нарт таурухла, 28), адыг. Satanej (Антология кабардинской поэзии, 23), осет. Satana (Абаева З. В., 372), имя древней аланской ца­ревны Satinik (Хоренский, 101), вычленяется sat, носящее семантическую на­грузку (см. ниже). Таким образом в Ap­saty / Absaty мы имеем ab / ap и sat + -y.

«С именем Apsaty у карачаево-балкарцев был связан древний ритуальный обряд посвящения в охотники. У камня Apsaty-taš устраивались жертвоприношения, со­провождавшиеся плясками, песнями, рассказами о повад­ках животных» (Ортабаева, 31 – 32). В сарыг– югурском языке sät – «подношение бурханам», монг. sätär – «ленты, привешиваемые к скоту, посвященному духам», калм. sätr – «священный», «посвященный», «посвящен­ная в жертву корова» (Тенишев, 206). Как видно из изложенного, древ­ний карачаево-балкарский ритуальный обряд посвящения в охотники, сопровождавшийся жертвоприношениями богу охоты Absaty / Apsaty и значения слова sät «подношение бурханам», sätr ( от sät) «священный», «посвященная в жертву корова» сов­падают. Начальное ab / ap термина Ab­saty / Apsaty «божество охоты в образе оленя» ср. с др. тюрк. ab «охота (на зверей)» (ДТС), тур., уйг., гаг. av, туркм. aw, ктат., кар. к., кум., каз., ног., тат. aw ~ av, кбал. uw, кир. u «охота (на зверей, дичь)» (Севортян I, 62). Из изложенного следует, что ab «охота» + sät / sat «свя­щенный, святой» + афф. принадлежности 3-го л. ед. ч. -y дало Absäty / Absaty > Apsaty «Святой охоты» в значении «Бог охоты»; восходит этот термин к шумерскому Ab-zid- da «Корова священная» (cм. выше); Satanaj < sat anaj – «Святая матушка»; вторую часть этого имени ср. со зва­тельными формами на –aj: anaj, änäj, inej в северо-вос­точных, частично в северо-западных тюркских языках и в туркменском со значениями «мать», «мама», «матушка» как форма обращения к пожилым женщинам (Севортян I, 280). В карачаево– балкарском фольклоре форма об­раще­ния к почитаемым матерям – oj anaj-anaj! «о матушка-ма­тушка!» (Къарачай халкъ таурухла, 83). Что касается имени аланской царевны Satenik (< Sat enik), то в различ­ных тюркских языках inik / enik / enek означает : 1. «дете­ныш животных и зверей»; 2. «молодое животное»; 3. «ще­нок»; 4. «животное»; 5. «ребенок, младенец» (Севортян I, 281 – 282). Вместе с тем Э. В. Севортя­ном отмечено, что наиболее первичным должно быть значение «дитя (чело­века)», приводимое Махмудом Кашгари (XI в.) (см. там же, 283). Отсюда следует, что Satenik (< Sat enik) – «Свя­тое дитя» (Байчоров VI, 44– 47). Из изложенного вытекает, что рассмотренный здесь теоним карачаево-балкарский, заимствованный другими языками.

2. асыла – осет. Aси / Aсси

Asyla «асы» в значении «балкарцы» в кбал. арабогра­фиче­ском тексте 1127 г. хиджры (= 1715 г.) (см. Байчоров V); “As-mus – adam ijis! / As-pus – adam ijis!” («Ас эта­кий – человече­ский запах!»), – восклицает Эмеген «Цик­лоп», почувствовав при­ближение героя сказки (см. Къара­чай– малкъар джомакъла). “Alan!” «Карачаевец!»; «Бал­карец!». Этимологический анализ наименований всех че­тырех частей народа – alan, aš, as, az – показал, что все че­тыре этнонима – фонетические варианты одного и того же слова «горы; горные перевалы»: племя, произносящее звук [š] чисто, называло себя aš, племя, произносящее [s] вместо [š], называло себя as; звонким вариантом последнего – az – именовалось третье племя; а четвертое, произносящее [l] вместо [š], т. е. говорившее на ламбдаизированном диа­лекте, именовалось al + -an = alan (см. главу IV). Следы этих четырех диалектов четки (см. там же). – Осет. Asy / Asi, Assi «Бал­кария», «балкарцы»; и. asiag, д. ässon «бал­карец», «балкарский». «Одно из самоназваний осетинского народа в прошлом, – пишет В. И. Абаев, – перенесенное на новых насельников той же терри­тории» (Абаев II, 80). «Что as не связано с позднейшим тюркоя­зычным населением Балкарии, – пишет тут же В. И. Абаев, – подтверждается и тем, что в этнической номенклатуре самих балкарцев этот термин отсутствует» (там же). Однако, если отсутствие этого этнонима «в этнической номенклатуре» самого на­рода – аргумент для отрицания генети­ческой связи с ним, то, во-первых, и осетины на своем языке не называют себя так: «В наши дни этнические наименования alan-as среди осетин не сохранились ни в качестве общего самона­звания, ни для обозначения отдельных групп народов», – пишет Н. Г. Волкова (см. выше). «В настоящее время среди осетин в качестве самоназваний распространены два этнических имени – iron и dygoron, соответствующие восточной и за­падной группам народа» (см. выше). Во– вторых, и выше приведены факты, подтверждающие то, что и alan, и as – самоназвания карачаево-балкарцев. Этимологии этнони­мов az, as, aš, alan см. в главе IV.

3. ачыуташ / ацыуташ – осет. ацудас / aцодасэ

Ačywtaš / acywtaš в кбал.«квасцы» (см. Тс. кбал. яз. I, 272) (от ačyw / acyw «горький» + taš «камень») – осет. acūdas / acodasæ «квасцы» (Абаев II, 27).

По М.А. Хабичеву, кбал. «ачыўташ “квасцы” от ачыў “горький” + таш “камень”. Каз., ккалп. ашудас, тат. ачу­таш (СЭСТЯ, 91 – 92) “квасцы”. Отсюда аб. ахчадаш (АбРС, 93), ад. ахъшэташ (ТСАЯ, 11), каб.-ч. ахъшэдэщ (РКЧС, 279), осет. ацудас (ОРС, 208) “квасцы”» (Хабичев III, 47 – 48).

4. Бабуш / баппуш / баппакъ – осет. бабыз / бабуз

Babuš / bappuš / bappaq в кбал. «утка» (см. Тс. кбал. яз. I, 295, 331, 332) – осет. babyz / babuz «утка», у Шагрена babys / babus… «Вошло в осетинский, – пишет В. И. Абаев, – из какого-то тюркского языка; ср. ног., балк., ка­рач. Babuš. Ус­воено и в некоторые другие кавказские языки: каб. baboš, чеч. babušk, инг. Boabesk…» (Абаев II, 230).

По М. А. Хабичеву, кбал. «бабуш, баббакъ, сбалк. бап­буш, кумык. бабиш «утка». Оно состоит из звукоподража­тельного слова баб + имяобразующие аффиксы -уш, -буш, -бакъ». Аб. бабыщ (АбРС, 111), каб.-ч. бабыщ (КРС, 21), осет. бабыз, бабуз (АИЭС, I, 230) “утка”» (Ха­бичев III, 35 – 36).

5. Багуш – осет. фаджыс / фагус

Baguš¹ в кбал. «мусор», «свалка», baguš² «удобрение», «навоз» (см. Тс. кбал. яз. I, 295) – осет. faġys / fagus «на­воз» (см. Абаев II, 417). «Одно из старейших тюркских от­ложений в осетинском, – пишет В. И. Абаев. – Ср. балк. baguš, bauguš, bağuš «навоз, алт. pağai «по­ганый», pa­ğaila «осквернять» (Радлов IV 1132 сл.), якут. paxai, bağas междометие «мерзость!», «гадость!», «гадко!», «скверно!», «мерзко!», чув. пакä «пакость», пах «кал», «навоз», монг. bāxa «испряжняться» и др. По сообщению С. Е. Малова, в языке желтых уйгуров существует глаголь­ная основа paka «испряж­няться», чем полностью подтвер­ждается тюркский характер рас­сматриваемого слова, пред­ставляющегося отглагольное образо­вание. В осетинский слово проникло еще в ту эпоху, когда дей­ствовал закон пе­рехода p в f, т. е. очень давно. Исходная форма, которую предполагает осет. fagus, должна была звучать pakuš. Русск. пакость, если и не идет отсюда, все же в своей се­мантике подверглось влиянию вышеприведенных (чуваш­ского?) слов (ср. ст. сл. пакость «вред», «ущерб», но не «гадость», «дерьмо»)» (Абаев II,417).

По М. А. Хабичеву, кбал. «багуш, багъуш “навоз”, “мусор” от баг, ср. чув. пах “кал”, “навоз”. Ср. осет. фа-джыс, фагус (АИЭС, I, 417) “навоз”» Хабичев III, 62).

6. Базыкъ – осет. мызыкъ / мэзыкъ

Bazyq в кбал. «1. толстый; 2. полный, здоровенный (о чело­веке); 3. басистый (о голосе); 4. крупный (о зерне); 5. грубый (о сыпучих телах); 6. перен. гордый» (см. Тс. кбал. яз. I, 409) – осет. myzyq / mæzyq и. «коренастый», «кряжистый», «дюжий», «массивный». «Из тюрк. bazyq «человек среднего роста, коре­настый и крепко сложенный, крепкий, дюжий, выносливый» (Радлов IV 1544)», – пишет В. И. Абаев (Абаев III, 146).

По М. А. Хабичеву, кбал. «базыкъ “толстый”, “корена­стый”, осет. мызыхъ, мазыхъ (АИЭС, II, 146) “корена­стый”, “дюжий”, “массивный”. Ср. кар. г. базых (РС, IV, 1544) “толстый” и тат. базыкъ “коренастый”, “дюжий”» (Хабичев III, 98).

7. батыр – осет. къэбатыр / бэгъатыр

Batyr в кбал. 1. «храбрый, смелый, отважный, мужест­вен­ный»; II. «храбро, смело, отважно, мужественно»; III. «богатырь, храбрец, смельчак» (см. Тс. кбал. яз. I, 353 – 354) – осет. qæbatyr / bæğatyr «храбрый», «отважный». «Иронская форма qæbatyr – из bæğatyr с метатезой bæğ– > ğæb- и последующим закономер­ным переходом началь­ного ğ в q, – пишет В. И. Абаев. – См. bæğatyr (к тюрк., монг. bağatur, откуда и русск. богатырь)» (Абаев III, 277 – 278).

Э. В. Севортян, проанализировав источники этимологи­зации batyr / batur > baγatyr / baγatur, отметил, что «обе формы рассматриваемого слова – и полная тюрко-монг. baγatur, и стяженная тюрк. форма batyr- были известны на Кавказе в первые века нашей эры, для этого времени монгольский язык как источник заимствования представ­ляется проблематичным. Более вероятным может оказаться гуннский язык, который уже назывался выше. Известно, что в 372 г. Аланы были разбиты гуннами, которые затем вместе с частью аланов ушли на запад. Тюрк. baγatur и batyr являются, возможно, следами пребывания гуннов на Кавказе» (Севортян II, 84). «Общая для тюркских форм производящая основа , ба:т ~ бaт присутствует и в тун­гусо-маньчжурских соответствиях, в которых представ­лена, кажется, еще одна основа – бағат (ср. багади). Таким образом, весь приведенный выше материал в своей сово­купности позволяет рассматривать бағатур, ба:тыр, батур ~ батыр как общеалтайское достояние, – если не шире, – которое включает в себя тюркские и монгольские формы» (там же, 85).

По М. А. Хабичеву, кбал. «багъатыр (арх), батыр “бо­гатырь”, “герой”, “храбрый”. Неотделимы аб. батыр (АбРС, 114) “богатырь”, ад. батыр (ТСАЯ, 14), каб.-ч. ба­тыр (КРС, 22) “герой”, осет. хъäбатыр, бäгъатäр (АИЭС, II, 227) “храбрый”, “отважный”» (Хабичев III, 87).

8. батыр ас – осет. Батраз / Батрадз / Батырадз

Batyr as в кбал. «отважный (храбрый, мужественный, ге­рой) ас» – в осет. нартовском эпосе Batraz / Batradz / Batyradz – варианты имени героя нартского эпоса.«Имена Батраза и его отца Хамица монгольского происхожде­ния, – пишет В. И. Абаев. – Они служат свидетельством старых алано-монгольских связей, о которых хорошо известно как по историческим источникам (см. ОЯФ I 250 сл.), так и по другим следам в языке и фольклоре (см., например, слово ældar «князь»). Мы рассматриваем имя Batraz как сложное из batyr-as, т. е. «богатырь асский (аланский)» … Слово batyr, широко распространенное у монгольских и тюркских народов, проникло также в некоторые другие языки; ср. вогул. madur «герой», венг. bator и др. Оно охотно вводится в состав собственных имен эпических и исторических героев как украшающий элемент, на­пример, каз. Bulat-Batyr, манси (вогул.) Madur-Waza, пол. (из венг.) Стефан Баторий и др.» (Абаев II, 240 – 241).

Наличие фонетических вариантов рассматриваемого слова в тюркских, монгольских и угро-финских языках говорит о том, что оно восходит к урало-алтайской языко­вой общности (см. об этом и в предыдущей словарной статье).

9. Белги – осет. бэрэг

Belgi в кбал. 1. «знак, условное обозначение»; 2. «при­знак, при­мета»; 3. «черта, граница, межа»; 4. «сигнал»; 5. этн. «подарок девушки парню [в знак согласия стать его женой]» (Кбал.-рус. словарь, 132); древнебулгарские эпи­графические belüg / belük / beleg / belek «эпитафия», «па­мятник» (см. Байчоров XX; Хакимзянов) – осет. bæræg «заметный», «определенный», «известный», «метка», «знак». В. И. Абаев пишет: «Вероятно, из mæræg, к др. иран. mar- “замечать”. Формы на -æg имеют в современ­ном языке значение активных причастий. Но в старых лек­сикализо­ванных образованиях они выявляют нередко пас­сивное значе­ние: kærdæg “трава” (“косимое”), sændæg “накрошенное”, zaræg “песня” и др. (ОЯФ I 569). Bæræg (из mæræg) стоит в этом ряду, означая не “замечающий”, а “заметный”. Перебой начального m > b, известный и в других случаях (см. bæğnæg, bædæn), на этот раз мог быть поддержан еще контаминацией с тюрк. belgä, bilgi (bilgili, bergili), монг. bälgä “знак”, “знание” и пр., откуда и болг. белегъ, др. рус. белегъ “знак”; см. bælvyrd» (Абаев II, 251). Однако см. belgili, производное от belgi.

10. Белгили / белгилиди / белгилид – осет. бэлвырд /

белвурд

Вelgili / belgilidi / belgilid в кбал. 1. «заметный, при­метный, видный»; 2. «известный, популярный, знамени­тый»; 3. «явный, от­крытый»; 4. «определенный, установ­ленный» (см. Кбал.-рус. словарь,132 – 133) – осет. bælvyrd / belvurd «действительно», «достоверно», «досто­верный» (см. Абаев II, 249). В. И. Абаев пишет: «Может быть, из belgyl-d с перебоем задненеб­ной > губной, как в džuğutur > dzæbodur «тур», и диссимиля­цией плавных (bævyld > bælvyrd). Связывается с тюркским bilgi «зна­ние», bilgili «знающий», bilgilik «знак», «примета». Слова эти про­никли в ряд кавказских языков: bergələ «метка», чеч., инг. Bilgalo, belgalo «признак», belgala «опреде­ленно», «навер­ное». Значительность происшедших на осе­тинской почве звуко­вых изменений заставляет относить это слово к весьма ранним осетино (алано)-тюркским сношениям. В новое время слово снова усвоено в дигор­ской форме ber­gelli «определенно», «несомненно» (там же).

По М. А. Хабичеву, кбал. «белгили “известный”, “оп­ределенный”, “с меткой” от белги “метка”, “знак” (см. выше – С. Б.) + аффикс обладания -ли. То же в кумыкском языке. Неотделимы аб. бергьльы (АбРС, 117), каб.-ч. белджылы (КРС, 28) “ясный”, “определенный”, осет. д. бергелли (АИЭС, I, 249) “определенно”, “несомненно”, чеч., инг. билгало “признак”; билггал, белгала “опреде­ленно”, “наверное”» (Хабичев III, 98).

11. Бёрю – осет. бūрэгъ / берэгъ

Börü в кбал. «волк» (см. Кбал.-рус. словарь,140) – осет. bīræğ / beræğ «волк» (Абаев II, 262). «В то время как осетинские названия медведя и лисицы точно соответ­ствуют древнеиранским и общеиндоевропейским (см. ars и ru­vas), – пишет В. И. Абаев, – название третьего хорошо известного древним иранцам хищника, волка, не может по своей форме рас­сматриваться как исконное иран­ское наследие. Древнеосетин­ское название волка должно было звучать vrka-, varka- (ср. др. инд. vrka-, ав. vəhrka-), что на новоосетинской почве должно было wærg- или wærx-, с наращением -æg – wærxæg. Эта по­следняя форма действительно и существовала в осетинском, но была вытеснена под действием запрета (табу), что было естест­венным следствием тотемических воззрений (см. нашу работу: Опыт сравнительного анализа легенд о происхождении нартов и римлян. Сб. памяти Н. Я. Марра, 1938, с.317 – 337). Взамен та­буированного wærxag, сохранившегося только в эпосе как соб­ственное имя, мы находим теперь в осетинском bīræg. Откуда идет это слово? Вс. Миллер (ОС III 13) и Штакельберг (MSt. 47) указывают на сев. тюрк. (чагат., уйгур.) büri, bürü «волк». При­ведем более полные соответствия по тюркским диалектам: узб. büri, кирг. bürü, каз., баш., казан. börü, телеут. pörü, карач. bür, pür, урянх. burö, böre, якут. börö (сюда же от­носят русск. бирюк)» (Абаев II, 262).

