История вопроса

Рассмотрим прежде всего, как складывались научные представления о внутренних состояниях, вызывающих у жи­вотных целенаправленную деятельность.

Еще IB конце (прошлого столетия американский исследо­ватель Sully (1884) впервые заявил, что «желания, которые предшествуют действию и определяют его, могут быть (на­званы как движущие силы или мотив». «Избранное же­лание становится мотивом»,— писал Dewey в 1886 г.

Так возникло представление о мотивациях как об особых состояниях организма, которые заставляют его действовать в определенном плане.

Термин «мотивация», как указывает Lorenz (1950), про­исходит от латинского movere — двигаться, что в широком смысле слова означает движение.

McDougall (1908) предположил, что первичным мотивом всей активности человека являются инстинкты. Однако он распространил понятие мотивации и на произвольное пове­дение.

Отсутствие конкретных физиологических данных явилось, по-видимому, причиной того, что проблема мотиваций ста­ла развиваться то особому руслу. Ее развитие сначала по­шло в основном в плане общих рассуждений, выяснения ро­ли и места мотивации в целенаправленном поведении. По существу только с 30-х годов нашего столетия проблема мо­тиваций встала на научную основу и прочно заняла свое место среди основных проблем экспериментальной психо­логии.

"В разработке этой проблемы приняли участие многие из­вестные американские психологи (Troland, 1928; Warden, 1931; Tolman, 1932; Joung, 1936, и др.). И только в послед­ние годы появились экспериментальные работы, посвящен­ные анализу нейрофизиологических механизмов мотиваций.

Эта проблема в России развивалась самобытным путем. В отечественной литературе мотивационные состояния ор­ганизма больше известны как влечения или побуждения.

Расстройства в сфере влечения составляли предмет спе­циального изучения знаменитого русского психиатра С. С. Корсакова (1916).

Проблеме влечений посвящены специальные работы И. М. Сеченова я И. П. Павлова.

Рассмотрим прежде всего отношение И. М. Сеченова к этой проблеме. В «Рефлексах головного мозга» И. М. Сеченов подробно разбирает особый класс психических явле­ний, в которых, как он пишет, аппаратом, усиливающим рефлексы, является «чувственное наслаждение в обширном смысле слова».

И. М. Сеченов считает, что невольные движения, вытека­ющие из чувственного наслаждения, зависят от физиологи­ческого состояния нервного центра.

Согласно И. М. Сеченову, страх или отвращение, с одной стороны, и наслаждение — с другой, есть причина целена­правленной деятельности. Животное стремится найти и удержать чувственное возбуждение, если оно приятно, и, напротив, удалиться и избавиться от действия раздражи­теля, вызывающего неприятные ощущения.

Все эти рассуждения приводят И. М. Сеченова к призна­нию особой формы целенаправленной деятельности «психи­ческих рефлексов с усиленным концом» или «страстных рефлексов».

«Страстные психические рефлексы», согласно представ­лениям И. М. Сеченова, основываются на таких эмоцио­нальных возбуждениях, как голод, жажда, страх, половое чувство и т. п.

И. М. Сеченов вводит категорию «желаний», которые от­личаются от действительных чувственных наслаждений. К таким желаниям он относит голод, жажду. Он объединяет их термином «тоскливые ощущения», под которыми по су­ществу понимает инстинктивные влечения. Различные же­лания, пишет И. М. Сеченов, будучи столько же томитель­ными, как голод и жажда, должны вызывать при долгом неудовлетворении ту же реакцию, как и последние.

Желание (тоскливое ощущение) составляет, по И. М. Се­ченову, основу страстного психического акта, его первые две трети. В томительной стороне желания он усматривает источник страсти. По его мнению, страстные психические рефлексы лежат в основе нашего страстного поклонения Добродетелям и отвращении от порока... Все это в наибо­лее яркой форме излагается И. М. Сеченовым на примере формирования любви к женщине.

«В любви к женщине, — пишет И. М. Сеченов, — есть инстинктивная сторона — половое стремление. Это ее нача­ло, потому что любовь начинается, как известно, в мальчике лишь во время созревания половых органов. Вопрос, ассо­циирует ли мальчик уже первые половые ощущения, с обра­зом женщины невольно или эта ассоциация подготовлена знанием наперед, решить я не берусь. Известно только, что при нашем воспитании детей последнее случается наверно у девяти десятых всех мальчиков...

