2. Эволюционная эпистемология

Два направления с разными задачами:

- предметом является эволюция органов познания и познавательных способностей (Лоренц, Фоллмер),

- эволюция как модель развития научного знания (Поппер) = эволюционная теория науки

Основные идеи:

1. Жизнь = процесс получения информации.

2. Живые существа обладают системой априорных (ВРОЖД) когнитивных структур.

3. Они формируются в процессе эволюции.

4. Адаптивность этих структур является свидетельством реалистичности получаемых с их помощью знаний.

Основоположник – австрийский этолог, Нобелевский лауреат Конрад Лоренц (1903-1989). «Гипотетический реализм».

Шел от Канта. Априорные структуры познания: «Если мы понимаем наш разум как функцию органа, то ответ на вопрос, каким образом формы его функции соответствовали реальному миру совсем прост: формы созерцания и категории, предшествующие любому индивидуальному опыту, приспособлены к внешнему миру по тем же причинам, по которым копыто лошади еще до ее рождения приспособлено к степной почве, а плавники рыбы приспособлены к воде еще до того, как она вылупится из икринки».

Отличие от Канта: эти априорные особенности не вечны, изменяются и не противостоят действительности (т.е. Кант не прав, что «разум предписывает природе законы»). Они формируются в процессе эволюции под воздействием действительности и поэтому могут ее адекватно постигать. Априорны для индивида, но апостериорны для вида.

Герхард Фоллмер (р. 1943)

Главное сочинение = «Эволюционная теория познания». Гипотетический проективный реализм.

1. Познание = адекватная реконструкция внешних структур в субъекте. Не отражение (как у эмпириков), а взаимодействие S и О.

2. Субъективные и объективные структуры соответствуют друг другу («подходят») - эволюционная теория.

3. Познание является полезным, оно повышает шансы репродукции, приспособляемость организмов. Внутренняя реконструкция не всегда корректна, но имеется согласование между миром и знанием. («Обезьяна, которая не имеет реального восприятия ветки, вскоре стала бы мертвой обезьяной»). Частичная изоморфия. Соотношение между реальностью и познанием можно разъяснить с помощью модели проекции. (Если объект проецируется на экран, то структура изображения зависит от: а) структуры предмета, вида проекции, б) структуры воспринимающего экрана (наших чувств. органов).

4. Биологически – эволюция есть процесс мутаций и селекции, теоретико-познавательно – процесс предположений и опровержений.

5. Научное познание не совпадает с опытным познанием. Научное по-

знание не обусловлено генетически («было бы бессмысленно искать биолог. корни теории относительности»). В создании гипотез мы свободны и должны соблюдать правила: недопущения логических противоречий, бритвы Оккама и т.п.

6. Мезокосмос: мир, к которому приспособился наш познавательный аппарат (мир средних размеров) = лишь срез, часть действительного мира. Наша «когнитивная ниша». Т.е. наши возможности наглядного восприятия могут нам отказывать (напр., неевклидовы геометрии). Поэтому наглядность не является условием истины.

7. Раз познание = проекция, то мы пытаемся восстановить начальную информацию, начальный объект. Но все знание является ГИПОТЕТИЧЕСКИМ. «Проективная теория познания».

К.Р.Поппер (1902-1994)

От фальсификации к поиску лучшей теории =эволюция знания и науки.

1. Специфически человеческая способность познавать, как и способность производить научное знание, является результатами естественного отбора. Априоризм интеллектуальных функций проявляется как генетический априоризм: функций врожденны, и они являются условиями познания действительности.

2. Эволюция научного знания представляет собой эволюцию в направлении построения все лучших и лучших теорий. Это - дарвинистский процесс. Теории становятся лучше приспособленными благодаря естественному отбору. Они дают нам все лучшую информацию о действительности. (Они все больше и больше приближаются к истине.)

Мы всегда стоим лицом к лицу с практическими проблемами, а из них иногда вырастают теоретические проблемы, т.к. пытаясь решить некоторые из наших проблем, мы строим те или иные теории. В науке эти теории являются высоко конкурентными. Мы критически обсуждаем их; мы проверяем их и элиминируем те из них, которые хуже решают наши проблемы, так что только наиболее приспособленные теории выживают в этой борьбе. Именно так растет наука.

Однако даже лучшие теории - всегда наше собственное изобретение. Они полны ошибок. Проверяя наши теории, мы ищем слабые места теорий. В этом состоит критический метод. Эволюцию теорий мы можем суммарно изобразить следующей схемой:

P1 -> ТТ -> ЕЕ -> Р2.

Проблема (P1) порождает попытки решить ее с помощью пробных теорий (tentative theories) (ТТ). Эти теории подвергаются критическому процессу устранения ошибок (error elimination) ЕЕ. Выявленные ошибки порождают новые проблемы Р2. Расстояние между старой и новой проблемой указывает

на достигнутый прогресс.

Этот взгляд на прогресс науки очень напоминает взгляд Дарвина на естественный отбор путем устранения неприспособленных - ход эволюции представляет собой процесс проб и ошибок. Так же действует и наука - путем проб (создания теорий) и устранения ошибок.

Можно сказать: от амебы до Эйнштейна всего лишь один шаг. Оба действуют методом предположительных проб (ТТ) и устранения ошибок (ЕЕ). В чем же разница между ними? Главная разница между амебой и Эйнштейном не в способности производить пробные теории ТТ, а в ЕЕ, то есть в способе устранения ошибок.

Амеба не осознает процесса устранения ошибок. Основные ошибки амебы устраняются путем устранения амебы: это и есть естественный отбор. В противоположность амебе Эйнштейн осознает необходимость ЕЕ: он критикует свои теории, подвергая их суровой проверке. Что позволило Эйнштейну пойти дальше амебы?

Ученому-человеку, такому как Эйнштейн, позволяет идти дальше амебы владение специфически человеческим языком.

В то время как теории, вырабатываемые амебой, составляют часть ее организма, Эйнштейн мог формулировать свои теории на языке; в случае надобности - на письменном языке. Таким путем он смог вывести свои теории из своего организма. Это дало ему возможность смотреть на теорию как на объект, спрашивать себя, может ли она быть истинной и устранить ее, если выяснится, что она не выдерживает критики.

3 стадии развития языка (в зависимости от биологической функции):

А) экспрессивная функция - внешнее выражение внутреннего состояния организма с помощью определенных звуков или жестов.

Б) сигнальная функция (функция запуска).

В) дескриптивная (репрезентативная) функция (только человеческий язык). Новое: человеческий язык может передавать информацию о ситуации, которая может даже не существовать. Язык танцев у пчел похож на дескриптное употребление языка: своим танцем пчелы могут передавать информацию о направлении и расстоянии от улья до места, где можно найти пищу, и о характере этой пищи. Различие: дескриптная информация, передаваемая пчелой, составляет часть сигнала, адресованного другим пчелам; ее основная функция - побудить пчел к действию, полезному здесь и сейчас. Информация, передаваемая человеком, может и не быть полезной сейчас. Она может вообще не быть полезной или стать полезной через много лет и совсем в др. ситуации. Именно дескриптивная функция делает возможным критическое мышление.

Существует обратная связь между языком и разумом. Язык работает как прожектор: как прожектор выхватывает из темноты самолет, язык может «поставить в фокус» некоторые аспекты реальности. Поэтому язык не только взаимодействует с нашим разумом, он помогает нам увидеть вещи и возможности, которых без него мы никогда бы не могли увидеть. Самые ранние изобретения, такие как разжигание огня и изобретение колеса стали возможны благодаря отождествлению весьма несходных ситуаций. Без языка можно отождествить только биологические ситуации, на которые мы реагируем одинаковым образом (пища, опасность и т. п.).