Данное высказывание автора нуждается, прежде всего, в следующей поправке: ни карачаевцы, ни балкарцы не называют волка bür, pür (см. Тс. кбал. яз. I, 417 – 418; Кбал.– рус. словарь, 140).

«При всей близости этих форм, – к осет. biræğ, – чи­таем далее у В. И. Абаева, – они не дают объяснения ко­нечному -ğ. С этой стороны более ценными для нас оказы­ваются не тюркские, а некоторые восточнофиннские формы: мари pirägy, морд. эрзя virgez, морд. мокша virgas. С этими финскими названиями и следует в пер­вую очередь связывать осет. biræğ. Не исключена в то же время воз­можность, что все приведенные севернотюркские и восточ­нотюркские названия «волка» стоят в тесной первоначаль­ной связи с иранским. В одном из восточ­ноиранских наре­чий, которому присвоено название сакского, волк зовется birgga (произносилось birğa). Очевидная близость этого слова к приведенным выше может быть объяснена как ре­зультат древних сношений восточнофинских и северно­тюрк­ских народов с иранскими. В пользу этого говорит и то, что за­паднофинские и южнотюркские языки имеют для волка другое название (фин. süsi, тур. qašqyr). Вполне возможно, стало быть, что biræğ – иранское (сакское) слово, взамен табуированного wærxæg» (Абаев II, 262 – 263).

«Следует заметить, однако, – возражает Э. В. Севортян, – что вывести bö:ri ~ böri ~ böry ~ buri ~ buru из bīruka или birgga (birğa) фонетически не легко, так как необхо­димо объяснить эволюцию иран. -ī- или -i- в -ö:- ~ -ö- на тюркской почве и от­падение -i (-y) ~ -e (-ö) в böri ~ böre. Сказанное касается также согд. wyrka, санскр. vrkah [ср. др. перс. vəhrka- m., vəhrkā- f. «волк», «вол­чица» Barth₁₄₁₈ – Э. С.], с которыми сближает böri А. М. Щербак (ИРЛТЯ_{131, 132})» (Севортян II, 221). «Дунайско-булгарское верени «волк» («тигр») в списке названий 12-летнего

животного цикла он (Омельян Прицак – С. Б.) квалифици­рует как транскрипцию böri в китайских источниках. В этой же ра­боте О. Прицак вслед за В. Миллером допускает предположение о тюркском (кубанско-булгарском) про­исхождении осетинского berağ «волк» (там же).

По М. А. Хабичеву, кбал. «бёрю “волк”. Встречается в тюркских языках в разных вариантах: др.-т. бёри (ДТС, 118) “волк”; “сын”. Осет. бирäгъ, берäгъ (АИЭС, I, 262) “волк” представляет собой более древнюю форму кара­чаево-балкарского слова» (Хабичев III, 36).

12. Билямукъ – осет. быламыкъ / буламукъ

Biljamuq в кбал 1. «мучная похлебка»; 2. «жижа (об очень гряз­ной воде); нюня (о слабовольном, бесхарактер­ном человеке)» (Тс. кбал.яз., 428) – осет. bylamyq / bula­muq «мучная болтушка» (см. Абаев II, 278). «Из тюрк., – пишет В. И. Абаев, – bulamuq, bəlaməq “жидкая бол­тушка из муки” (Радлов IV 1842, 1730); от глагола bulamuq ”размешивать”, “разбал­тывать”» (Абаев II, 278). Однако сопоставление тюркских форм рассматриваемого слова [bulamaq туркм., лоб.; bu­lomoq туркм. диал.; bylamaq туркм. диал.; bulamyq кирг., каз., тат., тоб.; bǔlamyq баш.; bulamuk тур. диал.; bu­lamuq кум.; bulamiq уз.; bolamyq уз. диал.; bylamyq каз., ног., ккалп.; bil’amuq кбал. (см. Севортян II, 258)] указы­вает на близость осетинской формы к карачаево-балкар­ской.

По М. А. Хабичеву, кбал. «билямукъ, буламукъ “болтушка”, “похлебка” от булгъа- “мешать”, “взбалты­вать”,“перемешивать”. Ср. кумык. буламукъ “ма– малыга”, крм. ТХМ. 54 буламыкъ“болтушка”. Осет. быламыхъ, буламухъ (АИЭС, I, 278) “мучная болтушка” неотделима от карачаево-балкарского источника» (Хаби­чев III, 52).

13. Богъурдакъ – осет. богъурдакъ

Boγurdaq в кбал. анат. «трахея, дыхательное горло, гортань / гортанный», «глотка» (см. Кбал.-рус. словарь,154) – осет. boğurdaq д. «глотка» (Абаев II, 265). «Из тюрк­ского boğurdaq “горловой хрящ” (Рад­лов II 1652)», – пи­шет В. И. Абаев (Абаев II, 265). «Bo­qurdaq и проч., – пи­шет Э. В. Севор­тян, – производные, образовавшиеся с по­мощью афф. -daq, -laq (целый ряд отыменных производ­ных со значениями коллектив­ности и другими см. в Brock. OGM §39 и 77), со значением места, предназначенного для ч.-л. (Сев. АИ_{217 – 219}) от основ bo­qur > boγur и boγuz. Первая из этих основ в форме boqqur со значением «зоб», «двойной подбородок» отмечена в кара­чаево-балкарском ауле Верхний Хулам (Аб. ОАФ₂₈₀) и, возможно, имеет зву­коподражательное происхождение, имитируя крик: boqur; ср. уз. buqir- < buqir– «орать», «реветь», «плакать на­взрыд», «реветь» (о животных). Вто­рая основа – обозна­чение для «горло» (Севортян II, 184).

По М. А. Хабичеву, кбал. «богъурдакъ, хб. бокъкъур “горло”; “глотка”; “гортань”; “зоб”; “кадык”. В остальных тюркских языках оно встречается в формах багъырдакъ, бокъурдакъ, богъуз, богъуздакъ, богъуртлакъ “горло”, “глотка”, “гортань”, алт., леб. пакъуур (РС, IV, 1128 – 1129) “горло”, “задняя часть языка”, тел. пакъулуур “зоб”, “адамово яблоко”. Осет. богъурдакъ “глотка” и бохъ­хъыр “зоб” восходят к карачаево-балкарскому первоис­точнику» (Хабичев III, 17 – 18).

14. Бодуркъу – осет. быдыргъ / будургъэ

Bodurqu в кбал. 1. «пугало (огородное); 2. чучело» (Тс. кбал. яз. I, 457 – 458) – осет. bydyrğ / budurgæ «лохмо­тья», «тряпье», «чучело», «огородное пугало» (см. Абаев II, 276). «Сближа­ется, – пишет В. И. Абаев, – с русск. (диал.) бутор «тря­пье», «хлам», « пожитки», что в свою очередь связывается с венг. bútor «утварь», «вещи». Осетинское слово могло быть усвоено непосредственно из вен­герского (в эпоху алано-венгерского соседства), так и из славян­ских» (там же).

Однако bod urqu «тело (фигура) установленное», ср. др. тюрк. bod I 1. «тело; туловище; стан; фигура»; 2. «рост» (см. ДТС, 106 –107) + urqu / urγu, производное от общетюрк. ur- 7. «сооружать, воздвигать, устраивать» (см. Севортян I, 599).

15. Кбал. бугъа – осет. богъ / богъа

Buγa в кбал. 1. «бугай; бык-производитель»; 2. перен. «паровоз» (см. Тс. кбал. яз. I, 500) – осет. boğ / boğa «бугай» (Абаев II, 264). «Тюрко-мон­гольское слово, проникшее и в другие языки, – пишет В. И. Абаев: русский, украинский, персидский, кавказские.Ср. тур (анат.) buğa, азерб., каз. buğa, кум., ног. boğa, алт., кашк. buka, монг. buka. Сюда же русск. (южн.) бугай, укр. бугай, а также русск. бык. На кавказской почве: груз. buğa, авар., лак., дарг. buğa, инг. buğæ, убых. buğu, шапс. bugho и др. Ср. bogal, bo­qqwyr. Вс. Миллер. ОЭ III 13; Gr. 8. – ОЯФ I 84» (Абаев II, 264). Buγa «бугай» (см. выше) и осет. bogal «силач» В. И. Абаев считает происходящими одно от другого. «Вероятно, из boğ + gal, – пишет В. И. Абаев, – буквально «бугай– бык». См. boğ и gal. Ср. также тюркское bökä (Радлов VI 1963), монг. böx «силач», «борец» (Абаев II, 264).

По М. А. Хабичеву, кбал. buγa в тюркских языках употребляется в различных вариантах: уйг., алт., тел., леб., шор., саг., койб., катч., кюер. пугъа (РС, IV, 1361) «бык», др.-т., тур., тар., каз. букъа (РС, IV, 1802) «племенной бык», чаг. бугъа то же самое. К карачаево-балкарскому первоисточнику восходят ад. быгъуы (ЭСАЯ, А– Н, 102) «бык-производитель», «бугай», осет. богъ, богъа, убых. быгъуы, шапс. бугъо (АИЭС, I, 264)» (Хабичев III, 42).

16. бузукъчу – осет. пазагэ / пузинкиг

Buzuqču в кбал. «нарушитель, смутьян, скандалист, бузотер (разг.)» (см. Кбал.-рус. словарь, 167) от buz- 1) «портить, ломать, выводить что-либо из строя»; 2) «рас­страивать (кого, что); разла­живать» (что); 3) «отменять, расторгать» (что); 4) «нарушать» (что) (см. там же, 166) – осет. pazagæ, puzinkig «капризный» (Абаев II, 244). «Ср. русск. (арго) бузить «скандалить», (влад.) бузун, бызун «дра­чун», «за­дира» (Даль)», – пишет В. И. Абаев (Абаев III, 244). Ср. др. тюрк. buz- 1.«ломать, разрушать, разбивать»; 2. «побеж­дать, наносить поражение; унучтожить»; 3. перен. «рас­страивать, приводить в беспорядок; проваливать; портить»; buzγučy «губитель» (ДТС, 130).

17. булгъа- – осет. лэбугъ / булугъ

Bulγa- в кбал. 1. «мешать, перемешивать, размеши­вать»; 2. «макать»; 3. «вращать»; 4. «качать» (головой); 5. «махать» (напр., рукой, платком); 6. перен. «извращать, портить» (см. Тс. кбал. яз. I, 513) – осет. læbuğ, buluğ (обычно во мн. ч.: læbuğtæ, buluğtæ «муть», «осадок (пива,

мучной похлебки и т. п.)» (см. Абаев III, 16). «Форма læbuğtæ представляет метатезу из bæluğtæ, buluğtæ, –

– пи­шет В. И. Абаев.– Последнее связано с тюрк. bulğa “перемеши­вать”, “взбал­тывать”, “мутить” (Радлов IV 1848). – Ср. bulğaq “свора”, “склока”, bulğur “мешанный” (Абаев III,16).

По М. А. Хабичеву, кбал. «булгъа- “мешать”, “взбал­тывать”, “мутить”. Отсюда осет. лäбугъ, булугъ (АИЭС, II, 16) “муть”, “осадок” (пива, мучной похлебки)» (Хабичев III, 87 – 88).

18. булгъакъ – осет. булгъакъ

Bulγa- в кбал.1. «мешать, перемешивать, размеши­вать»; 2. «ма­кать»; 3. «вращать»; 4. «качать»; 5. «махать

(напр., рукой, платком); 6. «извращать, портить» (Тc. кбал. яз. I, 513), отсюда – bulγaq «свара», смесь» – осет. д. bul­ğaq «ссора», «свара»(Абаев II, 270). «Из тюрк. bulğaq, bullağ, allaq-bullaq “смятение”, “беспорядок”, “неразбе­риха” (Радлов IV 1848), – пишет В. И. Абаев. – Ср. русск. (диал.) булга “склока”, “суета”, “беспокойство”, булга­чить “будоражить”, “баламутить”, булгачиться “сумато­шиться”, “метаться” (Даль). Отсюда и русская фамилия Булгаков (Абаев II, 270).

По М. А. Хабичеву, кбал. «булгъакъ “скандалист” от булгъа- “будоражить”, “мешать”, “мутить” + аффикс -къ. Др.-т. булгъакъ (РС, IV, 1848) “смятение”, каз. булгъакъ “гордый”. Неотделимо от первого осет. булгъахъ (АИЭС, I, 270) “ссора”, “свара”. В абазинском и адыгских языках используется его синоним къайгъычы “скандалист” от къайгъы “забота”, “печаль”, “скандал” + аффикс -чы: аб. къайгъачы (АбРС, 248), каб.-ч. къайгъэшы (КРС, 170) “скандалист”» (Хабичев III, 88)

19. бурун¹ – осет. бырынк’ / биринкэ / бурункэ

Burun¹ в кбал. 1. «нос»; 2. «начало» (напр. дня, утра);

3. « кончик» чего-либо; 4. «передняя часть» (напр. само­лета, корабля) (Тс. кбал. яз., I, 520 – 521) – осет. byrynk′ / birinkæ, burunkæ (?) «рыло», «клюв», «выступ», «кон­чик» (см. Абаев II, 283). «Из тюрк. burun “нос”, “клюв”, “мыс”, – пишет В. И. Абаев. – Про­никло из татарского и в некото­рые русские говоры: “Смотри, бурун отморозишь” (Даль). Наращение на конце k′, как в некоторых других случаях, например, æxsænk′ “блоха”. Перебой гласного u > i может быть под влиянием byl / bilæ “губа”. Сопоставление с согд. pr′ynk, перс. fa­ranĵ “часть лица” (Benveniste, BSG LII 53 сл.) фонетиче­ски не состоятельно» (Абаев II, 283).

«В. И. Абаев возводит к тюрк. burun осет. byrynk′ / birink′æ, burunk′æ (?) (Аб. I₂₈₃), – пишет Э. В. Севортян. – Форма byryn в тюрк. источниках отме­чается (см. выше пе­речень форм). Но остается без объяснения элемент k′æ. Нельзя ли осетинские формы связать с межтюрк­скими бурунқы / бурунгы “передний”, “находящийся впе­реди”8?» (Севортян II, 271). Однако в карачаево-балкар­ской устной речи фигурирует слово burunka в значении «носастый»; ср. формообразование на -ka: ariw «краси­вый» + -ka = ariwka «красавчик» (см. Кбал.- рус. словарь, 73).

По М. А. Хабичеву, кбал. бурун “нос”; “клюв”; “вы­ступ”; “кончик”. Отсюда идет осет. бырынкъ (ОРС, 188) “нос”, “клюв”, “наконечник”, “утес”. Ср. в других тюрк­ских языках ИСГТЯ, IV, 26: аз., кумык., тур., узб., уйг. бу­рун, ног. бурын, тат. борын, башк. морон, ккалп., кирг. мурун, каз. морын “нос”» (Хабичев III, 18).

20. буруў² – осет. бураў / бырэў

Buruw² в кбал. «бурав, сверло, коловорот» (Тс. кбал. яз., I, 523) – осет. byraw / byræw «бурав»(Абаев II, 281). «Ср. русск. бурав, – пишет В. И.Абаев, – каб. bru, инг. bu­raw “бурав”, груз. boorği “сверло” и др. Все перечислен­ные слова сближаются с тюрк. burama, burğu “бурав”» (там же).Вернее, все перечисленные варианты восходят к тюрк. отглагольному имени с аффиксом -a)γ…> -(a)w «от гла­гола bur- или bura-: buraw туркм., ккалп., bŭraw тат., byraw баш., buro: кир., buruw кбал. – “бурав”, “сверло” во всех источ­никах кроме кир., “закручивание”, “скручивание”, “завинчива­ние” кир., ккалп., “верчение”, “вращение” ккалп.» (Севортян II, 267).

По М. А. Хабичеву, кбал. «буруў, сбалк. бураў “бурав”, “сверло” от бур- “поворачивать” + аффикс отглагольного имяобразования -уў. Ср. тат. бурау (РС, IV, 1817) “бу­рав”, куман. г., 69 бурав, кумык. РКС, 65 бурав “бурав”. Неотделимы аб. бру (АбРС, 122), ад. бырыу (ТСАЯ, 33), каб. бру (КРС, 31) “бурав”, осет. бырау, бурäу (АИЭС, I, 281) “бурав”» (Хабичев III, 64).

21. бусхул – осет. пыскыл / пысул, пыхцыл / пухцул /

пихсил

Busxul в кбал. «тряпка, клочок ткани» (см. Кбал.- рус. сло­варь, 171) – осет. pyskyl и. «тряпка»; pysūl и. 1. ед. ч. «тряпка»; 2. мн. ч. «одежда», «платье» (см. Абаев III, 246);

pyxcyl / puxcul / pixsil «взъерошенный», «всклокоченный», «растрепанный» (см. там же, с. 248). «Ср. карач. pusxul, busxul “тряпка”, “пеленка”, тур. buskul “пеленка” (Eren, Studia Cau­casica 1963 I 101), – пишет В. И. Абаев (Абаев III, 246 – 247).

По М. А. Хабичеву, кбал.«бусхул “лоскут”, “тряпка” от бус, ср. кбалк. бёз, мёз “бумажная материя”, уйг., алт., тел. пес (РС, IV, 1305), чаг., куман., каз. бёз (РС, IV, 1706) “бу­мажная материя”, тур., туркм. без (РС, IV, 1630) “материя из конопли или бумаги”, “холст”; чув. пуса (ЧРС, 293) “по­сконь”, “пенька” + имяобразующий аффикс -хул. Сюда примыкает осет. д. пäскъу (АИЭС, II, 239) “клок”, “кло­чок”, пыхцыл, пухцул, пихсил “взъерошенный”, “вскло­коченный”, “лохматый”, осет. бызгъуыр, бузур, бузгъур “рубище”, “лохмотья”» (Хабичев III, 64).