Когда же, наконец, идеал более или менее определился, и мальчику случалось встретить женщину, похожую по его мысли на этот идеал, то он, как говорится, переносит свою мечту на эту женщину и начинает ее любить в ней. По-на­шему, он ассоциировал свой страстный идеал с реальным образом. Это и есть так называемая платоническая любовь. В ней половой характер чрезвычайно бледен на том основа­нии, что рядом с яркими, следовательно, страстными, зри­тельными и слуховыми ощущениями лежат неопределив­шиеся, еще темные половые желания.

Но вот мужчина начинает обладать своим идеалом. Страсть его вспыхивает еще живее, ярче, потому что место темных, неопределенных половых стремлений заступают теперь яркие, трепетные ощущения любви, да и сама жен­щина является, в небывалом дотоле блеске. Проходят меся­цы, год, много два, и обыкновенно страсть уже потухла да­же в тех (счастливых случаях, когда с обеих сторон действи­тельность соответствовала идеалам. Отчего это? Да на основании закона, по которому яркость страсти поддержи­вается лишь изменчивостью страстного образа. В год, в два, при жизни, очень близкой друг к другу, сумма возможных перемен и с той и с другой стороны данным давно исчерпа­лась, и яркость страсти исчезла. Любовь, однако, не уничто­жилась: от частого повторения рефлекса, в котором психи­ческим содержанием является представление любовницы с теми или другими, или со всеми ее свойствами, образ ее сочетается, так оказать, со всеми движениями души любов­ника, и она стала действительно половиной его самого. Это любовь по привычке —дружба.

Человек, раз переживший все эти натуральные фазы полной любви, едва ли может любить страстно во второй раз. Повторные страсти признак неудовлетворенности предшествовавшими» (И. М. Сеченов. Избранные произве­дения, 1953, стр. 107).

Этот пример является классическим для характеристики формирования полового влечения и его удовлетворения, и, как мы увидим ниже, полностью отражает многие совре­менные взгляды на природу мотивационного возбуждения.

Особенно ценным у И. М. Сеченова является то, что он не только обратил внимание на важность «страстных реф­лексов», но и определил их роль в поведении. Желание как ощущение, пишет И. М. Сеченов, имеет всегда более или менее томительный, отрицательный характер; напротив, ощу­щения, сопровождающие поступок, т. е. удовлетворение страстного желания, имеют всегда яркий положительный характер.

И. М. Сеченов разбирает, почему желания могут прояв­ляться или же быть подавлены. Он по существу первый об­ратил внимание на взаимодействие различных влечений и указал и а чисто материальные процессы, лежащие в их основе. «Бесстрастное хотение, каким бы независимым от внешних явлений оно ни казалось, в сущности столько же зависит от них, как любое ощущение».

Всеми своими блестящими примерами И. М. Сеченов до­казывает, что «причина всякого человеческого действия ле­жит вне его». Однако в данной работе И. М. Сеченов, как он сам это пишет, разобрал только внешнюю сторону пси­хических рефлексов, «о сущности самого процесса нет и по­мина».

Тем не менее это был безусловно важный этап развития нейрофизиологии. И. М. Сеченов окончательно нанес удар по различным идеалистическим представлениям. Пытавшим­ся целенаправленную деятельность животных и человека свести только к действию сил «божественного разума».

Большое значение исследованию «основных влечений» организма придавал И. П. Павлов.

На III съезде по экспериментальной педагогике в Петро­граде в 1916 г. в докладе на тему «Рефлекс цели» он указы­вал на огромное значение «основных влечений» в генезе «рефлекса цели». «Рефлекс цели,— говорил И. П. Павлов,— имеет огромное жизненное значение, он есть основная фор­ма жизненной энергии каждого из нас... Вся жизнь, все ее улучшения, вся ее культура делается рефлексом цели, де­лается только людьми, стремящимися к той или другой по­ставленной ими себе в жизни цели... Наоборот, жизнь перестает привязывать к себе, как только исчезает цель… До какой степени у нас отсутствуют практические сведения относительно такого важного фактора жизни, как рефлекс цели. А эти сведения нужны во всех областях жизни, начи­ная с капитальнейшей области — воспитания» (И. П. Пав­лов, 1951, стр. 199).

«Рефлекс цели» И. П. Павлов понимал таким образом, как стремление к действующему на организм объекту, стремление к обладанию этим раздражающим объектом. Он подчеркивал, что «рефлекс цели» формируется на базе «основных влечений» организма, таких, как голод, страх, по­ловое возбуждение и др. И. П. Павлов считал, что именно эти влечения являются первым толчком для целенаправ­ленной деятельности.

