Наш колодец

Когда приезжаешь на дачу, то первым делом идешь на колодец за водой. Зимой из-за проливаемой воды на срубе и лавке образуется наледь, так что и ведра иной раз не уставишь — надо срубать лед. Но зато вода прекрасная, чай в ней хорошо заваривается и кажется особенно душистым.

Вода здесь и летом ледяная и вкусная. Некоторые городские прохожие берут даже ее с собой в Москву.

Из времен детства помню сухое лето, когда многие колодцы пересохли, а у нашего собирались очереди. Однажды из соседнего пионерлагеря приехали за водой на лошадях с громадными бочками, и многие опасались, что и наш колодец иссякнет. Но мы, мальчишки, только смеялись — нам случалось целыми днями доставать и таскать воду для поливки, и мы знали, что ведрами его не вычерпаешь.

Теперь иногда попадаются в воде гнилые щепочки — сруб гниет, а мастеров, которые могли бы сделать новый, найти трудно. (Сруб делается из осины, ее много в нашем лесу.) Советуют деревянный сруб заменить бетонными кольцами — во многих местах так уже сделано. Бетон гнить не будет.

— Это так, — подтвердил случившийся здесь пожилой строитель, — но и вода будет не та. Лучше уж пить из водопроводной трубы...

12. 11.84 г.

Кухонное окно

На улице пасмурно, даже сумрачно, холодно и, главное, — ветрено. А в доме жарко топятся обе печки, пахнет дымком березовых дров, а в кухне на плите уютно позванивает крышкой закипевший чайник. Окна запотели, по всему дому разносится аромат только что заваренного чая.

Снега много, на крыше пристройки он вплотную подступает к кухонному окну. Эту пристройку мы называем «шалашом», что связано с историей ее появления. В детстве... (Одно время мне было несколько неловко, оттого что почти во всяком моем рассказе упоминается детство. Но ничего нельзя было поделать. Видно, так уж устроено, что в детстве мы хотим, чтобы оно поскорее прошло, а в зрелом возрасте все чаще к нему обращаемся, даже если оно было и не слишком радостное. Почему так?) Так вот в детстве мы с младшим товарищем устроили как-то летом шалаш между двумя кустами орешника. Так нам в нем показалось хорошо, что мы упросили родителей позволить нам в нем ночевать. Кажется, тот шалаш не выдержал испытания дождем... Позже ставили палатку в кустах смородины, и с тех пор я особенно люблю запах листа черной смородины. А потом шалаш и вовсе превратился в пристройку, которую мы сооружали с помощью отца, но название сохранилось. Отец все делал основательно, прочно, так что теперь нам не страшен был дождь и ветер. Насушили сена и устроили из него постели. А как было хорошо проснуться ранним утром и распахнуть дверь. Это совсем не то, что в доме...

За забором против кухонного окна мы в детстве играли в городки. Мать, бывало, выглянет в окно, чтобы позвать нас домой, раз позовет, другой, а потом не утерпит, выбежит сама и поможет выбить «застрявший» городок. Она любила эту игру и все на свете умела...

15. 5. 85 г.

Кривоколенный переулок

Это не лес, это переулок в нашем поселке. Но мы во все времена называли это место канавой, так как дорожка со станции здесь действительно идет вдоль канавы, вырытой лет сто тому назад, не меньше. Поселка, разумеется, тогда не было, не было и станции или, вернее, платформы (так называют остановку, где нет стрелок), а железная дорога шла только до теперешнего Загорска. А вот эти дубы были и в то время и все видели. Теперь же канава, пересекая поселок, уходит в лес, по трубе проходит под шоссе и, выйдя из леса, теряется в поле возле Талиц. Прежде тропинка тянулась до самой деревни и прудов, а теперь люди ходят по шоссе или ездят в автобусах. В нашем поселке канава поворачивает, и из-за этого, видимо, переулок назван Кривоколенным.

Предпоследний раз я был здесь 15 октября, и вот почему я об этом говорю. Возвращаясь накануне вечером с дачи, я вспомнил, что оставил на улице только что выкопанные клубнелуковицы гладиолусов, а на другой день ожидался мороз. Вообще я не люблю гладиолусы, и эти три цветка оказались у меня, можно сказать, случайно. Но одно дело любить или не любить, так сказать, вообще, а другое — решать, быть или не быть конкретному цветку с его неповторимым и известным лишь мне оттенком. Вот я и поехал наутро их выручать.

В Москве шел редкий мокрый снег, который таял, казалось, не достигая земли; было ветрено и сыро. Из окна электрички видны были мокрые платформы, голые деревья, хмурое небо. Но за «Правдой» унылая картина вдруг сказочно преобразилась — в лесу выпал снег, первый в эту осень снег.

