Министерство образования и науки Российской Федерации

Российский Государственный Педагогический Университет

им. А.И. Герцена

Факультет Социальных наук

Кафедра русской истории

Изменение погребального ритуала и отношения к смерти в блокадном Ленинграде 1941-1942 гг.

Автор работы:

Шведчикова У.Д.

Научный руководитель:

Доктор ист. наук, профессор

Яров С.В.

Санкт-Петербург

2015

Содержание

Введение…………………………………………………………………….. .…3

Смертность. Общее количество умерших. Оценки блокадников. …………..15

Общее состояние блокадника. Близость смерти. ……………………………..24

Ожидаемость смерти близких. Попытки спасти. …………………………..…28

Подготовка к похоронам………………………………………………………...32

Организация похорон…………………………………………………………....34

Регистрация. Карточки умерших. …………………………………………...…37

Гробы. Пелены. ………………………………………………………………….38

Дорога до кладбища…………………………………………………………..…41

Кладбище………………………………………………………………………....42

Заключение……………………………………………………………………….46

Список источников…………………………………………………………….. 50

Список литературы………………………………………………………………55

Введение

В данном исследовании поднимается тема смерти в блокадном Ленинграде: отношения блокадников к смерти и изменении погребального ритуала в Ленинграде 1941-1942гг.

Блокада Ленинграда – одна из самых страшных страниц в истории 20 века не только России, но всего мира. Совсем скоро уже не останется людей, которые могут рассказать о своем личном опыте жизни в Ленинграде 1941-1945 гг. – уйдут блокадники. Но глубину трагедии предстоит осмыслять еще ни одному поколению. Со своей точки зрения, находя новые слова и новые подходы. Интерес к блокадной теме в последние годы становится все сильнее.

Блокада – это в первую очередь смерть. По разным оценкам в Ленинграде 1941-1945 гг. умерло от 700 тысяч до 1,5 миллионов человек. Самые большие потери населения пришлись на зиму 1941-1942 годов и весну 1942 года. С декабря по май умерло около полумиллиона ленинградцев. Этот период называют «смертным временем». Страшный голод, необычайно сильные морозы, постоянные обстрелы, болезни, отсутствие элементарных бытовых условий, душевное напряжение – все это заставляло человека пересматривать привычные понятия о нормах морали, изменять традиции, подчиняясь новой, суровой, логике.

Именно поэтому имеет смысл заострить внимание на периоде «смертного времени», расширив хронологические рамки на сентябрь 1941 года, как первого месяца блокады, и до начала лета 1942 года, когда город уже более или менее пришел в норму.

Жизнь-смерть являются основополагающими категориями в человеческой культуре. В условиях блокады – постоянной балансировки между жизнью и смертью, эти категории проявляются более остро, чем в обычное время.

Погребальный обряд – один из древнейших, он многое может сказать о мировоззрении общества в целом. Отношение к смерти и похоронам всегда было особенным, сакральным. Поэтому анализ погребальных обрядов с большой ясностью показать, каким образом размывались нравственные нормы, какова была иерархия ценностей, чего стоило людям сопротивляться их неотвратимым изменениям.

Без понимания того, чем была смерть в блокадном Ленинграде, мы не сможем говорить обо всех остальных явлениях блокадной жизни. Нет смысла также поднимать и тему подвига Ленинграда: осознание смерти – осознание цены.

Несомненно, что проблема смерти очень обширна. В данном исследовании главной целью является: в общих чертах обрисовать изменение погребального ритуала с осени 1941года по начало лета 1942 года, на основании анализа дневников и воспоминаний блокадников проследить, как у людей менялось отношение к этому изменению и к смерти вообще.

Для этого нужно решить следующие задачи: обрисовать общие этапы и масштабы смертности, показать, в каком состоянии находился блокадник смертного времени (это объяснит, почему невозможно было придерживаться прежних традиций и моральных норм), расписать, что представляли собой подготовка к похоронам и похороны, как выглядели кладбища и как менялся порядок захоронения. Все темы освещены хронологически, в их изменении.

Автор постарался представить тему с разных сторон, чтобы показать, по каким направлениям можно ее развивать. Работа подготовит необходимую базу, на основе которой будет проще более глубоко исследовать различные аспекты проблемы.

***

При написании работы использовались дневники и воспоминания блокадников. Эти источники различаются по многим параметрам и этим и дополняют друг друга.

Дневники писались под воздействием свежих впечатлений человека. Писать старались как можно чаще, ежедневно. Однако дневников, в которых был бы отображен каждый день, немного. Бывало, писали через день, иногда, когда сил совсем не хватало, пропускали несколько дней, а то и недель. Стиль дневников, объекты наблюдения различаются так же, как различаются между собой люди.

Содержание дневников в первую очередь зависело от причин, побудивших человека дневник вести. Мы не всегда можем их понять, однако в некоторых дневниках эти причины описаны. Были люди, которые вели дневники по привычке, так как делали это всю жизнь. Много было людей, которые решили вести дневник лишь, когда пришла война и блокада. Ленинградцы чувствовали, что оказались в центре великих событий и считали нужным оставить свои свидетельства происходящего. «Преступление в такую великую эпоху и в такие дни не вести дневника. (…) Когда-нибудь через 10-15-20 лет этот дневник будет историческим документом»¹. Кто-то старался сохранить подробности для себя: «…теперь такое интересное время и вместе с тем такое тревожное, что, если я выживу все это то будет очень интересно вспомнить»², - писала школьница Клара Рахман.

Есть дневники, которые писались кому-то за блокадным кольцом, как большое письмо, таков, например, дневник Т. К. Великотной.

