Осень, вечер...

Осень. Конец октября. Автобус только что вырвался из Москвы, проскочил перелесок и остановился, высаживая меня в поселке Северный. На улице свежо и очень тихо, уже совсем стемнело. Мне нужно пройти чуть больше километра по широкой асфальтовой дороге, идущей через лес. Проводив взглядом автобус, я трогаюсь в путь, и в первый момент в голову приходят всевозможные проклятия: сегодня дорога совершенно не освещена. Огни поселка остаются где-то позади, и я погружаюсь в густую темноту тихой осенней ночи.

Передо мной большой длинный пруд, названный за свою форму Долгим, дорога идет через плотину, которая делит его на две части. На середине плотины я бросаю беглый взгляд налево и останавливаюсь, не в силах оторваться от увиденного. Прямо от моих ног и почти до самого горизонта лежит водная гладь; у самого горизонта, отгораживая эту красоту от города, черным сплошным частоколом стоит лес, а над ним... Огромное небо. Но какое! Над самым лесом легкое кружево облаков высвечивается нежной, не заходящей зарею Москвы; ее невидимые, скрытые лесом тысячи фонарей струят в небо мягкий теплый свет, который растворяется в облаках, придавая им невероятные оттенки и очертания. Выше, к зениту, облаков нет, только легкая дымка. Здесь небо становится густым и по-осеннему черным. Маленькие звездочки не могут пробиться через эту легкую кисею, и оттого самые большие звезды, светящиеся сквозь дымку, кажутся особенно большими и яркими. И над самой моей головой в тончайшем ореоле блестит серебристым светом месяц, как бы контрастируя своим ледяным сиянием космоса с теплым светом большого города. И все это непередаваемое огромное небо отражается в лежащем у моих ног пруду, который кажется если не морским заливом, то уж по крайней мере огромным озером, вмещающим в себя всю бесконечность неба с его теплыми облаками над городом и ледяным сиянием месяца в вышине. Но и этого мало, водная гладь привносит в эту, казалось бы законченную, картину еще и свои детали. Над серединой пруда прошел ветерок, вызвавший едва заметную рябь, и тут же по водной глади пролегла искрящаяся светлая дорожка, которая моментально слила воедино и холодный блеск месяца, и теплые пушистые облака. Все слилось в один поток, в один танец света и цвета. Только у самого берега, где было абсолютно тихо, вода оставалась густой и черной, как смола.

Посмотрев в другую сторону, к ближнему берегу, я понял, что красота действительно не имеет предела и прекрасного не бывает слишком. На берегу, до которого было рукой подать, на фоне темного, очень темного неба виднелись абсолютно черные ели, растущие на опушке леса. А еще дальше на берегу маленькой рукотворной звездочкой мерцал костер, и дым от него поднимался между точеных елей тонкой серой лентой в высь и там растворялся в лунном ореоле.

Я стоял как зачарованный: вот она — Мещера, в километре от Москвы, в последнее десятилетие двадцатого века. Я чувствовал, как становлюсь частью этого пейзажа, растворяюсь в нем и как эта красота переходит в меня. И только поняв, что все увиденное прочно обосновалось во мне, я смог идти дальше. Довольно быстро пройдя плотину, на которой стоял, и поднявшись на пригорок, я увидел невдалеке вереницу огней, ведущую к городским домам.

22 октября 1993

Нина Моисеева