МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

имени М.В. ЛОМОНОСОВА

ФАКУЛЬТЕТ ИСКУССТВ

________________________________________________________________

КАФЕДРА СЕМИОТИКИ И ОБЩЕЙ ТЕОРИИ ИСКУССТВА

ОБЩАЯ ТЕОРИЯ ИСКУССТВА

В ИЗВЛЕЧЕНИЯХ

Составитель − профессор А.П. Лободанов

Москва

2007

С О Д Е Р Ж А Н И Е

Дионисий Галикарнасский

О сочетании слов 4

Пифагор и пифагорейцы

Фрагменты 5

Гераклид Эфесский

Фрагменты 7

Гермоген

Об идеях 8

Цицерон

Из книги «Об ораторе» 9

Из книги «Об обязанностях» 10

Из разных произведений 12

Витрувий

Из книги «Об архитектуре» 13

Псевдо-Эвклид

Из книги «Введение а гармонику» 15

Платон

Государство. Книга десятая 17

Аристотель

Извлечения из ‘Поэтики’ 36

Августин

Об истинной религии. Книга вторая 39

Николай Кузанский

Из книги «Наука незнания» 70

Леон-Баттиста Альберти

Из книг «Об архитектуре» 85

Три книги о живописи 91

Леонардо да Винчи

Из «Книги о живописи» 102

Дени Дидро. Статьи из «Энциклопедии»: 133

Искусства 134

Подражание 137

Прекрасное 138

Иммануил Кант Из книги “Критика способности суждения” 155

Ипполит Тэн

Из книги «Философия искусства» 233

Бенедетто Кроче

«Краткое изложение эстетики» 265

Поль Валери

Всеобщее определение искусства 275

Художественное творчество 282

Густав Густавович Шпет

Из книги «Эстетические фрагменты» 285

Из «Словаря художественных терминов» ГАХН

А.Г. Габричевский. Античное 298

Д.С. Недович. Время 308

А.С. Ахманов. Время 309

Г.Г. Шпет. Генетический метод 313

А.Ф. Лосев. Игра 316

Изображение 317

ДИОНИСИЙ ГАЛИКАРНАССКИЙ

(I век до н.э.)

О сочетании слов

(пер. И.И. Толстого)

52. Мне думается, что есть два основных начала, к которым над­лежит стремиться составителям и стихов и прозы: это − приятность и красота. В самом деле, к тому и другому влечется слух, с которым происходит приблизительно то же, что и со зрением: ведь и зрение, взирающее на произведения скульптуры, живописи, резьбы и на прочие создания рук человеческих, испытывает чувство удовлетво­рения и больше уже ничего не ищет, если находит в этих произведе­ниях приятность и красоту. Да не будет сочтено странным, что я указываю две цели, отделяя красоту от приятности, и да не усмотрят нелепости в том, что, по моему мнению, может иное выражение составлено быть приятно, но не красиво, и другое красиво, но не приятно: к такому заключению ведет нас действительность, и ничего необыкновенного в утверждении моем нет.

53−54. Под приятностью я понимаю свежесть, привлекатель­ность, благозвучность, сладость, убедительность и тому подобное, а под красотой − возвышенность, значительность, торжественность, важность, оттенок старины и так далее. Приятность и красота − вот, так сказать, основное, главное, то именно, чего желают достиг­нуть все работающие серьезно над писанием стихов, песен и так называемой прозы. Не знаю, существует ли, помимо этого, еще что-нибудь иное, но имеется много превосходных писателей, стяжавших первенство как в прелести, так и в красоте или в том и в другом вместе.

130. В постоянном своем повторении надоедает даже и всяческая красота, как надоедает и все приятное; напротив, продолжает вечно оставаться и то и другое новым − в пестроте разнообразия.

132−133. Что касается прозаической речи, то она может совер­шенно свободно распоряжаться разнообразием сочетаний и менять их по своему желанию. Речь прозаическая из всех видов речи наиболее мощная, поскольку она вольна давать неограниченное число пауз, разнообразя ими конструкцию: в прозаической речи в то время, как одно укладывается в период, другое выходит за пределы перио­да, и рядом с периодами, сплетенными из большего числа колонов, другие состоят из меньшего; и самые колоны бывают в ней то коро­че, то длиннее, одни проще, другие отделаннее; в ней ритмы постоян­но меняются, фигуры принимают различные формы и различно напрягается голос посредством так называемых ударений, пестрое разнообразие которых невозможным делает пресыщение. Особая в этом таится прелесть: прелесть сложения, кажущегося сложенным неумышленно.