В дневниках предназначенных потомкам есть тенденция обобщить свои впечатления о виденном, придать им масштабность, подвести какую-то черту. Те, кто писал своим родным, описывают свою жизнь, сообщают о знакомых, рассказывают о реалиях блокадной жизни, здесь много оправданий: человек смотрел на свои описания глазами адресата и видел, что часто поступки ленинградцев уже не вписываются в представления о морали неблокадного человека. В «исторических» дневниках таких оправданий не так много – больше стремления сказать: «да, так было, но мы имели на это право, не смейте осуждать нас».

В тех дневниках, которые явно писались только для себя, мало обобщений, но много личных переживаний и бытовых записей, которые казались слишком мелкими для тех, кто старался придать дневнику историческую ценность. Однако именно «частные» дневники очень полезны при анализе подробностей повседневной жизни ленинградцев.

Каждый дневник – индивидуален. Нельзя судить о жизни целого города по прочтении пару дневников. Однако при анализе большого количества дневниковых записей, несомненно, выявляются общее настроение, общее состояние. Факты дополняют, подтверждают друг друга. Как мозаика складывается общая картина жизни Ленинграда.

Конечно, в дневниковых источниках есть ряд своих минусов. Во-первых, дневники все-таки вели люди определенного слоя. Это люди, как правило, с высшим образованием, работающие по большей части в интеллектуальной области. У нас может получиться достаточно широкое видение того, какими категориями, понятиями, оценками жили, например, ленинградские учителя, горожане во втором, третьем, пятом поколении, но, допустим, мир рабочих заводов, пришедших из деревни в город только в период мобилизации 30-х годов - для нас остается закрытым. А ведь это совсем другое сознание, очень сильно отличающееся и от сознания интеллигенции 40-х годов, и от нашего.

Еще большой минус состоит в том, что люди, которые могли писать дневники, находились в еще достаточно сознательном состоянии. У них хватало на это сил и воли, они хотели по каким-то причинам дневники вести. Но большое количество блокадников находилось в очень тяжелом состоянии, когда о таких вещах, как дневники, думать они уже не могли. Вот как объясняет С. Лелюхина, почему она не вела дневника в блокаду: «Тогда я была не в силах заниматься чем-либо разумным, требующим напряжения духовных сил. Потребность фиксировать события не возникала…»³.

В этом смысле некоторую корректировку могут внести воспоминания. Самый главный плюс в том, что воспоминания взяты у ленинградцев из разных социальных кругов. Также и у тех, ленинградцев, которые в блокаду находились в таком тяжелом физическом и душевном состоянии, что дневника не смог бы писать даже при желании.

Память – явление очень непростое, память изменяется, подгоняется под общепринятые оценки происходившего. Сильно страдает память, когда человек уже знает итог исторических событий.

Для данного исследования, которое требует поэтапности, нужен был хронологический порядок, воспоминания были не так полезны, как дневники. Картины блокады в воспоминаниях представляются большими пятнами, где большее значение имеют общие впечатления, настроения, но нет места подробным деталям и хронологии.

Зато выявляются некоторые эпизоды, в основном носящие нравственный характер, которые были упущены в дневниках. Для блокадника какие-то вещи являлись естественными, и он не видел причины их освещать, а человек, рассказывающий о блокаде через много лет, смотрит на происходившее уже глазами человека мирного времени и замечает то, что в дневниках оставалось неописанным.

Ценной для исследования оказалась «Блокадная книга» А.М. Адамовича и Д.А. Гранина. Ими было собрано огромное количество свидетельств ленинградцев, бывших в блокаду уже не детьми, в отличие от воспоминаний, опубликованных в последние десятилетия.

***

Данная работа делает акцент в первую на историческо – антропологической стороне проблемы.

Такой подход впервые применил в своих исследованиях историк, доктор исторических наук С.В. Яров. Результатом его работы стала книга, «Блокадная этика», вышедшая в 2012 году. Через год была опубликована еще одна книга «Повседневная жизнь блокадного Ленинграда».

Ученый исследует блокадный Ленинград, используя новые подходы, которые становятся все более распространенными в России. Сергей Викторович применяет методы истории повседневности, исторической антропологии и других современных направлений. Это позволяет по-иному взглянуть на блокадный Ленинград – оторваться от социально-политической оценки и исследовать общество и человека.

В «Блокадной этике» С.В. Яров рассматривает главным образом жизнь простого блокадника, на первый план выходят человеческие переживание происходящего. Через анализ общественных отношений, содержания нравственных норм Сергей Викторович исследует изменение и смещение границ этики. Для рассмотрения проблемы ученый пытается охватить как можно больше сторон жизни блокадного Ленинграда. Касается он, разумеется, и темы смерти и похорон.

В «Блокадной этике» тема «Похороны» выделена в отдельную главу. В описании смерти и погребальных традиций Сергей Викторович уходит много дальше своих предшественников. Для него важны не столько цифры, сколько то, что за ними стоит. Свое исследование ученый строит не исключительно на официальных документах, но в большей степени на основе дневниковых записей и воспоминаний.

Можно сказать, что в целом данная работа является продолжением исследований С.В. Ярова, как в методе, так и в стиле. Многие положения, выводы можно найти и у Сергея Викторовича, и у меня: пользуясь таким же подходом к анализу во многом тех же источников, я закономерно получила схожий результат. Это было ясно еще до начала работы. Однако тема погребального обряда у С.В. Ярова освещена не подробно, в «Блокадной этике» у ученого стояла задача исследовать нравственные нормы, и каждая тема была подчинена этому.

В настоящем исследовании, во-первых, предпринята попытка, насколько возможно, не делать главного акцента на изменении этических норм, а посмотреть более широко, чтобы иметь возможно дальше развивать другие направления. Во-вторых, в отличие от исследований Сергея Викторовича, я разделила тему, связанную со смертью и похоронами на несколько подтем, и каждую исследовала отдельно.