В качестве примера И. П. Павлов разбирает пищевое влечение. Он пишет: «каждый день мы стремимся к извест­ному веществу, необходимому нам как материал для совер­шения нашего жизненного химического процесса, вводим его в себя, временно успокаиваемся, останавливаемся, что­бы через несколько часов или завтра снова стремиться за­хватить новую порцию этого материала — пищи. Вместе с тем ежеминутно всякий новый раздражитель, падающий на нас, вызывает соответствующее движение с нашей сторо­ны, чтобы лучше, полнее осведомиться относительно этого раздражителя» (И. П. Павлов, 1951, стр. 198).

И. П. Павлов показывает, что и а основе влечения разви­вается мощная исследовательская деятельность («хвата­тельный рефлекс»). С захватыванием необходимого объек­та развивается успокоение и равнодушие. Он указывает и на другую важную сторону рефлекса цели — его периодич­ность.

Говоря о том, что рефлекс цели есть универсальное яв­ление природы, И. П. Павлов показывает пути, по которым должно строиться его воспитание.

Замечательны в этом отношении следующие слова И. П. Павлова: «Правильным пищевым режимом — соответству­ющей массой еды и правильной периодичностью в приеме пищи — обеспечивается всегда здоровый сильный аппетит, нормальной пищевой рефлекс, а за, ним и нормальное пи­тание.

...Для полного правильного, плодотворного проявления рефлекса цели требуется известное его напряжение. Англо­сакс, высшее воплощение этого рефлекса, хорошо знает это, и вот почему на вопрос: какое главное условие достиже­ния цели?— он отвечает неожиданным, невероятным для русского глаза и уха образом: существование препятст­вий...

При продолжительном ограничении в удовлетворении ос­новных влечений, при постоянном сокращении работы ос­новных рефлексов падает даже инстинкт жизни, привязан­ность к жизни...

Если каждый из нас будет лелеять этот рефлекс в себе как драгоценнейшую часть своего существа, если родители и все учительство всех рангов сделает своей главной зада­чей укрепление и развитие этого рефлекса в опекаемой мас­се, если наши общественность и государственность откроют широкие возможности для практики этого рефлекса, то мы сделаемся тем, что мы должны и можем быть, судя по мно­гим эпизодам нашей исторической жизни и по некоторым взмахам нашей творческой силы» (И. П. Павлов, 1951, стр. 200).

К сожалению, эти замечательные мысли И. П. Павлова не нашли широкого развития в трудах его учеников и по­следователей.

Формулируя понятие о «рефлексе цели», И. П. Павлов ис­пытывал, по-видимому, определенные трудности. Действи­тельно, все теоретические концепции И. П. Павлова строи­лись на традиционной схеме рефлекторной деятельности, в которой, как указывалось ранее, ведущая роль принадле­жала внешним стимулам.

«Рефлекс цели» как стремление к объекту потребовал су­щественного изменения этой схемы. Необходимо было при­нять новую трактовку приспособительной деятельности, в которой цель опережала бы действие. Это требовало изме­нения традиционных представлений о рефлекторной дуге. Однако, сформулировав понятие о «рефлексе цели», И. П. Павлов уже тем самым поставил изучение проблемы цели на строго материальную основу, а это в свою очередь по­служило мощным толчком к дальнейшим научным откры­тиям.

Проблема целенаправленного поведения получила новую интерпретацию в связи с открытием динамических органи­заций — функциональных систем организма (П.К. Анохин, 1935, 1949).

Только с позиций представлений о функциональных си­стемах организма оказалось возможным с материалисти­ческих позиций исследовать такое веками освещенное тео­логами понятие, каким является «цель», к действию.

Как же интерпретирует «цель к действию» теория функ­циональных систем организма?

Рассмотрим, что такое функциональные системы орга­низма.

Согласно П. К. Анохину, функциональные системы пред­ставляют собой динамические организации, деятельность которых направлена на обеспечение тех или иных полезных для организма приспособительных результатов.

Такими полезными приспособительными результатами могут быть определенные константы внутренней среды, та­кие, например, как уровень питательных веществ, кисло­рода, углекислого газа, реакции и осмотического давления крови и др. В то же время в качестве полезных приспосо­бительных результатов выступают все те результаты пове­денческой деятельности организма, направленные на удов­летворение его внутренних потребностей, т. е. на обеспече­ние в конечном счете выживания данной особи или продление ее рода.