Ср. также осет. kۥylbys и. «лоскут», преимущественно «лоскут кожи»; «мишень» (Абаев II, 647). «Если kۥylbys из tylbys (как kezap из tezap, kۥærazæ из täräzä), – пишет В. И. Абаев, – то мы имеем, по-видимому, дело с тюркским словом, производным от til-“разрезать на узкие полосы, ремни” (Радлов III 1380). Исходная тюркская форма – til-mәš > til-bәš (форма на -mәš от til-)» (Абаев II, 647). Однако k’ylbys – результат метатезы bysk’yl < busxul «лоскут», «тряпка».

22. быдыр – осет. быдыр / будур

Bydyr в кбал. груб. «пузо», «брюхо», «утроба» (Кбал.- рус. словарь, 173) – осет. bydyr / budur «равнина», «степь» (Абаев II, 276). «Вероятно, к тюрк.. (кирг.) budur “холми­стая местность”, – пишет В. И. Абаев. – Смешение значения (“холмистая местность” > “равнина” явилась, как можно думать, результатом соотношения к xox “гора”: в противопоставлении высоким горам слегка волнистая или холмистая местность назы­валась равниной» (там же).

23. гаммеш – осет. к’амбец

Gammeš в кбал. «буйвол» (см. кбал.-рус. словарь, 182) – осет. kۥambec «буйвол» (Абаев II, 618). «Из груз. kۥameči, в диалектах kۥambeči, в мегр. kۥambeči; ср. арм. gomeš, авар. gamuš, kۥamuš, лезг. gamiš, дарг. gamuš, абх. a-kambάš и др. Первоисточник – перс. gōmēš (< др. иран. gau-maiša «буйвол» (там же).

По М. А. Хабичеву, кбал. «гаммеш “буйвол”. Слово проникло из мегрельского языка. Ср. мегр. камбеш, груз. камечи, аб. кIамбыщ (АбРС, 256), абх. акамбашь (РАС, 64), осет. камбец (АИЭС I, 618), арм. гамеш, авар. гамуш, дарг. гамуш, лезг. гамиш “буйвол”» (Хабичев III, 142).

Однако ср. имя главного героя шумерского героиче­ского эпоса Gilgameš. “Обычно считалось, что Гильгамеш изображался в виде нагого героя, с локонами, лицом, по­вернутым в фас, а его друг Энкиду – как герой, похожий на Гильгамеша, но с бычьими ногами и хвостом (так называе­мый человекобык) (табл. XXIII)” (Афанасьева, 27).

“Разберем сцену битвы с буйволом, – пишет В. К. Афанасьева. – Если мы предполагаем, что она связана с эпосом о Гильгамеше, то эта сцена может быть трактована только как эпизод борьбы Гильгамеша и Энкиду с диким быком, посланным Иштар в Урук за отказ Гильгамеша принять ее любовь.

Рассмотрев внимательно человекобыка и героя-чело­века, мы замечаем, что они очень похожи между собой, но (и это, видимо, не случайно) человекобык ниже ростом. Тот, кто знаком с текстом эпоса о Гильгамеше, вспомнит сцены появления Энкиду на улицах Урука, когда толпа разглядывает его и раздается шопот:

С Гильгамешем-де он сходен обличьем,

Ростом пониже, но костью покрепче” (Афанасьева, 129).

Может быть, Gilgameš – «Домашний Буйвол» в отли­чие от дикого буйвола, посланного богиней “Иштар в Урук за отказ Гильгамеша принять ее любовь”. Ср. чув. (ново­булг.) «кил I “дом”, “домашний очаг”; кил–йыш “семья”, “все члены семьи”. Слово это, вероятно, родственно хазар­скому -кел в названии города Саркел; последнее визан­тийским императором Константином Багрянородным на греч. яз. был переведен словами λευχόν οιχημα “белое жи­лище”, а в русских летописях оно известно как Белая Вежа. Слово гиль встречается в азерб. и тур. яз. но проф. А. Н. Самойлович отрицает родство его с чув. кил (Яфет. сб. III, 99 – 102). Выводы его нуждаются в проверке. Чув. кил Мункάчи сближал с кавказско–кюринским кел, квал (KSz. VI, 184)» (Егоров, 112).

24. гебен – осет. къэпэн

Geben в кбал. «стог», «копна» (см. Кбал.-рус. словарь, 183) – осет. qæpæn (mity qæpæn) «уплотненный ветром снежный за­нос, снежный наст, снежный сугроб» (Абаев III, 292). «Примыкает к русск. ка­бан 1. “глыба льда”, 2.”глыба руды или горной породы”, 3.”стог сена”, “копна”, – пишет В. И. Абаев. – И русское и осетинское слово идут, оче­видно, из тюрк. qaba(n) 1. “толстый”, “боль­шой”, 2. “ка­бан” (Радлов II 433, 439. – Lokotsch 78), qäpan, qäbän “копна” (Räsänen. Versuch s. v.). Вошло и в угро–финские языки (Joki 176 – 177). Связующее значение: “большая масса”, “нагромождение”. Ср. груз. kapani “каменистое ме­сто”, “скала” (Чудинов со ссылкой на Руставели 387), (диал.) da-k’ap’an-eba “нагружать (чрезмерно)” (Бе­ридзе 19). – Bailey (BSOAS 1963 XXVI 84) возводит к иран. gafana- (пам. ш. γafc “жирный” и пр.). Однако в этом слу­чае p в qæpæn остается загадочным. В конечном счете, возможно, идеофон, как и русск. копа, копна» (Абаев III, 292).

Однако ср. чув. капан “стог (сена)”,“кладь (сно­пов)”,“скирд”; кирг. кебəн, каз. кебен, тат. кибэн, башк. кəбəн “стог (сена)”, балк., кумык. гебен. От глагола (башк., тат. кип, казах. кеб) “сохнуть”, “сушиться”. Cр. хант. ке­бан, удм. кабан, мар. каван “стог”,“скирд”; морд.– мокш. капаня уменьш.“копна” из др. булг. языка» (Егоров, 89). Отсюда осет. qæpæn (mity qæpæn) “уплотненный ветром снежный занос, снежный наст, снежный сугроб” (Абаев III, 292).

25. гедигин / гин – осет. геггын / гедигин / гэдигин

Gedigin балк., gin карач. «укроп» (см. Тс. кбал. яз. I, 583; Кбал.-рус. словарь, 186) – осет. ġeġġyn / gedigin;

gædigin «чабер», «чебрец» (растение) (Абаев II, 518). «Возможна связь с gædi (тур. kedi) “кошка”, как это имеет место в названиях ряда рас­тений в тюркском: валериана, иммортель (см. Радлов II 1137)», – пишет В. И. Абаев (Абаев II, 518).

26. гетен / кетен – осет. к’етен / гетен

Geten / keten в кбал.1) «лён, льняная ткань, полотно»; 2) «бре­зент» (Тс. кбал. яз. I, 185) – осет. k’etæn / geten «холст» (Абаев II, 594). «Древ­нее переднеазиатское куль­турное слово, вошедшее и в европей­ские языки, – пишет В. И. Абаев, – шумер. gad “полотно”; ассир. kitinnu, сир. kit­tānā, др. евр. kәtônet, араб. katān “лен”, “льня­ной”, тюрк. kätän, keten, ketan (Codex Cumanicus) “лён”, “по­лотно”, “полотняный”, арм. ktan, груз. katani, дарг. katan, лезг. keten, адыг. kätän “холст”, инг. gætæ “полотенце” и др. Иными путями, но к этому же источнику восходят гр. χιτων, осет. xædon, каб. xәdan “рубашка”. Ср. также gætan д. “тампон”. Расхождение в огласовке между ирон­ской и дигорской формой объясняется, надо полагать, тем, что они заимствованы из раз­ных источников» (Абаев II,594 – 595).

27. гёбелекке / гебенек – осет. гэлэбу / гэлэбо / гэбало

Göbelekke в карач., gebenek в балк. «бабочка», «моты­лек» (см. Кбал.-рус. словарь, 185; 184; Тс. кбал. яз. I, 590; 582). – осет. gælæbū / gælæbo, gæbalo «бабочка» (Абаев II, 511). «Примыкает к тюркским названиям “бабочки”, – пишет В. И. Абаев. – Käläbäk, käbäläk, käpäläk (Радлов II 1116, 1193, 1187). Ср. также балк. gebelo, gelbo (ОЯФ I 277), дарг. k´abuldan (Дарг. сл.), лезг. cepeluq (из kepeluq) (Услар I)» (Абаев II, 511).

По М. А. Хабичеву, кбал. «гёбелекге, гёбелек “ба­бочка”. Отсюда осет. гäлäбу, гäлäбо, гäбäло (АИЭС, I, 511) “бабочка”. Ср. куман. г., 149 кёбелек, кумык. гёбелек, гюмелек, кар. кёбэлэк “бабочка”…» (Хабичев III, 36).

28. гёген – осет. гогон / гогойне

Gögen в кбал. «кувшин (с длинным горлышком)» (Кбал.-рус. словарь, 185) – осет. gogon / gogojnæ «высо­кий металлический кувшин для воды» (Абаев II, 522). «Из тюрк. gügüm “медный сосуд для воды” (Радлов II 1633), – пишет В. И. Абаев.– Ср. балк. gögän, адыг. gogon, авар. gurgun, gulgun, лак. gungume “медный кувшин для воды” и др.» (Абаев II, 522).

По М. А. Хабичеву, кбал. «гёген “медный кувшин для воды”. Ср. тур. (РС, II, 1633 гюгюм “медная посуда для воды”, гюйюм “большой медный сосуд для воды”, гю­ведж, гёгеч (РС, II, 1652) “глиняный сосуд”, “горшок”, “глиняное блюдо”. К карачаево-балкарскому первоисточ­нику восходят аб. гвагван (АбРС, 130) “металлический кувшин с узким горлышком”, абх. агуагуым “медная по­суда для воды”, ад. гогон (ТСАЯ, 41) “медный кувшин для воды”, каб.-ч. гуэгуэн (КРС, 36) “жбан”, “крупный метал­лический сосуд”, осет. гогон, гогойнä (АИЭС, I, 522) “вы­сокий металлический кувшин для воды”» (Хабичев III, 66 – 67).

29. гён чарыкъ / гён царых – осет. гонцарукъ

Gön čaryq / gön caryx в кбал. «кожаный чувяк» (см. Кбал.-рус. словарь, 185); «обувь из обработанной кожи крупного рога­того скота» (см. Тс. кбал. яз., 593) – осет. goncaruq д. «простая крестьянская обувь в виде лаптя (ку­сок кожи, завязываемый сверху ремешками) (Абаев II, 524)». «Из тюрк. kön “кожа» + čaryq “легкая обувь”, – пишет В. И. Абаев. – Ср. балк., карач. gön čarəq “чу­вяки” (ОЯФ I 280). Для второй части ср. cyryq “сапог” (Абаев II, 524).

По М. А. Хабичеву, кбал. «гён чарыкъ “кожаные чу­вяки” от гён “кожа” + чарыкъ “чувяки”. Неотделимо от него осет. къонцарукъ (АИЭС, I, 524) “простая крестьян­ская обувь”» (Хабичев III, 67).

30. гида – осет. гидэ

Gida в кбал.«топор (с широким лезвием)» (см. Кбал.– рус. словарь, 185) – осет. gidæ и.: gidæ færæt «топор для тесания» (Абаев II, 521). «Из каб. ġədä “топор”, – пишет В. И. Абаев (там же).

По М. А. Хабичеву, кбал. «гида “топор”, арх. “боевой топорик”. Cр. тур., чаг. джида “дротик”, алт. йыда, уйг., хак., шор. чыда “копье”, ”пика”, п.- мон. джида “копье”, эвенк., сол., эвен., нег., ороч., уд., ульч., орок., нан., маньч. гида (ССТМЯ, I, 148 – 149) “копье”. От кбалк. слова неот­делимы каб.-ч. джыда, чьыдэ (ЭСАЯ, I, 162) “топор”, убых. гьытIуы “копье”, “пика”, осет. джидä “штык”, “ко­пье” (Хабичев III, 66).

31. гинасуў – джынасу / джынас_оу

Ginasuw в кбал.1. «ртуть», 2. «ртутный», 3. «ватерпас» (см. Тс. кбал. яз. I, 597) – осет. ġynasu, ġynas_oy «ртуть» (Абаев II, 531). В. И. Абаев пи­шет: «Тюркское слово: ку­ман. konessi (kones “серебро” и su “вода”? Codex Cumani­cus, 1880, с. 264); уйгур. könüksü (Радлов II, 1243, 1245), татар. Kainar-su, kainak-su (сообщение С. Е. Малова), балк. ginasu. Вошло в ряд кавказских языков: каб. gi­nasu, ġənasu, черк. g’ənasu, убых. kenesu, чеч. ginsu. Ср. также венг. kenesö “ртуть”» (Абаев II, 531).

По М. А. Хабичеву, кбал. «гинасуў “ртуть”. Ср. кум. г., 151 хонасуй, кенессу, РС, II, 1245 кёнюксю “ртуть”, чув. чêркêмел “ртуть” (дословно: “живое серебро”), кумык. гюнесув, гёне сув “ртуть”. Все они восходят к кюмюш, кюмюc “серебро”. Ср. аб. гьнасу (АбРС, 145), каб.-ч. джинасу (КРС, 69), осет. джынасу (ОРС, 216) “ртуть”» (Хабичев III, 66).

32. гитче / гитце – осет. гыццыл / гиццил

Gitče / gitce в кбал. «маленький, малый» (см. Тс. кбал. яз. I, 599); gitčelik «маленький объем, размер чего-либо» (см. там же, 600) – осет. gyccyl / giccil «маленький» (Абаев II, 528). В.И.Абаев пишет: «Произвольные с точки зрения звуковых закономерностей ва­риации этого слова – gyc´yl, dzycc´yl, dzyccyl, dzyc´yl, kysyl – указывают, что мы имеем дело с “детским” словом. Созвучные слова находим в ряде языков: груз. c´ic´ila “цыпленок”, сван. čičwil “ребе­нок грудной”, сван. k´oc´ol “маленький”, груз. (ра­чин.) k’vačila “маленький”, “малютка” (Беридзе), убых. cecε (Mészaros 281), удин. kic’i, балк. giči, kičči, gičče “малень­кий” (ОЯФ I 281), каб. gädzej “цыпленок”. Ср. также перс. kīč, арм. kič ”малый”» (Абаев II, 528).

По М. А. Хабичеву, кбал. «гитче, сбалк. гицце “ма­ленький” – геминативный (алано-булгарский) вариант тюркского кичиг “маленький”. Ср. др.-т. кичиг (ДТС, 306) “маленький”, ”малый”, кбалк. кичи “младший”. Осет. гыццыл, гиццил (АИЭС, I, 528) ”маленький”, сван. чъоцъол “маленький”, мегр. чиче, груз. (рачин.) чъвацъ­ила “маленький”, “малютка”, убых. чече, удин. кичи “ма­ленький. К тюркскому слову восходят перс. киич, арм. кич “малый”.

Слово гитче в карачаево-балкарском языке может но­сит значение ”низкорослый”: гитче адам “низкорослый человек”. Форма же гитчечик обладает значениями “ма­люсенький”, “маленький”, “сморчок”. Отсюда осет. д. кäдззих (АИЭС, I, 632) “невзрачный”, “низкорослый”, “сморчок” (Хабичев III, 99).

33. гогуш – осет. гогыз / гогуз

Goguš в кбал. 1. «индейка, индюк, индюшиный»; 2. воз­глас, которым подзывают индюков» (Кбал.- рус. словарь, 187); также и возглас, которым подзывают курей. – Осет. gogyz / goguz «индюк», «индейка» (Абаев II, 522). «Тюркское слово, вошедшее во многие языки Кавказа, – пишет В. И. Абаев. – Тюрк. (ногайск. и др.) qoquš, köküš (quš “птица”, kök quš “синяя птица”), каб., черк. gwaguš, абаз. gwagouš, абх. a-goagoš, a-k´oako´š (Марр. Абх. 47), мегр. k´ok´uši (Кипшидзе 260), сван. k´ošia, груз. (лечх.) k´ošia (Беридзе). Ср. qaz “гусь”, babuz “утка” (Абаев II, 522).

По М. А. Хабичеву, кбал. «гогуш, кокуш, сбалк. кок­куш “индюк”, “индейка”. Оно состоит из кок “синий”, “голубой”, “небо”, “небесный” + куш “птица”, т.е. “синяя птица”; “небесная птица”. Ср. др.-т. кёкиш (ДТС, 313) – название птицы: кёкиш турна кёкде юнюн йанъкъулар “кёкиш и журавли курлыкают в небе”. От карачаево-бал­карских слов неотделимы аб. гвагвыщ (АбРС, 130), абх. агуагушь, акIуакIуышь (РАС, 253), каб.-ч. гуэгуш (КРС, 36), осет. гогыз, гогуз (АИЭС, I, 522) “индюк”, “ин–

дейка”, мегр. кокуш, сван. кошйа “индюк”,“индейка”»

(Хабичев III, 43).

