korgunyuk_yu_g_stanovlenie_partiynoy_sistemy_v_sovremennoy_r

УДК 329(470+571)«1989/2003» ББК 66.69(2)

К 66

Íаучный редактор

Профессор МГПУ, доктор исторических наук Е.И.Хаванов

Рецензенты

доктор исторических наук К.Г.Холодковский, доктор политических наук В.Н.Лысенко, доктор юридических наук С.Е.Заславский

Коргунюк Ю.Г.

К 66 Становление партийной системы в современной России. – М.: Фонд ИНДЕМ, Московский городской педагогический университет, 2007. – 544 с.

ISBN 5*902204*23*2

Предметом монографии является становление партийной системы совре* менной России (1989–2003). В первой части (главы 1–3) российская пар* тийная жизнь рассматривается с точки зрения её потенциального вклада в раз* витие теории партий. Основное внимание сосредоточено на трёх моментах: 1) организационное устройство партии в аспекте социальной связи, объединя* ющей её членов; 2) зависимость между содержанием партийно*политической борьбы и фундаментальными общественными конфликтами (размежевания* ми); 3) классификация партийных систем и факторы, определяющие их состо* яние. Вторая часть (главы 4–8) посвящена развитию партийных систем в Рос* сии до революции 1917 г. (глава 4) и в 1989–2003 гг. (главы 5–8). Анализиру* ются конфигурация общественных конфликтов, лежащих в основе партийно* политической борьбы; процесс образования партий, ставших основными участницами политической игры; взаимоотношения между партиями и влас* тью в контексте борьбы за влияние на формирование государственного курса страны.

Предисловие

Более полувека назад знаменитый французский политолог Морис Дюверже посетовал, что любой исследователь, стремящийся создать общую теорию партий, неизбежно попадает в порочный круг: с одной стороны, построение подобной теории требует «многочисленных и достаточно основательных» монографических работ, а с другой – «такие монографии не смогут быть по*настоящему глубокими, будучи созданы при полном отсутствии общей теории партий»1.

Не то чтобы в середине ХХ столетия ощущалась нехватка моно* графий о политических партиях, да и в сфере общей теории тоже кое* что было сделано – доказательством тому труды самого Дюверже. Однако французский учёный был прав в главном: между теорией и эмпирическими исследованиями существовал очевидный разрыв. В партологии господствовал ползучий эмпиризм, и лишь немногие мэтры пытались навести мосты между двумя областями.

За последующие годы число опусов по теории партий увеличи* лось в геометрической прогрессии – об эмпирических изысканиях нечего и говорить. Тем не менее ламентации по поводу разрыва между теорией и эмпирикой не стихают2 – и их нельзя назвать не* обоснованными. Количество статей и монографий по теории партий, а уж тем более по истории конкретных партий и партийных систем поражает воображение – но именно количество. Что касается ка* чества, то книга М.Дюверже, которую автор скромно поименовал попыткой «хотя бы в общих чертах наметить первую общую теорию партий – пусть неточную, приблизительную и даже гипотетичес* кую»3, явилась первым и остаётся единственным действительно фун* даментальным трудом.

Спору нет, существенный вклад в разработку отдельных сторон теории партий внесли многие. Так, общепризнаны заслуги Джованни Сартори по классификации партийных систем4 и достижения Сей* мура Липсета и Стейна Роккана в выявлении связей между кон* фигурацией партийных систем и электоральными размежеваниями (cleavages)5. Ряду исследователей мы обязаны анализом новейших тенденций в развитии партий и партийных систем, таких как раз* мывание социальной базы ведущих партий, утрата ими чётких идеологических ориентиров (концепция т.н. «всеядных» – catch*all, – или электорально*профессиональных, партий6); «картелизация» партийных систем7 и пр. Однако расширение частных направлений не привело к заметному прогрессу теории партий в целом – трудно изба* виться от ощущения, что последняя топчется на месте.

Не лучшим образом обстоят дела и с проникновением теории в эмпирические исследования. Как правило, всё сводится к «переводу» полученного фактического материала на язык той или иной кон* цепции. Подавляющее большинство исследователей ограничивается тем, что подгоняет изучаемую реальность под готовые концепту* альные схемы, не пытаясь обнаружить в них слабые места или поис* кать альтернативу.