Теория развития науки К.Поппера

Критика идуктивизма и конвенционализма

Карл Поппер и проблема демаркации

Одна из проблем, существенно определивших развитие философии науки в начале нашего века, получила название проблемы демаркации (этот термин был введен Карлом Поппером). Речь идет об определении границ между наукой и ненаукой.

Сам Поппер характеризует свои интересы в этой области следующим образом: «В то время меня интересовал не вопрос о том, «когда теория истинна?», и не вопрос, «когда теория приемлема?». Я поставил перед собой другую проблему. Я хотел провести различие между наукой и псевдонаукой, прекрасно зная, что наука часто ошибается и что псевдонаука может случайно натолкнуться на истину».

Наиболее распространенный ответ на этот вопрос состоял в том, что наука отличается от псевдонауки своим эмпирическим методом. Концепция, «Венского кружка» и Л. Витгенштейна, утверждала, что к науке принадлежат только те предложения, которые выводятся из истинных предложений наблюдения. Отсюда следовало, что любая теория, претендующая на то, чтобы быть научной, должна быть выводима из опыта.

Поппер не принимает этого тезиса:

• Наблюдение уже предполагает некоторую теоретическую установку, некоторую исходную гипотезу. Нельзя просто наблюдать, не имея для этого никаких предпосылок. Наблюдение всегда избирательно и целенаправленно: мы исходим из определенной задачи и наблюдаем только то, что нужно для решения этой задачи.

• Бессмысленность «чистых» наблюдений Поппер иллюстрирует следующим образом. Представьте себе человека, который всю свою жизнь посвятил науке, описывая каждую вещь, попадавшуюся ему на глаза. Все это «бесценное сокровище» наблюдений он завещает Королевскому обществу. Абсурдность ситуации не нуждается в комментариях.

К сказанному можно добавить, что любая развитая теория формулируется не для реальных, а для идеальных объектов.

Идея Поппера очень проста и красива, хотя, тоже наталкивается на существенные трудности. Суть идеи сводится к следующему:

• «Критерием научного статуса теории является ее фальсифицируемость, опровержимость, или проверяемость». Подтвердить фактами можно любую теорию, если мы специально ищем таких подтверждений, но хорошая теория должна, прежде всего, давать основания для ее опровержения. Любая хорошая теория, является некоторым запрещением, т.е. запрещает определенные события. Чем больше теория запрещает, тем она лучше, ибо тем больше она рискует быть опровергнутой.

• Концепция Поппера имеет ярко выраженный нормативный характер. Речь идет о том, как должен работать ученый, чтобы оставаться в рамках науки, каким требованиям должны удовлетворять те теории, которые он строит.

Карл Поппер предложил в 1967 году различать три «мира»:

1. Мир физических объектов или физических состояний;

2. Мир состояний сознания, мыслительных (ментальных) состояний,

3. Мир объективного содержания мышления, мир научных идей, проблем, поэтических мыслей и произведений искусства. Этот «третий мир» вполне объективен и осязаем. Это мир книг, библиотек, географических карт, мир произведениий живописи. Книга, согласно Попперу, содержит объективное знание независимо от того, прочитает ее кто-нибудь или не прочитает. Важно только то, что она потенциально может быть прочитана и понята.

Концепция Поппера подчеркивает своеобразие и загадочность знания как объекта исследования: для того, чтобы найти ему место в цепи явлений, понадобилось выделить особый «третий мир». Настаивая на самостоятельном и независимом существовании этого мира, Поппер предлагает следующий мысленный эксперимент. Представьте себе, что уничтожены все наши машины и орудия труда, а также все субъективные знания и навыки, позволявшие пользоваться ими. Восстановится ли цивилизация? Да, отвечает Поппер, если при этом сохранятся библиотеки и наша способность читать и понимать книги. В противном случае для восстановления цивилизации потребуются тысячи лет.

Концепция научно-исследовательских программ И. Лакатоса

Очевидные недостатки фальсификационизма Поппера пытался преодолеть И. Лакатос в своей концепции исследовательских программ. При достаточной находчивости, полагает он, можно на протяжении длительного времени защищать любую теорию, даже если эта теория ложна. «Природа может крикнуть: «Нет!», но человеческая изобретательность всегда способна крикнуть еще громче». Поэтому следует отказаться от попперовской модели, в которой за выдвижением некоторой гипотезы следует ее опровержение. Ни один эксперимент не является решающим и достаточным для опровержения теории.

В чем же суть концепции Лакатоса?:

1. «Картина научной игры, которую предлагает методология исследовательских программ, весьма отлична от подобной картины методологического фальсификационизма. Исходным пунктом здесь является не установление фальсифицируемой гипотезы, а выдвижение исследовательской программы».

2. Под исследовательской программой понимается теория, способная защищать себя в ситуациях столкновения с противоречащими ей эмпирическими данными.

3. В исследовательской программе Лакатос выделяет ее ядро, т.е. основные принципы или законы, и «защитные пояса», которыми ядро окружает себя в случаях эмпирических затруднений.

Пример. Допустим, что, опираясь на законы Ньютона (в данном случае они образуют ядро исследовательской программы), мы рассчитали орбиты планет Солнечной системы и обнаружили, что это противоречит астрономическим наблюдениям. Неужели мы отбросим законы Ньютона? Разумеется, нет. Мы выдвинем какое-либо дополнительное предположение, для того чтобы объяснить обнаруженные расхождения. Как известно, именно это и имело место в реальной истории: в 1845 году Леверье, занимаясь неправильностями в движении Урана, выдвигает гипотезу о существовании еще одной планеты Солнечной системы, которая и была открыта И.Галле в сентябре 1846 года. Гипотеза Леверье и выступает в данном случае как защитный пояс. Но допустим, что гипотеза не получила бы подтверждения, и новую планету не удалось обнаружить. Неужели мы в этом случае отбросили бы законы Ньютона? Без всякого сомнения, нет. Была бы построена какая-то новая гипотеза.

Как долго это может продолжаться? Лакатос полагает, что теория никогда не фальсифицируется, а только замещается другой, лучшей теорией.

• Исследовательская программа может быть либо прогрессирующей, либо регрессирующей. Она прогрессирует, если ее теоретический рост предвосхищает рост эмпирический, т.е. если она с успехом предсказывает новые факты. Она регрессирует, если новые факты появляются неожиданно, а программа только дает им запоздалые объяснения. В этом случае теоретический рост отстает от эмпирического роста.

• Если одна исследовательская программа прогрессивно объясняет больше, чем другая, с ней конкурирующая, то первая вытесняет вторую.

Лакатос признает, что в конкретной ситуации «очень трудно решить, в какой именно момент определенная исследовательская программа безнадежно регрессировала или одна из двух конкурирующих программ получила решающее преимущество перед другой». Это в значительной степени лиша-

ет его концепцию нормативного характера.

Лакатос, однако, все же пытается сформулировать некоторый набор правил в форме «кодекса научной честности»:

1. Главную роль там играют скромность и сдержанность. «Всегда следует помнить о том, что, даже если ваш оппонент сильно отстал, он еще может догнать вас. Никакие преимущества одной из сторон нельзя рассматривать как абсолютно решающие. Не существует никакой гарантии триумфа той или иной программы. Не существует также и никакой гарантии ее крушения».

