5. 2. 2. Два типа «религиозного обращения» у занимающихся в группах творческого самовыражения

Целевые наблюдения в трех группах творческого самовыражения (по программе семинара виртуальной психогигиены Анны Геник) позволили подтвердить эмергентое свойство метода ТТС формировать у занимающихся психологическую установку, известную в специальной литературе по психологии религии как «религиозное обращение».

Феномен «религиозного обращения» проявился у пяти из 27 участников семинара — больных туберкулезом легких, находившихся на стационарном лечении. Результаты интервьюирования указанных лиц послужили основанием к выделению двух психологических механизмов обретения религиозной веры: 1) спонтанный духовный переворот; 2) постепенное возрастание религиозности.

Спонтанный духовный переворот произошел у трех пациентов синтонной структуры личности. Глубинный психологический механизм этого процесса, по нашему представлению, вероятно, идентичен экстатическому процессу катарсиса.

Наблюдение. Сергей К., 37 лет, электросварщик, сообщает: «После одного из занятий, уже зная кое-что о характерах и о предрасположенности к вере, я вдруг испытал острое чувство вины перед женой, которой неоднократно изменял. Это чувство не покидало меня до того дня, когда по разрешению заведующего отделением поехал на побывку домой. Жена, как обычно, встретила меня приветливо и ласково, спросила, как себя чувствую. А я в ответ внезапно заплакал и стал просить у жены прощения. Потом меня, как вспышка молнии, озарила мысль, что только Бог меня может простить (до этого времени я считал себя неверующим). Начал молиться, просить у Бога помощи, чтобы стать другим человеком, жить во имя добра, любить людей, не причинять никому зла. С тех пор, после исповеди священнику, посещаю церковь».

Постепенное возрастание религиозности наблюдалось у двух клиентов замкнуто-углубленного характерологического радикала. «Религиозное обращение» происходило у них постепенно и завершилось после весьма продолжительного логического рассуждения.

Наблюдение. Роман П., 26 лет, преподаватель физики. «К Богу я пришел не сразу. — рассказал Роман П. — Узнав на занятиях о многообразии характеров у людей и животных, я задумался — не таится ли в этом какая-то скрытая идея, познать которую не дано человеческому разуму. Как физику мне известно, что некоторые явления природы тоже остаются загадкой, не находят научного объяснения. Знаю также, что многие Нобелевские лауреаты считали, что законами жизни управляет Высший Разум. Когда поделился своими мыслями с участниками семинара, мне посоветовали познакомиться с трудами ученых, признававших существование Бога. Наиболее убедительными для меня оказались книги философа Канта и богослова священника Александра Меня».

5. 2. 3. Терапия творческим общением с природой (ттоп) и свой путь к Богу

Терапия творческим общением с природой — одна из методик терапии творчеством в сложном и (смею думать) по-светски одухотворенном психотерапевтическом методе Терапия творческим самовыражением — ТТС (Бурно, 1999 — 2000). Метод предназначен для помощи людям с болезненным (часто тревожно-депрессивным) или в границах тревожного здоровья переживанием своей неполноценности. Существо ТТС, как не раз уже отмечал, состоит в изучении под руководством психотерапевта индивидуальной природы своего страдания, переживания, изучении элементов психиатрии вообще, характерологии, естествознания, психотерапии, но без сухой академичности, в разнообразном творческом самовыражении в уютной обстановке. Делается все это для того, чтобы легче было найти свои, свойственные своей природе дороги, способы творческого самовыражения, сравнивая свои душевные особенности, душевные хронические расстройства с особенностями и расстройствами товарищей по психотерапевтической группе, особенностями и расстройствами известных людей, оставивших или оставляющих себя нам в своих творческих произведениях (в том числе, в своем творческом отношении к природе). Важно учиться у знаменитостей и друг у друга постигать именно свойственные твоей природе способы целительного самовыражения-вдохновения, в котором живут любовь и смысл, а с ними — уверенность в себе, душевная, духовная стойкость.

Не удивительно, что некоторые наши пациенты и здоровые люди (например, врачи, психологи, педагоги в психотерапевтической мастерской) в процессе ТТС проникаются впервые светлым религиозным чувством. В тревожной нашей бегущей жизни, нагруженной бесконечно разнообразной, часто «ширпотребной», но красочной информацией, возможно легко потеряться, измучиться, постоянно искренне принимая второстепенное за главное, бросаясь к бесчисленным журналам, книгам, занятиям, общениям, телевизионным передачам. Остается всякому тревожному человеку, не торопясь, сосредоточиться в поиске своего, индивидуального, личного. Это свое и есть главнейшее. Оживленная личность уже есть творчество, творческое вдохновение. А творческий человек, более или менее предрасположенный своей природой к религиозному чувству, переживает-понимает этот творческий свет-подъем, рано или поздно, как «ответ человека на творческий акт Бога», «индивидуально-личный», освобождающий «выход из себя» (Бердяев, 1990, с. 195).

