3.9.4.3. Особенности группы творческого самовыражения в домашних условиях

Просыпаюсь утром и смотрю на стены своей комнаты, увешанные большими и маленькими репродукциями картин русских художников, — теперь апрель, светает рано. И вспоминается, как много лет назад из небогатого набора открыток я впервые составил своеобразную экспозицию репродукций, которые по каким-то причинам хоть немного радовали душу, смягчали состояние, и поместил ее за стеклами книжного шкафа. Время шло, менялось состояние, менялась и экспозиция, и однажды стало жаль, что не отмечал этих перемен. Но самая первая экспозиция запомнилась — там была «Рожь» Шишкина, его же «Утро в сосновом лесу», «В крымских горах» Васильева, ниже — «Девочка с персиками» Серова, «В теплых краях» Ярошенко, «Охотники на привале» Перова, еще ниже — «Март» Левитана, «Подмосковье. Февраль» Нисского, «Не ждали» Репина, «Письмо с фронта» Лактионова, а всего — десятка полтора картин. И так они теперь светло вспоминаются. Чудесно сказала поэтесса-психотерапевт Л. Ю. Благовещенская:

Мир живописи, светлый и прекрасный,

Свой зов ко мне неслышно обращает, —

И кажется, что я живу напрасно,

Когда на этот зов не отвечаю...

Теперь же на стенах, за стеклами шкафов, на верху буфета выставлено, наверное, поболее полутора-двух сотен репродукций, но это уже не столько для меня, сколько для группы ТТС, которая собирается в этих стенах еженедельно вот уже несколько лет. Во всем этом множестве картин нет случайных — здесь только то, о чем уже говорили более или менее подробно на наших собраниях (и, возможно, не один раз) или, во всяком случае, сказано было хоть несколько добрых слов (а это, как мы увидим ниже, достаточно важно), а все они вместе обращают к нам свой целебный зов...

Среди репродукций есть настоящая картина в деревянной рамке, написанная маслом художницей нашей домашней группы, и мы имеем возможность сравнить теплые живые шероховатые краски с машинной печатью типографии.

Есть здесь и несколько наших черно-белых и цветных фотографий: чудесный цветной снимок Макарьева монастыря, например, с белыми полосами облаков в вечернем небе над рекой или зимний снимок домика с заснеженной крышей у истоков Волги, где голые деревья тянутся к небу и кажутся в таком согласии с ним, что невольно обращаешься к другому домику — «Домику в Петербурге» Добужинского, где неба не видно и ветви никуда не тянутся, кругом только камень.

Можно сказать, что эта своеобразная выставка репродукций и, главное, постоянная работа с ней на занятиях являются одной из особенностей домашней группы ТТС.

К началу очередного собрания выставка немного видоизменяется в соответствии с особенностями предстоящих занятий. Например, в прошлый раз на переднем плане появились портреты Горького и молодого Чуковского (оба выполнены Бродским), а также акварель Врубеля. Мы читали рассказ Горького «Пепе», где мальчик дает забавные, но верные характерологические портреты иностранных туристов, а это ведь вечное. Чуковский работал в сфере русской речи, а мы по собственному даже опыту знаем, как тесно взаимосвязаны речь и душевное состояние. Вот почему особенно интересен нам Чуковский и как важно, говоря о человеке, его работе, характере, видеть его портрет. Но об этом и еще об акварели Врубеля мы говорили уже в конце, зная, что обязательно вернемся к этим темам в будущем.