34. гоппан – осет. к’опп

Goppan в кбал. «чаша (деревянная)» (см. Тс. кбал. I, 604) – осет. kۥopp «деревянная чаша», «коробка» (Абаев II, 636). «Распространенное во многих языках наименование для круглых и полых предме­тов, сосудов и пр., – пишет В. И. Абаев, – Ср. лат. cuppa “чаша”, cupa “бочка”, болг. kupa “глубокая чаша”, нидерл. kopp, англ. cup “чаша”, анг­лос. cop “головка”, нем. Kopf “голова”, тюрк. qopa “чаша”, “бокал” (Радлов II 652); эст. kopp “чаша”, фин.

koppa “полый предмет”, удм. kobә “ковш”, груз. kۥopۥe, абх. kۥopۥey, сван. kۥob “ковш” и др. Наличие идентичных по звучанию слов с одинаковым значением в различных, неродственных и несоприкасавшихся языках не оставляет сомнения, что мы имеем дело с «изобразительными» сло­вами, возникшими на почве звуковой символики. Обшир-ная группа осетинских слов этого типа рассмотрена под словом tymbyl “круглый”. – Ср. gopp “хохол”, “лука седла” и goppa “головка” (в “детском” языке)» (Абаев II, 636 – 637). Но приведенные созвучия не только не раскрывают значе­ния -pan в кбал. goppan, но и не имеют этого фор­манта. М. А. Хабичев на множестве примеров показал про­дуктив­ность аффикса -man / -men в куманских языках (см. Ха­бичев V, 126 – 127). «Полагаем, что аффикс -ман, -мен имеет прямое отношение к аффиксу -пан, который встре­чается в некоторых карачаево-балкарских словах, не­зы­вающих явления природы, животных, предметы и имена собственные. Корни некоторых из них изолированно уже не употребляются: чолпан / цолпан “Венера”; чайпан / цайпан “каменистый берег реки”, “склон горы, покрытый редким кустарником” от чай “река”; тай–пан “молодой конь” от тай “жеребенок”; гоп–пан, гоб–бан “деревянная чаша”, ср. тур. РС, II, 652 копа “бокал”, чаг. РС, II, 652 къопа “чашка”, крм. РС, II, 654 къопкъа “ведро”, осет. к’оппа “большая деревянная чаша”» (Хабичев V, 127).

По М. А. Хабичеву, кбал. «гоппан “деревянная чаша”. Ср. тур. копа (РС, II, 652) “бокал”, чаг. къопа “чашка”, крм. къопкъа (РС, II, 654) “ведро”, сол. ховоо (ССТМЯ, I, 467) “ведро”, “бадья”, нан. хъобон “ведро”, п.-мон. хо­бугъа, монг. ховоо “бадья”. Из карачаево-балкарской среды идут осет. къоппа “большая деревянная чаша”, сван. квоп, коп, кооб (Марр, V, 569) “деревянная чашка для воды”» (Хабичев III, 66).

35. гулоч / гулоц – осет. г_оылурс / гулос

Guloč / guloc в кбал. «набалдашник»; guloč / guloc ta­jaq / tajax «посох с набалдашником»; gulos «держак, ручка (у сохи)» (см. Кбал.-рус. словарь, 191) – осет. gylus / g_oy­lurs / gulos «ручка сохи» (Абаев II, 530). «Ср. балк. gulos id.», – пишет В. И. Абаев (там же).

По М. А. Хабичеву, кбал. «гулоч, гулос “кривая ручка”,

“ручка сохи”. Собственно карачаево-балкарское слово. Ср.голчу “кривой”. Гулоч и голчу (видимо, они из языка древних алан) исторически значили “кривая, как рука», от гул, гол “рука”+ аффиксы -оч, -чу. Осет. гуылус, гулос (АИЭС, I, 539) “ручка сохи” неотделимы» (Хабичев III, 67).

36. гурмук – осет. г_оырымыкъ / гурумукъ

Gurmuk в балк. «грубый; невежливый; уединенный;

замкнутый» (Тс. кбал. яз. I, 622) – осет. g_oyrymyq / guru-

muq «грубый» (Абаев II, 532). «Ср. каб. gurəməq < тюрк.

qurumlu “гордый”», – пишет В. И. Абаев (Абаев II, 532).

По М. А. Хабичеву, синонимы рассматриваемого слова «гырмаў, гырнаў “грубый”, “дикий” от тюркского къыр “степь”, “степной”, “внешний”; “недомашний”. Ср. осет. гуырымыкъ, гурумукъ (АИЭС, I, 532) “грубый”, каб.-ч. гурэмэкъ “гордый”. Осетинский и кабардинский языки сохраняют древнюю форму слова» (Хабичев III, 100).

37. гыбы / губу – осет. гэбы / гыбы / гэбу

Gyby / gubu в кбал. 1. «паук»; 2. «клещ»; 3. перен. «кровопийца, угнетатель» (см. Тс. кбал. яз. II, 625, 612) – осет. gæby / gyby / gæbu «клещ» (насекомое) (Абаев II, 510). «Ср. балк. gəbə, gubu, gabu “мелкое насекомое”, “паучок”, qoj gubu ”клещ овечий” (ОЯФ I 277)», – пишет В. И. Абаев (там же). Здесь также следует отметить, что gabu, наряду с другими формами, приведенными В. И. Абаевым, лишь в малкарском диалекте означает «паук, клещ», в остальных диалектах – «1. мох; 2. перхоть» (см. Тс. кбал. яз., I, 571).

По М. А. Хабичеву, кбал. «гыбы, сбалк. губу, габу “паук", “клещ” от габ < къап “хватать”, “кусать” + аффикс -ы, -у. Слово собственно карачаево-балкарское. Отсюда осет. гäбы, гыбы, гäбу (АИЭС, I, 510) “клещ”. Любо­пытны уд. гобо (ССТМЯ, I, 156) “муха”, гободо – название бабочки, гэптэ (180) – название бабочки» (Хабичев III, 37).

38. гыдыр / гыджыр – осет. кивзу / к’идзих / к’эдзих

Gydyr / gydžyr в карач. «низкорослый, приземистый» (о кустарнике, о дереве) (см. Кбал.-рус. словарь, 192, 193) – осет. kivzu д. «низкорослый», «карлик» (Абаев II, 597). «Ср. тюрк. kizü “маленький” (Радлов II 1384), – пишет В. И. Абаев, – сюда же, вероятно, чеч. gižu “недозрелый огу­рец” (Абаев II, 597). Осет. kۥidzix, kۥædzix д. “невзрач– ный” “низкороcлый”,“сморчок”. «Из тюрк. kidzik (kidžik, kičik) “маленький” (Радлов II 1384, 1183, 1381)», – читаем тут же (Абаев II, 632).

По М. А. Хабичеву, кбал. «гитче, сбалк. гицце “ма­ленький” – геминативный (алано-булгарский) вариант тюркского кичиг “маленький”. Cр. др.-т. кичиг (ДТС, 306) “маленький”,“малый”, кбалк. кичи “маленький”, “младший”. Осет. гыццыл, гиццил (АИЭС, I, 528) “ма­ленький”, сван. чъоцъол “маленький”, мегр. чиче, груз. (рачин.) чъвацъила “маленький”, “малютка”, убых. чече, удин. кичи “маленький”. К тюркскому слову восходят перс. киич, арм. кич “малый”.

Слово гитче в карачаево-балкарском языке может но­сить значение “низкорослый”: гитче адам “низкорослый человек”. Форма же гитчечик обладает значениями “ма­люсенький”, “маленький”, “сморчок”. Отсюда осет. д. кäдзих (АИЭС, I, 632) “невзрачный”, “низкорослый”, “сморчок”» (Хабичев III, 99).

39. гыллыў – осет. къеллаў

Gyllyw в балк. 1) «бег трусцой»; 2) «ритм»; gyllywla- «ка­чаться, шататься, колебаться»; gyllywča «качели» (см. Кбал.-рус. словарь, 193) – осет. qellaw «качание», «шата­ние». «Ср. тюрк. qalaŋna “качаться” (Радлов II 229), балк. qelluvča “качели”», – пишет В. И. Абаев (Абаев III, 303).

40. гылыў – осет. к’элэў

Gylyw в кбал. 1. «осленок»; 2. балк. «крыса» (см. Тс. кбал. яз I, 632) – осет. kۥælæw «осленок» (см. Абаев II, 625). «В отличие от xæræg “осел”, которое является оригинальным иранским словом, kۥælæw сле­дует считать заимствованием, – пишет В. И. Абаев. – Вероятный источник – тюрк. qulan с его разновидностями qolan, qolaw и т. д. со значениями “дикий осел”, “осленок”, “жеребенок” (Радлов II 974, 589. – Буда­гов II 90). Вероятно, сюда же балк. gәlәw, gәlu “осленок” (ОЯФ I 278), каб. qolow “поросенок” (Лопатинский, СПК XII 123) – осет. д. gælæw “крыса” есть не что иное как

“инфантилизованная” вариация слова kۥælæw» (Абаев II, 625).

По М. А. Хабичеву, кбал. «гылыў восходит к кбалк. гылык «осленок». Последний генетически связан с аз. гъулун, алт., ккалп., тув., узб., уйг., як. къулун, башк. къолон, гаг. кули, ног. къулын, хак. хулун (ИРЛТЯ, 90 – 91) “жеребенок”. К кбалк. слову примыкают осет. д. гäлäў (АОЯФ, 277) “крыса”, осет. къäллäў (РОС, 320) ”осле­нок”» (Хабичев III, 44).

41. гыпы – осет. кэпы / кэпу

Gypy (также gypy urluq) в кбал. «грибок» (закваска для ке­фира); gypy ajran «кефир»; gypy urlaw этн. «похи­щение грипка» (обычай-табу, по которому нельзя переда­вать зёрна грипка другому хозяину, чтобы не рассердить злого духа; соседи похищали зёрна друг у друга, тем самым обманывая злого духа)» (см. Кбал.-рус. словарь, 193). – осет. kæpy / kæpu «кефир», «грипки кефира» (см. Абаев 627). «Напиток кефир, а заодно и его название (в том числе и русск. ке­фир) считается кавказского происхожде­ния, – пишет В. И. Абаев. – Однако первоисточник, насколько нам из­вестно, не установлен. Ср. мегр. kipuri “простоква-ша, при­готавливаемая в мехе” (Кипшидзе 344). В мегрель­ском это слово стоит изоли­рованно. Ср. также балк. gәpә “кефир” (Абаев II, 627).

По М. А. Хабичеву, кбал. «кыпы, гыпы, сбалк. кыфы, гыфы “кефир, приготавливаемый в бурдюке”; “кефирная палочка”; “закваска (кефирная)”. Ср. тоб. къыбыкъ (РС, II, 657) “род простокваши”, чаг. (РС, II, 880) «отжатое ки­слое молоко”, “творог”… Свое распространение кефир по­лучил от карачаевцев. К карачаево-балкарскому слову вос­ходят каб.-ч. чыфыр (РКЧС, 279), осет. къäпы, къäпу (АИЭС, I, 627) “кефир”, мегр. кипури “просто­кваша, при­готавливаемая в мехе”» (Хабичев III, 52 – 53).

42. гырмык – осет. к’элмыг / к’элмэг

Gyrmyk в кбал. «перевясло» (см. Тс. кбал. яз. I, 636) – осет. kۥælmyg / kۥælmæg «перевязь снопа» (см. Абаев II, 625). «Это слово эти­мологически следует объединять с kۥærmæg “за­тычка”: то и другое обозна­чает жгут из соломы или травы, который мог служить и как перевязь снопа, и как затычка для кув­шина, бутылки и т. п., – пишет В. И. Абаев.– По­этому за­кономерно, что осет. kۥærmæg “затычка” отве­чает в балк. gәrmәk, kәrmәk «веревка», свитая из травы» (ОЯФ I 273). Этимология не ясна. Может быть, есть связь с тюрк. kärmä “растянутая веревка” (Радлов II 1108), от kärmäk “растягивать”. – Инг. germi “затычка” идет из осе­тинского” (Абаев II, 625).

Аффикс -mäk упомянутого здесь тюрк. kärmäk озна­чает не только «растягивать», но и «растягивание», ср. кум. г. англамакъ (кар. т. анъламах, г. анламак) «понимание» от анъла- «понимать» (см. Хабичев V, 135). Это сближает kärmäk «растягивание» и кбал. gyrmyk «перевясло». В куманских языках, по М. А. Хабичеву, вариантом имяобра­зующего форманта -мукъ выступает -мык. «Он является разновидностью аффикса -макъ, -мек [142, c. 308]. По своей семантике -мукъ сближается и с -мач. Аффикс

-мукъ, -мыкъ встречается в единичных словах. Присоеди­няясь к односложным и двусложным глагольным основам, он образовал существительные со значением объекта по процессу и результату действия: билля-мукъ / булла- мукъ (кумык. буламукъ, крм. ТХМ, 54 буламыкъ) «бол­тушка», кумык. «мамалыга» от булгъа- «мешать», «пере­мешивать», «взбалтывать»; ср. Abu-Xajjan, 22 булгъамач, Ettuhfet, 157 буламач «мучная каша»; джыла-мукъ / жыла-мукъ / зыла-мукъ «слеза» от джыла- «плакать»; гыр-мык «веревка, свитая из травы» от гыр-, который, видимо, связан с кюр- «связывать», къыс- «связывать» (Хабичев V, 136). Однако корень гыр- слова гырмык, ва­рианта kärmäk «растягивание» (см. выше), весьма близок к др-тюрк. ker- I 1. «растягивать», «натягивать»; 2. «пре-граждать», «замыкать» (см. ДТС, 300).

По М. А. Хабичеву, кбал. «гырмык, кырмык “ве­ревка, свитая из травы”. Собственно карачаево-балкарское слово. Оно состоит из кюр- “связывать”, “свивать” + аф­фикс отглагольного имяобразования -мык. Отсюда осет. кäрмäг, кäлмäг (АОЯФ, 278) “веревка, свитая из травы”, “затычка, сделанная из травы”» (Хабичев III, 67).

43. геўюз – осет. гэвзыкк / гэвзукк

Gewüz: ~ qotur в кбал. «струпья (на коже) (см. Кбал.- рус. словарь, 185) – осет. gævzykk / gævzukk “убогий»”, “бедняк” (см. Абаев II, 516). «Вероятно, из тюрк. gevšek, gävšäk “слабый”, “дряблый”, “инертный”, gävšäk adam “слабый”, “трус” (Радлов II 1581),– пишет В. И. Абаев. – Слово gævz “бед­ный” (Вс. Миллер. Сл. 384) – вторичное образо­вание в ре­зультате осмысления конечного -ykk / -ukk как суф­фикса» (Абаев II, 516 – 517).

По М. А. Хабичеву, кбал. «геўюз “сильно распростра­нившаяся по телу короста (струп)”. Его булгарским вари­антом является осет. гäбäр “парша”» (Хабичев III, 48). По­видимому, упомянутое выше gævz «бедный» – одно из значений первого.

44. Гэрэм

Осет. gæræm «пятнистый» (о животных). «Неясно, – пишет В. И. Абаев. – Может быть, к тюрк. qaraməq “пят­нистость”, ”сыпь” (при определенной болезни)» (Абаев II, 515).

45. дигиза – осет. дыг’ызэ / дигиза

Digiza в кбал. 1. балк. « женщина, обслуживающая мо­лодую невесту»; 2. карач. «няня; кормилица, воспитатель­ница (в знат­ных семьях в дореволюционном Карачае)» (Тс. кбал. яз. I, 672) – осет. dyg′yzæ / digiza «мамка», «корми­лица», «воспитатель­ница» – д. (см. Абаев II, 380). «Сближается с каб. dәg′әzä “нянька”, – пишет В. И. Абаев. – Возможно, тюркское слово, образованное из тюрк. deği(š) “замена” + iže “мать” (ср. Радлов III 1659), буквально “заменяющая мать”» (Абаев II, 380).

По М. А Хабичеву, «дыгъыза “кормилица”, “няня”, “воспитательница” состоит из деги (РС, III, 1659) “това­рищ”, “помощник”, “наместник” + изе, идентичное с ача, эдже “мать”, “старшая сестра”, “тётя” (см. СЭСТЯ, 231 – 235). Аб. дгьыза (АбРС, 202) ”няня”, “кормилица”, “воспи­тательница”, каб.-ч. дэгызэ (КРС, 57) “няня”, осет. ди­гиза, дыгызä (АИЭС, I, 380) “мамка”, “кормилица»”, ”вос­питательница”» (Хабичев III, 15 – 16).

46. д’oгъ / д’ox / дox / джox / дзox / дзогъ – осет. дугъ /

догъ

D′oγ / d′ox / dox / džox / dzoγ / dzox в др. кбал. «поми­нание», «похороны» (см. Байчоров XX) – осет. dūğ / doğ «скачки», «бег» (как часть похоронной церемонии) ( см. Абаев II, 373). «Сближается с тюрк. joğ “погребальный об­ряд»”, – пишет В. И. Абаев. – Ср. также тюрк. joğla “ис­полнять погребальный обряд”, joğčə “участ­ник погребаль­ной церемонии” (Радлов III 409, 413). Форма joğ не могла, однако, послужить непосредственным источником для осет. doğ, так как переход j > d не возможен. Не могла быть та­ким источником и джекающая форма džoğ (joğ), так как в этом случае имели бы в осетинском dzoğ. Для объяс­нения осет. doğ приходится исходить из тюркской формы с начальным d′ (пала­тализованный d), т. е. d′oğ. Реаль­ность такой формы поддержи­вается как звуковыми воз­можностями тюркских языков [ср. в алтайском (телеут­ском) начальный d′ (d′ura-, d′arytqys) вместо j, dž], так и прямым свидетельством византийского писателя Менан­дра: из его сообщения видно, что византийский посол Зе­марх, посетивший западнотюркский каганат в 568 г. и опи­сав­ший обряд погребения кагана, назвал всю церемонию термином δoχια. Ср. у того же Менандра для названия реки Урал (Яик) форму Δαιξ = d′ayiq (А. Бернштам. О древ­нейших следах дже­кания в тюркских языках Средней Азии. Сб. “Памяти ак. Н. Я. Марра”, 1938, с. 18 сл.). Итак, слово doğ представляет старый вклад в аланский из сред­неазиатских тюркских языков. Особо следует остановиться на развитии значения. Какая связь “между погребальным обрядом” и “скачками”? Связь самая близкая. Конские рис­тания (doğ) наряду со стрельбой в цель (qabaq) со­ставляли существеннейшую часть погребальных церемоний. По­этому duğ / doğ обычно и понималось как “скачки в честь умершего”. В этом именно значении употребляет, напри­мер, слово duğ осетинский народный поэт Коста Хетагу­ров (см. выше). Близкое значение имело славянское тризна. Мы при­выкли встречать это слово со значением : погребальный пир, поминки (между прочим, у Крылова и Пушкина)… Из осетин­ского (аланского), – пишет далее В. И. Абаев, – слово вошло в некоторые кавказские языки: груз. doği, туш. doğ “скачки”. Из аланского (ясского) идет также, по-видимому, русск. (диал.) до­ган “стригун”, “ло­шадь по второму году”, представляющее ста­рую форму осетинского doğon “скакун” (Даль – Филин 159). Ср. duğ­wat / doğwat “место скачек”, “ипподром”. Jos. Markwart, Ungar. Jahrbücher IX (1929), S. 81. – ОЯФ I 86» (Абаев II, 373 – 374).