По сути, они звучат так: сохраняй сдержанность, ибо на все воля Божья. Иными словами, в концепции Лакатоса из-за деятельности ученого уже явно выступает некий глобальный надличностный процесс. Он еще не исследуется, его природа не выявлена, но он присутствует, ибо, если мы сами не способны осуществить рациональный выбор, то как же этот «выбор» все же осуществляется в истории науки?

Понятие научной революции. Теория научных революций Т. Куна

Феномен научных революций. В динамике научного знания особую роль играют этапы развития, связанные с перестройкой исследовательских стратегий, задаваемых основаниями науки. Эти этапы получили название научных революций. Основания науки обеспечивают рост знания до тех пор, пока общие черты изучаемых объектов учтены в картине мира. Но по мере развития науки она может столкнуться с принципиально новыми типами объектов, требующими иного видения реальности по сравнению с тем, которое предполагает сложившаяся картина мира. Новые объекты могут потребовать и изменения схемы метода познавательной деятельности, представленной системой идеалов и норм исследования. В этой ситуации рост научного знания предполагает перестройку оснований науки:

а) как революция, связанная с трансформацией специальной картины мира без существенных изменений идеалов и норм исследования. Примером может служить переход от механической к электродинамической картине мира последней четверти XIX столетия. Этот переход, хотя и сопровождался довольно радикальной перестройкой видения физической реальности, но существенно не менял познавательных установок классической физики.

б) как революция, в период которой вместе с картиной мира радикально меняются идеалы и нормы науки. Примером второй ситуации может служить история квантово-релятивистской физики, характеризовавшаяся перестройкой классических идеалов объяснения, описания, обоснования и организации знаний.

Новая картина исследуемой реальности и новые нормы познавательной

деятельности, утверждаясь в некоторой науке, затем могут оказать революционизирующее воздействие на другие науки.

Перестройка оснований научной дисциплины в результате ее внутреннего развития обычно начинается с накопления фактов, которые не находят объяснения в рамках ранее сложившейся картины мира. К обнаружению указанных объектов может привести совершенствование средств и методов исследования (например, появление новых приборов, аппаратуры, приемов наблюдения, новых математических средств и т.д.).

В системе новых фактов могут быть не только аномалии, не получающие своего теоретического объяснения, но и факты, приводящие к парадоксам. Кстати, в науке часто так бывает, что ученый, который делает открытие, не может дать ему верное истолкование.

Пересмотр картины мира и идеалов познания всегда начинается с критического осмысления их природы. Если ранее они воспринимались как выражение самого существа исследуемой реальности и процедур научного познания, то теперь осознается их относительный, преходящий характер. Философский анализ является необходимым моментом критики старых оснований научного поиска.

Научная революция как выбор новых стратегий исследования

Перестройка оснований исследования означает изменение самой стратегии научного поиска. Однако всякая новая стратегия утверждается не сразу, а в длительной борьбе с прежними установками и традиционными видениями реальности. Процесс утверждения в науке ее новых оснований определен не только предсказанием новых фактов, но и причинами социокультурного характера. Новые познавательные установки должны быть вписаны в культуру соответствующей исторической эпохи и согласованы с ценностями и мировоззренческими структурами.

Перестройка оснований науки в период научной революции представляет собой выбор особых направлений роста знаний, обеспечивающих как расширение диапазона исследования объектов. В период научной революции имеются несколько возможных путей роста знания, которые, однако, не все реализуются в действительной истории науки. Можно выделить два аспекта нелинейности роста знаний:

• Первый из них связан с конкуренцией исследовательских программ в рамках отдельно взятой отрасли науки. Победа одной и вырождение другой программы направляют развитие этой отрасли науки по определенному руслу, но вместе с тем закрывают какие-то иные пути ее возможного развития.

• Второй аспект нелинейности роста научного знания связан с взаимодействием научных дисциплин, обусловленным в свою очередь особенностями как исследуемых объектов, так и социокультурной среды, внутри кото-

рой развивается наука.

• Можно так же выделить еще один тип потенциально возможных линий в истории, который представляет собой специфический аспект нелинейности научного прогресса.

Развитие науки (как, впрочем, и любой другой процесс развития) осуществляется как превращение возможности в действительность, и не все возможности реализуются в ее истории. При прогнозировании таких процессов всегда строят дерево возможностей, учитывают различные варианты и направления развития. Представления о жестко детерминированном развитии науки возникают только при ретроспективном рассмотрении, когда мы анализируем историю, уже зная конечный результат, и восстанавливаем логику движения идей, приводящих к этому результату. Но были возможны и такие направления, которые могли бы реализоваться при других поворотах исторического развития цивилизации, но они оказались «закрытыми» в уже осуществившейся реальной истории науки.

В эпоху научных революций, культура как бы отбирает из нескольких потенциально возможных линий будущей истории науки те, которые наилучшим образом соответствуют фундаментальным ценностям и мировоззренческим структурам, доминирующим в данной культуре.

Продолжателем эволюционистского направления выступил Томас Сэмюэл Кун (1922) — американский историк и философ, преподаватель Кембриджа в Массачусеса. Научную деятельность Кун начинал как физик. Переход к философии науки осуществился на базе истории науки. Эпистемологическая концепция Т. Куна, выражена в его основном труде, «Структура научных революций».

Основные идеи:

• Наука. Базисом и основным материалом эпистемологии должна стать история науки. Наука — это не система знаний, а, прежде всего, деятельность научных сообществ. Благодаря работе Т. Куна «Структура научных революций» понятие научного сообщества прочно вошло в обиход всех областей науки. И сама наука стала мыслиться не как развитие системы идей, а как результат деятельности научного сообщества.

• Понятие «научное сообщество» - его составляют исследователи с определенной специальностью и сходной научной подготовкой, имеют идентичные профессиональные навыки, они освоили определенный круг научной литературы. Научное сообщество может быть понято как сообщество всех ученых, как национальное научное сообщество, как сообщество специалистов той или иной области знания или просто как группа исследователей, изучающих определенную научную проблему. Роль научного сообщества в процессе развития науки может быть опи­сана по следующим позициям:

1. Во-первых, представители данного сообщества едины в понимании

целей науки и задач своей дисциплинарной области.

2. Во-вторых, для них характерен универсализм, при котором ученые в своих исследованиях и в оценке исследований своих коллег руководствуются общими критериями и правилами обоснованности и доказательности знания.

3. В-третьих, понятие научного сообщества фиксирует коллективный характер накопления знания. Ученый может быть понят и воспринят как ученый только в его принадлежности к определенному научному сообществу.

4. В-четвертых, все члены научного сообщества придерживаются определенной парадигмы — модели (образца) постановки и решения научных проблем. Или, как отмечает Т. Кун, парадигма управляет группой ученых-исследователей.

Небезынтересно заметить, что само понятие «научное сообщество» ввел в обиход Майкл Полани, хотя его аналоги — «республика ученых», «научная школа», «невидимый колледж» и другие имели давнее происхождение. Как отмечают современные исследователи, «научное сообщество представляет собой не единую структуру, а «гранулированную среду». Однако поскольку научное сообщество направляет свое внимание на строго определенный предмет и оставляет вне поля зрения все прочие, то связь между различными научными сообществами оказывается весьма затруднительной. Представители разных научных сообществ зачастую говорят «на разных языках» и не понимают друг друга. Наиболее глобальным оказывается сообщество представителей естественных наук. В нем выделяется уровень физиков, химиков, астрономов, зоологов и т.д. Подобным образом на данном уровне выделяются также подтипы или подуровни; например, среди химиков — специалисты по органической или неорганической химии, а среди философов — специалисты по истории философии, методологии, логике. Оформляя членство в таком сообществе, сопровождая его функционирование выпуском научной периодики (журналов и соответствующей научной литературы), научное сообщество углубляет дальнейшую дифференциацию научного знания.