Итак, главнейшее для нас — это свой, «индивидуально-личный», творческий свет, это ты сам для другого. Это так есть и для верующего человека, и для одухотворенного материалиста, не способного своею природой ощутить изначальность Духа, — человека, чувствующего творческий дух как прекрасный свет материи, тела.

ТТС стали интересоваться священники, катехизаторы, православные психотерапевты, поскольку ТТС практически помогает проникнуться религиозным переживанием.

ТТОП, возможно, самый простой в ТТС способ почувствовать и осознать свою веру, свою способность к религиозному переживанию. Происходит это, чаще всего, как светлое чувство своей открытости изначальному доброму, справедливому Духу, который правит миром и знает все о каждом из нас. Священник Георгий Кочетков отмечает, что вера как «духовное явление, свойственное именно человеку», — «это, прежде всего, открытость человека, открытость его Духу и Смыслу» (Кочетков Георгий, свящ., 1999, с.43). Об этом переживании открытости Духу, Смыслу, Любви и говорят в группе творческого самовыражения некоторые наши пациенты и здоровые люди, почувствовав-осознав, например, в лилово-прозрачном цветке Иван-чая в букете на столе Божественную, все пронизывающую красоту Творца.

Занятия в наших группах творческого самовыражения происходят обычно в уютной психотерапевтической гостиной. Свечи, слайды, тихая музыка, чай. Довольно писал уже об этой камерной обстановке, благоприятной для людей с переживанием своей неполноценности, и о самих занятиях в таких группах (Бурно, 1999-2000). ТТОП в этих занятиях перемешивается с другими методиками терапии творчеством: терапией созданием творческих произведений, терапией проникновенно-творческим погружением в прошлое, терапией творческим поиском одухотворенности в повседневном и т.д. Но ТТОП в данном случае преобладает и пронизывает собою все остальное.

Мы обычно поначалу рассматриваем здесь слайды цветов, трав, деревьев, животных, насекомых, минералов и т.д. Запоминаем их названия и немного изучаем, как что живет (целебное изучение элементов естествознания). Затем, из занятия в занятие (может быть несколько таких двухчасовых занятий и может их быть несколько десятков), рассматриваем букеты полевых, садовых цветов и трав на столе, домашние цветы в горшках, рассматриваем рыбок в аквариуме, коллекции камней и т.д. Занимающиеся в группе читают и пишут о природе дома, ходят в зоопарк, ботанический сад. Знакомимся с тем, как чувствуют, изображают природу художники, писатели, композиторы с разнообразными природными характерами и хроническими душевными расстройствами. Все это «примериваем» к себе в поисках своих творческих дорог, своего творческого вдохновения.

Конечно же, мы советуем читать и работы о природе религиозного содержания — работы Бердяева, Лосского, Флоренского, Стрижева. Или «Наставление православному христианину о свече» (М.: Московское подворье Свято-Троицкой Сергиевской Лавры; «Новая книга», 1996. — 32 с).

Однако, если люди с переживанием своей неполноценности в ТТОП приходят к Богу, то обычно приходят по-разному — сообразно своей природе: аутистической (шизоидной), синтонной (сангвинической, циклоидной), авторитарной (эпилептоидной), психастенической (тревожно-сомневающейся), шизотипической (полифонической), демонстративной (истерической).