Среди западнотюркских языков деканье (вместо джека­нья, дзеканья, йеканья) было характерно для одного из диалектов протобулгарского языка. Приэльбрусские про­тобулгарские ру­нические эпитафии изобилуют термином d′oγ / d′ox / džox / dzoγ / dzox «поминание; похороны» (см. Байчоров XX, транскрипции надписей). После распада гуннского союза прямыми продолжа­телями традиций гун­нов были протобулгары (см.Altheim II, 214). Как же проте­кали похоронные церемонии d′ox / džox …, вклю­чающие в себя и «скачки»? Приведем нагляднейший пример.

«Среди степей в шелковом шатре поместили труп его (Ат­тилы – С. Б.), – сообщает Иордан (VI в.), – и это пред­ставляло поразительное и торжественное зрелище. Отбор­нейшие всад­ники всего гуннского племени объезжали кру­гом, наподобие цирковых ристаний, то место, где был он положен; при этом они в погребальных песнопениях так поминали его подвиги: “Ты, который с неслыханным до­толе могуществом один овладел скифским и германским царствами, который захватом городов поверг в ужас обе империи римского мира и, – дабы не было от­дано и ос­тальное на разграбление, – умилостивленный моле­ниями, принимал ежегодную дань. И со счастливым исходом со­вершив все это, скончался не от вражеской раны, не от ко­варства своих, но в радости и веселии, без чувства боли, когда племя пребывало целым и невредимым. Кто же при­мет это за кончину, когда никто не посчитает ее подлежа­щей отмщению?”.

После того, как он был оплакан, они справляют на кур­гане “страву” (так называют они сами), сопровождая ее громадным пиршеством. Сочетая противоположные (чув­ства), выражают они похоронную скорбь, смешанную с ли­кованием» (Иордан, 117).

Как видно из изложенного, заимствованное из прото­булгар­ского осетинское doğ / duğ «скачки», «бег», встре­чающееся часто и в приэльбрусских рунических эпита­фиях, является неотъемлемой частью и гуннской похорон­ной церемонии, заклю­чительная часть которой называлась страва. Что же означает это слово? На этот вопрос отве­чали специалисты разных языков по– разному. Гуннское страва 1) отождествляли с русск. страва «пища», «еда», «кушанье», «яство», «блюдо», «похлебка», «ва­рево»; 2) производили от готского straujan «простирать» (свод мнений см. там же, 327). Не привлекались для рассмотре­ния гуннского страва, возможно, не точно воспроизведен­ного При­ском, а вслед за ним и Иорданом, такие варианты лексемы, как карачаево-балкарское asyraw «похороны» от asyra- «погребать», «хоронить», «хранить», представлен­ного почти во всех тюрк­ских языках в значениях «питать», «кормить», «выращивать», «растить», «воспитывать», «ох­ранять», «беречь», «спасать», «выручить» (см. Севортян I, 193 – 194). Туркм., ктат., кар. к., ккалп., уйг., баш. ast «низ», «нижняя часть (сторона)» (т. е. захо­роненная, неви­димая, спрятанная часть – С. Б.), «пространство под чем- либо», сближается, по Э. В. Севортяну, с упомя­нутым asyra-; -t в ast является показателем пространст­венного значе­ния (см. Севортян I, 196 – 197); ср. üst «верх», «поверхность» почти во всех тюркских языках, а в кбал. üs в том же значении (см. там же, 638 – 639), но без -t (показателя пространствен­ного значения). Гуннское *astraw (~ asraw) «погребение» за­фиксировано Приском и упомянуто Иорданом в форме страва. Оно в виде asyraw / asraw сохранилось в карачаево-балкарском языке в значе­нии «погребение; похороны». О том, что страва (< astraw ~ asraw) у гуннов являлось лишь заключительной частью похоронной церемонии, т. е. погребением, можно понять и по сообщению самого Иордана: «После того как он был оплакан (т. е. после того как закончились конские риста­ния, погребаль­ные песнопения – С. Б.), они справляют на кургане “страву” (так называют это они сами)». Далее идет описание гроба Аттилы (см. Иордан, 188) (см. Байчоров VI, 48 – 50).

47. доммай – осет. домбай

Dommaj в кбал. «зубр» (Кбал.- рус. словарь, 206) – осет. dombaj «зубр» (Абаев II, 365). «Общекав­казское слово, – пишет В. И. Абаев, – балк. dommaj, карач. dommaj, каб. dombej, абх. a-domp′ej, груз. dombai (Чкония) “зубр” (там же).

По М. А. Хабичеву, кбал. «домбай, доммай “зубр”, “огромный”. В турецком языке домбай “буйволица”. Ви­димо, слово состоит из дом < тонъ (в ряде кбалк. слов на­чальный т перешел в д – огузская черта, а перед п, б, м звук нъ произносится всегда как м), которое в уйгурском языке означает “великий”; тонъ (РС, III, 1171) “великий” + имяобразующий аффикс -бай, который, видимо, связан с бой “тело”; “рост”, т. е. “огромного телосложения (роста)”. Исторически родиной кавказского зубра являлась террито­рия Карачая. Слово усвоено многими кавказскими языками из карачаево-балкарского языка: аб. домбай (АбРС, 205), абх. адомбэй, ад. домбай (ЭСАЯ, А – Н, 151), груз. домба, домбай “зубр”, осет. домбай (АИЭС, I, 365) “зубр”; “лев”, ”мощный”, ”сильный”, сван. домбэй (ЭСАЯ, А – Н, 151) “бык крупного и мощного сложения”, в прошлом – ”зубр”» (Хабичев III, 37).

48. дуўадакъ / дудакъ – осет. дудакъ

Duwadaq в карач., dudaq в балк. «дрофа» (см. Кбал.- рус. словарь, 208, 210) – осет. dudaq «дрофа» (Абаев II, 372). «Из тюрк. tudaq, каб. dudaq, вейнах. todaq “дрофа”, – пишет В. И. Абаев (там же).

По М.А. Хабичеву, кбал. «дуўадакъ “дрофа”. Cр. аз. довдаг, кумык., крм. дувадакъ, тат. дюдек “дрофа” и т. д. Аб. дудакъ (АбРС, 206), ад. дудакъ (ТСАЯ, 132), каб.-ч. дудакъ (КРС, 66), осет. дудакъ (АИЭС, I, 372) “дрофа”» (Хабичев III, 37).

49. дуўулда- – осет. тыфыл / туфул

Duwulda- в кбал. 1. «гудеть, издавать гул»; 2. «жуж­жать» (напр., о пчелах); «шуметь» (в ушах); 3. перен. «гал­деть, болтать, надоедать разговорами» (от звукоподража­тельного слова duw) (см. Тс. кбал. яз. I, 694, 695 – 696) – осет. tyfyl / tuful «вихрь», «вихрь огня», «пекло»; tyfyltæ kalyn «приходить в ярость», «бушевать», «метать громы и молнии (в гневе)» (см. Абаев IV, 328). «Вероятно, усвоено из булгарского (старочувашского), – пишет В. И. Абаев.– Ср. чув. tăvăl, алт. tuul, куман. tavul, фин. tuule, мари tul «буря» (Егоров 234. – Räsänen. Versuch 467) (Абаев IV, 328).

50. дыгъы / дыгъыл; кичи- / кици- – осет. къыдзы /

дзиги / дзугу

Dyγy / dyγyl в кбал. «щекотка» (см. Тс. кбал. яз. I, 700); kiči- / kici- II 1. «чесаться, зудеть, свербеть» (см. там же, II, 344) – осет. qydzy / dzigi, dzugu «щекотка» (Абаев III, 323). «Сближается с тюрк. qәdžә, qәčә, qičiγla “чесать”, “щекотать”, qedžәq, qičiγ “щекотание” (Радлов II 792, 797, 871),– пишет В. И. Абаев. – Отсюда и русск. (диал.) кизы­кать “щекотать”. Дигорская форма dzigi, dzugu – резуль­тат метатезы из qydzy с заменой q > g по нормам “детской” речи; ср. балк. dәgә, dәğә, dәğәl “щекотка” (ОЯФ I 281)» (Абаев III, 323).

По М. А. Хабичеву, кбал. «дыгъы “щекотка”; “слабое место” от дег- , ср. тур., крм. дегмек “касаться”, “прика­саться” + аффикс -ы. Отсюда и дигорское дзиги, дзугу (АИЭС, II, 322) “щекотка”, а что касается иронского хъыдзы “щекотка”, то оно, пожалуй, кумыкского проис­хождения. В кумыкском языке къычы – “чесаться”. В ка­рачаево–балкарском языке последнее имеет форму кичи- , кици- “чесаться”» (Хабичев III, 88).

251. токъын- / токъун- – осет. ¹тохун : тугъд

Toqyn- / toqun- в др. тюрк. возвр. от toqy- / toqu- «стучать», «ударять», «бить», от которого и др. тюрк. to­qymaq > кбал. toqmaq I 1. «колотушка», «деревянный мо­лоток (большой)», 2. «палица», «дубина», «кистень», 3. «набалдашник» (см. выше). – Осет. ¹toxun : tuğd д. «бо­роться», «биться», «сражаться», «воевать»; tuğd «сраже­ние», «бой», «война» (см. Абаев IV, 307). «Если “охота” ас­социировалась у осетин с “хождением” (см. cwan), то “война” связывалась, как кажется, с понятиями “бить”, “ударять”, “пронзать” и т. п. (и. е. *teuk-, tuk-), – пишет В. И. Абаев. – Ср. слав. *tuk- в русск. тыкать, втыкать, протыкать и пр., лит. tuksëti “бить”, “ударять”, “биться»’, “колотить(ся)” (Fraenkel 1135), гр. τύχος “боевой топор”, “молот”. Другой вариант этой же базы, *teug-, представлен в др. инд. tuĵ-, taĵati “бить”, “метать” и пр., «Grundbegriff – heftige, mit Gewalt verbundene Bewegung (Grassmann 538). Менее вероятна связь с tūxyn “заверты­вать”. – Шегрен (137) сравнивает, с одной стороны, араб. tavx “petere aliquem turgibus dictis factisve”, с другой – тюрк. toqušmaq “offendere se invicem, confligere”. Конта­минация с тюрк- ским toqә “нападать”, toqus “битва”, “драка” (Радлов III 1149, 1151) не исключена» (Абаев IV, 307).

Однако с рассматриваемым осет. toxun “бороться”, “биться”, «сражаться», «воевать» ср. и современные тюрк­ские: докун- тур., гаг., тоķун- ктат., кар. к., уйг., то­хун- аз., тоķин- уз., туķын- тат. и т. д. 1. “(при)касаться”, “трогать”, “дотрагиваться”, “задевать”, “оскорблять”; “приставать”, “привязываться”; 2. “уда­риться”, “наты­каться”, “сталкиваться”, “сшибать с ног”; 3. “бить”, “уда­рять”; 4. “попадать (о стреле, о камне под ко­пыта коня)”; 5. “быть вбитым”: 6. “вредить”; 7. “взяться за что, достиг­нуть, получить”; 8. “противостоять” (см. Се­вортян

III, 256 – 257). Из этого следует, что осет. ¹toxyn, возврат­ное от рассмотренного tox (см. выше), восходит к др. тюрк. toqyn- / toqun- “стучать, ударять, бить” и т. д. (см. выше).

252. тонаў – осет. тона / тонаў

Tonaw в кбал.«ограбление», «грабеж», «кража», «гра­бительский» от глагола tona- 1. «грабить», «обворовы­вать», «обирать (кого-что)» (см. Тс. кбал. яз. III, 553 – 554) – осет. tona / tonaw «похищенное», «отнятое», «до­быча», в особенности «оружие, доспехи, снятые с убитого или побежденного врага», «трофейное оружие» (см. Абаев IV, 300). «Ср., – пишет В. И. Абаев, – тюрк. tona- “обди­рать”, “отнимать силой”, “грабить”, tonaw “добыча”, tonawčә “грабитель”, монг. tonu- “грабить” (Радлов III 1176. – Räsänen. Versuch 488). Балк. tonaw “грабеж”, “трофей” отложилось в топонимии: Tonaw ülešgen töbe “Холм дележа трофея” = русск. “Трофейная гора” (Коков, Шахмурзаев. Балк. топоним. сл. Нальчик, 1970, с. 11, 122). Народная этимология связывает с tonyn “рвать” (Абаев IV, 300).

253. топ¹ – осет. ¹топп

Top¹ в кбал. «пушка», «орудие» (см. Тс. кбал. яз. III, 557) – осет. ¹topp «ружье» (см. Абаев IV, 303). «Тюрк. top, – пишет В. И. Абаев, – относится к распространенным во многих языках идеофонам, означающим “круглое”, “выпуклое” и т. п. (см. tymbyl). В дальнейшем так стали называть пушечное ядро, а затем пушку. В некоторых языках Кавказа слово закрепилось за ружьем: тюрк. top “любой круглый предмет”, “мячик”, “ядро”, “пушка” (Радлов III 1220. – Zenker II 604. – Räsänen. Versuch 489. – Doerfer II 596 – 601. – Clawson 434). Вошло во многие языки: перс. tūp, курд., афг. top «пушка», болг. топ, сербо- хорв., слов., алб. top “ядро”, “орудие”, “пушка”, лезг., дарг. tup, лак. ttup, абаз., каб. top “пушка”. Значение “ружье” отмечено, помимо осетинского, в следующих языках: груз. topi, сван. twer, чеч., инг. top, дид. (по говорам) topi, tupi, tupe (Дирр 107). В осет. topdzy “пушкарь” удержалось значение “пушка”. – См. также toppadzağd, toppæxst, topdzy, topġyn, toppwadzæn, toppyxos» (Абаев IV, 303 – 304).

По М. А. Хабичеву, кбал. «тоб “мяч”; “пушка”; “круг­лый”. Слово общетюркское. Аб. топ (АбРС, 351) “мяч”, “пушка”, ад. топ (ТСАЯ, 541) “пушка”, каб.-ч. топ (КРС, 347) “мяч”, “пушка”, осет. топп (ОРС, 409) “ружье”» (Ха–

бичев III, 81).

254. топ⁴ – осет. ²топп

Top⁴ в кбал. «коробка (спичечная – С.Б.)», «моток», «рулон», «пачка¹», «стопа²» (см. Тс. кбал. яз. III, 557) – осет. ²topp «рулон (ткани)» (см.Абаев IV,304).«В генезисе идентично с ¹topp, – пишет В. И. Абаев, – т. е. представ­ляет идеофон (“круглый предмет”). Ср. тюрк. top “кипа”, “кусок целый”, “штука материи”, “рулон”, “стопа бумаги” (Будагов I 741. – Zenker II 604. – Doerfer II 601. – Ног.- русск. сл. М., 1963, с. 357), bir top qumaš “один рулон ма­терии”. Сюда же перс. tūp “штука”, “кусок”, “ру­лон (мате­рии, бумаги)”; “кипа” (Рубинчик I 406), курд. top “кипа”, “тюк”, “пачка” (Курдоев 766), арм. top “стопа”, “штука”, “пачка” (Гарибян, Тер-Минасян, Геворгян. Арм.-русск. сл. Ереван, 1960, с. 159), груз. topi “целый кусок ма­терии, ткани, плотно свернутый” (Груз. сл. IV 474), чеч., инг. tup “кусок, отрез (ткани)”, “пачка” (Мациев 408)» (Абаев IV, 304).

255. топчу – осет. топдзы / топдзи

Topču в кбал. 1. «артиллерист» (см. Тс. кбал. яз. III, 560) – осет. topdzy / topdzi «пушкарь» (см. Абаев IV, 303). «Из тюрк. topčә, topĵә, topču “пушкарь” (Радлов III 1230. – Zenker II 604). См. ¹topp» (Абаев IV, 303).

256. торба / дорба, добура – осет. тофра / топра /

добра

Torba / dorba в кбал. «торба»; dobura «пороховница» (см.Тс. кбал яз. III, 561; I, 682, 679) – осет. tofra / topra / dobra «торба (сума с ячменем, овсом и т. п., надеваемая лошадям на морду)» (см. Абаев IV, 298). «Ср., – пишет В. И. Абаев, – тюрк. tobra, topra, torba “мешок”, “сума” (Радлов III 1189, 1233. – Zenker I 318. – Räsänen. Versuch 490. – Doerfer II 592 – 596), балк. dobra id. Представлено также в иранских и индоевропейских языках: перс. dōbra (Vullers I 376: «Est vox hindica… in persicam linguam trans­lata, quam Turcae… in torba… commutarunt»), афг. tobra, tubra “сумка”, “мешок”, “торба”, урду tōbrā “мешок с кор­мом” (подвешивается к морде лошади) (Бескровный и Ба­ранников. Хинди-русск. сл. М., 1953, с. 497), бенгали tō­brā. Заимствовано в славянские языки: русск., укр., болг. торба, сербо-хорв., пол., чеш. торба (Lokotsch 163); в кав­казские языки: груз. topra (Груз. сл. IV 476), сван. topra, лезг. turba, каб. dorbä, инг. t’ormi “сумка”. – Как видим, Vullers считал родиной этого слова Индию. К такому вы­воду склоняется и Doerfer. Ср.: Turner 340, № 5972. Для осетинского источником заимствования были тюркские или кавказские языки. Форма dobra идет, вероятно, из бал­карского» (Абаев IV, 298).

