Мелодия леса

Двухлетний мальчик побежал по дорожке к дому. «Сейчас растянется», — подумал его отец Борис Федорович, врач, наблюдая в маленькую дырочку в заборе. Он приехал навестить сына Павлика, который уже три недели жил в санатории. Он привык, что по выходным дням Павлик бывал дома, когда его забирали из яслей, где он находился всю неделю, и теперь, впервые не видя ребенка дома в субботу и воскресенье, Борис Федорович почувствовал провал в размеренном ходе жизни, неудовлетворенность. И тревожная неопределенность заполнила его душу. Обычно в эти дни Павлик бегал по квартире, играл, ходили с ним гулять, а сейчас его нет.

«Как он там? — с некоторым смятением думал Борис Федорович. — Ведь совсем маленький, еще залезет на качели, упадет или грязь какую-нибудь засунет в рот».

Он вспоминал, как семилетним мальчиком жил летом на даче со своей мамой, детским врачом, и как случился пожар в детском саду, и мать нервно пересчитывала детей, выведенных из дома; то одного не хватало, то двух — о боже! — считала снова и еще, пока не оказалось, что все на месте. Воспитательница выбрасывала свои вещи с балкона второго этажа, застилавшегося дымом, и потом прыгнула оттуда на набросанные матрацы, рылась в своих вещах и плакала — карточки сгорели. Карточки после войны — это все, это хлеб на целый месяц.

Борис Федорович снова прильнул к щели в заборе. Павлик, вопреки его опасениям, не упал, а взобрался на четвереньках с травы на асфальтовую дорожку и побежал дальше. Он был в том возрасте, когда о маме и папе помнят только в их присутствии, а сейчас ему было не до них, он увидел Вовку, который держал машинку.

— Моя, — крикнул Павлик. — Дай, Вовка.

Вовка предупредительно нагнулся и толкнул машинку, не дожидаясь, пока Павлик налетит на него и пикнет, что он всегда делал, если что-то было не так, как он хотел.

Борис Федорович взглянул на часы, было без 20 минут 12, он приехал часов в 9.

«Все нормально», — подумал он. Когда он видел здорового Павлика, он успокаивался, и всякие невероятные страшные истории, которые возникали в его тревожном воображении в городе, вдали от Павлика, сейчас на время исчезали.

«Здоров парнишка, — продолжал думать Борис Федорович, — это самое главное». Но в глубине души не было полного успокоения.

Он оглянулся. Подходили еще несколько родителей. Это те, кто привез фрукты. Теперь такой порядок. Овощей и фруктов мало в рационе. Родители сами договариваются, и каждый привозит для всей группы на 2-3 дня.

«Еще какие родители попадутся, — думал Борис Федорович, — а то есть и такие: дадут специально неверный номер телефона, и ищи их! Некоторые сдадут ребенка в лагерь или санаторий, как в багаж, и гора с плеч, а сами на курорт, а фруктами пусть санаторий обеспечивает... Так рассуждают... Да если и возить... что там, по одному-два яблока ребенку в день, и это летом-то. Павлик в Москве их может десяток за день съесть, если сладкие».

Вот Мишка, старший сын Бориса Федоровича, в этом году должен будет в школу пойти, этот еще в Москве сидит. Там он целый день ест бананы. А вот Павлик должен без этого жить.

«Черт его знает, не поймешь, что лучше? Держать их в Москве и всем кормить или кашами питаться, но зато в лесу на свежем воздухе, — раздумывал Борис Федорович. — Да ладно, обойдется... здоров, и хорошо».

Когда он видел детей рядом с собой, то был спокоен, но когда они были в саду или, как сейчас, на даче, лезли в голову тревожные мысли.

Санаторий находился в лесу. Здесь Борис Федорович чувствовал себя умиротворенно и возвышенно, в душе как будто наступала гармония, исчезали раздраженность, взбудораженность, издерганность. Современная жизнь с наплывом событий, разносторонней информацией была трудна для него и часто вызывала душевную напряженность. Ему бы жить лет на сто пораньше, в XIX веке, с его размеренностью, неторопливостью и большими расстояниями.

В лесу он мог расслабиться; наступала, как говорят врачи, релаксация, расслабление мышц. Вместе с ней приходило и душевное успокоение. Мысли замедлялись и как бы растекались тихо по траве в разные стороны или поднимались вверх под кроны сосен и вновь опускались и так текли, колеблясь в удивительно прозрачном и сухом воздухе этого необычно жаркого лета.

Мысли проникали в лес: в листья, траву и землю. Лес думал, по-своему думали и трава, и земля, и ветви сосен. Они жили, думали о вечном, и их мысли встречали на своем пути мысли человека, и в этой встрече рождалось таинство влияния леса на человека, таинство их общения и погружения человека в лес, листья, траву и землю. Жил человек в глади листьев березы и орешника, в отточенности игл и неровности шишек елей, в совершенной округлости ягоды. Жили ровно шершавая кора сосны, запахи листьев и травы и мягкость болотной кочки.

Борис Федорович отошел от забора и опустился на траву, уже нагретую солнцем; руки, опущенные в траву, ощутили ее густоту и мягкость, и от движения рук возник в траве тихий шелест.

За забором жил его больной сын Павлик.

Нина Летанина