Быть может, одной из причин длящегося (возможно, даже углуб* ляющегося) разрыва между теорией и эмпирикой является преобладание среди нынешних теоретиков приверженцев т.н. кросс* национальных исследований. Разумеется, сравнительный анализ партий и партийных систем разных стран – непременный элемент любых теоретических размышлений. Но не стоит забывать и ценного наблюдения Козьмы Пруткова – нельзя объять необъятное. Можно быть хорошим специалистом по истории партий одной*двух, максимум трёх стран, но одинаково глубоко владеть материалом, охватывающим всё историческое и географическое пространство, не под силу даже самому гениальному уму. Рано или поздно перед исследователем встаёт дилемма: куда двигаться – вглубь или вширь? В первом случае рискуешь оказаться «подобным флюсу», во вто* ром – превратиться в историографа, в знатока литературы о партиях, а не партий как таковых.

Сторонники кросс*национальных исследований выбирают второй путь, подменяя самостоятельную работу обзором того, что сделали до них другие. Этот обзор может быть сколь угодно об* ширным – импульс, придаваемый им развитию теории, не столь уж велик. Пример тому – «проект Джанды».

Профессор Северо*западного университета (штат Иллинойс, США) Кеннет Джанда собрал и систематизировал сведения о более чем 200 политических партиях, действующих в 53 странах мира (на 1980 год; в дальнейшем это число возросло). Однако как был собран и систематизирован такой колоссальный материал? К.Джанда бесхит* ростно признаёт, что поручал студентам и аспирантам заполнить воп* росник, касающийся той или иной страны (специалистами по истории этих стран студенты и аспиранты, естественно, не являлись). Запол* ненные анкеты передавались экспертам*страноведам, и в соответствии с их замечаниями вносились исправления и дополнения8.

Никаких исследований в рамках «проекта Джанды» в общем*то не проводилось, и представляет он собой не что иное, как накопление данных и их предварительную систематизацию. Вывод, который на*

прашивается при просмотре результатов анкетирования, сводится, по сути, к тому, что партией может называться всё что угодно, – поль* зы для развития теории, прямо скажем, не густо.

Между тем создатели классических трудов по теории партий не просто были хорошо знакомы с литературой, но имели собственный опыт конкретно*исторических разысканий. Другими словами, они изучали именно партии, а не литературу о партиях. Так, судя по работе Моисея Острогорского «Демократия и политические партии», он основательно, на уровне источников, изучил историю ос* новных партий Великобритании – в первую очередь Либеральной (его представление об американских партиях, вероятнее всего, позаимствовано из литературы, и они были ему интересны скорее в сравнительном аспекте). Роберт Михельс знал изнутри как минимум две партии – Социал*демократическую партию Германии и Италь* янскую социалистическую партию. М.Дюверже не было равных в по* нимании подноготной французской политики (причём не только партийной). Дж.Сартори, внося усовершенствования в типологию партийных систем, опирался на опыт родной Италии9.

Иначе говоря, есть все основания полагать, что теоретиками этих учёных сделало не столько хорошее знакомство с литературой, сколько непосредственная исследовательская практика, поставив* шая перед ними такие вопросы, ответов на которые не давали уже существующие концептуальные схемы.

Примечательно, что среди классиков теоретической партологии почти нет американцев (если не считать С.Липсета, но и тот вы* ступал в роли «младшего партнёра» С.Роккана) – и это при всём обилии монографической литературы по истории политических партий США. Дело тут, по*видимому, в «замыленности» взгляда американских исследователей: слишком многое в феномене партий они воспринимали как само собой разумеющееся, тогда как европей* цы, встречая разного рода отклонения от «естественного» положения вещей, умели видеть проблему там, где американцы видели норму.