257. Тотур – осет. Тутыр / Тотур

Totur в кбал. – общая составная часть названий весен­них месяцев в карачаево-балкарском народном кален­даре: Toturnu al ajy «март»; Toturnu ekinči ajy «апрель» (см. Кбал.- рус. словарь, 646; Тс. кбал. яз. III, 563). – Осет. Tūtyr / Totur «популярное в старину божество. Считался патроном волков, а также людей, которые крали скот» (см. Абаев IV, 322). «Из гр. Θεόδωρος “Феодор”, – пишет В. И. Абаев. – Имеется в виду св. Феодор Тирон. Здесь, как в ряде других случаев (см. Alardy, Atynæg, Donbettyr, Fælværa, Nikkola, Wacilla, Wastyrġi), христианский свя­той оброс представлениями, верованиями и обрядами, унаследованными от языческого прошлого. (Подробнее об этом см.: Этимология 1970, М., 1972, с. 322 – 332). В хри­стианской традиции Феодор Тирон повелевал волками и имел особое отношение к воровским делам. “Феодору Ти­рону молятся об украденных вещах” (Шестаков. Исследо­вания в области греческих народных сказаний о святых. 1910, с. 79 – 80). – Форма Tūtyr / Totur по звуковому об­лику вряд ли могла быть усвоена непосредственно из гре­ческого (византийского). Скорее можно думать о посред­ничестве соседних грузинских племен, ранее осетин при­нявших христианство; ср. сван. li– Toduri название празд­ника в начале великого поста. У мохевцев праздник назы­вался Tevdoroba (Макалатия 193), у рачинцев – Tedoroba (по сообщению Ш. Дзидзигури, святому молились об ум­ножении скота). Из осетинского идет балк. Totur, Totur ajә название месяца; в топонимии: Aš-Totur tašy, Totur qala и др. (Коков, Шахмурзаев. Балк. топоним. сл. Нальчик, 1970, с. 35, 123)» (Абаев IV, 322 – 323). Однако соответст­вие карачаево-балкарского языческого пантеона шумер­скому (см. Байчоров XXIX, 15 – 16) дает основание утвер­ждать, что теоним Totur восходит к шумерскому Turtur: богиня Turtur Ningal’ (см. Литература Шумера и Вавило­нии. Перевод В. К. Афанасьевой // Поэзия и проза Древ­него Востока. М.: Художественная литература, 1973, с. 142); “Матушке Туртур – голосить по мне!” (там же, с. 156); “Друг Инанны, чадо Туртур, подымайся, иди за мной!” (там же, с. 163).

258. тулпар – осет. толппар / тулпар

Tulpar в кбал. 1.«храбрый; сильный»; 2. «богатырь; великан; силач»; 3. «герой»; 4. фольк. «богатырский конь» (см. Кбал.-рус. словарь, 651) – осет. tolppar / tulpar «силь­ный», «мощный», «богатырский» (см. Абаев IV, 299). «Ср., – пишет В. И. Абаев, – тюрк. (кирг.) tulpar 1. (в фольк­лоре) “крылатый конь”, 2. “боевой конь” (Радлов III 1475. – Юдахин 517), (ног.) tulpar 1. “мифический крыла­тый конь”, 2. “боевой конь”, 3. перен.) “сильный”, “храб­рый” (о человеке) (Ног.– русск. сл. М., 1963, с. 365), балк., карач. tulpar (в эпосе) “богатырь” (Русско-карач.-балк. сл. М., 1965, с. 46). Сюда же табас. tulpar “сказочная шес­тиногая лошадь”, авар. tulpar 1.“Тулпар (легендарный конь)”, 2. “породистая лошадь” (Саидов 481), чеч., инг. tur­pal (в фолклоре) “богатырь»”, turpal-govr “конь-бога­тырь” (Генко, ЗКВ V 759 – Мациев 408)» (Абаев IV, 299).

По М. А. Хабичеву, кбал. «тулпар “богатырь”, “си­лач”, “великан” от тул “сильный”; “вдовец”+ аффикс –пар. Ср. каз., кирг. тулпар (РС, III, 1475) “боевой конь”, чаг. тул “конь, снаряженный для боя”, алт., тел. тулбар “кляча”, “худая лошадь”. В осетинском языке произошел перенос значения слова: осет. толпар (АОЯФ, 281) “тол­стяк”» (Хабичев III, 96).

259. тулу – осет. тыл / тылэ

Tulu в кбал. «темя» (см. Рус.-кбал. словарь, 622); анат. «родничок» (см. там же, с. 651) – осет. tyl / tulæ анат. «родничок (мягкое место на темени новорожден­ного, где кости черепа еще не срослись)» (см. Абаев IV, 329). «Ве­роятно, относится, – пишет В. И. Абаев, – к дери­ватам ин­доевропейской базы *tu- “пухнуть” и пр. (Pokorny 1081). Близкие соответствия: алб. tul “мясо без костей”, гр. τύλη “мягкая подкладка”, “подушка”, τύλος “мозоль”, “взду­тие”, “шишка”. На иранской почве гурани tilä “лоб”? (KPF, Abt. III, Bd. II, Сю 286). Из аланского идет балк., карач. tulu “мягкое темя у ребенка” (ОЯФ I 280)» (Абаев IV, 329).

Однако в карачаево-балкарском языке tulu, во-пер­вых, не только «мягкое место на темени новорожденного, где кости черепа еще не срослись», но и «темя» вообще, во- вторых, ср. др. тюрк. tulun «висок»; «височная кость» (у животных) (МК I 401); tuluŋ 1. «висок» (МК III 371); 2. «уздечные кольца» (МК III 371); tuluŋla- «бить в висок» (МК III 409).

По М. А Хабичеву, кбал. «тулу “темя”, “макушка”, “родник”. Эти же значения имеют хак. чулай, як. жу­лагъай, монг. зулай, бур. зулай, калм. зула. Чередование начальных т, ч, дж, з в начале слова – явление распростра­ненное в тюркских языках. Осет. тулä “темя” непосредст­венно связано с карачаево-балкарким словом» (Хабичев III, 20).

260. туппур / дуппур – осет. тыппыр / туппур

Tuppur / duppur в кбал. 1. «холм; бугор; курган»; 2. «бугристый»; 3. «выпяченное, опухшее, бугристое место (напр., ноги, живота и т. п.)» (см. Тс. кбал. яз. I, 692; III, 587) – осет. typpyr / tuppur 1. «вздутый», «выпуклый», «пузатый»,«толстый»; 2.«курган», «холм», «бугор» (в этом значении преимущественно в дигорском; ср. и. obaw «курган») (см. Абаев IV, 340). «Относится к разряду звуко­изобразительных слов, рассмотренных под tymbyl “круг­лый”, – пишет В. И. Абаев. – Такой же природы лат. tuber “шишка”, русск. *топыр- в топырить, растопырить, от­топырить. Ср. еще балк., карач. tuppur, тур. (диал.) dub­bur “выпуклый”, “бугор”, “холм” (Studia caucasica I 119), дарг. dubur “гора”. Отложилось в топонимии Осетии и Балкарии: д. Tuppuri mæræ, Tuppur adagæ (Цагаева. То­понимия Северной Осетии, II. 1975, с. 295), балк. Tәppәrgә название поляны (Коков, Шахмурзаев. Балк. топоним. сл. Нальчик, 1970, с. 126). Дальнейшее см. под tymbyl, а также под dængæl» (Абаев IV, 341).

Однако кбал. duppur / tuppur – производное от dup / tup, ср. duppuš / tuppuš «полный», «пухлый» (см. Тс. кбал. яз. I, 692; III, 587).

По М. А. Хабичеву, «названия предметов: дубур “ма­ленькая шишечка (на голове, на теле человека и живот­ных)» от дуб < кбалк. тёбе “холмик”, “куча”, “возвыше-

ние”. Ср. азерб. диал. тап “маленькая вершина” (началь­ный д вместо т – характерная черта огузских языков. Воз­можно, дубур – результат дальнейшего развития к. балк. дуппур, дуббур “холм”, “курган”). Кюбюр “сундук” (Abu– Xajjan, 54 кюбюр “сундук”, кар. к. губур “ящик”) от кеб “форма”, “всякая тара” (къара кюбюр “черный сун­дук”); тыбыр / тыпыр “очаг”, “сиденья по обе стороны камина” от таб “удобное место” (Хабичев V,112). «Ви­димо, с аф­фиксом -мар связан и -пар, который встре­чается в некото­рых карачаево-балкарских отыменных су­ществительных: дуппур “холм”, “курган” от тёбе «хол­мик» и тулпар “богатырь”, “сильный”, “могучий”, ср. ккир., кирг. РС, III, 1475 тулпар “боевой конь” … от чаг. РС, III, 1465 тул “конь, снаряженный для боя” (Хабичев V, 128).

261. тургъан – осет. тыргъ / тургъэ

Turγаn в кбал. причастие на -γan от tur- 1. «вста­вать, подниматься», 2. «стоять, находиться» где-л.; 3. «стоять, держаться» (в каком-либо положении), 4. «нахо­диться, пребывать, обитать; проживать»; 5. «находиться, быть» где-либо; 6. «отходить, отступать, подвинуться»; 7.«быть, находиться» (на чем- или в чем-либо; 8. «жить, провести время» (где-либо); 9. «быть, иметься, существо­вать»; 10. «сохраняться, оставаться, не исчезать»; 11. «со­храняться, сберечься, быть в наличии»; 12. «намереваться делать» что; 13. «стать» (против или за кого-чего); 14. «стано­виться» (напр., на учет) (см. Тс. кбал. яз. III, 587 – 588) – осет. tyrğ / turğæ 1. и. «первая (нежилая) часть сакли», «сени», «прихожая», «навес», «балкон»; ср. д. dzatma; 2. д. «двор»; ср. и. kært (см. Абаев IV, 341). «Bailey (BSOAS 1960 XXIII 34) сближает с сак. Ttaura- “стена” и гр. τόρσις, лат. turris “башня”, – пишет В. И. Абаев. – Не ис­ключено тюркское происхождение; ср. тюрк. tura “сакля”, “дом”, “жилище”, turγan üi “жилище”, “комната” (Радлов III 1446. – Räsänen. Versuch – 500. – Joki 340)» (Абаев IV, 341 – 342).

Кбал. tur- (см. выше) ср. с др. тюрк. tur- 1. «вста­вать, подниматься»; 2. «стоять»; 3. «находиться, быть, иметься, пребывать»; 4. «жить, обитать»; «останавли­ваться» и т.д. (ДТС, 586). Отсюда др. тюрк. tura «укреп­ленное жилище, крепость»; turaγ «убежище, прибежище»; «логовище (в горах)»; turγaq «сторож, страж» и т. д. (ДТС, 587 – 589); (см. также Севортян III, 296 – 301). Осет. turğ / turğæ 1. и. «первая (нежилая) часть сакли», «сени», «при­хожая», «навес», «балкон»; 2. д. «двор» (см. выше) восхо­дит к кбал. turγan (üj) «жилище».

262. Кбал. туттургъан – осет. туттургъан

Tutturqan / tuturqan в др. тюрк. «рис» (см. ДТС, 592, 593) – осет. tutturğan – название растения (см. Абаев IV, 321). «Вероятно, название какого-то сорта риса, – пишет В. И. Абаев. – Ср. тюрк. tuturγan, tutturqan, монг. tu­turga, кор. *tutur ”рис” (Räsänen. Versuch 502).Сюда же др. русск. тутурган “рис” [Афанасий Никитин. Хожение за три моря (1466 – 1472). М., 1948, с. 13]. Обычное назва­ние риса в осетинском – pyryndz»(Абаев IV, 322).

В современном карачаево-балкарском языке «рис» так же, как и в осетинском, pirinč (Тс. кбал. яз. II, 1116), prinč (Кбал.-рус. словарь, 520). Рассматриваемые же древне­тюркское tutturqan / tuturqan и осетинское tutturğan со­звучны с карачаево-балкарским причастием на -γan – tutturγan от побудительной формы tuttur- глагола tut-, имеющего около пятидесяти значений, главные из которых – 1. «держать», «удерживать», «брать» (кого-что); 2. «за- держивать», «ловить» (кого); 3. «схватить», «хватать» (за что- либо); 4. «держаться», «браться» (за кого-что); 5. «ловить», «поймать» (рыбу, мышей и т. п.) и т. д. (см. Тс. кбал. яз. III, 592 – 596). Кбал. öz tutturγan «колорийная пища»; öz tut- «быть колорийным», «обладать большой колорийностью» (о пище) (см. Тс. кбал. яз. I, 713 – 714). По-видимому, в этом значении называли рис древние тюрки tutturqan / tuturqan и осетины – tutturğan.

263. туўма – осет. т’ымы– т’ыма

Tuwma в кбал. «врожденный» (см. Тс. кбал. яз. III, 604) от tuw²– 1. «рождаться»; 2. перен. «появиться», «возни­кать», «зарождаться»; 3. «восходить» (о светилах) (см. там же, с. 600 – 601); tuwduq «потомок» (там же, с. 603) – осет. t’ymy-t’yma «отдаленное потомство», «род» (см. Абаев IV, 357). «Можно возводить к др. иран. *taumāyā taumā “родня родни”, “отдаленная родня”, – пишет В. И. Абаев. – Перс. tuxm “семя”, пехл. tōm, tōhm “семя”, “род”, tōhmak “семя”, “происхождение”.Из иранского идут арм. tohm “род” (Hübschmann. Arm. Gr. 253), груз. t’omi “род”, “поколение” (Андроникашвили 165, 188, 379 – 380). Для осетинского не исключена контаминация с тюрк. tūma “потомок” от tū- “родиться” (Радлов III 1517)» (Абаев IV, 357 – 358)».

Однако ср. тюрк. «3. имя действия с афф. -(ы)м – доғ– ма аз., доум тур., тоқум тур., тоқум Caf. EUS 243, тоғум сюг., ДТС, 572 в составе toγum ažun рел. “рожде­ние”, “пе­рерождение” (ТТ III, 26, Uig. II 36₄₂, Uig. III 14, Suv. 584₆), TT IX 42, Caf. EUS 243, тохум Caf. EUS 243, дуу(у)м гаг., туғум TT VIII 100 – cо значениями: 1) “рождение” – тур., гаг., сюг., ДТС, TT VIII, Caf. EUS; 2) “перерождение” – ДТС; 3) “восход” (солнца и пр.) – тур., гаг., и немногие отдельные значения по языкам; о произ­водном tuğum см.Cl. 470; 4. имя действия с афф. -ы – до-у тур., Zen. II 609طوغو dogu (тур.), тоғу Zaj. St. II 95, ду: гаг., ту: кир. Юдах. (1940 г.) – со значениями 1) “рожде­ние” – кир., Zen., Zaj. St.; “восток” – тур., гаг., а также про­изводные доғул- ~ тоғул- “рождаться”, “появляться на свет”; до:ма ~ туғма и др. “рождение”, “родной” и др.; доғ-уш ~ тоғуш и др. “рождение, восход” (солнца) и дру­гие единичные формы в отдельных источниках”» (Севор­тян III, 247).

Из изложенного следует, что, во-первых, перс. tuxm, пехл. tōm, tōhm, tōhmak, арм. tohm, груз. t’omi (значения см. выше) – заимствования из тюркского языка, во-вто­рых, осет. t’ymy-t’yma «отдаленное потомство», «род» восхо- дит к кбал. tuwma «рождение».

264. тыбыл / тыпыл – осет. т’ыфыл / т’эфил / т’уфул /

т’эппил

Tybyl карач. / typyl балк. этн. «слой шерсти, положен­ный для валяния кошмы, а также шерсть, завернутая в ци­новку для валяния» (см. Кбал.-рус. словарь, 658, 662) – осет. t’yfyl / t’æfil / t’uful / t’æppil 1. «уплотненная охапка сена»; такими охапками подают сено укладчику копны; 2. t’yfyltæ / t’æfiltæ «хлопья снега», «хлопья шерсти перед валяньем» (см. Абаев IV, 356). «Вероятно, из монг. teberi “охапка” (Lessing 790), с закономерным переходом r > l пе­ред i, – пишет В. И. Абаев. – Из осетинского идет балк. təfəl, təpəl “слой шерсти”, “охапка сена” (ОЯФ I 280), груз. (мохев.) t’ipilaj id.» (Абаев IV, 357).

265. тыйын – осет. тūн

Tyjyn в кбал. 1. «мех», «меховой»; 2. «белка», «бели­чий» (см. Кбал.- рус. словарь, 650) – осет. tīn в выражении tīnkærc, tīny kærc, tīnty kærc / tīnkærcæ «дорогая меховая шуба» (см. Абаев IV, 295). «Из тюрк. tīn, tijin “белка” (Радлов III 1360 сл. – Räsänen. Versuch 470), – пишет В. И. Абаев. – Отдельно tīn в значении “белка” сейчас не упот­ребляется (см.*xsæræg, tyrtyna), но засвидетельствовано в XVII в. путешественником Витсеном в форме tihin; tīnkærc означало, стало быть, “беличья шуба”, а потом во­обще “шуба из дорогого меха”. Для второй части сложения см. kærc “шуба”. По типу сложения (первая часть – забы­тое тюркское слово, вторая – иранское) ср. aldymbyd “тесьма” из altyn + byd, где altyn – тюркское название зо­лота, отдельно в осетинском не употребляемое» (Абаев IV, 295).

По М. А. Хабичеву, кбал. «тыйын “белка”. Отсюда осет. тин, тинт (ОРС, 408) “белка”, “соболь”» (Хабичев III, 40).