112. Сильные, исполненные благородства и величавости ритмы дают величавые, благородные и роскошные сочетания, а слабые и робкие ритмы дают и сочетания, лишенные силы и величавости, безразлично, будут ли эти ритмы взяты сами по себе, одни, или же сплетении друг с другом. Итак, если представится нам возможность сложить речь всю сплошь из одних только лучших ритмов, то это будет для нас исполнением заветных наших желаний; но если будет необходимо давать вперемежку ритмы и получше и похуже, как это в большинстве случаев и бывает, так как свои названия вещи носят случайно, то придется искусно распределить ритмы, прелестью сочетаний скрадывая необходимость, тем более, что мы это можем делать вполне безнаказанно: ведь в противоположность стихам в про­заической речи нет ритма, который бы из нее изгонялся [являлся бы для нее неприемлемым].

ПИФАГОР И ПИФАГОРЕЙЦЫ

(VI —V века до н. э.)

Оригинальные сочинения Пифагора и пифагорейцев почти не сохранились. Сведения о пифагорейской философии до нас дошли в высказываниях позднейших философов древности. Особенно значительным в этом отношении является сочи­нение философа IV века н. э. Ямвлиха «О пифагорейской жизни», фрагмен­ты из которого приводятся ниже.

ФРАГМЕНТЫ

[космологическая теория гармонии]

С т о б е и, Ecl. 1 21,7 b, пер. С. Трубецкого

О природе и гармонии следует мыслить так. Сущность вещей, будучи самою их вечною природой, подлежит не человеческому, но божественному ведению. Ибо ясно, что мы не могли бы познавать ничего из того, что есть и познается нами, если бы она [эта природа - гармония] не была внутренне присуща вещам, из которых составлен мир, - предельным и беспредельным. А так как самые начала раз­личны и разнородны, то невозможно, чтобы космический порядок был установлен ими без посредства гармонии, откуда бы она ни явилась. Ибо подобные и однородные элементы не нуждались бы в согласо­вании; различные же, разнородные по своей природе и направле­ниям должны быть по необходимости связаны такой гармонией, чтобы войти в космический порядок.

Аристотель, De caelo В 9.290 b 12, пер. А. Маковельского

Как очевидно из сказанного, учение, что от движения [светил] возникает гармония, так как-де [от этого] происходят гармонические звуки, свидетельствует об остроумии и большой учености высказав­ших его... А именно: некоторые считают необходимым, чтобы возни­кал звук от движения столь великих тел, так как [звук бывает] при движении у нас тел, не имеющих равных [тем] масс и не несущих­ся с такой быстротой. Когда же несутся солнце, луна и еще столь великое множество таких огромных светил со столь великой быстро­той, невозможно, чтобы не возникал некоторый необыкновенный по силе звук. Предположив это и [приняв], что скорости [движения их, зависящие] от расстояний, имеют отношения созвучий, они гово­рят, что от кругового движения светил возникает гармонический звук. А так как казалось странным, что мы не слышим этого звука, то [в объяснение этого] они говорят, что причиной этого является то, что тотчас по рождении имеется [этот] звук, так что он вовсе не различается от противоположной [ему] тишины, ибо различие звука и тишины относительно [и зависит от отношения их] друг к другу. Таким образен, подобно тому как медникам вследствие при­вычки кажется, что нет никакого различия [между тишиной и стуком при работе их], так и со [всеми] людьми бывает то же самое [при восприятии гармонии сфер].