В сущности, каждый из классиков партологии сталкивался с не* ким нарушением ранее установленных правил: М.Острогорский рас* ценил как такое нарушение необычайно жёсткую для того времени организационную структуру Либеральной партии; Р.Михельс – вы* ход на политическую сцену централизованной массовой партии (в лице СДПГ); М.Дюверже – стремительный рост влияния Фран* цузской коммунистической партии; Дж.Сартори – отчётливые центробежные тенденции в партийной системе Италии. Литература

о партиях, конечно, дала им богатый материал для сравнения, но констатация проблемы, вне всякого сомнения, стала результатом попыток разрешить противоречия, возникшие при изучении партий одной*единственной страны. Знания, полученные «со стороны», лишь оттеняли содержание проблемы и подтверждали верность явившихся решений.

Не исключено, что рассмотрение обстоятельств, в которых проис* ходило (и происходит) становление партийной системы современ* ной России, послужит неплохой почвой для новых побегов теории партий. В нашей стране много такого, что не укладывается в привыч* ные рамки и границы. Например, недоразвитость партийной систе* мы при достаточно развитой многопартийности. Или феномен «пар* тии власти» – устойчивой в целом и неустойчивой в частных прояв* лениях. Или общепризнанная слабость большинства партий, соче* тающаяся со способностью «слабых» оказываться в решающие моменты эффективнее «сильных». Все эти несостыковки требуют адекватного объяснения, каковое возможно лишь при известном об* новлении теоретических подходов.

Настоящая работа претендует на выработку обновлённых под* ходов. Насколько эти претензии правомерны, судить не автору. Кни* га состоит из двух частей: теоретической и исторической. В первой изложены коррективы к теории партий, сформулированные автором в процессе изучения современных отечественных партий. Во второй сделанные теоретические выводы используются в качестве каркаса концепции, с помощью которой проанализировано развитие россий* ской многопартийности, и в частности становление в стране партий* ной системы.

Часть I. Партийная система современной России как предмет интереса теории партий

Введение. Партия как система и как часть системы

Не всякая организация, претендующая называться партией, яв* ляется ею на деле. Но каковы критерии, с помощью которых можно отделить партии от непартий?

Не надо быть большим специалистом, чтобы отличить полити* ческую партию, скажем, от кружка филателистов или банды нарко* торговцев. Тем не менее многие минималистские определения пар* тии крайне напоминают дефиницию «двуногое без перьев» примени* тельно к человеку: возразить вроде бы нечего, но ясно, что упущено самое главное. Так, недостаток определения, предложенного К.Джан* дой, – «партия – это организация, ставящая целью проведение своих доверенных представителей на государственные посты (in govern* ment positions)»1, – в чрезмерной абстрактности. Мало ли какая орга* низация, допустим мафия, ставит целью провести своих представи* телей на государственные посты. Разве это делает её партией? То же самое относится и ко множеству других объединений. Трудно, на* пример, не согласиться с утверждением, что «правящие организации в условиях авторитаризма, повстанческие армии и военные хунты не являются партиями, хотя все они борются за власть»2.

Осознавая принципиальную ущербность минималистских опре* делений, исследователи нередко дополняют их подробностями. Так, Дж.Сартори определил партию следующим образом: «любая поли* тическая группа, имеющая официальное название (label), участву* ющая в избирательных кампаниях и способная с помощью выборов (свободных или несвободных) проводить своих кандидатов на общественные должности»3. Здесь, как видим, добавлена одна ого* ворка: что выборы могут быть свободными, а могут и несвободны* ми, – и две детали: что партия всегда публично объявляет себя тако* вой и что она является именно политической группой.

Первая деталь, кроме своей чёткости, хороша тем, что не требует дополнительной расшифровки. Вторая, напротив, нуждается в уточнении – что конкретно подразумевает автор под термином «по* литическая группа». Сильная же её сторона заключается в отсылке к более общему понятию, вписывании партии в известный контекст. Как представляется, это единственный перспективный путь для вы*

работки краткого, но ёмкого определения партии. К.Джанда тоже пы* тался определить партию через вписывание в некий контекст, беда только в том, что этот контекст был недостаточно широким: стремле* ние к овладению властными позициями – лишь частный момент по* литического процесса. Задача в том и состоит, чтобы описать партию, во*первых, как часть системы (не только партийной и не только политической, но и общественной; заметим, что каждый из этих уровней – партийная система, политическая, общественная – шире, чем предыдущий), а во*вторых, одновременно и как самостоятель* ную систему. Это весьма непросто: нужно в нескольких фразах умес* тить то, для разъяснения чего требуется не один десяток страниц. Но только на этом пути можно избежать вечно повторяющейся ситу* ации, когда авторы разными словами (как правило, позаимство* ванными из очередной модной концепции) пытаются выразить один и тот же смысл.

