Литература:

Айвазова С. Г. Русские женщины в лабиринте равноправия. М.: ЗАО "Редакционно-издательский комплекс Русанова", 1988. 408 с. Горбачев М. Перестройка и новое политическое мышление. М.: Прогресс, 1988. Здравомыслова Е. А., Темкина А. А. Социальное конструирование гендера // Социологический журнал. N 3/4. 1998. С. 171-181. Buckley M. Women and Ideology in the Soviet Union. New York, London: Harvester Wheatsheaf, 1989.

"Стеклянный потолок" - невидимые и формально не обозначенные барьеры, которые препятствуют карьерному росту женщин. Обладая одинаковым либо превосходящим, по сравнению с коллегами-мужчинами, уровнем профессионализма, женщины, тем не менее, "останавливаются" в карьерном росте чаще всего на уровне исполнителей, или же, в лучшем случае, становятся заместителями руководителя. Эти барьеры обусловлены как глубокими гендерными стереотипами о второстепенности роли женщин вообще, об ограниченности их способностей, так и так называемым страхом успеха (см. Женское предпринимательство), которому подвержены многие работающие женщины.

Glass ceiling (англ.)

Литература:

Чаффинс С., Форбс М., Фукуа-младший Г. Е., Кенджеми Дж. П. Стеклянный потолок: занимают ли женщины в США должное положение в обществе? // Иностранная психология: Институт психологии РАН. М., 1998. N 10. Breaking through the glass ceiling. Women in management. Report for discussion at the tripartite / Meeting on breaking through the Glass ceiling: women in management. Geneva: International Labour Office, 1997. 97 p.

Стигма "инвалидной" сексуальности - это политика репрезентации инвалидов как сексуальных субъектов: политика восприятия инвалида как экзотически-природного, расово-биологического, бесполого и асексуального - или гендерного и гиперсексуального тела. Сексуальность инвалидов табуируется и замалчивается, а гендерная идентичность предстает как "инвалидная", т. е. проблематичная, недействительная (см. Гендерная идентичность инвалидов). Проблема сексуального образования характерна не только для России и не только для детей с инвалидностью. Однако в случае затрудненной визуальной, слуховой и языковой коммуникации у детей в интернатах, как и в семье, серьезным образом ограничивается доступ к сексуальной информации (Fitz-Gerald D., Fitz-Gerald M.). О людях с тяжелой формой инвалидности вообще считается, что поскольку их продолжительность жизни невелика, они не имеют будущего, поэтому нет необходимости обсуждать с ними вопросы школы, карьеры или сексуальности (Blattner).

Антигуманные методы евгеники первой половины ХХ века включали массовую насильственную стерилизацию "психических и социальных девиантов", современная так называемая негативная евгеника выражается в генетическом консультировании и, в крайнем случае, ограничении брачных связей людей с тяжелыми психическими заболеваниями наследственного характера. Код сексуальности инвалидов на Западе появляется и в рамках концепции нормализации в 60-е годы, понимаемой как растущие возможности "обычной, нормальной" жизни, включающей не только дом и работу, но секс и брак. Контроль за сексуальной жизнью по-прежнему в основном находится в руках профессионалов, гендерные различия отрицаются (либо им приписывается биологический характер), сексуальные возможности интерпретируются как ограниченные (Williams, Nind). В 70-е годы обсуждается "позитивность" евгеники. В текстах по сексуальному просвещению того времени людей с умственной отсталостью воспринимают как лишенных гендерной идентичности и сексуальности. А если гендерные различия появляются в дискурсе, то женщинам с умственной инвалидностью приписывается не только неразборчивость в сексе, аморальность и уязвимость, но и чрезвычайная плодовитость, приводящая к производству слабоумного потомства. В 1980-е гг. возникает новая идеология нормализации, однако аспекты старой евгеники продолжают существовать, проявляясь в страхе и враждебности. Людям с трудностями в обучении отказывают в способности исполнять "обычные" (в том числе сексуальные) половые роли. В текстах о сексуальном и гендерном поведении речь идет только об отношениях с противоположным полом, т. е. дискурс нормирует инвалидов в рамках гетеросексуальности.

