Государство

Марксистская традиция категорична: начиная с “Манифеста Коммунистической партии” и “Восемнадцатого брюмера Луи Бонапарта” (и во всех последующих текстах, прежде всего у Маркса о Парижской коммуне и у Ленина в “Государстве и революции”) государство понимается как репрессивный аппарат. Государство – это репрессивная “машина”, позволяющая господствующим классам (в XIX веке – буржуазии и крупным землевладельцам) обеспечивать свое господство над рабочим классом для того, чтобы подчинить его процессу извлечения прибавочной стоимости (то есть капиталистической эксплуатации).

Иными словами государство – это прежде всего то, что классики марксизма называли “государственным аппаратом”. Под этим термином понимается не только особенный аппарат (в узком смысле), существование и необходимость которого мы признаем исходя из требований юридической практики, то есть полиция, суды, тюрьмы. В этот термин включается еще и армия, которая (а пролетариат заплатил за этот опыт своей кровью) непосредственно проявляет себя как дополнительная репрессивная сила, когда полиция и ее специальные подразделения “не справляются с происходящим”. И вот над всем этим находится государство, правительство и администрация.

В этом виде “теория” марксистско-ленинского государства затрагивает самое главное, и нет оснований сомневаться в том, что оно заключается именно в этом. Государственный аппарат, определяющий государство как исполнительную и репрессивную силу, стоящую “на службе господствующих классов” в той классовой борьбе, которую буржуазия и ее союзники ведут с пролетариатом, как раз и является государством, и определяет его основную “функцию”.

 

От дескриптивной теории к теории как таковой

И все же тут снова, как мы уже заметили это в отношении метафоры здания (базис и надстройка), данное представление о природе государства страдает дескриптивностью.

Поскольку мы часто используем это прилагательное (“дескриптивный”), стоит сказать о нем несколько слов, чтобы избежать недоразумений.

Когда мы говорим о метафоре здания или о марксистской “теории” государства как о дескриптивных концепциях или представлениях, в этом нет какой-то критической подоплеки. Наоборот, мы склонны думать, что великие научные открытия не могут избежать этапа дескриптивных “теорий”. Это, кажется, первый этап всякой теории, по крайней мере, в той сфере, которая занимает нас (науки об общественно-экономических формациях). Как таковой этот этап можно – и даже, на наш взгляд, следует – рассматривать как переходный, но необходимый для развития самой теории. А раз он переходный, мы выражаем его термином “дескриптивная теория”, показывая самим сочетанием двух этих понятий некоторую их “противоречивость”. В самом деле термин “теория” немного “не вяжется” с прилагательным “дескриптивный”. Это значит, что 1) “дескриптивная теория”, вне всякого сомнения, является неотвратимым началом теории, но что 2) “дескриптивная” форма, в которую она облечена, в силу этой своей “противоречивости” требует некоторого развития теории, чтобы та смогла преодолеть свой “дескриптивный” этап.

Уточним свою мысль, вернувшись к предмету нашего рассмотрения – государству.

Когда мы говорим, что марксистская “теория” государства отчасти является “дескриптивной”, прежде всего это значит, что данная дескриптивная “теория”, вне всякого сомнения, является предварительной марксистской теорией государства и что она дает нам самое главное, то есть весомое основание для всякого последующего развития теории.

Действительно можно сказать, что дескриптивная теория государства совершенно справедлива, потому что с тем определением, которое она дает своему предмету, можно соотнести большую часть наблюдаемых в этой сфере явлений. Так, благодаря определению государства как государства классового, реализующегося в репрессивном государственном аппарате, можно ясно увидеть все, что происходит при репрессивной деятельности, какой бы ни была ее сфера: начиная с массовых убийств в июне 1848-го[9] и Парижской коммуны, “кровавого воскресенья” в мае 1905 года в Петрограде[10], движения Сопротивления во Франции и событий у станции метро “Шарон”[11] и так далее до простого (и относительно безобидного) вмешательства “цензуры”, запрещавшей “Монахиню” Дидро или пьесу Гатти о Франко[12]. Репрессивная деятельность высвечивает все прямые и косвенные формы эксплуатации и уничтожения народных масс (империалистические войны); высвечивает то незаметное повседневное господство, в котором, например, в формах политической демократии проявляется то, что Ленин вслед за Марксом называл диктатурой буржуазии.

Тем не менее, дескриптивная теория государства представляет собой этап конституирования такой теории, которая сама требует, чтобы ее “преодолели” на этом этапе. Ведь совершенно ясно, что раз данное определение дает нам возможность идентифицировать и признать факты угнетения со стороны государства, понимаемого как репрессивный государственный аппарат, то такое “установление отношений” приводит нас к одному очевидному факту, о котором мы еще скажем ниже несколько слов: “Да, именно так, так оно и есть!”[13]. Нагромождение примеров не позволит нам лучше определить государство, то есть выдвинуть некую научную теорию о государстве. Всякая краткая дескриптивная теория рискует таким образом “заблокировать” столь необходимое развитие теории как таковой.

Поэтому мы полагаем, что для того, чтобы превратить эту дескриптивную теорию в просто теорию, то есть чтобы лучше понять государственные механизмы в их функционировании, к классическому определению государства как государственного аппарата необходимо кое-что добавить.