[мера как соответствие частей целому]

Галея, De temper. 19, пер. А. Маковельского

Таков именно способ [познавания]. Приучиться легко узнавать Центр во всяком роде животных и во всех [вещах [не по силам пер­вому встречному, но [это дело] требует величайшего прилежания, продолжительного опыта и обширного знания всех частностей. Хвалят некую статую Поликлета, называемую «Канон», которая полу­чила название вследствие точной симметрии всех частей ее относи­тельно друг друга. Ведь [Хрисипп] ясно показал это посредством речи, приведенной несколько раньше, в которой он говорит, что здо­ровье тела есть соразмерность в [образующих его] теплом, холод­ном, сухом и влажном. Это, очевидно, суть элементы тел, красота же, по его мнению, заключается не в соразмерности элементов, но в сим­метрии частей — очевидно, в соразмерности пальца относительно пальца и всех их относительно локтя, и локтя относительно руки, и [вообще всех частей] относительно всех, подобно тому как написано в «Каноне» Поликлета.

Дело в том, что, показав нам в своем сочинении всю симметрию тела, Поликлет доказал на деле [свое] учение, сделав статую по правилам своего учения и назвав и самую статую, как и сочинение, Каноном. И действительно, красота тела заключается, согласно уче­нию всех врачей и философов, в симметрии частей.

[учение об очищающем воздействии музыки]

Ямвлих, О пифагорейской жизни, 15 и 25, пер. А. Лосева

15. [Пифагор] установил в качестве первого - воспитание при помощи музыки, тех или иных мелодий и ритмов, откуда происходит врачевание человеческих нравов и страстей и восстанавливается гар­мония душевных способностей в том виде, как они были сначала. И, действительно, больше всего требует упоминания то, что он пред­писывал и устанавливал своим знакомым так называемое музыкаль­ное устроение и понуждение, придумывая чудесным образом смеше­ние тех или иных диатонических, хроматических и энгармонических мелодий, при помощи которых он легко обращал и поворачивал к про­тивоположному состоянию страсти души, недавно в них поднявшиеся и зародившиеся в неразумном виде, скорбь, раздражение, жалость, неуместная ревность, страх; разнообразные вожделения, гнев, же­лание, разреженность, распущенность, горячность, выправляя каж­дый из этих [недостатков] к добродетели при помощи подходящих мелодий, как бы при помощи каких-то спасительных целебных соста­вов. И когда его ученики отходили к вечеру ко сну, он освобождал их от дневной смуты, очищал взволнованное умственное состоя­ние и приуготовлял в них безмолвие, хороший сон и вещие сно­видения.

25... Он еще полагал, что музыка многому способствует в смысле здоровья, если кто пользуется ею надлежащим образом. И, действительно, у него было обыкновение пользоваться таким очищением не мимоходом. Этим наименованием он, очевидно, и называл музы­кальное врачевание... Существовали те или иные мелодии, созданные против страстей души, против уныния и внутренних язв, которые [мелодии] он очевидно считал наиболее способными помочь. Другие, в свою очередь, - против раздражения, против гнева, против вся­кой душевной перемены. Еще один род песнетворчества был найден против вожделений. Пользовался он и танцами. Пользовался он и стихами Гомера и Гесиода, произносимыми для исправления души.

ГЕРАКЛИТ ЭФЕССКИЙ

(ок. 530 − 470 годы до н.э.)

ФРАГМЕНТЫ

[учение о гармонии]

(Аристотель, Eth. Nic. VIII 2 155b 4, пер. А. Маковельского)

Расходящееся сходится и из различных [тонов] образуется пре­краснейшая гармония, и все возникает через борьбу.

(Аристотель, De mundo 5. 396 b 7, пер. А. Маковельского)

И природа стремится к противоположностям и из них, а не из подобных [вещей], образует созвучие. Так, в самом деле, она соче­тала мужской пол с женским, а не каждый [из них] с однородным, и [таким образом] первую общественную связь она образовала через соединение противоположностей, а не посредством подобного. Также и искусство, по-видимому, подражая природе, поступает таким же образом. А именно: живопись делает изображения, соот­ветствующие оригиналам, смешивая белые, черные, желтые и крас­ные краски. Музыка создает единую гармонию, смешав в [совместном пении] различных голосов звуки высокие и низкие, протяжные и короткие. Грамматика из смеси гласных и согласных букв создала целое искусство [письма]. Та же самая [мысль] была высказана и у Гераклита Темного: «[Неразрывные] сочетания образуют целое и нецелое, сходящееся и расходящееся, созвучие и разногласие, из всего одно и из одного все [образуется]».