Другая особенность группы состоит в том, что ее занятия организационно и по сути во многом опираются на календарь событий. С одной стороны, это погружение в прошлое, важно только, чтобы оно было творческим, как это предполагает практика ТТС. С другой стороны, появляется повод для разговора об известных людях с точки зрения их и наших характеров, о влиянии тех или иных свойств характера на определение жизненного пути. Наконец, систематическое вспоминание добрых дел наших предшественников, по Ключевскому, является нашим нравственным долгом и создает нравственное богатство людей, что немаловажно особенно в тех случаях, когда человек затрудняется в определении смысла своей жизни, к примеру, в силу деперсонализации. Я бы даже сказал по своему опыту, что творческое выполнение нравственного долга, как об этом говорит Ключевский (и не случайно он наряду со словом «вспоминать» употребляет выражение «творить память»), обязательно теснит деперсонализацион-ные расстройства, причем признаком правильности избранного лечебного пути оказывается возникновение хотя бы минимального интереса к предмету. Помнится ярко, что именно так было, когда я на слух записывал рассказ о том, как профессор Плетнев читал на лекциях студентам «Конька-Горбунка», а потом попросил назвать автора. Студенты затруднились, но многие склонялись к тому, что это Пушкин. Настоящий же автор, студент Ершов, сидел среди товарищей весь красный от смущения и волнения. Он, кажется, впоследствии был директором Тобольской гимназии, у него учился Менделеев, который очень помогал своему учителю в конце его жизни. Сам Ершов не считал себя большим литератором... Впрочем, не так важно, что там дальше говорилось, потому что вновь возник интерес к проблеме взаимосвязанности далеких казалось бы людей (Ершов, Менделеев), а интерес означал отступление сперва эмоциональной измененности, а затем и депрессии, но еще в депрессии захотелось работать, вернуться к давней мысли составить свой собственный календарь-антидепрессант...

Собственно, портреты Горького и Чуковского появились на нашем последнем занятии именно в соответствии с календарем. Там есть и другие славные имена, двум из которых — Гоголю и Андерсену — и была посвящена основная часть нашего занятия. Гоголь разрешал публиковать только один свой портрет — портрет работы Венецианова. Это Гоголь того периода, когда написан был им «Миргород» и, в частности, «Старосветские помещики», о которых так тепло говорили на занятии. Мы вспомнили также художника Боголюбова, посмотрели немногие его репродукции («Пейзаж с портом», в частности). К сожалению, этого большого художника — пейзажиста, мариниста, а затем и импрессиониста — мы почти не знаем. Между тем, его работы составляли (и, быть может, составляют) важную часть экспозиции Саратовского художественного музея, который до Третьяковки выполнял в России ее роль. Вообще календарь дает много подходящего материала для занятий, и, пожалуй, главной тут является проблема выбора. Вот почему передо мной снова и снова возникает вопрос составления своего собственного календаря в духе ТТС, но здесь все еще больше вопросов, чем ответов, решений...

Наконец, следует отметить еще одну особенность группы ТТС в домашних условиях — ее, так сказать, неофициальность, то есть занятия проходят не в учреждении (а дома) и без участия должностных лиц. Правду сказать, это обстоятельство не казалось мне особенно существенным, и я говорил о нем больше по настоянию участников группы. Мне же казалось, что со временем люди привыкают и к казенному помещению и к тому, что руководитель является должностным лицом, и этот фактор теряет тогда свое значение в работе группы. Но время показало, что если это верно, то не для всех, и что у некоторых при встрече с любимым, но официальным руководителем «душа радуется и вместе съеживается», по образному выражению одного поэтического человека. Не могу сказать, насколько это явление важно в терапии, — это, мне кажется, предмет для всестороннего и внимательного изучения в будущем, но, во всяком случае, оно указывает на то, что домашняя группа ТТС, казавшаяся в начале своего существования начинанием весьма зыбким, в некоторых случаях может оказываться даже предпочтительней в сравнении с диспансерной. (Да, есть люди, которые ходят только на домашнюю группу). Но при всем том я снова вынужден указать на важную и малоприятную, печальную истину, связанную с проведением занятий: катастрофическую нехватку времени, сил, знаний, наконец, для проведения занятий на подходящем уровне. А это, соединяясь с другими объективными и субъективными трудностями, неизбежно приводит к пагубному скольжению по поверхности. Поэтому в данных конкретных условиях эту домашнюю группу ТТС более правильно считать вспомогательной группой поддержки.