I. Люди аутистической природы нередко даже без всякой помощи извне уже в детстве чувствуют в природе Творца. Например, так, как рассказывают об этом свящ. и ученый Павел Флоренский (1882— 1937) и православный германский психиатр Вольфганг Кречмер (1918-1994). Свящ. Павел Флоренский пишет, как, общаясь с разнообразными животными, растениями, минералами, чувствовал по временам чудесное «знамение»: «сокровенная сущность приподымала завесу своей тайны и бросала оттуда лукавый взгляд». «Ничего, ничего; а вдруг — и метнется взгляд, то нежный и глубокий, полный какого-то ожидания от меня, то лукаво-веселый, говорящий, что мы-то с природой знаем, что другие не знают и знать не должны. <...> Молодые животные, некоторые птички, малые ящерицы с прекрасными карими глазами, иногда маленькие зеленые лягушата, ну, и, конечно, многие цветы так общались со мною» (Флоренский Павел, свящ., 1992, с.88-89). Вольфганг Кречмер рассказывал мне, как, еще ребенком, с тихим восторгом рассматривая гусеницу, ползущую по каменной стене сада, чувствовал, что эта красота посылается ему Богом (Бурно, 2000, с.669). Сын своего отца, великого Эрнста Кречмера (1888-1964), Вольфганг говорил мне, что аутистическая природа, и по его убеждению, в большинстве случаев, наиболее приспособлена к тонкому и глубокому восприятию Бога. Я сам убежден, что особенно сложный, одухотворенный аутист генетически проникнут, благодаря особой природе своей, чувством истинной гармонии-соразмерности, в известной мере как бы математически-геометрически отделенной в его мировосприятии от полнокровия жизни. Это изначальное переживание гармонии, по сути дела, и есть переживание изначальной Гармонии, Духа, Истины, Красоты, Творчества. Это творческое (по-своему) переживание Бога. Настоящее переживание в случаях подлинной религиозности, по Бердяеву, не наивно реалистическое (как это обычно обнаруживается, например, у синтонных верующих. — М.Б.), а истинное, подлинно реалистическое (преодолев после наивного реализма (классицизма) символизм (романтизм)), поскольку Творчество есть эсхатологическое «преображение мира» — «возникновение нового неба и новой земли». Эта тема уже звучит в произведениях Гоголя, Льва Толстого, Достоевского, Ницше, Ибсена, символистов (Бердяев, с.200-202). Для Бердяева «в этом мире совершенство творческого произведения может быть лишь символическим, то есть лишь знаком иного, совершенства в ином мире, в ином плане бытия и сверхбытия» (Бердяев, там же, с.200-202). В нашем, характерологически-психотерапевтическом смысле подлинное переживание Бога (то есть без естественного полнокровия жизни) — есть переживание аутистически-символическое (напр., Рублев) или аутистически-сновидное (напр., Борисов-Мусатов) в противовес теплому (Поленов) или напряженному (Виктор Васнецов) реализму. Кстати, и свящ. Павел Флоренский тянулся душою не ко всему в природе, а искал «проработанности форм», ограниченных «упругими поверхностями, упругими линиями». Эта «упругая вытянутость» (аутистическая символичность. — М. Б.) определяла его «влечения к птицам и животным» (Флоренский Павел, свящ., 1992, с. 89-90). Одни аутисты находят эти «упругие линии» Гармонии чаще в «иероглифических» лягушках, ящерицах, змеях, другие — в загадочно-мертвых звездах и скалах. Третьи чувствуют изначальную Гармонию не в Геометрии, а в сновидных, туманных пейзажах и т.д. Именно переживание вечной, волшебно отделенной от природы Гармонии-Красоты есть, чаще всего, радостная встреча с Богом у аутистов, творчески общающихся с природой в ТТС. Николай Онуфриевич Лосский (1870-1965) полагает, что низшие животные, изображенные в известных в свое время альбомах Геккеля (медузы, рыбы, морские звезды, мхи и т.д.), хотя «многие из них изумляют красотою своих форм, узоров и красок», все же «обладают красотой менее высокого типа» (Лосский, 1998, с. 237). Терапия творческим самовыражением не может здесь согласиться с Николаем Онуфриевичем: для многих православных, одухотворенных аутистов именно низшие животные, в формах которых более математики, поистине символически, Божественно красивы, наиболее точно отражая собою Гармонию-Красоту, нежели полнокровно-земные лошади и даже птицы. Для каждого свое по природе его.

Типичные примеры разнообразного аутистического изображения природы в живописи и литературе — в произведениях Рериха, Нестерова, Крымова, Павла Кузнецова, Лермонтова, Тютчева, Гессе.

Научившись в ТТС видеть-чувствовать по-своему разнообразные символы в живой природе, многие аутисты обычно легко проникаются вдохновенной убежденностью в том, что эти символы есть «письмена Бога» (Борхес), а пламя свечи на столе в гостиной начинают чувствовать как «образ огня духовного» (св. прав. Иоанн Кронштадский). Нередко аутисты приходят к Богу благодаря творческому поиску одухотворенности в повседневном — напр., в, казалось бы, ничем не примечательной травке, — в том духе, как это звучит в известном хокку Басе о Пастушьей сумке. Эта способность зорко видеть Божественное Необычное в обычном, повседневном, также, думается, объясняется особенностью многих аутистов воспринимать обычное красотой своей души, ощущая эту красоту как несколько отделенную от себя искру Божью.