Результат действия

Рис. 1. Схема саморегуляторного механизма функциональной системы

(по II. К. Анохину, 1968).

Так, например, вся деятельность функциональной системы питания направлена на поддержание постоянного уровня питательных веществ в организме, обеспечивающего его нормальное существование. Точно так же функциональная система дыхания поддерживает постоянный жизненно важ­ный уровень содержания кислорода и углекислого газа в крови. Аналогичным образом любой сложный поведенче­ский акт, направленный на удовлетворение той или иной потребности организма, использует множество крайне ди­намичных функциональных систем, которые складываются для обеспечения только какого-либо определенного приспо­собительного этапа целостной поведенческой реакции и не­медленно распадаются при успешном его совершении.

Таким образом, полезный приспособительный эффект вы­ступает как центральное звено в динамической организа­ции любой функциональной системы организма.

Каждая такая функциональная система работает по принципу саморегуляции. Это означает, что любое отклоне­ние полезного для организма приспособительного результа­та от уровня, обеспечивающего его нормальную жизнедея­тельность, является стимулом для включения в действие всех аппаратов соответствующей функциональной системы, следствием чего является возвращение данного приспособи­тельного эффекта к исходному уровню (рис. 1). Все функ­циональные системы имеют принципиально общие узловые пункты. Это — конечный приспособительный эффект, спе­цифический рецептор, воспринимающий этот эффект, об­ратная афферентация, поступающая в центр о приспособи­тельном эффекте, центральные воспринимающие и испол­нительные аппараты. Последние вместе с соответствующими исполнительными приборами (эффекторами) обеспечивают регуляцию приспособительного эффекта, т. е. удержание его в измененном состоянии определенное время, необходимое для выполнения тех или иных приспособительных функций организма в особых условиях.

Деятельность каждой такой функциональной системы, обеспечивающей свой частный приспособительный резуль­тат, в большинстве случаев начинается с изменения соот­ветствующей константы крови. Эти изменения немедленно воспринимаются соответствующими рецепторами, метабо­лизм которых избирательно чувствителен к изменению со­держания только данного вещества. Затем посредством нервных и гуморальных сигнализаций возбуждаются спе­циальные нервные центры. Возбуждения последних дина­мически распространяются на соответствующие эффекторы, которых может быть несколько и степень участия каждого из них может изменяться по мере необходимости. Послед­ние в конце концов восстанавливают исходную константу крови. При этом уровень ее восстановления всегда контроли­руется рецепторами, посылающими обратную афферентацию в центр о степени достаточности и полноценности восста­новления данного полезного приспособительного результата.

Циклическая саморегулирующая организация каждой функциональной системы всегда строится не на анатомиче­ском принципе, а на основе того, чтобы осуществить наилуч­шее, самое быстрое, наиболее экономное обеспечение той или иной приспособительной функции организма. Вовлече­ние различных исполнительных компонентов в деятельность функциональной системы не является жестоко детерминиро­ванным. В каждом случае это могут быть различные ком­бинации органов и центрально-периферических приборов нервной системы, но, как правило, все эти компоненты объе­динены избирательной взаимозависимостью на основе их избирательного тонического напряжения и пластично под­держивают друг друга на путях получения конечного при­способительного результата. Нередко различные функцио­нальные системы могут использовать одни и те же компо­ненты для достижения различных приспособительных результатов.

Так, работа сердца может быть использована как для поддержания постоянного уровня артериального давления, так и для обеспечения газообмена и т. д.

Такая пластичность каждой функциональной системы оп­ределяется гибкими функциональными перестройками их центральных аппаратов.

Внутри каждой функциональной системы имеется возмож­ность чрезвычайной взаимозаменяемости, взаимокомпенса­ции их эффекторных механизмов. Вот почему при выходе из строя одного или нескольких исполнительных компонен­тов такой функциональной системы обеспечение ее конечно­го приспособительного эффекта может осуществляться дру­гими входящими в нее компонентами.

Так, для выправления экстренного изменения концентра­ции СО_а—О₂ в крови имеются десятки различных механиз­мов в обширной функциональной системе дыхания.

Этот эффект может быть достигнут различными путями — углублением каждого вдоха, изменением частоты дыхания, увеличением ударного объема сердца, учащением сердечных сокращений, перестройкой буферных свойств крови, увели­чением кислородной емкости крови, количества гемоглоби­на, ускорением эритропоэза, увеличением легочной венти­ляции и т. д. При этом, несмотря на перестройку различных компонентов функциональной системы дыхания, конечный приспособительный результат в виде необходимого жизнен­но важного уровня концентрации кислорода и углекислоты в крови остается постоянным.