В российской иконографии патерналистских отношений между государством и инвалидами код сексуальности возникает с 1990-х гг., пополняя дискурсивный арсенал идеологии независимой жизни. Параллельно продолжают распространяться такие врачебные практики, как настойчивые советы женщинам отказаться от ребенка, родившегося с тем или иным нарушением, а женщинам с инвалидностью - отказаться от идеи вынашивания плода. С позиций феминистской биоэтики, такие эмансипаторные ценности, как право на аборт, и такие достижения современной медицины, как контрацепция и пренатальные тесты создают возможности выбора для женщин (и мужчин) с инвалидностью, одновременно маргинализуют их. По сути, практика генетического консультирования входит в систему сексуальных запретов по отношению к инвалидам, помещая инвалидность в медико-биологический, даже расовый дискурс. В отечественном публичном дискурсе в конце ХХ в. появились и "разоблачения" социальных мифов о гендере и сексуальности инвалидов (Прокопенко). Однако авторы, ставя задачу разоблачения мифов, пользуются традиционными медикалистскими терминами, не подвергая сомнению их дискриминирующий эффект (во многих странах мира они давно вышли из употребления).

Гендерная идентичность инвалида создает совершенно разные возможности мужчине и женщине. Сексуальная идентичность инвалидов выступает дополнительным способом конструирования идентичности гендерной и оказывается под еще более пристальным контролем общества. Это выражается в медикализации сексуального опыта инвалидов (большей частью речь идет о мужчинах), чья сексуальность рассматривается как проблематичная, а также в репрезентациях их сверхмаскулинной сексуальности. При этом реальная жизненная гетеросексуальность инвалидов дается как опыт иной культуры, тем самым несколько экзотизируется, а гомосексуальная идентичность инвалидов практически не обсуждается. О женщинах-инвалидах мы можем судить преимущественно по западным источникам, поскольку в российском дискурсе их голоса и проблемы остаются неозвученными. Главное препятствие полноценной независимой жизни инвалидов, в том числе и сексуальной - это представления об инвалидах как больных, которые нуждаются в постоянной заботе и помощи, которых следует жалеть и которым нужно сочувствовать, "которым чего-то не хватает", то есть отождествление их с неполноценными людьми. В средствах массовой информации или кино чрезвычайно редки репрезентации инвалидов, которые просто рассказывают что-то интересное о своей профессии, обучении, политической активности или о себе в роли родителей (Йориссен). В результате родители, воспитатели, медики, да и сами инвалиды полагают, что секс и инвалидность не могут сосуществовать. На Западе инвалиды организуют самопомощь, понимая, что они имеют такие же права, как другие граждане, в том числе и на сексуальную жизнь. Так, группа инвалидов в Нидерландах учредила бюро эротических услуг, в котором можно заказать эротический массаж или сексуальные услуги, причем в некоторых городах инвалидам частично или полностью возмещают средства, которые они затрачивают на получение подобных сервисов (Там же).

Исторические стереотипы об инвалидах как вечных детях (незрелых и асексуальных), требующих постоянной протекции и лечения, сексуально проблематичных (опасных как потенциальные насильники и с точки зрения генетически передаваемой патологии) воспроизводятся в массовом сознании, политическом и академическом дискурсе. Сексуальность инвалидов попадает в фокус властных отношений и превращается в объект политического контроля. Этот контроль проявляется в разных формах: от радикально жестких и явных запретов негативной евгеники и социальной враждебности до более изощренных и тонких подходах "нормализации", независимой жизни, сексуального просвещения, эксплуатации образов инвалидности в массовой культуре. Тем самым складываются структурные условия гендерной и сексуальной идентичности инвалидов. Вместе с тем, особенности индивидуальной биографии определяются уникальными возможностями выбора, которые имеются в судьбе каждого человека. Индивидуальный выбор, самоопределение звучат в личных историях инвалидов, рассказанных в интервью или автобиографических эссе (Mairs; Iarskaia-Smirnova). Истории "интимного гражданства", истории тела, гендера и сексуальности, будучи приватными, становятся политическими, т. к. позволяют добиваться признания тех, кто обычно молчит и замалчивается властным большинством.

Stigma of "disabled" sexuality (англ.)