Внутри науки существуют научные школы. В науковедении различают «классические» научные школы и современные:

• «Классические» научные школы возникли на базе университетов. Расцвет их пришелся на вторую треть XIX в.

• В начале XX в. в связи с превращением научно-исследовательских лабораторий и институтов в ведущую форму организации научного труда им на смену пришли современные, или «дисциплинарные», научные школы.

Научные школы могут сливаться в научные направления, а сами направления зачастую начинаются деятельностью научных школ. Несмотря на различия, научные сообщества, школы и научные коллективы представляет собой оп­ределенного рода порождающие системы, обеспечивающие процесс

формирования и развития нового знания.

В современной социологии знания выделяют также и «эпистсмиче-ские сообщества». Они представляют собой коллективы и группы людей, работающих во вненаучных специализированных областях, например, в парапсихологии, алхимии, астрологии, эзотерии и оккультизме. Они также разделяют приоритеты и установки, принятые в своей среде, в них достаточно сильны организационные рычаги объединения сообщества.

• К

  Научная революция:

  Смена картины мира, методов, теории наука, смена стандартов и идеалов

  уновская модель развития науки предполагала чередование эпизодов конкурентной борьбы между различными научными сообществами.

Нормальная наука

Новая Нормальная наука

Распад Борьба парадигмы

Период развития «нормальной науки» может быть представлен традиционными понятиями, как, например, понятием прогресса. Критерием пребывания в периоде «нормальная наука» является сохранение данного или принятого концептуального основания. Цель нормальной науки не требует предсказания новых видов явлений. Иммунитет или невосприимчивость к внешним факторам не может абсолютно противостоять так называемым аномальным явлениям и фактам. Они постепенно подрывают устойчивость парадигмы. Кун характеризует «нормальную науку» как кумулятивное накопление знания. История позволяет утверждать, что периоды спокойного, нормального развития науки, когда все научные дисциплины развиваются в соответствии с установленными закономерностями и принятой системой предписаний. Ученые (в рамках парадигмы) не ставят себе задач создания принципиально новых теорий, более того, они даже нетерпимы к созданию подобных «сумасшедших» теорий другими. По образному выражению Куна, ученые заняты «наведением порядка» в своих дисциплинарных областях. Нормальная наука развивается, накапливая информацию, уточняя известные факты. Однако возникающие аномалии, которые разрушают привычную научную практику, в конце концов приводят данную область к новой системе предписаний.

Революционные периоды, или научные революции, приводят к изменению ее структуры, принципов познания, категорий, методов и форм организации. Каждая научная революция изменяет существующую картину мира и открывает новые закономерности, которые не могут быть поняты в рамках прежних представлений. Научные революции рассматриваются как такие некумулятивные эпизоды развития науки. Этапы:

1. этап. Осознание аномалий. Осознание научным сообществом того, что существующая парадигма перестала адекватно функционировать. Кроме аномалий, являются кризисные ситуации в объяснении и обосновании новых фактов,

2. этап. Появление новых теорий. Начинается борьба старого знания и новой гипотезы, острейшие дискуссии.

3. этап. Изменяются стандарты и теории, конструируются новые средства исследования и открываются новые миры.

4. этап. Происходят фундаментальные сдвиги в истории развития науки. Они связаны с именами великих ученых, открытия которых знаменуют собой отказ от принятой и господствующей теории в пользу новой, несовместимой с прежней. И если работа ученого в период нормального развития характеризуется как ординарная, то в период научной революции она носит экстраординарный характер.

В истории науки особое значение имели научные революция XVII и XX вв. Революция XVII в. определила основания развития науки на последующие два века, и все новые достижения непротиворечивым образом встра-ивались в общую галилеево-ньютонианскую картину мира. Фундаментальная научная революция XX в. открытием теории относительности и квантовой механики пересмотрела исходные представления о пространстве, времени и движении. Развиваясь вширь, в сторону проникновения в промышленность, технику и технологии, благодаря компьютеризации и автоматизации, она приобрела характер научно-технической революции.

Кун выявляет и допарадигмальные стадии развития науки, в которых царит интеллектуальный хаос и борьба множества разноориентированных теорий и концепций.

• Всеобщие критерии научной рациональности, по мнению Куна, имеют всего лишь относительный характер. Поскольку каждая парадигма опирается на выработанные в недрах своей проблемной области стандарты и критерии, они не обязательно должны соотноситься со стандартами формальной логики, хотя, естественно, и не должны противоречить им — впрочем, как и здравому смыслу.

• Концепцию парадигмы Кун защищает всесторонне. «Под «парадигмой» он подразумевал признанные всеми научные достижения, которые в течение определенного времени дают модель постановки проблем и их решения научному сообществу». Поскольку парадигма означает совокупность убеждений, ценностей и технических средств, принятых научным сообществом и обеспечивающих существование научной традиции. Парадигма находит свое отражение в классических работах ученых или же в учебниках, где на достаточно долгий срок определяется круг проблем в той или иной сфере научной деятельности. Кун считал, что человек, ставший сторонником новой парадигмы на раннем этапе ее развития, должен верить в ее успех. Что-то должно заставить хотя бы нескольких ученых почувствовать, что данная новая идея принесет успех; иногда такие чувства могут породить даже какие-то личные и не совсем осознанные эстетические соображения.

Что представляет из себя структура парадигмы?

1. Во-первых, это символические обобщения, законы и определения на-иболее употребляемых терминов.

2. Во-вторых — совокупность метафизических установок, задаю­щих ту или иную онтологию универсума.

3. В-третьих, в структуру парадигмы входит совокупность общепринятых стандартов, «образцов» — схем решения некоторых конкретных задач.

• Пытаясь более точно эксплицировать понятие «парадигма», Кун в дальнейшем трансформировал его в понятие дисциплинарной матрицы, учитывающей как принадлежность ученых к определенной дисциплине, так и систему правил научной деятельности: ее компоненты:

• «символические обобщения»;

• необходимые предписания (или метафизические парадигмы);

• ценности, признанные в рамках данной дисциплины;

• и т.н. «образцы».

Кун выявляет характеристики добротной теории:

• Теория должна быть точной: следствия, дедуцируемые из нее, должны обнаруживать согласие с результатами существующих экспериментов и наблюдений.

• Теория должна быть непротиворечива, причем не только внутренне или сама собой, но также с другими принятыми теориями, применимыми к близким областям природы.

• Теория должна иметь широкую область применения, следствия теории должны распространяться далеко за пределы тех частных наблюдений, законов и подтеорий, на которые ее объяснение первоначально ориентировано.

• Теория должна быть простой, вносить порядок в явления, которые в ее отсутствие были изолированы друг от друга или составляли спутанную совокупность.

• Теория должна быть плодотворной, открывающей новые горизонты исследования; она должна раскрывать новые явления и соотношения, ранее оставшиеся незамеченными среди уже известных.

Концепции ноосферы (Тейяр де Шарден, В.И.Вернадский)

НООСФЕРА (от греч. noos — разум и сфера), новое эволюционное состояние биосферы, при котором разумная деятельность человека становится решающим фактором ее развития. Понятие ноосферы введено французскими учеными Э. Леруа и П. Тейяром де Шарденом (1927)

Леруа (Le Roy) Эдуар (1870-1954), французский ученый и философ, последователь А. Бергсона, представитель католического модернизма. Занимался математикой, палеонтологией и антропологией.