266. тылмач / тилманч – осет. тэлмац / тэлмаци

Tylmač (карач.) / tilmanč (балк.) «переводчик, толмач» (см. Кбал.-рус. словарь, 660; 635) – осет. tælmac / tælmaci «переводчик», «перевод (с одного языка на другой)» (Абаев IV, 258).«Из тюрк. tilmäč “переводчик”, варианты: tilmači, tilmädži, təlmac, tälmäš, tolmač (Радлов III 1091, 1205, 1334, 1390. – Räsänen. Versuch 487), – пишет В. И. Абаев. – Из тюрк. идет и перс. tīlmačī “interpres linguae” (Vullers I 493. – Doerfer II 662 – 665). В кавказских языках: лезг. dilmadž, лак. dilmač, дарг. tilmadž, авар. tirmač, чеч. tal­maž, инг. talmač, убых. telmaš, абадз. telmaž, каб. təlmeš. Слово вошло и в некоторые европейские языки: ст. слав. tlъmač, русск. толмач “переводчик”, укр. товкмачити “переводить”, пол. tlumacs, чеш. tlumač, венг. tolmács, нем. Dolmetsch(er), рум. tălmačĭŭ “переводчик” (Lokotsch 162 – 163. – Doerfer II 663). О происхождении и истории слова пишет Németh (Zur Geschichte des Wortes tolmácz. Acta Orient. Acad. Scient. Hung. 1958 VIII 1 – 8), а также Doerfer (III 664 – 665), Clauson (500). Огласовка tol-, tal- в ряде тюркских и нетюркских форм препятствует безого­ворочному производству от тюрк. til, dil “язык”. Воз­можно, что на славянской почве имела место контамина­ция тюрк. tilmač со слав. tlъkъ “толк” (откуда др.-сев. tulkr, швед. tolk “переводчик”); ср.: Falk – Torp II 1269, s. v. tolk. MSt. 84.» (Абаев IV, 258).

Подробности см. в Севортян III, 233 – 235).

По В. Г. Егорову, чув. «тǎлмач уст. “переводчик”, “толмач”; тат. уст. тылмач, АФТ тилмач, полов. тыл­мац, казах. тилмаш, якут. тылбас, азерб. дилмандж, тур., туркм. дилмач “переводчик”; в др. русск. яз. слово это в форме толмач перешло из тюрк. яз. Образовано от др. тюрк. тил “язык”; см. чěлхе» (Егоров, 236). Чув. «чěлхе “язык”, “речь”; КБ, Зол. бл., уйг.,узб., кирг., казах., к. калп., ног., кумык., алт. В, ойр., хак. тил; тат., башк. тел, азерб., тур., гаг., туркм. дил, тув. дыл, якут. тыл “язык”; “речь”; в чув. звук т перед гласным переднего ряда ě смягчился в ч, по мнению Рамстедта, -хе первоначально было аффиксом уменьшительности (Введение 184)» (Его­ров, 323).

По М. А. Хабичеву, кбал. «тылмач, сбалк. тылмац “переводчик”. Аб. талмач (АбРС, 342) “толмач”, каб.-ч. тэрмэщ (КРС, 335) “переводчик”, осет. тäлмац (ОРС, 404) “перевод”» (Хабичев III, 96 – 97).

267. тыммыл / дыммыл – осет. тымбыл / тумбул

Tymmyl в кбал. 1. этн. «пирожок из тонко раскатан­ного теста, который пекут на смазанной маслом сковороде и дают ребенку при ветрянке или на третий день после прививки оспы, чтоб она быстро и бесследно прошла»; 2. «плоская лепешка» (см. Кбал.– рус. словарь, 660). Ср. также кбал. dymmyl / dymmyl čeček 1. мед. «ветряная оспа»; 2. этн. «хлебец» (печется после высыпания у боль­ного ветряной оспы) (см. там же, 212). – Осет. tymbyl / tumbul «круглый», «круглая масса чего-либо» (см. Абаев IV, 330). «Можно, казалось бы, сопоставить с тюрк. (анат.) tümbül “толстый”, “круглый” (Радлов III 1604) и признать заимствованием из тюркского», – пишет В. И. Абаев (Абаев IV, 321). «Вс. Миллер (ОЭ II 112) сравни­вает балк. tәmmәl “круглое тесто”» (см. там же, прим. 1). «Однако такое решение было бы поспешным, – пишет да­лее В. И. Абаев. – Осет. tymbyl не стоит в языке изолиро­ванно. Оно входит в обширную группу звукоизобразитель­ных слов (идеофонов), в которых определенный круг зна­чений (“круглое”, “выпуклое”, “вздутое”, “выступающее”, “торчащее” и т. п.) выражается определенными звуковыми комплексами – либо двухсогласными типа KP, TP, CP, либо трехсоглас­ными типа KPL, TPL, CPL, KPR, TPR, CPR, KPN, TPN, CPN и т. п. (третьим согласным чаще бывают l, r, n, но также s, t и др.). В качестве начального согласного охотно используются смычногортанные k’, c’ как более экспрес­сивные» (Абаев IV, 331– 335).

Однако сообщение Вс. Миллера о том, что осетинское tymbyl / tumbul «круглый», «круглая масса чего либо» со­поставимо с балкарским tәmmәl «круглое тесто», выводит нас к значительной общетюркской системе соответствий.

«I. Домал- тур., тур. диал. DS IV 1549, Aks. 220, гаг., Буд. I 407 طومالمَق(тур.), TS II 1210; томал- Р III 1236, طومالمق (осм. R), TS II 1210; dömel- тур. диал. DS IV 1549; dobal-, döbel-, dombal-, dömbel- там же.

II. домала- каз., ккал., Р III 1729 طومالامق (осм., кир. = каз.); томала- каз., Буд. I 406 تومالامق (тат.); то­моло- кир.;

III. домалан- Р III 1726 (кир. = каз.); томалан- Р III 1236 (кир. = каз.);

IV. томалат- P III 1236 (кир. = каз.); домалт- Р III 1726 طومالتمق (осм.).

◊ I 1. “(с)горбиться” – тур., тур. диал., гаг.; “сги­баться”, “гнуться” – тур., тур. диал. DS, гаг.; “съежи­ваться” – гаг.;

2. “приседать на задние лапы” (о животных) – тур.;

3. “принимать округлую позу” – тур. диал. Aks.; “вы­пучиваться” – тур., Буд. (тур.); “вспухать” – тур., Буд. (тур.), TS (“вспучиваться шаром”); “надуваться”, “вско­чить” (о чирьях) – тур., Буд. (тур.); “стать бугром” – TS; “выступать подобно опухоли” – Р III 1236 (осм. R);

4. “садиться” – тур. диал. DS;

II 1. “катиться” – каз., ккал.; “скатываться”, “кувыр­каться” – ккал.;

2. “катить”, “скатывать” – кир.; “катать” – Р III 1726 (кир. = каз.);

3. “окутать” – Буд. (тат.);

4. “округлиться”, “распухнуть” – Р III 1726 (осм.);

5. “нагреть баню паром” – Буд. (тат.) простонар.;

III 1. “катиться шаром” – Р III 1236 (кир.= каз.); “ка­титься” – Р III 1726 (кир. = каз.);

2. “свертываться в клубок” (о еже) – Р III 1236 (кир. = каз.);

3. “валяться” – Р III 1236 (кир. = каз.);

IV 1. “катать” – Р III 1236 (кир. = каз.);

2. “выпучить” – Р III 1726 (осм.).

◊ Глагол домал- ~ томал- – производное, образовав­шееся с помощью афф. -(а)л – от имени *дом ~ том, для которого ср. следующие данные: тар. том “цилиндриче­ский; округленный; выпуклый” Р III 1234; тур. диал. dömle- < döm + -la – “сгибаться” DS IV 1549,تومتامق, تومدامق “выпячиваться, выставляться” Буд. I 406 (тат.). Сюда же, вероятно, следует присоединить корреля­тивный глагол в турецком tüm- “пухнуть, надуваться, принимать выпуклый вид”, تُومَكْ, تومْمَكْ “выпучиться, на­дуться, вспухнуть, вскочить” (о чирьях, о выпуклых членах тела) Буд. I 407. Правомерно фонетически и семантически сблизить с том существительное топ “всякая круглая вещь; мячик; ядро” Р III 1220 (осм.), ккал. (+ “шар”), тọп “клу­бок” уз.; ср. также тур. диал. top-ak “круглый” DD 4, 1705. По-видимому, от топ образованы приведенные в пе­речне форм dob-al-, döb-el- “сгибаться” тур. диал. DS IV 1549. Форма рубрики II образовалась от дом ~ том с по­мощью аффикса учащательности -ала – (значение учаща­тельности заключено в “катиться, кувыркаться” у глагола домала- ~ томала-), домалан- (рубрика III) –возвратно-медиальная форма на -н от домала-, домалат- (руб­рика IV) – побуд. форма на -т от того же глагола. О до­мал- и т. д. см. Räs. VEWT 487a: автор производит tomal- от тар. tom, приведенного выше.

Производными от домала- ~ томала- являются: 1. имя с афф. -қ – домала-қ ккал., томалак Р III 1236 (кир. = каз., تومالاق чаг.), Буд. I 753 طومالاق томолокъ (кир.) со значением “круглый, шарообразный”; 2. существитель­ное с афф. -н от глагола домала- (либо же с афф. глаголь­ного имени -ан от глагола домал- ~ томал-): domalan тур., Р III 1726 طومالان (осм.), томалан Р III 1236 طومالان (осм. R) со значениями “чирей, нарыв, опухоль”» (См. Севортян III, 261 – 262).

Из изложенного вытекает, что кбал. дымбыл “круг­лый”, “толстый” состоит из корня дым < тоб “круглый”, “полный”, “мяч”, “пушка”… + аффикс -был и что отсюда осетинское тымбылäг (ОРС, 413) “шарик” (см. Хабичев III, 68); рассмотренные же здесь кбал. тыммыл / дыммыл, осет. тымбыл / тумбул (см выше) являются фонетиче­скими вариантами слова дымбыл.

268. тыпырда- – осет. тыбыртэ / тэбэртэ

Typyrda- в кбал. 1. «трепыхаться, трепетать, выры­ваться, дрыгать руками и ногами»; 2. «биться» (о сердце) (см. Тс. кбал. яз. III, 629 – 630) – осет. tybyrtæ / tæbærtæ: tybyrtæ cæğdyn / tæbærtæ cæğdun «биться в агонии», «трепыхать конечностями»; д. tæppæztæ cæğdun, и.gændzæx-tæ cæğdyn id. (см. Абаев IV, 327). «Ср., – пи­шет В. И. Абаев, – тюрк. tәpәrla “содрогнуться (как заре­занное животное)”, tәbәrt “бить крыльями”, tibirčin “биться ногами” (о животных), tibrän “биться ногами” (о младенцах) (Радлов III 1340, 1341, 1407). Вероятно, звуко­подражательной природы» (Абаев IV, 327).

269. тырмы – осет. тэлм(э) / тэлмэ / тэрмэ

Tyrmy в кбал. 1. «линия, черта; штрих; полоса на небе»; 2. «протяженный участок чего-нибудь»; 3. «отсвет от пожара или заката на небе»; 4. «складка, морщина»; 5. в позиции определения: «морщинистый»; 6. «полоса на теле от удара чем-либо; ссадина, царапина, шрам, рубец» (см. Тс. кбал. яз. III, 631 – 632) – осет. tælm(æ) / tælmæ / tærmæ 1. «полоса» (в частности, о полосах на теле от по­боев), «пласт»; 2. «обида», «обидный» (по значению близко к qyg, д. ğulæg, xardz)» Абаев IV, 257). «Форма tærmæ, – пишет В. И. Абаев, – к *(s)tarman, а форма tælm(æ) – к *(s)tarmi- (r > l под влиянием i в следующем слоге). Бли–

жайшее соответствие – герм. *streman, *striman: др.-нем. strimo, нем. Striemen, (диал.) streimen “полоса”, ”след на коже от удара”, “синяк”, “рубец”, “кровоподтек”, striemig “исполосованный” (Falk – Torp II 1181). База – *ster- “полоса”, “черта” (Pokorny 1028). О скифо-германских изоглоссах см.: СЕИ 24 – 27, 131 – 133. – Менее вероятна связь с и. е. *ter- “тереть” и пр. (гр. τορμος “отверстие”). Значение “обида” – результат переноса из физической сферы в психическую: обида – психологический “синяк”. – С семантической стороны мало удачно сопоставление с лат. terminus “пограничный камень”, “предел” (Вс. Мил­лер. ОЭ III 150)» (Абаев IV, 257 – 258).

Однако ср.:

«I дырма- турк., тур. диал. Aks. 209, аз. (в составе дырма-н- дырма-ш “лазать, взбираться, карабкаться”), Zen. II 426 (в составе درماشمق dyrmašmak, درمانمق dyrman­mak “шевелить” – тур.),TS II 1136 (XIV в.); тырма- кир., ккал. (в составе тырма-с- “взбираться вверх”, где -с- < -ш- – показатель медиальности или учащенности), тат., тат. диал. ДСТ 434, баш., алт., ГАЯ 280, алт. диал. Верб. 391, Р III 1331 (казан., алт., тел., шор.), Буд. I 735 تيرمق (чаг.), طرماق, Zen. I 322 طيرماماق tyrmamak (вост.- тюрк.), ДТС 569 (в составе залоговых форм tırmа-l-“быть поцарапанным, исцарапанным” МК II 230, tırma-š “цара­паться” МК II 207), Brock. 207 (так же), МА 234, 350, Абуш. 187 (в составе تيرماندى, طرمشدى),Vám. ĆSp. 269 تيرماماق tirmamaq, Pav. C. 256 تيرمامق, Хор.II 397; тiрма- Р III 1378 تيرمامق; дырба- тув.; тырба- алт. диал. Верб. 394, хак., караг. (tèrbârmen) Castr. 108; Р III 1330 (леб., саг., койб., кач., кюэр.); tèrbîrben, tèrbîrmen Castr. 108; тырпа- кум. Сат. 46; тарма- (в составе تارماتمق “под-

ниматься”, تارماشمق “взбираться один за другим”) Pav. C. 197; тарба:- як.; тарба- алт. диал. Верб. 335;

II дырмала– турк., тур. диал. DS IV 1471, аз., Р III 1747 درمالامق (осм.), Zen.II 429 درملمق dyrmalamak (тур.); тырмала- тур., тур. диал. DSf. (Samsun – в со­ставе tır-ım tır-ım tırmala- “оставлять много следов цара­пин”, гаг., кир., Zen. II 332 )тур.), Zen. II 598 طرمالمق, طرمامق, طرمالامق, طرمالمق (тур.), Şey. 88; tırmālamaq уйг. диал. Le Coq 88; трмала- Грун. 408; тĭрмалә- уз.; тǎрмала- чув.; та(р)мала- уйг., чǎрмала- ~ чĕрмеле- чув.;

III дырна- турк.; тырна- кар., кум. Мох. 88, каз., ног., ккал., тат., тат. диал. ДСТ 434, баш., сюг., Р III 1326 (кир.), Буд. I 735 طرنامق, Zen. I 332 تيرناماق (вост.– тюрк.); тiрна- تيرنامق (вост.– тюрк.).

◊ I 1. А. “(по)царапать, расцарапать” – турк. (ногтями, когтями), тур. диал., аз., кум. Сат., кир., тат., тат. диал. ДСТ, алт., алт. диал., хак., тув. (о мышах), як., Р III 1330 (леб.), Р III 1331 (когтями – состав языков см. в перечне форм), Р III 1378 (+ “растерзать” – вост.-тюрк., чаг.), Буд., Zen., ДТС (tırmal-, tırmaš- – МК), Brock., MA, Pav. C., Хор.;”скрести, скоблить, очищать” – койб., караг. Сastr., тув. (кожу при выделке), як., Zen., Pav. C.; “сучить” / “бить когтями, ногтями” – Pav. C.; Б. “грести” – баш. (граблями), алт. ГАЯ (о сене), алт. диал. (так же), хак. (граблями), Castr. (так же), Р III 1330 (так же – саг., кач., койб., кюэр.), Буд. (о сене); “подбирать в кучу” – Zen. (вост.- тюрк.); “чесать” – кир., алт. ГАЯ (о теле), алт. диал. (так же), хак., тув. (+ “причесывать”, як. (руками), Р III 1330 (леб.), Pav. C.; “чесаться” – Castr.; “бороздить, бо­ронить, бороновать” – алт. ГАЯ, алт. диал., Р III 1330 (“боронить” – состав языков см. в перечне форм), Brock. (tırmal-, tırmaš-);

2. “взбираться” – тур., тур. диал., аз. дырман-, дыр­маш-), ккал. (вверх); “карабкаться” – тур. диал., аз. (дыр­ман-, дырмаш-), як. (“выкарабкаться”, TS; “влезать” – тур. диал., TS II, “лазать” – аз. (дырман-, дырмаш-);

3. “рыться, ковыряться” – турк.;

4. “перебирать струны” (музыкального инструмента) – Vám. ĆSp.;

II 1. A. “царапать – тур. (ногтями), аз. (так же), гаг. (когтями), кир., тат. диал., уз., уйг., уйг. диал. Le Coq, чув., Р III 1747 (ногтями – осм.), Zen., Грун.; Şey.; “царапаться” – гаг., чув.; “скрести” – тур. (ногтями), гаг. (когтями), тат. диал. (так же), чув., Zen. (тур.), Грун.; “раздирать, де­лать какой-л. материал шероховатым” (путем расцарапы­вания) – Zen. (тур.); Б. “грести, сгребать, собирать в одну кучу” – чув. диал., Zen. (тур.); “чесать” – кир.; “боронить” – уз., уйг.; “шевелить – Zen.;

2. “карабкаться” – кир.;

3. “рыть”, “копать” – чув. диал.; “рыхлить почву граб­лями, граблить” – тат.; “рыться, ковырять” – турк.; “дол­бить” – чув.; “протирать” (глаза) – чув.;

4. “разорвать” – Грун.; “(по)ранить” – Zen. (тур.);

5. перен. “беспокоить, не давать покоя” – тур.;

6. перен. “бедствовать, нищенствовать” – гаг.