(Ипполит, Ref. IX 9)

Скрытая гармония сильнее явной.

ЭМПЕДОКЛ

(ок. 490 − 430 годы до н. э.)

Эмпедокл был не только философом, но и оратором, врачом и поэтом. Главные его философские сочинения - «О природе» и «Очищение» - дошли по нас только в виде отдельных фрагментов. В этих сочинениях Эмпедокл развивал мысль о том, что развитие природы объясняется борьбой двух поляр­ных сил: Вражды и Любви. Космологическое учение Эмпедокла проникнуто эстетическими элементами, убеждением в гармоническом устройстве космоса. Для эстетики особое значение имеет учение Эмпедокла о гармонии.

ФРАГМЕНТЫ

[искусство как подражание природе]

Пер. Г. Якубаниса

1. Подобно тому, как живописцы, раскрашивая священные при­ношения богам, -люди, глубоким умом основательно изучавшие искусство, - берут разноцветные краски и, смешав их соответствую­щим образом - одних более, других менее, создают из них схожие со всеми предметами изображения, воспроизводя деревья, и мужей, и жен, и зверей, и птиц, и живущих в воде рыб, а также и долговеч­ных, величайших высочайшими почестями богов - так да не одолеет твоего ума заблуждение, [которое могло бы заставить тебя предполагать],

будто есть где-либо какой-либо другой источник всего тленного, что только ни открывается взору в несказанно огром­ном количестве, но убедись, что это они [стихии, то есть, что единствен­ный источник всего видимого в стихиях].

(Цит. по: А. Маковельский. Досократики, ч. II. Казань, 1915, стр. 188).

[гармония как связь элементов]

Пер. А. Маковельского

2. По его (Эмпедокла) мнению, тело, кости и каждая из прочих[вещей] образуются по некоторому числовому соотношению элемен­тов. По крайней мере, в первой книге «Физики» он говорит: «А бла­годарная земля в своих широкогрудых горнилах две из восьми ча­стей получила от светлой Нестиды и четыре от Гефеста [таким обра­зом на долю самой земли остается две части]; а из них [из упомянутых выше восьми частей всех стихий] образовались белые кости, дивно сплоченные связями Гармонии», то есть от божественных виновников и более всего от Любви и Гармонии. А именно, они [кости] сплачи­ваются ее связями. В 96.

3. Из них [из стихий] все гармонично сплочено и слажено и по­средством них [люди] мыслят и наслаждаются и страдают. В 107.

(Н. Diels . Fragmente der Vorsokratiker. 9. Aufl., Berlin, 1960).

ДЕМОКРИТ

(ок. 460 - 370 годы до н. э.)

ФРАГМЕНТЫ

[учение о подражании]

1. От животных мы путем подражания научились важнейшим делам: [а именно, мы - ученики] паука в ткацком и портняжном ремеслах, [ученики] ласточек в построении жилищ и [ученики] певчих птиц, лебедей и соловья в пении. 68 В 154.

[учение о мере]

2. Если перейдешь меру, то самое приятное станет самым неприятным; их 13,38.

3. Прекрасна надлежащая мера во всем. Излишек и недостаток мне не нравится. 336. Зол. изр. 68.

4.Умеренность умножает радости жизни и делает удовольствие еще большим. III 5, 27.

5. У всех тех, которые предаются удовольствиям желудка и пере­ходят надлежащую меру в еде, в вине или наслаждениях любви, удовольствия бывают кратковременные и быстротечные, продол­жающиеся лишь пока еще едят или пьют... III 18, 35.

[учение о гармонии и симметрии]

6. Демокрит и Платон одинаково полагают счастье в душе. Пер­вый пишет следующее: «Счастье и несчастье — в душе». Счастье же он называет «хорошим расположением духа, благосостоянием, гар­монией, симметрией и невозмутимостью [духа]». Возникает же оно [счастье] из [правильного] разграничения и различения удовольст­вий, и оно есть самое прекрасное и самое полезное для людей.

Стобеи, II, 7, 3.

[учение о вдохновении]

Dio. 36, I

8. Демокрит о Гомере говорит так: «Гомер, получив в удел бо­жественный талант, возвел великолепное здание разнообразных стихов», так как [по его мнению], не обладая божественной и сверхестественной природой, невозможно сочинить столь прекрасные и мудрые стихи.