Тейяр де Шарден (Teilhard de Chardin) Пьер (1881-1955), французский палеонтолог, философ и теолог. Один из первооткрывателей синантропа. Развил концепцию «христианского эволюционизма», сближающуюся с пантеизмом. Оказал влияние на обновление доктрины католицизма.

В. И. Вернадский развил представление о ноосфере как качественно новой форме организованности, возникающей при взаимодействии природы и общества, в результате преобразующей мир творческой деятельности человека, опирающейся на научную мысль.

По Вернадскому Биосфера это:

• целостная система, обладающая высочайшей степенью самоорганизации и способностью к эволюции. Рассматривая биосферу как самовоспроизводящуюся систему, Вернадский отмечал, что в значительной мере ее функционирование обуславливается “существованием в ней живого вещества — совокупности живых организмов».

• она является результатом “достаточно длительной эволюции во взаимосвязи с неорганическими условиями” и может быть рассмотрена как закономерный этап в развитии материи.

• Она предстает в виде особого геологического тела, структура и функции которого определяются специфическими особенностями Земли и Космоса.

Специфической особенностью биосферы, как и живого вещества, выступает организованность. Биосфера как живая система для поддержания своего существования должна обладать динамическим равновесием. Но это особый тип равновесия. Система, находящаяся в абсолютном равновесном положении, не в состоянии развиваться. Биосфера же представляет собой динамическую систему, находящуюся в развитии, которое осуществляется под влиянием внутренних взаимоотношений структурных компонентов биосферы, в т.ч. антропогенные факторы.

Рассматривая роль антропогенных факторов, В.И.Вернадский отмечал растущее могущество человека, в результате чего его деятельность приводит к изменению структуры биосферы. Вместе с тем сам человек и человечество теснейшим образом связаны с живым веществом, населяющим нашу планету, от которого они реально никаким физическим процессом не могут быть отделены.

Он выделил так же особую геологическую силу — научную мысль социального человечества. Вернадский отмечал, что все отчетливее наблюдается интенсивный рост влияния одного вида живого вещества — цивилизованного человечества — на изменение биосферы. Под влиянием научной мысли и человеческого труда биосфера переходит в новое состояние — ноосферу. “Человек становится все более мощной геологической силой, и с этим совпало изменение положения человека на нашей планете. В XX веке он узнал и охватил всю биосферу, своей жизнью человечество стало единым целым”. По мнению Вернадского, мощь человека связана с его разумом и трудом, направленным этим разумом. Это должно дать основания человеку предпринять меры для сохранения облика планеты. Одновременно сила разума позволит ему выйти за пределы своей планеты.

В концепции Вернадского жизнь предстает как целостный эволюционный процесс (физический, геохимический, биологический), включенный в космическую эволюцию. Своим учением о биосфере и ноосфере В.И. Вернадский продемонстрировал неразрывную связь планетарных и космических процессов.

Можно заключить, что эволюционная теория и созданная на ее основе концепция биосферы и ноосферы вносят существенный вклад в обоснование идеи универсальной взаимосвязанности всех процессов и демонстрируют необратимый характер эволюционных процессов, четко обозначая в них фактор времени.

Основы философской герменевтики

Герменевтика в переводе с греческого означает «разъясняю, растолковываю». Для древнегреческих философов герменевтика была искусством понимания, толкования иносказаний и многозначных символов в поэтических текстах, для неоплатоников — искусством интерпретации произведений Гомера. Христианские писатели понимали под герменевтикой искусство толкования Библии. С началом формирования в эпоху Возрождения классической филологии, герменевтика выступает как искусство перевода памятников античной культуры на язык современной культуры. Так, в рамках экзегезы — дисциплины, цель которой состояла в том, чтобы понять текст на основании того, что он хотел бы сказать, возникла герменевтическая проблематика. «Всякое чтение текста само по себе связано... с вопросом о том, «с какой целью» он был написан, и всегда осуществляется внутри того или иного общества... так, прочтение греческих мифов школой стоиков на основе натурфилософии и этики содержит в себе герменевтику, значительно отличающуюся от раввинской интерпретации Торы в Галлахе и Хаггаде...». Если текст может иметь несколько смыслов, например исторический, духовный, то надо прибегнуть к гораздо более сложному пониманию значения, чем понимание так называемых одиозных знаков, которых требует формальная логика доказывания. Это лишний раз подтверждает наличие тесной связи между герменевтикой и общей проблемой понимания. Интерпретация, составляющая основу герменевтического метода исследования, определяемая как толкование текста, и понимание, трактуемое в широком смысле как постижение знаков, составляют как бы две стороны одной медали. Ведь сама работа по интерпретации призвана преодолеть дистанцию, отделяющую читателя от чуждого ему текста, чтобы поставить его на один культурный (информационный) уровень с автором текста и таким образом включить смысл этого текста в понимание читателя.

Наука о понимании, истолковывании текстов. Г.Г. Гадамер создал теорию понимания.

П.Рикер анализировал язык в широком контексте социальной жизни и культуры, применяет герменевтика для исследования литературы. Искусство и теория истолкования, имеющего целью выявить смысл текста, исходя из его объективных (грамматического значения слов и их исторически обусловленные вариации) и субъективных (намерения авторов) оснований.

Этапы развития герменевтики:

• Герменевтика возникает в период эллинизма в связи с задачами научного исследования и издания классических текстов,

• развивается далее в рамках толкования “Священного писания” - экзегетики.

• в 19в. начинается развитие так называемой свободной герменевтики, не ограниченной предметом, границами смысла текста.

• У Дильтея герменевтика превращается в специфический метод общественных наук, призванный обеспечить понимание общественных событий, исходя из субъективных намерений исторических деятелей. При этом понимание противопоставлялось объяснению в естествознании, связываемому с абстрагированием и установлением общего закона. Дилтей полагал, что герменевтика - это связующее звено между философией и историческими науками.

• В 20в герменевтика постепенно оформляется в одну из основных методологических процедур философии, сначала в рамках экзистенциализма, затем собственно в философии герменевтики.

• Так у Гадамера герменевтика приобретает функции онтологии, поскольку «бытие, которое может быть понято, есть язык», социальной философии, поскольку понимание есть форма существование общественной жизни и «критики идеологии». Результатом оказывается замыкание в кругу языка, что роднит герменевтику с неопозитивистским анализом языка.

• В рамках Франкфуртской школы (Ю. Хабермас) герменевтика как критика идеологии должна раскрыть на анализе языка «средство господства и социальной власти», служащее оправданию отношений организованного насилия. У Хабермаса герменевтика выступает одним из консолидирующих факторов различных течений современной западной философии.

Герменевтические процедуры могут быть использованы в исторических, юридических и др. науках, имеющих дело с анализом объективированных результатов сознательной человеческой деятельности.

Гуманизация и гуманитаризация естествознания

Длительное время существовавшее противопоставление между естественными и гуманитарными науками приводило исследователей к мысли, что разрыв между ними все усиливается, и это, в конечном счете, может привести к их обособлению, а как следствие — даже к возникновению разных культур с непонятными друг для друга языками.

Действительно, естествознание длительное время ориентировалось на постижение «природы самой по себе» безотносительно к субъекту деятельности. Его задачей было достижение объективно истинного знания, не отягощенного ценностно-смысловыми структурами. Отношение к природному миру представало как монологичное. Главное, что предстояло ученым — это выявить и объяснить наличие причинных связей, существующих в природном мире, и, раскрыв их, достичь объективно-истинного знания, установить законы природы.