III 1. A. “царапать” – во всех источниках, кроме тур.; “скрести” – ккал., тат. диал. (т. е. “брать понемногу” – о продуктах), сюг., Zen.; “соскабливать, сдирать” – турк.; Б. “грести” – Р III 1326 (кир.), Буд. (о сене); “подбирать в кучу” – Zen.; “окучивать картофель”, “сгребать сено” – тат. диал.; “чесать – каз., ккал., тат. диал., баш., сюг., Р III 1326 (кир.), “боронить, бороновать” – кар., кум., ног.;

2. “тащить при помощи крючка” – тур.;

3. “рыть” – ног.;

4. перен. “задевать” – ккал.

Как показывают данные, значения всех трех форм в ос­нове тождественны.

◊ Производящей основой всех приведенных форм явля­ется глагол дыр- ~ тыр-, сохранившийся в тур. диал. (dır-) со значением “карабкаться, взбираться, влезать” DS IV 1471 в кар. г. (тыр-) со значением “скрести”, а также вычленяемый из своих производных существительных с афф. -ма и -(ы)м: тыр-ма “борона” каз., ккал., “грабли” ккал., тат. диал. ДСТ 434, Тум. 208; тур. диал. tır-ım tır- ım парн. мимеогр. о тщательном обыскивании, плохом или наоборот хорошем бороновании DSf. (Bolu)» (Севортян III, 345 – 346).

«От данных глаголов образовались следующие произ­водные:

1. существительное со значением орудия / средства и др., образованное от тыр- с помощью аффикса -мақ /- мық или от тырма- с помощью афф. -қ: тырмақ кир., каз. диал. ҚТДС 348, тат. диал. Тум. 203, уйг. диал. Мал. УНС 164, Jarr. 307, сюг., лоб., алт., Р III 1331 (тел., алт., шор., бар.), сал. Kak. Voc. 192, Zen. I 332 تيرماق tyrmak, MA 298 тĭ(р)мақ уйг., тūмақ уйг. диал. Аг. 136, тырмо: кир. , дырбақ тув., тырбак алт. диал. Верб. 395, Р III 1330 (леб., шор., саг.), тырв^оақ сюг., тырмақ каз. диал. ҚТДС 318, сюг. Diz. II 114, tarmax сал. Kak. Voc. 192, таймақ лоб., тамақ уйг. диал. Мал. УНС 155 (хот.), Аг. 86, 274, тапбах як., dırmık, dırmıh, dırmıħ, dırtmık тур. диал. DS IV 1471, дырмык طرميق (афф. -мық) Р III 1747, дым­рых (метатеза – из дырмых) аз. диал. Джанг. 62 – 63, тыр­мык طرميق Р III 1332 (осм.), Zen. II 598 طرمق tyr­myk (тур.) – последние формы с –мық могут быть образо­ваны лишь от глагола тыр- ~ дыр-; значения: 1) “ноготь” – кир., тат. диал. Тум., уйг. диал. Мал. УНС, Аг., Jarr., сюг., алт. диал., утв. Р III 1330 (леб., шор., саг.), Р III 1331 (cостав языков см. в перечне форм), МА; “коготь” – кир., уйг., уйг. диал. УНС, Jarr., лоб. (“когти”), алт., алт. диал., тув. як. (у орла), Р III 1330 (леб., шор., саг.), Р III 1331 (состав язы­ков см. в перечне форм), Р III 1332 (осм.), Р III 1747 (“когти” – осм.), Diz., Räs. MM; “палец” – сюг., як. (+ “перст”) – значения группы образованы от “царапать”, “скрести”; 3) “грабли” – аз. диал., кир., каз. диал., уйг. диал. Мал. УНС, Аг., сал. Kak. Voc., лоб., Р III 1332 (осм.), Р III 1747 (осм.), Zen.; “борона” – тур. диал. DS, кир., каз. диал., сал. Kak. Voc.; “гребень” (для волос) – сюг. – значение 3) образовалось от “чесать”, “бороздить”,“сгребать”…» (Се­вортян III, 347 – 348).

Из изложенного следует, что кбал. tyrmy 1.“линия, черта; штрих; полоса на небе”; 2.”протяженный участок чего-нибудь”; 3. ”отсвет от пожара или заката на небе”; 4. “складка, морщина”; 5. “морщинистый”; 6. “полоса на теле от удара чего– либо; ссадина, царапина, шрам, рубец” (см. выше) образовано от общетюркского корня tyr- (см. выше) с помощью имяобразующего аффикса -my, а осет. tælm(æ) / tælmæ / tærmæ 1. “полоса” (в частности, о поло­сах на теле от побоев), “пласт”; 2. “обида”, “обидный (см. выше) являются фонетическими вариантами ка­рачаево- балкарского tyrmy.

270. тырхык – осет. тэрхэг

Tyrxyk в кбал.1. «выступ» (напр., горы), 2. «зава­линка» (вдоль стены снаружи и внутри дома, где ставили ведра, котлы и т. п.) (см. Тс. кбал. яз. III, 635) – осет. tærxæg «скамья», «полка» (см Абаев IV, 274). «Возводится к *trka- ka- (как wærxæg к *wrka-ka), – пишет В. И. Абаев. – Ин­доевропейская база tel-k- “ровная поверх­ность”, “плос­кость”, “доска”, “полка»” и т. п. распознается в русск. по-толок, при-толка ”верхняя перекладина над дверью”, а также “пастбище»”, ”выгон”; на иранской почве ничего на­дежного; может быть, согд. trx “какая-то часть двери” (Henning. Sogd. 39₂₀), арм. (из иран.?) terek, darak’ “полка”. Без наращенного -k: др.-инд. tala- “плоскость”, “равнина”, русск. тло “основание”, ”дно”, чеш. tla “пото­лок”, др.-прусс. talus “пол”, лит. pã-talas “ложе”, tìles “дощатый настил на дне лодки”, др. в. нем. dilla, нем. Diele “доска”, “пол”, лат. tellus, др. ирл. talam “земля”, гр. τηλία «помост», «лоток» и пр. (Pokorny 1061). – Из аланского идут: балк., карач. tərxək “каменная скамья” (ОЯФ I 91, 279), чеч. terxij, инг. tarxij “полка” (осет. -æg > чеч.-инг. -ij, как в baræg / berij “наездник”, maræg / märij “убийца”: Генко, ЗКВ V 716, 720) и, вероятно, абаз. a-tarag_o “скамья” (Сердюченко. Об абазинских диалектах. В сб.: Памяти Н.Я. Марра, М.–Л., 1938, с. 253)» (Абаев IV, 275).

По М. А. Хабичеву, кбал. «тырхык “завалинка», “камен­ная скамья”, “солнцепек” состоит из тыр- < тур- “пребывать”, “находиться” + аффикс -хык. Отсюда и осет. тäрхäг (АОЯФ, 279) “каменная скамья”, “полка”» (Хабичев I, 45; III, 82).

271. тыхсы- – осет. тыхсын: тыхст / тухсун: тухст

Tyxsy- в кбал. «жаловаться», «ныть», «сетовать», «роп­тать» (см. Тс. кбал. яз. III, 636) – осет. tyxsyn: tyxst / tux­sun: tuxst 1. «виться», «обвиваться», «сматываться»,

«запутываться», «обвивать», «обнимать», «окружать»; 2. «быть неспокойным, смятенным, озабоченным», «тяго­титься», «быть в затруднении» (см. Абаев IV, 347). «Восхо­дит к инхоативной основе *tuxš-, *δwaxš- и представляет медиальное соответствие к активному tūxyn / toxun “завертывать”, – пишет В. И. Абаев. – Ср.аналогичные пары tavyn /tæfsyn, ysdūxyn / yzdyxsyn и др. (ГО § 99₂). Ср. перс. taxs “забота”, “беспокойство”, “пе­чаль” (Ягелло 377. – Zenker I 268), перс. tuxša, пехл. tuxšak (= осет. tuxsæg “усердный”, перс. tuxšītan “стараться”, “силиться”, тадж. (вандж.) tuxs “забота”, “беспокойство”, tuxsidan “суетиться” (Розенфельд. Вандж. 116), согд. *antōxs- (‘nt’wys-) “напряженно трудиться”, *antōxsak (‘nt’wγs’k) “старательный”, ав. δwaxš- “стараться”, “си­литься”, “прилагать усилия” (о др. перс. taxš- “стараться” см.: Mayrhofer, Mélanges Morgenstierne 141 – 145), др. инд. tvak-, tvanakti “сжиматься”, вед. tvaks-“быть крепким, сильным”, tvaksas- “сила”, “мощь”, гр. (Гомер) σω̃κος (*twākos) “крепкий”, “могучий”. Семантические отноше­ния представляются в следующем виде. Исходное значение – “скручиваться” (осет. tūxyn, yzdūxyn, yzdyxsyn). От­сюда, с одной стороны, “быть крепким (“крепко скручен­ным”)» (вед. tvaks-, гр. σω̃κος), “быть в напряжении”, “си­литься” (перс., ав., согд.), с другой стороны – “запуты­ваться”, “быть растерянным” и пр. (осет. tyxsyn). О разви­тии значения “скручивание” > “беспокойство”, “печаль”, “мучение” (осет. tūxæn, перс., тадж. tuxs, taxs) см. под tūxæn. См. также tūxyn, yzdūxyn, yzdyxsyn» (Абаев IV, 348).

По М.А. Хабичеву, «тыхсыў “суета” от тыхсы- “волноватьcя”, “cуетиться” + аффикс имяобразования -ў. Осет. тыхсаг (ОРС, 414) “суетливый”, тыхст “обеспоко­енный” (Хабичев III, 97).

272. тюгелт- – осет. дагъыт’айлаг / дагъит’айлаг

Tюгелт- в кбал.1. «кончать, завершать что-л.» (см. Тс. кбал. яз. III, 642) – осет. dağyt′ajlag / dağit′ajlag «бед­ственный», «гиблый». «Происхождение не ясно, – пишет В. И. Абаев.– Возможна связь с тюрк. dağət- “рассеи­вать”, “разбрасывать” (Абаев II, 342).

Однако ср. др. тюрк. tükä– 1.”завершаться”, “кон­чаться”, “истощаться”, “иссякать”; 2. “быть достаточным, хватать”

273. тюйе – осет. теўа

Tüje в кбал. «верблюд» (см. Тс. кбал. яз. III, 643) – осет. tewa «верблюд» (см. Абаев IV, 290). «Усвоено из тюркского,– пишет В. И. Абаев. – тюрк. (караим.) t’eva, (чагат., уйгур., восточнотюрк.) tävä, (чув.) tevε, (анат.) deve “верблюд” (Радлов III 1127. – Räsänen. Versuch 468. – Doerfer II 669 сл.). Сюда же венг. teve id. (из проточуваш­ского: Gombocz 129), фин. teva(-na) “лось”, сербо-хорв. dèva “верблюд” (Berneker 188), алб., лезг. deve id. и, веро­ятно, груз. st’evi “верблюжья шерсть” (Чубинов 1194). – Трудно установить, из какого именно тюркского языка за­имствовано осетинское слово. Можно только думать, что произошло это достаточно давно, быть может еще в сар­матское время. Кости верблюда, хотя и в небольшом коли­честве, находят среди памятников этой эпохи (Цалкин. До­машние и дикие животные Северного Причерноморья в эпоху раннего железа. Матер. и исслед. по археол. СССР 1960 LIII; Tsalkin. Economy of East. European tribes in the Early Iron Age. В сб.: Труды VII Международного кон­гресса антропологических и этнографических наук, т. V, М., 1970, с. 540). Другие иранские языки хранят рефлексы древнеиранского названия верблюда: uštra-. В осетинском и здесь, как во множестве других тюркских заимствований, нашли отражение специфические, старые и долгие алано- тюркские контакты.

Вс. Миллер. ОЭ III 13; Gr. 8. – Hübschmann. Oss. 132. – ОЯФ I 32, 35» (Абаев IV, 290).

По М. А. Хабичеву, кбал. «тюйе, сбалк. теўе “верб­люд”. K балкарскому примыкает осет. теуа (ОРС, 408) “верблюд”» (Хабичев III, 46).

274. тюртю – осет. тырты / турту

Türtü в кбал. 1. «барбарис» (ягода); 2. в позиции опре­деления «барбарисовый» (см. Тс. кбал. яз. III, 664) – осет. tyrty / turtu «барбарис» (см. Абаев IV, 342). «Возможно, вариация широко распространенного названия тутовой ягоды (tut), – пишет В. И. Абаев. – Ср. лезг. turt (рядом с tut) ”тутовая ягода” (Лезг.-русск. сл. М., 1966, с. 318). Сюда же балк.- карач. türtü “барбарис” (ОЯФ I 277). Случайным надо считать созвучие с селькупским (остяко– самоедским turań “барбарис” (Acta Lingu. Hung. XIII 3 – 4 218)» (Абаев IV, 342).

По М. А. Хабичеву, кбал. «тюртю, сбалк. турту “бар­барис” ср. тат., чаг. турта (РС, III, 1460) “пахтанье”, “от­стой, садящийся на дне горшка при топлении масла”, тур. турту (РС, III, 1460 – 1461) “дрожжи”, ”подонки”. Сюда относится осет. тырты (ОРС, 413) “барбарис”. В абазин­ском и кабардино-черкесском языках барбарис именуется карачаево-балкарским сложным словом къатхан суулукъ “то, что используется для кваса”. Ср. аб. къатгIан- сольыкъв (АбРС, 249), каб.-ч. къэтхъэнсолыкъу (РКЧС, 38) “барбарис”» ( Хабичев III, 31).

275. умур / муру – осет. мур / морэ

Umur карач., muru балк. «1. крошка; 2. осколок» (см. Кбал.-рус. словарь, 682; 472) – осет. mur /moræ «кроха», «крошка», крупица», «кусочек». «Ср. сак. murr- (mur­rde) “дробить” из mr-n- (BSOS 1940 VIII 577; BSOAS 1966 XXIX 531), др. инд. mrnati “дробит”, ”толчет”, “разби­вает”, murna “раздробленный” (к и. е. mel- “дробить”, “молоть” – ср. арм. malem “я разбиваю”, “кастрирую», ст. слав. mlĕti, русск. молоть, лит. malti, гот. malan); mūr из maru-, mauru- ? Финская группа слов – фин. muru “кроха”, “крошка”, “крупица”, murta “дробить”, “ломать”, mur­skata “разбивать вдребезги”, саами moarrâ “разби­вать”, венг. morzsa “крошка”, ханты mory “разбиваться” и пр. (Collinder 36/ – Jakobsohn 13, 189. – SKES II 353) – пред­ставляет, возможно, старое заимствование из скиф­ского. К осетинскому ведет, кажется, и чеч. mor “охапка” и русск. мурà “крошево”, “крошеный хлеб в квасу» (Абаев III, 132 – 133).

Однако рассматривемые здесь варианты ср. с «оңур- / oŋur- турк.; омур- / omur- турк., кир., Р I₁₁₆₈ (кир. = каз.); омыр- / omır- каз., ног., ккал., Р I₁₁₆₈ (тел.); ا’م’ر۫مق , اومورمق (у – казан.) Будагов I₁₅₈; умыр- / umır- тат., баш., Р I₁₇₉₁ (казан.); оғур- / oγur- ДТС₃₆₄; о:р- / o:r- тув.; ор- / or- хак., саг.

Как видно из перечня, исходной для всех является форма оŋур-, из которой в результате потери назального элемента в –ң- развилась форма oγur- и общераспростра­ненная омур- / омыр- ~ умыр-, образовавшаяся под влиянием обоих лабиальных гласных (оңу- > ому-).

Тув. о:р- < оғур-, хак. ор- < о:р-.

Таким образом, форма оңур- современного туркмен­ского языка первичнее формы oγur-, приводимой в сло­варе Махмуда Кашгарского.

◊ 1. “ломать(ся) (в суставах)” – турк. (оңур-); “выла­мывать” – турк., тув.; “выламываться” – турк. (оңур-); “сламывать” – турк.; “отламывать” – каз., ног., ккал., Р I₁₁₆₈ [кир. = каз., тел. (“отламывать с краю”)], Будагов I; “разламывать” – ног., ккал.; “выворачивать(ся)” – турк. (оңур-); “откалывать” – турк. (омур-); “отрывать боль­шой кусок” – ног., тат., баш.; “хватать руками”, “выдер­гивать”, “откусывать” – Р I₁₁₆₈ (казан.); “отрывать” – ккал.; “расчленить”,”делить на части (тушу)” – каз.; “выламы­вать”, “отделить (напр., кости при разделе туши) – тув.; “расщеплять” – ДТС [лучше: “раскалывать” – о кости. – Э. С.]; “подрезать” – турк.;

2. “разворотить” – кир.; “разрушить” – кир. “(с)валить” – турк.;

3. “сбивать” – тув.»

(См. Севортян I, 461 – 462).

Наличие фонетических вариантов рассматриваемого слова и в уральских языках дает основание утверждать, что оно урало-алтайское. Осет. mur / muræ “кроха”, “крошка”, “крупица”, “кусочек” (см. выше) восходит к кбал. umur / muru “крошка”.

276. хомпар / хомпур / хомпура – осет. къумбара

Xompar в кбал. «вид пистолета»; балк. «ядро»; xompar atyw спорт. «толкание ядра»; xompur / xumpur / xompura в кбал. «кобура» (см. Тс. кбал. яз. III, 807, 808; Кбал.– рус. словарь, 710, 712) – осет. qumbara «мортира», «ядро» (Абаев III, 315). «Ср. тюрк. qumbara “бомба” (Радлов II 1052), перс. xumbara id., авар. gumbara “мортира” (Абаев III, 315).

По М. А. Хабичеву, «тур. кумбара “бомба” в осетин­ском языке сохраняет более старые значения хъумбара (АИЭС, II, 315) “мортира”, “ядро”» (Хабичев III, 125).