Цицерон, De orat. 11,46, 149

9. Ибо часто я слышал, что никто не может быть хорошим поэ­том [говорят, что это сказано в сочинениях Демокрита и Платона]без душевного огня и без некоторого вдохновения, своего рода безумия.

Цицерон, De divin. I, 38, 80

10. А именно Демокрит говорит, что без безумия не может быть ни один великий поэт: то же самое говорит Платон.

Гораций, De arte poet., 295

11. Демокрит полагает, что гений [природное дарование], счаст­ливее жалкого искусства [приобретенного навыка], и он исключает здравомыслящих из Геликона...

Климент Александрийский, Strom, IV, 168

12. Равным образом [как Платон, «Ион» 534 В] и Демокрит говорит: «Все то, что поэт пишет с божественным вдохновением и священным духом, весьма прекрасно».

Высказывания Демокрита цит. по кн.: Г. Баммель.

Демокрит в его фрагментах и свидетельствах древности. М., 1935

СОКРАТ

(ок. 469—399 годы до н. э.)

Ксенофонт. Воспоминания о Сократе, III, 8 и 10

В другой раз Аристипп спросил его, знает ли он что-нибудь прекрасное.

- Даже много таких вещей, - отвечал Сократ.

- Все они похожи на другую? - спросил Аристипп.

- Нет, так непохожи некоторые, как только возможно, - отве­чал Сократ.

- Так как же непохожее на прекрасное может быть прекрасно? - спросил Аристипп.

- А вот как, - сказал Сократ. - На человека, прекрасного в беге, клянусь Зевсом, непохож другой, прекрасный в борь­бе; щит, прекрасный для защиты, как нельзя более непохож на ме­тательное копье, прекрасное для того, чтобы с силой быстро летать.

- Твой ответ, - сказал Аристипп, - совершенно не отличается от ответа на мой вопрос, знаешь ли ты что-нибудь хорошее.

- А ты думаешь, - отвечал Сократ, - что хорошее одно, а прекрасное - другое. Разве ты не знаешь, что все по отношению к одному и тому же прекрасно и хорошо? Так, прежде всего о ду­ховных достоинствах нельзя сказать, что они по отношению к одним предметам - нечто хорошее, а по отношению к другим - нечто прекрасное; затем, люди называются и прекрасными и хорошими в одном и том же отношении и по отношению к одним и тем же предметам, и тело человеческое кажется и прекрасным и хорошим; равным образом все, чем люди пользуются, считается и прекрасным и хорошим по отношению к тем же предметам, по отношению к кото­рым оно полезно.

- Так, и навозная корзина - прекрасный предмет? – спросил Аристипп.

- Да, клянусь Зевсом, - отвечал Сократ. - И золотой щит - предмет безобразный, если для своего назначения первая сделана прекрасно, а второй дурно.

- Ты хочешь сказать, что одни и те же предметы бывают и пре­красны и безобразны? - спросил Аристипп.

- Да, клянусь Зевсом, - отвечал Сократ, - равно как и хороши и дурны: часто то, что хорошо от голода, бывает дурно от лихорадки, и что хорошо от лихорадки, дурно от голода; часто то, что прекрасно для бега, безобразно для борьбы, а то, что прекрасно для борьбы, безобразно для бега, потому что все хорошо и прекрасно по отношению к тому, для чего оно хорошо приспособлено, и, наоборот дурно и безобразно по отношению к тому, для чего оно дурно при­способлено.

...Если когда Сократ разговаривал с художниками, занимающими­ся своим искусством с целью заработка, то и им он был полезен.

Так, он пришел однажды к живописцу Паррасию и в разговоре с ним сказал: Не правда ли, Паррасий, живопись есть изображение того, что мы видим? Вот, например, предметы вогнутые и выпуклые, темные и светлые, жесткие и мягкие, неровные и гладкие, молодое и старое тело вы изображаете красками, подражая природе.

- Верно, - отвечал Паррасий.

- Так как нелегко встретить человека, у которого одного все было бы безупречно, то, рисуя красивые человеческие образы, вы берете у разных людей и соединяете вместе, какие есть у кого наи­более красивые черты и таким способом достигаете того, что все тело кажется красивым.