Представления о функциональных системах организма потребовали заменить старые представления о линейном характере распространения возбуждения по центральной нервной системе представлениями о циклических формах взаимосвязи различных уровней центральной нервной си­стемы.

Следовательно, динамическая организация функциональ­ной системы приобретает уже не линейный и поступатель­ный характер движения возбуждения по дуге, а вертикаль­ную, крайне пластичную организацию, в которой наблюда­ется неравномерное возбуждение различных входящих в .нее структур.

Факт вертикальной организации любой функциональной системы заставляет рассматривать функциональную орга­низацию головного мозга как совокупность множества пронизывающих друг друга вертикально организованных центральных аппаратов различных функциональных си­стем. При этом механизмы саморегуляции различных функ­циональных систем могут замыкаться на различных уров­нях.

Все это определяет чрезвычайную сложность динамичес­кой организации головного мозга.

Особенно сложную организацию функциональные систе­мы Приобретают в том случае, когда в них для обеспечения конечного жизненно важного результата включаются пове­денческие акты.

Целостный поведенческий акт таким образом может вы­ступать как компонент той или иной функциональной систе­мы, поддерживающей определенную внутреннюю констан­ту. В то же время он может формировать самостоятельные динамические функциональные системы, обеспечивающие выполнение определенных этапов на пути удовлетворения основной исходной потребности организма.

Функциональные системы, обеспечивающие тот или иной приспособительный акт организма, складываются в каждом случае в зависимости от внешней ситуации, исходного со­стояния организма и предшествующего опыта данного жи­вотного. Для того чтобы понять, каким же образом в цент­ральной нервной системе формируется состояние, опреде­ляющее цель к действию, необходимо рассмотреть механизм центральной архитектуры функциональных систем орга­низма.

Центральные аппараты функциональных систем, по П. К. Анохину, также имеют принципиально общую для каждой из них архитектуру (рис. 2).

Первой и наиболее ответственной стадией центральной архитектуры функциональной системы любой сложности является стадия афферентного синтеза. Всякое отклонение той или иной внутренней константы организма от уровня, обеспечивающего нормальную жизнедеятельность, пред­ставляющее собой его внутреннюю потребность, немедлен­но через возбуждение специальных рецепторов направляет в центральную нервную систему мощные потоки афферент­ных импульсов. Эти импульсы нередко вместе с прямым гуморальным действием возбуждают специальные цент­ральные чувствительные аппараты соответствующей функ­циональной системы. На этой основе, как мы увидим ниже, и формируется мотивационное возбуждение.

Однако каждый организм живет во внешней среде. По­этому наряду с воздействиями со стороны внутренней среды

О Aipqi

М — доминирующая мотивация; П — память; OA ~ обстановочная афферентация; ПА — пусковая афферентацня; ПР — принятие решения; ПД — программа дейст­вия; АРД — акцептор результатов действия; ЭВ — эфферентные возбуждения; Д — действие; Рез,— результат; Лap. Pes.— параметры результата; ОАфф — обрат­ная афферентация.

он подвергается постоянным внешним раздражениям. По­этому возникшее под влиянием той или иной внутренней потребности возбуждение на клетках центральной нерв­ной системы (особенно коры головного мозга) на стадии афферентного синтеза взаимодействует с возбужде­ниями, обусловленными действием на организм специаль­ных обстановочных и пусковых раздражителей внешней среды.

В свою очередь возбуждения, обусловленные действием на организм внешних и внутренних раздражителей, взаимо­действуют, кроме того, с аппаратами памяти, т. е, прошлым опытом данного индивидуума по удовлетворению соответ­ствующей потребности.

Эту функцию взаимодействия возбуждений, вызванных действием «а организм внешних и внутренних раздражите­лей в каждой функциональной системе, в значительной сте­пени берут на себя высшие отделы центральной нервной системы— головной мозг и особенно его кора. Для построе­ния приспособительной деятельности клетки коры головно­го мозга

должны, таким образом, «выбрать» из массы воз­буждений, обусловленных действием на организм внешних и внутренних раздражителей, главное и наиболее важное для удовлетворения соответствующей его потребности в каждый данный момент времени.

На стадии афферентного синтеза таким образом решает­ся несколько вопросов: «что делать» (на основе сопоставле­ния .внешних и внутренних раздражителей), «.как делать» (на основе памяти) и «когда делать» (на основе действия специальных пусковых раздражителей).