Гуманитарные же науки были ориентированы на постижение человека, человеческого духа, культуры. Для них приоритетное значение приобретало раскрытие смысла, не столько объяснение, сколько понимание. Само отношение субъекта и объекта (как любое познавательное отношение) представало уже не монолог, а диалог. Для получения знания в рамках гуманитарных наук оказывалось недостаточно только внешнего описания. Метод «объективного» или «внешнего» изучения общества должен сочетаться с методом его изучения «изнутри», с точки зрения людей, образовавших социальные и экономические структуры и действующие в них.

М.М. Бахтин довольно точно подметил эти специфические особенности методологии естественнонаучного и гуманитарного знания. “Точные науки - это монологичная форма знания: интеллект созерцает вещь и высказывается о ней. Здесь только один субъект — познающий (созерцающий) и говорящий (высказывающийся). Ему противостоит только безгласная вещь. Любой объект знания (в том числе человек) может быть воспринят и познан как вещь. Но субъект как таковой не может восприниматься и изучаться как вещь, ибо как субъект он не может, оставаясь субъектом, стать безгласным, следовательно, познание его может быть только диалогическим».

Казалось бы, действительно между естественными и гуманитарными

науками сложилось непреодолимое противоречие. Тем более, что в науке не была сформирована такая общенаучная картина мира, которая могла бы объединить их в едином пространстве. Но в настоящее время появились реальные основания для решения этой проблемы. Объединение естественных и гуманитарных наук может быть осуществлено на основе принципов глобального эволюционизма. Соотнесение развития таких объектов с проблематикой места человека, учет включенности человека и его действий в функционирование подавляющего большинства исторически развивающихся систем, освоенных в человеческой деятельности, привносит в научное знание новый гуманистический смысл.

Необходимость соединения когнитивных и ценностных параметров естественнонаучного знания все отчетливее начинает осознаваться в самом естествознании. Примером может служить позиция, занимаемая представителями так называемого «биологического структурализма», которые предпринимают попытку разработки новой парадигмы в биологии. Эта новая парадигма в качестве базисных оснований обращается не только к «точному» естествознанию, но и к гуманитарному знанию. Учитывая, что биология ближе всех естественных наук находится к исследованию природы человека, представители «биологического структурализма» во многом именно с ней связывают надежды на такие изменения в научной картине мира, которые придадут ей человеческое измерение.

В современном естественнонаучном познании возникают новые тенденции отношения человека к природе. Природа в широком смысле слова не представляется более как “мертвый механизм”, на который направлена деятельность человека: человек не может относиться к ней как судья, заранее зная, как она должна отвечать на поставленные вопросы.

Как отмечают И. Пригожин и И. Стенгерс, «он умер, тот конечный, статичный и гармоничный старый мир, который разрушила коперниканская революция, поместив Землю в бесконечный космос. Наш мир — это не молчаливый и однообразный мир часового механизма... Природа создавалась не для нас, и она не подчиняется нашей воле... Наступило время ответить за старые авантюры человека, но если мы и можем это сделать, то лишь потому, что таков отныне способ нашего участия в культурном и естественном становлении, таков урок природы, когда мы даем себе труд выслушать ее. Пришло время нового содружества, начатого издавна, но долгое время непризнанного между историей человека, человеческими обществами, знанием и использованием Природы в наших целях».

Для обеспечения своего будущего человек не может полагать, что он не имеет принципиальных ограничений в своих попытках изменять природу в соответствии со своими потребностями, но вынужден изменять свои потребности в соответствии с теми требованиями, которые ставит природа. Все это означает, что устанавливается новое отношение человека с природой — отношение не монолога, а диалога. Ранее эти аспекты были характерны для гуманитарного знания. Теперь через общенаучную картину мира они проникают в самые различные области, становясь приоритетными принципами анализа.

Вместе с тем идеи и принципы, получившие развитие в естественнонаучном знании, начинают постепенно внедряться в гуманитарные науки. Идеи необратимости, вариабельности в процессе принятия решений, многообразие возможных линий развития, возникающих при прохождении системы через точки бифуркации, органической связи саморегуляции и кооперативных эффектов — все эти и другие идеи, получившие обоснование в синергетике, оказываются значимыми для развития гуманитарных наук. Строя различные концепции развития общества, изучая человека, его сознание, уже нельзя абстрагироваться от этих методологических регулятивов, приобретающих общенаучный характер.

Можно заключить, что, приступив к исследованию «человекоразмерных объектов», естественные науки сближаются с “предметным полем” исследования гуманитарных наук.

Синергетика как новая научная парадигма

В постнеклассической картине мира упорядоченность, структурность, равно как и хаосомность, стохастичность, признаны объективными, уни­версальными характеристиками действительности. Они обнаруживают себя на всех структурных уровнях развития. Проблема иррегулярного поведе­ния неравновесных систем находится в центре внимания многих научных дисциплин и, прежде всего, синергетики — теории самоорганизации.

Предмет синергетики - выявление наиболее общих закономерностей спонтанного структурогенеза.

Понятие синергетики получило широкое распространение в современных научных дискуссиях и исследованиях последних десятилетий в области философии науки и методологии. Термин имеет древнегреческое происхождение (содействие, соучастие или содействующий, помогающий). Следы его употребления можно найти еще в исихазме — мистическом течении Византии. Наиболее часто он употребляется в контексте научных исследований в значении «согласованное действие, непрерывное сотрудничество, совместное использование».

1973 г. — год выступления Г. Хакена на первой конференции, посвященной проблемам самоорганизации, — положил начало новой дисциплине и считается годом рождения синергетики. Г. Хакен, творец синергетики, обратил внимание на то, что корпоративные явления наблюдаются в самых

разнообразных системах:

• астрофизические явления,

• фазовые переходы,

• образование цик­лонов в атмосфере,

• динамика популяций и даже явления моды.

В своей классической работе «Синергетика» он отмечал, что во многих дисциплинах, от астрофизики до социологии, мы часто наблюдаем, как кооперация отдельных частей системы приводит к образованию макроскопических структур или функций.

Синергетика в ее нынешнем состоянии фокусирует внимание на таких ситуациях, в которых структуры или функции систем переживают драматические изменения на уровне макромасштабов:

• интересует вопрос о том, как именно подсистемы или их части производят изменения, обусловленные процессами самоорганизации. Парадоксальным казалось то, что при переходе от неупорядоченного состояния к состоянию порядка все эти системы ведут себя схожим образом.

Хакен объясняет, почему он назвал новую дисциплину синергетикой следующим образом:

• Во-первых, в ней «исследуется совместное действие многих подсистем... в результате которого на макроскопическом уровне возникает структура и соответствующее функционирование».

• Во-вторых, она кооперирует усилия различных научных дисциплин для нахождения общих принципов самоорганизации систем.

В 1982г. на конференции по синергетике, проходившей в нашей стране, были выделены конкретные приоритеты новой науки:

1. Синергетику можно рассматривать как одну из попыток сжать информацию до небольшого числа законов.

2. Существуют одни и те же принципы самоорганизации различных по своей природе систем, от электронов до людей, а значит, речь должна вестись об общих детерминантах природных и социальных процессов.

3. Ее предметом выступили процессы самоорганизации — спонтанного струкгурогенеза.

4. Она включила в себя новые приоритеты современной картины мира: концепцию нестабильного неравновесного мира, феномен неопределенности и многоальтернативности развития, идею возникновения порядка из хаоса.

Попытки осмысления понятий порядка и хаоса, создания теории на­правленного беспорядка опираются на обширные классификации и типо­логии хаоса:

• «Маломерный» — встречается в науке и технике и поддается описанию.