Определяя партию как часть системы, целесообразно выделить те функции, выполнение которых берёт на себя организация, претенду* ющая на это звание (выполняет ли она их в действительности – уже другой вопрос). В своё время минимальный набор этих функций довольно удачно сформулировали Джозеф ЛаПаломбара и Майрон Винер. По их мнению, партии возникают везде, где политическая система достигает определённого уровня сложности, который пред* полагает либо участие масс в политике, либо контроль над массами со стороны власти. В соответствии с этим в любой стране – тотали* тарной или демократической – партия 1) выступает как организатор общественного мнения и посредник, передающий требования об* щества в центр принятия государственных решений; 2) ставит перед своими последователями широкие общественные задачи; 3) рекру* тирует активистов и выдвигает политических лидеров4.

Удачность данной формулировки в том, что она чётко отводит партии роль посредника между тремя «мирами»: «обществом» (в ка* вычки это слово берётся потому, что подразумевает не общественную систему в целом, а её «нижний» этаж, который принято называть на* селением или, в марксистской терминологии, «народными мас* сами»), государством (миром политики), а также миром ценностей и идей (культурой). Причём партия – посредник активный: не простой агент, а субъект, представитель. Партии представляют общество и государство (политику) перед лицом мира ценностей и идей, об* щество и мир идей (ценностей) – перед лицом государства, мир идей (ценностей) и государство – перед лицом общества. В каждом случае

это представительство приобретает новую форму – в зависимости от того, что (кого) и перед кем (чем) партия представляет.

Так, представляя мир идей и ценностей перед лицом населения (общества), партии выполняют просветительскую функцию, донося до людей в упрощённой (зачастую примитивизированной, мифоло* гизированной и попросту искажённой) форме некую сумму знаний о том, чем является общество, как оно устроено и куда движется.

Представляя общество перед лицом мира ценностей и идей, партии обозначают те болевые и ключевые точки, к которым при* тягивается общественный интерес. Борьба партий ведётся вокруг фундаментальных конфликтов, раскалывающих общество; она при* даёт этим конфликтам политическое значение, актуализируя их в глазах обществоведов.

Представляя общество перед лицом государства (мира полити* ки), партии являются проводником и выразителем чаяний, настрое* ний, стремлений, ожиданий, бурлящих в «народной гуще», заставля* ют государство не игнорировать нужды и потребности общества. Одновременно они играют роль лестниц, по которым «выходцы из народа» поднимаются в средние и верхние этажи власти, – таким об* разом партии выполняют функцию политического рекрутирования.

Представляя государство перед лицом общества, партии побужда* ют «массы» мобилизоваться (интегрироваться), подтягивают их сознание до уровня общенациональных потребностей, заставляют по* чувствовать ответственность за собственное будущее. Одновременно, если взглянуть на функцию рекрутирования с обратной стороны, партии обеспечивают государству (и миру политики в целом) необходимый и непрерывно воспроизводящийся кадровый резерв.

Представляя мир ценностей и идей перед лицом государства, пар* тии ставят последнему политические цели, придают деятельности государственного аппарата смысл и направление.

Представляя государство перед лицом мира ценностей и идей, партии конкретизируют поставленные цели, транслируют их из сфе* ры теории в практическую область, переводят на язык законов, по* становлений и программ.

С другой стороны, определяя партию как самостоятельную систе* му, необходимо рассматривать её как организацию, которая обладает собственной структурой и преследует собственные цели, причём сло* жившуюся не «естественным» (стихийным и случайным) путём, а созданную вполне «искусственно», т.е. добровольно и осознанно. Эта «искусственность» находит выражение, в частности, в том, что

цели партий, вне зависимости от того, преследуются ли они на самом деле или подобное преследование только имитируется, сформулиро* ваны в партийных документах (прежде всего уставе и программе), а сами эти документы имеют официально зафиксированный юриди* ческий статус. Партию, наконец, нужно рассматривать как союз лю* дей, движимых собственными интересами и решающих собственные проблемы.