- Да, мы так делаем, - отвечал Паррасий.

- А изображаете вы то, что в человеке всего более располагает к себе, что в нем всего приятнее, что возбуждает любовь и страсть, что полно прелести, - я разумею духовные свойства. Или этого и изобразить нельзя? - спросил Сократ.

-Как же можно, Сократ, - отвечал Паррасий, - изобразить то, что не имеет ни пропорции, ни цвета и вообще ничего такого, о чем ты сейчас говорил, и даже совершенно невидимо.

- Но разве не бывает, что человек смотрит на кого-нибудь ласко­во или враждебно? - спросил Сократ.

- Думаю, что бывает, - отвечал Паррасий.

- Так это-то можно изобразить в глазах?

- Конечно,- отвечал Паррасий.

- А при счастье и при несчастье друзей, как ты думаешь, разве одинаковое бывает выражение лица у тех, кто принимает в них уча­стие и кто не принимает?

- Клянусь Зевсом, конечно, нет! - отвечал Паррасий, - при счастье они бывают веселы, при несчастье мрачны.

- Так и это можно изобразить? - спросил Сократ.

- Конечно, - отвечал Паррасий.

- Затем, величавость и благородство, униженность и рабский дух, скромность и рассудительность, наглость и грубость сквозят и в лице и в жестах людей, стоят ли они или двигаются.

- Верно, - отвечал Паррасий.

- Так и это можно изобразить?

- Конечно, - отвечал Паррасий.

- Так на каких людей приятнее смотреть, - спросил Сократ, на тех ли, в которых видны прекрасные, благородные, достойные любви черты характера, или же безобразные, низкие, возбуждающие не­нависть?

- Клянусь Зевсом, Сократ, тут большая разница, - отвечал Паррасий.

Однажды Сократ пришел к скульптору Клитону и в разговоре с ним сказал:

- Прекрасны твои произведения, Клитон, - бегуны, борцы, кулач­ные бойцы, панкратиасты; это я вижу и понимаю, но как ты придаешь статуям то свойство, которое особенно чарует людей при взгляде на них, что они кажутся живыми?

- Клитон был в недоумении и не сразу собрался ответить. Тогда Сократ продолжал: Не оттого ли в твоих статуях видно больше жиз­ни, что ты придаешь им сходство с образами живых людей?

-Конечно, - отвечал Клитон.

- Так вот, воспроизводя то опущение или поднятие при разных телодвижениях, то сжатие или растяжение, то напряжение или ослабление, ты и придаешь статуям больше сходства с действитель­ностью и больше привлекательности.

- Совершенно верно, - отвечал Клитон.

- А изображение также душевных аффектов у людей при раз­ных действиях разве не дает наслаждения зрителю?

- Надо думать, что так, - отвечал Клитон.

- В таком случае у сражающихся в глазах надо изображать угро­зу, у победителей в выражении лица должно быть торжество?

- Именно так, - отвечал Клитон.

- Стало быть, - сказал Сократ, - скульптор должен в своих произведениях выражать состояние души.

Там же, IV, 6

...Стало быть, полезное есть благо для того, кому оно полезно?

- Мне кажется, да, - отвечал Евфидем.

- А прекрасное можем ли мы определить как-нибудь иначе? Или же есть на свете тело, сосуд или другой какой предмет, кото­рый ты называешь прекрасным, про который ты знаешь, что он пре­красен и для всего?

- Клянусь Зевсом, нет, - отвечал Евфидем.

- Так не прекрасно ли употреблять каждый предмет для того, для чего он полезен?

- Конечно, - отвечал Евфидем.

- А бывает ли прекрасен каждый предмет для чего-нибудь дру­гого, как не для того, для чего его прекрасно употреблять?

- Ни для чего другого, - отвечал Евфидем.

- Стало быть, полезное прекрасно для того, для чего оно по­лезно?

- Мне кажется, да, - отвечал Евфидем.

Все отрывки из Ксенофонта цит. по кн.: Ксенофонт Афинский. Сократические сочинения. М.- Л., 1935. Пер. С. Соболевского

ГЕРМОГЕН

(II век н.э.)