• «Многомерный» хаос сопровождает нерегулярное поведение нелинейных сред.

• Под понятием «детерминированный хаос» подразумевают поведение нелинейных систем, которое описывается уравнениями.

Можно выявить ряд причин и обстоятельств, в результате которых происходит потеря устойчивости и переход к хаосу:

• это шумы, внешние помехи, возмущающие факторы.

• наличие многообразия степеней свободы, что может привести к реализа­ции абсолютно случайных последовательностей.

• принципиальная неустойчивость движения, когда два близких состо-яния могут порождать различные траектории развития,

В постнеклассическую картину мира хаос вошел не как источник деструкции, а как состояние, производное от первичной неустойчивости материальных взаимодействий, которое может явиться причиной спонтанного структурогенеза. Это не просто как бесформенная масса, но сверхсложноорганизованная последовательность, логика которой представляет значительный интерес.

Дж. Глейк в работе «Хаос: создавая новую науку» заметит, что открытие динамического хаоса — это, по сути дела, открытие новых видов движения, столь же фундаментальное по своему характеру, как и открытие физикой элементарных частиц, кварков и глюонов в качестве новых элементов материи. Наука о хаосе — это наука о процессах, а не о состояниях, о становлении, а не о бытии.

Науки о природе и науки о культуре

Освещение данного вопроса связано с проблемой классификации и содержания наук. Проблемы классификации наук, предпринятые, в частности, Вильгельмом Дильтеем (1833-1911), привели к отделению наук о духе и наук о природе. В работе «Введение в науки о духе» философ различает их, прежде всего, по предмету:

• Предмет наук о природе составляют внешние по отношению к человеку явления. В них ученых интересуют наблюдения внешних объектов как данных естественных наук. Таких понятий как жизнь, экспрессия, понимание нет ни в природе, ни в естественных науках.

• Науки о духе погружены в анализ человеческих отношений, внутренних переживания. Здесь мы окрашиваем наши представления о мире нашими эмоциями, природа же молчит, словно чужая. Дильтей уверен, что обращение к «переживанию» является единственным основанием наук о духе. Автономия наук о духе устанавливает связь понятий «жизнь», «экспрессия», «понимание». Жизнь и переживание объективируются в институтах государства, церкви, юриспруденции и пр. Важно также, что понимание обращено в прошлое и служит источником наук о духе.

Вильгельм Виндельбанд (1848-1915) предлагает различать науки не по предмету, а по методу. Он делит научные дисциплины:

• Номотетические, предполагают установление общих законов, регулярности предметов и явлений.

• Идеографические — направлены на изучение ин­дивидуальных явлений и событий.

В общем смысле номотетический метод (от греч. nomothetike, что означает «законодательное искусство») направлен на обобщение и установление законов и проявляется в естествознании. Согласно различению природы и культуры, общие законы несоразмерны и несоотносимы с уникальным и единичным существованием. Отсюда следует вывод о том, что номотететический метод не является универсальным методом познания и что для познания «единичного» должен применяться идеографический метод.

Название идеографического метода (от Греч, idios— «особенный», grapho — «пишу») ориентирует на то, что это метод исторических наук о культуре. Суть его в описании индивидуальных событий с их ценностной окраской. Среди индивидуальных событий могут быть выделены существенные, но никогда не просматривается их единая закономерность. Тем самым исторический процесс предстает как множество уникальных и неповторимых событий, в отличие от заявленного номотетическим методом подхода к естествознанию, где природа охватывается закономерностью. В истории идеографический метод противопоставляют принципу историзма, и он часто применялся в исследованиях позитивистского направления.

Эти два вида науки есть отклики средневековых споров номиналистов и реалистов. Те утверждения, которые слышны со стороны идеографических наук (в частности, что единичное есть основа общего и последнее вне его не существует), суть аргументов номиналистов, для которых именно единичное, может быть положено в основу истинного познания.

Однако внешняя противоположность природы и духа не в состоянии дать исчерпывающее основание всего многообразия наук.

Генрих Риккерт (1863-1936), развивая выдвинутую Виндельбандом идею о разделении номотетических и идеографических наук, приходит к выводу, что различие вытекает из разных принципов отбора и упорядочивания эмпирических данных. Деление наук на науки о природе и науки о культуре в его знаменитом одноименном произведении лучше всего выражает противоположность интересов, разделяющих ученых на два лагеря.

Для Риккерта центральной является идея, что данная в познании действительность имманентна сознанию. Безличное сознание конституирует природу (естествознание) и культуру (науки о культуре):

• Естествознание направлено на выявление общих законов, которые Риккертом интерпретируются как априорные правила рассудка.. Естествознание свободно от ценностей,

• Культура и индивидуализирующее понимание истории есть царство цен­ностей. История занимается неповто­римыми единичными явлениями. Указание на ценность сугубо важно.

Риккерт выделяет три Царства: которым соответствуют - Методы

1. действительность, постижение

2. ценность, объяснение

3. смысл; понимание, истолкование.

Науки о культуре, по мнению Риккерта, распространены в таких сферах, как религия, церковь, право, государство и даже хозяйство. И хотя хозяйство можно поставить под вопрос, Риккерт определяет его так: «Технические изобретения (а следовательно, хозяйственная деятельность, которая является производной от них) обыкновенно совершаются при помощи естественных наук, но сами они не относятся к объектам естественнонаучного исследования».

Применительно к современной ситуации, и в точных - номологических науках, ориентирующихся на регулярность и повторяемость, и в индивидуализирующих - идеографических науках, присутствует доли истинности.

Например: Риккерт, выделял, что общее и единичное не просто противопостав­ляются, что было бы наивно, но предстают дифференцирование, т.е. в различении видов общего и единичного. В естественных науках отношение общего к единичному — это отношение рода и индивида (экземпляра). В общественных исторических науках единичность как бы представляет, репрезентирует собой всеобщность, выступая как проявленная наглядным образом закономерность. Индивидуальные причинные ряды — таковы цель и смысл исторических наук.

Сциентизм и антисциентизм

Сциентизм. Культ науки в XX в. привел к попыткам провозглашения науки как высшей ценности развития человеческой цивилизации.

Сциентизм	Антисциентизм
С. – это (от лат. scientia— «знание, наука») идеология «чистой, ценностно-нейтральной большой науки».	А. – антитеза сциентизму
Приветствует достижения НТР, модернизацию быта и досуга.	А. Видит отрицательные последствия НТР.
Кри­терии научности распространяются на все виды человеческого знания и человеческого общения.	Антисциентисты уверены, что вторжение науки во все сферы челове­ческой жизни делает ее бездуховной, лишенной человеческого лица и романтики. Дух технократизма отрицает жизненный мир подлинности, высоких чувств и красивых отношений.
Наука оказывается высшей культурной ценностью. Отыскивая аргументы в свою пользу, привлекают свое знаменитое прошлое, когда наука Нового времени, опровергая путы средневековой схоластики, выступала во имя обоснования культуры и новых, подлинно гуманных ценностей.	Требует ограничения экспансии на-уки, возврата к традиционным ценностям и способам деятельности
Они совершенно справедливо подчеркивают, что наука является производительной силой общества, производит общественные ценности и имеет безграничные познавательные возможности.	Очень выигрышны аргументы антисциентистов, когда они подмечают простую истину, что, несмотря на многочисленные успехи науки, человечество не стало счастливее и стоит перед опасностями, источником которых стала сама наука и ее достижения. Следовательно, наука не способна сделать свои успехи благодеянием для всех людей, для всего человечества.
Сциентисты видят в науке ядро всех сфер человеческой жизни и стремятся к «онаучиванию» всего общества в целом. Только благодаря науке жизнь может стать организованной, управляемой и успешной.	В отличие от сциентистов антисциентисты считают, что понятие «научное знание» не тождественно понятию «истинное знание».
Сциентисты намеренно закрывают глаза на многие острые проблемы, связанные с негативными последствиями всеобщей технократизации	Антисциентисты прибегают к предельной драматизации ситуации, сгущают краски, рисуя сценарии катастрофического развития человечества, привлекая тем самым большее число своих сторонников.
	Серен, Кьеркегор, Г. Маркузе, Б.Рассел, М.Полани

Однако и в том, и в другом случае Сциентизм и антисциентизм выступают как две крайности и отображают сложные процессы современности с явной односторонностью.