Итак, намерение дать партии системное определение упирается в необходимость предварительно описать целый ряд аспектов её дея* тельности – как внутренней, так и внешней. Мы начнём с рассмот* рения партии как самостоятельной системы, т.е. организации, пре* следующей определённые цели, а затем перейдём к анализу её функ* ционирования в качестве части политической и общественной системы, с каждым шагом расширяя контекст. В завершение, исходя из полученных выводов, мы попытаемся дать собственное определе* ние партии. Будет ли оно одновременно и кратким, и системным, зависит от того, насколько точным и полным окажется предшеству* ющий анализ.

Глава 1. Партия как организация

Партии, как уже было сказано, являются организациями, создан* ными искусственно, т.е. сознательно и целенаправленно, – но при этом их выход на историческую арену оказался незапланированным, даже неожиданным. Ни авторы многочисленных социально*фило* софских трактатов ХVIII в., ни создатели первых конституций не предвидели возникновения подобного института. Да и первые пар* тии отнюдь не были встречены овациями. Об этом говорили сами на* звания «партия» или «фракция» (первоначально они были вполне взаимозаменяемы) – практически синонимы терминов «клика», «хунта», «клиентела», обозначавших группировки, которые искони бытовали и кормились возле власти.

Из околовластной свиты партии и фракции (в современной трак* товке этих понятий) выделялись только тем, что претендовали на вы* полнение общенациональных задач и были способны обеспечить преемственность некоторой политической линии. Дж.Сартори проти* вопоставлял их – как «фракции принципов» – «фракциям интересов», обычным клиентельным группам, чьи устремления ограничивались преследованием узкой выгоды5. Недаром одно из первых определений партий, принадлежащее классику консервативной мысли Эдмунду Бёрку, квалифицирует партию как «группу людей, объединившихся для того, чтобы совместными усилиями на основе разделяемых ими принципов обеспечивать общенациональный интерес»6.

Именно партии («фракции принципов») явились тем связующим звеном, которое обеспечило бесперебойную работу государственного механизма в условиях разделения властей и сделало возможным контроль представительной власти над властью исполнительной. Без партий доминирование второй над первой было бы неизбежным – представительные органы оказались бы не способны на элементарное единство действий, на преодоление стихийной игры индивидуальных воль. Там, где нет партий или где они слабы, исполнительная власть главенствует над парламентом, а бюрократия – над обществом.

По мере расширения избирательного права, в результате чего пре* тендент на выборный пост уже не мог знать в лицо всех имеющих право голоса, возникла потребность во внепарламентских структу* рах, мобилизующих электорат. Эти внепарламентские структуры и стали основой собственно партий, а парламентские фракции превра* тились в их составную часть – причём далеко не всегда самую глав*

ную. Устройство данных структур, а также особенности их взаимоот* ношений с парламентскими фракциями и представляют предмет первоочередного внимания для всех, кто интересуется партией как самостоятельной системой, т.е. специфической организацией.

С организационной точки зрения эволюционный путь, пройдён* ный партиями за два столетия своего существования, выглядит весь* ма причудливо. Были на этом пути и своего рода взлёты, когда вне* парламентские структуры, прежде всего аппарат, безусловно доми* нировали над парламентскими фракциями. Были и периоды упадка, когда на первый план выходили парламентарии и прочие предста* вители партий в органах власти. Нередкие в последние несколько десятилетий констатации упадка партий как института относятся именно к внепарламентским структурам.

Прежде чем разбираться, куда и как эволюционируют партии, оки* нем взором историю развития соответствующих организационных форм, и в частности то, как эта история отображалась в литературе.

1.1. Партийная организация: эволюция и «деволюция»

Партии в современном понимании – внепарламентские объеди* нения, призванные способствовать победе кандидатов определён* ного политического направления, – порождение ХIХ века.