II. Людям синтонной (сангвинической, циклоидной) природы труднее почувствовать изначальность Духа. Они обычно творчески воспринимают-переживают природу в материалистически-полнокровных формах. Если они становятся верующими, то Бог, Христос, святые для них так поленовски по-земному теплы, как на реалистических картинках в некоторых детских книгах библейских рассказов. Здесь красота природы обычно не отделяется своей неземной нотой от самой природы, как это бывает часто у аутистов. Природа Лермонтова и Нестерова только внешне реалистична (как будто бы без откровенных символов и сновидных образов), но внутренне напоена изначальностью Духа, то есть в ней много Бога.

Если многие аутистические люди обычно быстро обретают в ТТС стойкую глубокую веру, то стойкая вера синтонных обретается с большим трудом, чаще уже в пожилом, стойко встревоженном предстоящей смертью возрасте. А в молодости вера синтонных чаще не стойкая: то и дело терпит она поражение в сражениях с земными, естественными влечениями и радостями. Самый одухотворенный сангвиник (циклоид) наслаждается мудрой (для него) природой, прежде всего, чувственно. Природа, в сущности, нередко занимает здесь место Бога — как красочно развивающаяся сама по себе, сама из себя, как в гетевском эссе «Природа».

Типичные примеры синтонного изображения природы в живописи и литературе — в произведениях Федора Васильева, Саврасова, Левитана, Пушкина, Тургенева. Вера приходит здесь к человеку чаще как желание быть защищенным от земных невзгод.

III. Авторитарные (эпилептоидные) люди живут своею характерологической заботой о власти, напряженной приземленностью-агрессивностью и другими сильными влечениями. Если они приходят к своей вере, то чувствуют-принимают, часто преувеличивая, строгость своего Бога и, даже будучи высоко нравственными, сами весьма хозяйски-строги с теми, кто хотя бы немного нарушает религиозную обрядовость, букву Веры. Хозяйски-теплы, заботливы бывают они особенно с хрупким, застенчивым в природе (напр., березки). И хозяйски-безжалостно рубят заурядно крепкий лес.

Типичные примеры авторитарного изображения природы в живописи и литературе — в произведениях Шишкина, Виктора Васнецова, Салтыкова-Щедрина. Мощная, но солидно-торпидная эффективность в отличие от сангвинически подвижной способствует здесь формированию стойкой религиозной веры, в которой, однако, проглядывает авторитарность-агрессивность. В творческом общении с природой помогают им почувствовать строгого, справедливого Бога, прежде всего, такие обычно уважаемые ими мощные живые существа, как дуб, лев, тигр, гладиолус. Вера по-своему может помогать этим людям быть властными с ниже стоящими и уважать того, кто сильнее тебя.

IV. Психастенические (тревожно-сомневающиеся) люди от почти постоянной своей природной, порожденной жухлой чувственностью, тревоги и рассудочности не способны отчетливо чувствовать себя эмоциональными самими собою. По отношению к Богу они также обнаруживают лишь импрессионистически-зыбкие впечатления, обрастающие реалистически-трезвым анализом-рассудочностью. В природе обычно видят-выбирают они человечески-земное. Именно земное, нежное, скромное, теплое, а не холодновато-космическое, философически-символическое, в отличие от аутистов или некоторых полифонистов. Среди них есть по-своему малонравственные, но и немало светящихся одухотворенной добротой, мучительно-сложными нравственно-этическими переживаниями, жалостливостью к слабым и незащищенным. Многие психастеники, будучи высоко-нравственными, ответственными от природы, нуждаются в религии только потому, что боятся смерти, разлуки с близкими. Если они не творят свое добро людям, им неуютно, не по себе. И только приходится выбирать своей совестью, на каких именно добрых делах важнее сосредоточиться. Впрочем, нравственно-этические переживания свойственны и самым безнравственным из них.

Нередко светящиеся одухотворенностью психастеники отличаются той же вялостью аффектов, блеклостью влечений, что и примитивно-бездуховные психастеники. Это и не способствует формированию у них веры. Лишь некоторые психастеники (и то к старости) приходят к вере, обычно нестойкой у них. Может быть, о самых добрых из неверующих психастеников писал священник Александр Ельчанинов, что «эти люди, сами того не зная или не умея назвать Бога, "прикасаются к Его ризе"» (Ельчанинов А. В., свящ., 1992, с. 45).

Типичные примеры психастенического изображения природы в живописи и литературе — в произведениях Баратынского, Чехова, Моне, Сислея. Вера изредка приходит здесь к человеку; как отметил уже, от сильного его желания встретиться с близкими, любимыми ушедшими и от страха собственной смерти.