Ориентации Сциентизма и антисциснтизма носят универсальный характер. Они пронизывают сферу обыденного сознания независимо от того, используется ли соответствующая им терминология и называют ли подобные умонастроения латинским термином или нет. С ними можно встретиться в сфере морального и эстетического сознания, в области права и политики, воспитания и образования. Иногда эти ориентации носят откровенный и открытый характер, но чаще выражаются скрыто и подспудно.

Экзистенциалисты во всеуслышание заявляют об ограниченности идеи гносеологической исключительности науки:

• В частности, Серен Кьеркегор противопоставляет науку, как неподлинную экзистенцию, вере, как подлинной экзистенции, и, обесценивая науку, засыпает ее вопросами. Какие открытия сделала наука в области этики? И меняется ли поведение людей, если они верят, что Солнце вращается вокруг неподвижной Земли? Способен ли дух жить в ожидании последних известий из газет и журналов? «Суть сократовского незнания, — резюмирует подобный ход мысли С. Кьеркегор, — в том, чтобы отвергнуть со всей силой страсти любопытство всякого рода, чтобы смиренно предстать перед лицом Бога».

• Изобретения науки не решают человеческих проблем и не заменяют собой столь необходимую человеку духовность. Даже когда мир будет объят пламенем и разлагаться на элементы, дух останется при своем, с призывами веры. «Главное возражение, выдвигаемое Кьеркегором против естественных наук (а в действительности против позитивистского Сциентизма), состоит в следующем: «Возможно ли, чтобы человек, воспринимая себя как духовное существо, мог увлечься мечтой об естественных науках (эмпирических по содержанию)?» Естествоиспытатель — человек, наделенный талантом, чувством и изобретательностью, но при этом не постигающий самого себя. Если наука становится формой жизни, то это великолепный способ воспевать мир, восхищаться открытием и мастерством. Но при этом остается открытой проблема, как понимать свою духовную суть».

Яркий антисциентист Г. Маркузе выразил свое негодование против Сциентизма в концепции «одномерного человека», в которой показал, что подавление природного, а затем и индивидуального в человеке сводит мно-гообразие всех его проявлений лишь к одному технократическому параметру. Те перегрузки и перенапряжения, которые выпадают на долю современного человека, говорят о ненормальности самого общества, его глубоко болезненном состоянии. К тому же ситуация осложняется тем, что узкий частичный специалист (homo faber), который крайне перегружен, заорганизован и не принадлежит себе, — это не только представитель технических профессий. В подобном измерении может оказаться и гуманитарий, чья духовная устремленность будет сдавлена тисками нормативности и долженствования.

Бертран Рассел, ставший в 1950г. лауреатом Нобелевской премии по литературе, в поздний период своей деятельности склонился на сторону антисциентизма. Он видел основной порок цивилизации в гипертрофированном развитии науки, что привело к утрате подлинно гуманистических ценностей и идеалов.

Майкл Полани — автор концепции личностного знания — подчеркивал, что «современный Сциентизм сковывает мысль не меньше, чем это делала церковь. Он не оставляет места нашим важнейшим внутренним убеждениям и принуждает нас скрывать их под маской слепых и нелепых, неадекватных терминов».

Крайний антисциентизм приводит к требованиям ограничить и затормозить развитие науки. Однако в этом случае встает насущная проблема обеспечения потребностей постоянно растущего населения в элементарных и уже привычных жизненных благах, не говоря уже о том, что именно в научно-теоретической деятельности закладываются «проекты» будущего развития человечества.

Дилемма Сциентизм — антисциснтизм предстает извечной проблемой социального и культурного выбора. Она отражает противоречивый характер общественного развития. Положение интеллектуала сложное. По мнению Э. Агацци, она состоит в том, чтобы «одновременно защищать науки и противостоять Сциентизму».

Против. Пафос предостережений против науки усиливается, как это ни парадоксально, именно в эпоху Просвещения. Жан-Жаку Руссо принадлежат слова: «Сколько опасностей, сколько ложных путей угрожают нам в научных исследованиях! Через сколько ошибок, в тысячу раз более опасных, чем польза, приносимая истиною, нужно пройти, чтобы этой истины достигнуть?.. Заниматься науками — пустая трата времени.

Русская философская мысль также не остается вне обсуждения вопроса о недостатках науки. Н.П. Огарев (1813-1877) уверен, что «наука не составляет такой повсеместности, чтобы движение общественности могло совершаться исключительно на ее основании; наука не достигла той полноты содержания и определенности, чтобы каждый человек в нее уверовал».

Другая часть критических замечаний сыплется на науку со стороны эзотерически ориентированных мыслителей. П.Д. Юркевич (1804—1860), например, усматривает второстепенность, подсобность и зависимость науки от более главенствующего мира скрытых духовных постижений.

Суждения русских философов, в частности Н. Бердяева (1874-1948), Л. Шестова (1866-1938), С. Франка (1877-1950), занимают особую страницу

в критике науки.

За Условно. Бердяев по-своему решает проблему Сциентизма и антисциентизма, замечая, что «никто серьезно не сомневается в ценности науки. Наука — неоспоримый факт, нужный человеку. Но в ценности и нужности научности можно сомневаться. Наука и научность — совсем разные вещи. Научность есть перенесение критериев науки на другие области, чуждые духовной жизни, чуждые науке. Научность покоится на вере в то, что наука есть верховный критерий всей жизни духа, что установленному ей распорядку все должно покоряться, что ее запреты и разрешения имеют решающее значение повсеместно. Научность предполагает существование единого метода...

Л. Шестов метко подмечает, что «наука покорила человеческую душу не тем, что разрешила все ее сомнения, и даже не тем, что она, как это думает большинство образованных людей, доказала невозможность удовлетворительного их разрешения. Она соблазнила людей не своим всеведением, а житейскими благами, за которыми так долго бедствовавшее человечество погналось с той стремительностью, с какой измученный продолжительным постом нищий набрасывается на предложенный ему кусок хлеба.

В условиях цивилизации особняком стоит вопрос о феминистской критике науки. Феминизм заговорил о себе в XVIII в., поначалу акцентируя юридические аспекты равенства мужчин и женщин, а затем в XX в. — проблему фактического равенство между полами. Представители феминизма указывают на различные схемы рационального контроля по отношению к мужчинам и женщинам, на постоянный дефицит в восстребованности женского интеллекта, организаторских способностей и духовности. И хотя истории известно немало имен женщин-ученых, проблема подавления женского начала в культуре, науке и политике весьма остра. Симона де Бовуар в своей знаменитой книге «Второй пол» (1949) показала, что общество культивирует мускулинное начало как позитивную культурную норму и уязвляет феминное как негативное, отклоняющееся от стандартов.