Больше всего снега было на ветвях елок, он украшал сосны, вообще все в лесу, только в золоте берез он не очень был заметен. В Зеленоградской мальчишки играли в снежки, сгребая для них снег со скамеек.

Я вышел из поезда и по канаве пошел через лес домой. Тут на мгновение выглянуло солнышко, и лес стал волшебным, хотя и без солнца он был чудесен. Ослепительно-белый снег на елках и соснах, на ветках, веточках и прутьях деревьев и кустов, на метелках пырея, на уцелевших листьях сныти. Ветра почти нет, и нежный снег держится, не падает и незаметно для глаза тает.

В Москве, куда я вернулся через два часа, было уже сухо, но все так же уныло, ветрено и холодно. Но стоило взглянуть на влажные еще луковицы, которые я привез в портфеле, как вспоминался заснеженный лес, а воспоминание возвращало равновесие в душе...

27. 10.84 г.

Парк

Наступил момент, когда я смог записать в дневнике: если плохо становится на душе, спешишь в парк, а не к врачу. Мне в те времена мало что помогало, а вот парк стал помогать.

Когда-то я не принимал парк всерьез. Другое дело — лес, наш лес где-нибудь между Пушкино и Загорском. Но часто бывая в парке, в Измайлово, я увидел, что и он по-своему хорош. Правда, в нем нет могучих красавиц-елей, но зато есть громадные лиственницы, липы и вязы, которых не часто встретишь в нашем лесу, а вязов я и вовсе не встречал.

За все время я не видел в парке ни одного порядочного гриба, тогда как в нашем не то что лесу, но даже в саду прошлым летом и осенью их было столько, что каждый день можно было варить суп, да и на жарку хватало. Но зато парк близко — это иногда самое главное.

А парк действительно близко — в конце нашей улицы трамвай проходит под мостом Окружной железной дороги и, повернув раза два или три среди деревьев и кустов — это уже, можно сказать, парк, — оказывается в начале Измайловского проспекта, состоящего здесь из трамвайных путей и аллеи лиственниц. Осенью земля под ними становится мягкой от упавших игл. Иглы прилипают к ботинкам и долго потом напоминают о поездке в парк. И даже весной почему-то вспоминается, какой мягкой бывает осенью земля под лиственницами.

Зимой видишь иногда на снегу засохшие цветочки липы и тогда вспоминаешь, что по другую сторону от трамвайных путей есть и липовая аллея...

29. 10.84 г.

Лужа

— Что может здесь помогать? — раздумывал я, возвращаясь с рынка через парк и останавливаясь посмотреть на отражение в луже деревьев и серого неба. Унылая картина пасмурного дня и непроснувшейся еще природы, казалось, способна лишь нагонять тоску. Это так и есть, когда картину воображаешь или наблюдаешь со стороны, из окна. Но когда сам в ней, когда кругом деревья и тишина, то уныния не испытываешь, а ощущаешь какую-то особенную мягкость в воздухе, во всем облике природы. И эта мягкость, почти нежность вызывает едва заметный сперва светлый отклик в душе... Видишь скрывающуюся среди берез тропинку и чувствуешь, как в душе начинает теплиться надежда...

Бывает так, что в ненастную погоду и на душе нехорошо. А о лесе или парке, о котором здесь идет речь, и думать не хочется — кажется, что в сыром, унылом лесу наверняка было бы еще хуже. Взглянешь тогда на этот снимок (а более унылого снимка у меня, кажется, нет), и он оказывается почти живым укором — ведь и тогда, в тот день, которым помечен снимок, так же было или даже хуже: пасмурный день и тоска в душе, а парк все-таки помог. Нужно заметить, что оказался я там случайно. Надо было поехать на рынок, а на обратном пути не хотелось лезть в переполненный трамвай или троллейбус. Вот я и пошел пешком через парк, выбрав, так оказать, из двух зол меньшее.

Был самый обычный серенький прохладный денек: никакого особенного, живописного тумана или уютного шороха дождя, не чувствовалось волнующих весенних запахов, не слышно было разноголосого весеннего пения птиц, только вороны каркали. И все-таки на душе становилось легче, светлей, так что и уходить не хотелось...

Конечно, лес может и не помочь, однозначности аспирина (выпил таблетку — бросило в жар) тут нет. Лес может и не помочь, но вот не припомню случая, чтобы хуже в нем стало. Быть может, так и случалось, но припомнить решительно не могу...

Но, оставив рассуждения, возвращаюсь в парк. Конец октября. Березка сбросила последние листики, а рябинка красна от ягод. Северо-западный ветер несет тяжелые тучи, временами идет дождь...

— Что может здесь помогать?..

29. 10. 84 г.