Стадия афферентного синтеза заканчивается важным мо­ментом— принятием решения к действию. Принципиальное значение этой стадии чрезвычайно важно, так как она огра­ничивает организм от многочисленных «степеней свободы» и заставляет выполнять только одну конкретную форму по­ведения, соответствующую его внутренней потребности и окружающей обстановке.

Именно на этой стадии сложного приспособительного акта и формируется цель к действию. Вот здесь-то мы и встречаемся с важным моментом работы функциональных систем формированием цели к действию. Это связано с деятельностью специального аппарата, который в лабо­ратории Г]. К- Анохина был назван сначала «акцептором действия», а затем «акцептором результатов действия» (П. К. Анохин, 1945, 1949, 1968).

Акцептор результатов действия возникает всякий раз, как только принимается соответствующее решение к дейст­вию и формируется исполнительное действие. По своей глу­бокой сути акцептор результатов действия является аппара­том, программирующим результаты будущих событий. На основе врожденного и индивидуального опыта данного жи­вотного акцептор результатов действия заключает в себе свойства внешних раздражителей, необходимых для удов­летворения соответствующих внутренних потребностей ор­ганизма. Благодаря этому организм имеет возможность оценивать поступающую в центральную нервную систему животного афферентацию о результатах и параметрах со­вершенного действия, сравнивать ее со свойствами удовлет­воряющего данную потребность раздражителя. Таким обра­зом, этот аппарат в подлинном смысле слова является аппаратом предвидения и оценки результатов деятель­ности.

Такое предвидение результатов деятельности и особен­но свойств специальных раздражителей, удовлетворяющих ту или иную внутреннюю потребность организма, и являет­ся по существу материальным процессом постановки опре­деленной цели к действию.

Следовательно, «цель» включается в деятельность любой функциональной системы, в которой для удовлетворения той или иной внутренней потребности необходим поиск спе­циального раздражителя во внешней среде.

Принятие таких представлений о цели к действию по су­ществу меняет традиционное мышление с позиций рефлек­са. Согласно классическим представлениям, весь процесс в рефлексе развертывается линейно и идет последователь­но от начала до конца, от стимула к действию. Понятие це­ли, естественно, требует признания такой формы реагирова­ния, когда сама «цель» опережает реальные события.

Таким образом, «цель» по самой своей глубокой сути есть опережение реальных событий действительности.

Каждая цель реализуется в действие. При этом реализа­ция цели в действие также представляет собой сложный интегративный процесс. В каждом случае он избирательно объединяет специальный комплекс исполнительных аппара­тов, соматические и вегетативные компоненты («эфферент­ный интеграл» по П. К Анохину).

В результате всех этих Процессов формируется соответ­ствующее целенаправленное поведение, которое сопровож­дается специальными вегетативными реакциями.

Это целенаправленное [поведение строится на основе по­стоянной оценки организмом результатов, совершенных во внешней среде действий, сравнения их со свойствами акцеп­тора результатов действия.

Результат любой деятельности организма прежде всего оценивается с той точки зрения, в какой степени он удовлетворяет «сходную потребность организма.

Итак, постановка цели к действию вытекает из самой сущности динамической саморегулирующейся организации функциональных систем организма. Какое же место зани­мают мотивации в формировании целенаправленной дея­тельности?

І. ПРОБЛЕМА МОТИВАЦИЙ

классификация мотивации

В целенаправленной деятельности животных и человека чрезвычайно важную роль играют такие эмоционально окрашенные внутренние состояния, как голод, жажда, страх, агрессия, половое возбуждение и пр. Именно они и составляют наследственно обусловленный фонд основных биологических мотиваций.

Действительно, все животные рождаются с примитивными биологическими влечениями голода, страха, жажды. В даль­нейшем к ним присоединяются также возникающие на осно­ве наследственных механизмов половые влечения.

Именно эти биологические мотивации прежде всего и определяют целенаправленную деятельность животных и че­ловека, поскольку они первостепенно важны для сохранения жизни индивидуума и продолжения его рода. В самом деле, голодное животное упорно и настойчиво ищет пищу, живот­ное в состоянии полового возбуждения — особь противопо­ложного пола, а страх гонит животное на большие расстояния И все это во имя сохранения жизни животного и продле­ния его рода. Эти мотивации обладают высокой энергети­ческой силой, которая заставляет животных активно дейст­вовать во внешней среде.

Между тем побудительные мотивы значительно усложня­ются в процессе индивидуальной жизни животного, в про­цессе его обучения.