Автор первого крупного теоретического труда на интересующую нас тему – «Демократия и политические партии» (1902) – М.Остро* горский изложил историю появления этих организаций на примере Великобритании: начал с Общества поддержки билля о правах (1769) и возникших под влиянием Великой французской революции обществ в защиту всеобщего избирательного права, затем перешёл к союзам за реформу избирательного законодательства, чартистскому движению, обществам регистрации избирателей и наконец добрался до «Кокуса» (1877) – Национальной либеральной федерации, т.е. Либеральной партии. Лишь во второй части своего труда он вернулся немного назад и обратился к истории американских пар* тий, по образцу которых и был создан «Кокус», позаимствовавший у них своё название. Правда, по Острогорскому, история партий в Америке фактически началась в 30*х гг. ХIХ в., тогда как более позд* ние авторы, например Уильям Чэймберс, отсчитывали её с последне* го десятилетия ХVIII в. – с федералистов и джефферсоновских республиканцев7. Впрочем, ни одна из этих протопартий не консти* туировалась в качестве самостоятельной организации, поэтому можно сказать, что в организационном плане федералисты и респуб*

ликанцы так и не переросли рамки более*менее оформленных течений. Другой американский исследователь – Джон Олдрич – определил и тех и других как «партии во власти» (parties*in*govern* ment), а их главную цель – как отстаивание того или иного государ* ственного курса8. Иными словами, в данном случае мы имеем дело не столько с партиями, сколько с фракциями – похожими на вигов и тори в британском парламенте ХVIII в.

Но даже если отсчитывать историю американских партий не с фе* дералистов и джефферсоновских республиканцев и не с джексоновс* ких демократов, т.е. сторонников президента Э.Джексона (1830*е), как это делал М.Острогорский, а с выхода на сцену республиканцев А.Линкольна (1850*е) и формирования в США т.н. третьей партийной системы, сути это не меняет: Республиканская и Демократическая партии США, Либеральная и Консервативная партии Великобри* тании относились к одному типу партийных организаций – кокусному, или комитетскому. В середине ХХ в. М.Дюверже назвал их кадровыми партиями. Они не имели массового членства (британские партии – на начальном этапе), а состав их местных и региональных структур ограничивался узким кругом «боссов» («нотаблей», «уважаемых людей»), решавших, кого из кандидатов поддержать на выборах.

К концу ХIХ – началу ХХ в. появились новые организационные формы. Это, во*первых, массовые партии, наиболее яркий образец которых дали социал*демократические и социалистические партии Европы (прежде всего Социал*демократическая партия Германии). Во*вторых, т.н. непрямые партии, созданные не индивидуальными членами, а неполитическими объединениями (профсоюзами, коопе* ративами и пр.); характерный пример – Лейбористская партия Великобритании. Примечательно, что поначалу авторы, описываю* щие данные партии, не усматривали особой разницы между ними и партиями кокусного типа. Так, Р.Михельс, сосредоточившийся на исследовании социал*демократических и социалистических партий континентальной Европы, явно не считал существенным их отличие от партий буржуазных или «аристократических». Единственное, на чём он заострил внимание, – на том, что в то время как «аристокра* тические» партии всё больше пропитывались демократическим духом, рабочие партии, декларировавшие крайние формы революци* онной демократии, проявляли очевидную склонность к концентра* ции власти в руках немногих9. Этот парадокс Михельс объяснил тен* денцией любой организации к олигархии: чем крупнее партия, чем более разветвлён её аппарат, чем она богаче и т.п., тем менее эффек*

тивен прямой контроль со стороны рядовых членов над руковод* ством и тем быстрее этот контроль вытесняется властью комитетов10.

Что касается непрямых партий, то этот феномен вообще не был удостоен того внимания, какого, на наш взгляд, заслуживает. На них смотрели как на боковую, гибридную ветвь эволюции партийных форм. Так, М.Дюверже определял непрямые партии как полумассо* вые, оговаривая нецелесообразность возведения этого понятия «в ранг какой*то третьей категории, противоположной двум первым (кад* ровые и массовые партии. – Ю.К.)»11. Такой подход вряд ли оправдан, и непрямые партии следует рассматривать как явление не менее важное и интересное, нежели централизованные массовые партии.