V. Шизотипические (полифонические) люди обнаруживают и в творческом переживании природы полифонию характерологических радикалов и, соответственно, переплетение аутистически-идеалистического начала с холодновато-напряженным или теплым и сказочным гиперматериалистическим. Это ясно видится в изображениях природы Дюрера, Сезанна, Ван-Гога, в прозе Кафки, Джойса, в стихотворениях Хлебникова и Мандельштама.

Особенно в случаях преобладания в шизотипическом (полифоническом) характере аутистического радикала со стремлением к любви, добру, смыслу религиозная вера может быть глубинно мощной и стойкой, хотя и с некоторыми нелогическими, шизотипическими отщеплениями. Именно здесь в творческом самовыражении (в том числе и в творческом общении с природой) философские переживания-размышления могут быть сложно-противоречивыми, с нотой зловещести (Босх, Дали).

Вера тут нередко помогает (так же, как и психастеникам) смягчить страх смерти, но обычно гораздо надежнее и чаще. Если психастеник часто видит-чувствует во многих растениях, животных человека (и особенно — созвучного ему своей хрупкой тревожностью-беспомощностью), то одухотворенные аутист и полифонист с выраженным аутистическим радикалом видят-чувствуют в природе Бога («И в небесах я вижу Бога» — Лермонтов).

VI. Люди демонстративной (истерической) природы характера склонны постоянно жить на сцене, питаясь вниманием, неравнодушием к ним зрителей. Среди них, «ради зрителей», встречаются и неистовые религиозные фанатики (как и среди истероподобных аутистов). Встречаются тут и люто ненавидящие смерть атеисты, подобные Ивану Бунину. Но всюду у демонстративных, для возникновения и выражения своих переживаний, повторяю, ясно видится необходимость подмостков. В чем они действительно чаще сильнее, острее других людей, — это острая, подробная чувственность бунинских запахов антоновских яблок. Их религиозные переживания могут быть нередко также остро-чувственными, фанатически-демонстративными — до гвоздных ран Христа и т.п. Через чувственное, пряно-демонстративное отношение к «и цветам, и шмелям, и траве, и колосьям» (Бунин) ярко, но обычно ненадолго, приходят к вере и истерические атеисты.

Творчество (в отличие от просто самовыражения) есть всегда созидание, добро, свет. Безнравственные люди к ТТС не тянутся, а если и заходят к нам, то вскоре уходят. ТТС, мягко призывая к добру, однако, не несет и не может в себе нести ни малейшей авторитарности. Она целебно помогает человеку быть таким творческим, таким добрым, вдохновенным, каким он может стать по природе своей, изучая природу и культуру в себе и вокруг себя. И если человек, по природе своей, не приходит в наших занятиях ТТС к светлому религиозному мироощущению, если не открывается, словами о. Георгия, Духу и Смыслу, если в нем открывается иной, не религиозный, а земной путь вдохновенного добра, то пусть будет так. Борис Аркадьевич Воскресенский отмечает, что «вряд ли следует считать религиозную веру универсальной и наилучшей формой психотерапии» и что «сфера духовного не допускает ни малейшего насилия» (Воскресенский, 1997, с. 14). В этом отношении мне понятно, созвучно и возмущение Юрия Иосифовича Полищука распространяющимися в сегодняшней России заявлениями о том, что безрелигиозная психотерапия приносит лишь вред (Полищук, 1999, с. 59).

В ТТС может успешно работать лишь психотерапевт с искренним и достаточно глубоким уважением к личности нравственного человека, которому помогает. Значит, это уважение относится и к любой религии, которую человек исповедует, или к его естественнонаучному, материалистическому мироощущению. Если пациенты и здоровые люди с переживанием своей неполноценности (дефензивностью) проникаются в ТТС религиозным христианским переживанием, они нередко начинают чувствовать-осознавать свою дефензивность как гордыню самолюбия и тогда уходят от нас к катехизаторам или священникам. А людям, не предрасположенным к религиозной вере, идущим в своем мироощущении, подобно мне самому, не от Духа, а от Природы, продолжаю помогать клинико-психотерапевтически, естественнонаучно, как и себе самому: изучением природы характеров, хронических душевных расстройств — для углубления своего целебного творчества, земного творческого добра людям. Переживание своей неполноценности (застенчивость, ранимое самолюбие, тревожную совестливость, склонность к сомнениям и т.д.), обострение всего этого в неглубокой меланхолии (тоскливости) рассматриваю, вместе с ними, не как гордыню, а как источник творчества, которым, как убеждает меня с годами все более ТТС, поистине лечится дефензивность. В сущности, продолжаю, развиваю, уточняю в ТТС размышления о меланхолии и творчестве Платона, Аристотеля, Фичино, Дюрера, Рильке.