К середине ХХ в. многообразие организационных форм политичес* ких партий достигло очередного пика. М.Дюверже разработал их развёрнутую классификацию, не только указав различие между непря* мыми и прямыми партиями и введя ставшее классическим деление последних на кадровые и массовые, но и выделив среди массовых партий целый ряд разновидностей. В основе каждой из этих разновидностей, согласно его классификации, лежит соответствующий структурный элемент: 1) территориальное подразделение, или секция; 2) производственное подразделение, или ячейка; 3) военизированное формирование, или милиция12. Обозначая первый тип, М.Дюверже имел в виду прежде всего социал*демократические и социалистические партии, пример второго типа находил в коммунистических партиях, а к выделению третьего типа его подтолкнуло наблюдение за партиями фашистского, национал*социалистического толка.

Классификация, предложенная французским учёным, строится на определённом представлении о магистральном векторе организа* ционной эволюции политических партий. Не в последнюю очередь этим представлением обусловливалось понимание непрямых партий как бокового ответвления, а массовых – как продвинувшихся даль* ше, чем кадровые. Недаром М.Дюверже оценивал структуру амери* канских партий как архаичную – во всяком случае, на фоне партий европейских13.

Хотя концепция М.Дюверже получила широкое признание, аме* риканские исследователи встретили её со вполне понятным скепси* сом. Так, Леон Эпстейн справедливо заметил, что М.Дюверже смот* рит на американские партии «с европейской колокольни»: по его мнению, Дюверже задавал американским партиям европейские вопросы14. А это, с точки зрения Эпстейна, неправомерно, поскольку именно американские партии являются самыми старыми в мире

и опыт политического соперничества в условиях демократии у США больше, чем у Европы. Поэтому говорить о неразвитости американс* ких партий нет никаких оснований: они менее организованны, но отнюдь не менее развиты – напротив, они более приспособлены к деятельности в условиях демократии15. В связи с этим, высказал убеждение Л.Эпстейн, не американские партии будут развиваться в направлении европейских образцов, а наоборот – европейские в на* правлении американских. По его мнению, появление новых видов СМИ, средств коммуникаций и пиар*технологий, а также широкое внедрение опросов общественного мнения требует таких затрат, какие не могут быть компенсированы членскими взносами или по* мощью добровольцев. А следовательно, в изменившихся условиях массовые партии не имеют преимуществ – их организационная структура неадекватна новым методам избирательных кампаний16.

Ситуация на момент выхода статьи Л.Эпстейна (1967) подтверж* дала правоту американского автора. Тенденция к снижению чис* ленности партий в ведущих странах Европы была уже очевидной17. Европейские партии постепенно американизировались. Причём не только в том, что касалось организационного устройства, но и в вы* боре целевой аудитории. Из ориентированных на определённые со* циальные классы и страты они неуклонно превращались во «всеяд* ные». Первым это обнаружил Отто Киркхаймер, с лёгкой руки ко* торого в политологический обиход и вошло понятие «catch*all party». Проанализировав изменения, произошедшие с основными партиями Европы, он выделил несколько обстоятельств, сопутство* вавших их трансформации во «всеядные»: 1) радикальное сокраще* ние идеологического багажа; 2) повышение роли лидерских групп; 3) снижение роли индивидуального членства; 4) ослабление привязки к определённым слоям электората; 5) усиление влияния групп интересов на партийную политику18.

Между тем наименование «всеядные» мало что говорит об изме* нениях в организационном устройстве партий. Да и сам О.Киркхай* мер не рассматривал catch*all party в качестве новой организацион* ной формы, он больше интересовался функционально*целевыми ха* рактеристиками партий. В его классификации, костяк которой был взят у Зигмунда Ноймана19, «всеядные» партии оказались в одном логическом ряду не с кадровыми и массовыми партиями, а с «парти* ями индивидуального представительства» и «партиями социальной интеграции». За первыми, конечно, легко угадывались кадровые пар* тии, а за вторыми – массовые, тем более что Киркхаймер разрешал

себе некоторые вольности, используя термины «массовая партия» и «партия социальной интеграции» как синонимы. Но предметом его анализа была не специфика организационного устройства партий, а выполняемые ими функции. Тем не менее он зафиксировал и па* дение численности партий, и возрастание самостоятельности канди* датов на выборные должности.

Более адекватное наименование новому типу партии – учитываю* щее организационные особенности – дал итальянец Анжело Пане* бьянко. Отметив тенденцию к вытеснению партийной бюрократии профессиональными менеджерами и экспертами и, соответственно, ослабление политического влияния партийного аппарата, сведение его роли к сугубо технической20, он предложил называть подобные партии электорально*профессиональными21. Согласно А.Панебьян* ко, от массовых партий данную разновидность отличает следующее: 1) переход партийного аппарата в руки профессионалов, наёмных менеджеров, решающих не политико*административные, а специа* лизированные, технические задачи; 2) ослабление вертикальных свя* зей внутри партии и обусловленное этим стремление апеллировать не к рядовым членам и сторонникам, а напрямую к общественному мнению, избирателям; 3) доминирование публичных политиков

впартийной жизни, персонализация партийного руководства; 4) фи* нансирование партийной деятельности не за счёт членских взносов и подконтрольных организаций, а за счёт поддержки со стороны групп интересов и общественных фондов22.

Бюрократия в электорально*профессиональных партиях, по мне* нию Панебьянко, перестаёт быть носителем политической власти – из «представительной» она превращается в «исполнительную», по* скольку на её долю остаются лишь технические функции23. Власть

втаких партиях переходит к лидерам, а бюрократов в значительной мере сменяют разного рода специалисты, чья деятельность контро* лируется не только сверху, но и «сбоку», со стороны коллег – в соот* ветствии с корпоративной этикой24. В связи с этим партии, основу которых составляют профессионалы, проявляют отчётливую распо* ложенность к децентрализации, противопоставляя себя тем самым массовым партиям с их развитым бюрократическим аппаратом25.

Отличие же электорально*профессиональных партий от кадро* вых, считает А.Панебьянко, заключается именно в профессионализ* ме. Нотабли – «несущие элементы» кадровых партий – представляли собой типичных «дилетантов», конвертировавших неполитические ресурсы в политическую власть. В современных партиях они продол*

жают сосуществовать с профессионалами, но уже не в силах обхо* диться без последних26.

А.Панебьянко делал свои выводы на материале, относящемся в основном к 1970*м гг. Питер Мэйр, наблюдая эволюцию преоблада* ющих форм партийной организации в 80*х – начале 90*х гг., отметил ещё ряд изменений, прежде всего – опережающий рост аппарата пар* ламентских фракций по сравнению с собственно партийным аппара* том27. Это, правда, вполне соответствовало выявленной ранее тенден* ции к переносу центра влияния от партийного аппарата к публичным политикам. П.Мэйр и его соавтор Ричард Кац усмотрели в этом тен* денцию к ослаблению роли местных организаций (party on the ground) и центрального аппарата (party in the central office) при по* вышении роли представителей партии в органах государственной власти (party in the public office)28. Данный «перекос» ещё более уси* ливался установившимся после Второй мировой войны в странах Западной Европы порядком финансирования партий – за счёт не только членских взносов и спонсорских пожертвований, но и госу* дарственных субсидий. Это, по мнению П.Мэйра, делало партии час* тью не столько гражданского общества, сколько государства29.

Далее, П.Мэйр указал на складывание в партиях режима «страт* архии», т.е. практически независимого сосуществования разных «слоёв» – центрального, регионального, местного30.

Наконец, Р.Кац и П.Мэйр отметили ещё одну развивающуюся особенность в партийной жизни современной Западной Европы – «картелизацию»31. Суть её в том, что ведущие партии той или иной страны входят друг с другом в «картельный сговор» и делят места в парламенте, закрывая доступ туда прочим конкурентам. Однако введение П.Мэйром и Р.Кацем понятия «партия*картель» – как обо* значения нового типа партийной организации – представляется не вполне правомерным: картелизация – это направление в развитии скорее всей партийной системы, нежели отдельных партий.

Как справедливо отмечали критики, прежде чем выделять «пар* тию*картель» в особый организационной тип, необходимо более строго очертить её организационные характеристики и обосновать принадлежность этих характеристик именно данному типу32. Тех же признаков, которые вычленили П.Мэйр и Р.Кац, – стратархия и уси* ление аппарата парламентской фракции на фоне ослабления роли центрального аппарата и местных организаций – явно недостаточно для того, чтобы возвещать появление новой организационной фор* мы. Если ограничиться только этими условиями, под определение