Семинары 15-21 / Семинар 16 / Индустриализация

По общему мнению специалистов, начало второй половины 20-х годов прошло под знаком расцвета специфических нэповских принципов, широко использовавшихся в развитии промышленности. (Попутно заметим, что именно в ту пору потенциал концессионной политики эффективно раскрыл ныне всем известный А. Хаммер. Построенная им в Москве фабрика быстро удовлетворили спрос на перья и карандаши. Выпуск их измерялся уже в 1926 г. десятками миллионов штук. Цены были довольно низкими. Часть продукции пошла на экспорт в Европу и Азию.)

Конечно, самым важным показателем успехов был общий рост фабрично-заводской промышленности; ее продукция и в 1927 г., и в 1928 г. превы­сила плановые наметки, причем подъем неуклонно нарастал. Два года под­ряд шло снижение себестоимости продукции, увеличивались прибыли. Госу­дарство с помощью разветвленной финансовой системы своевременно соби­рало налоги, аккумулируя в своих руках все более значительные доходы. Расширение индустрии уже почти на 40 процентов происходило за счет собственных вложений, то есть ресурсов предприятий, которые оставались у них после выплаты всех налогов в госбюджет.

В нашей литературе все еще преобладает мнение, будто дальнейший подъем промышленности на рельсах нэпа не имел перспективы. Довод прост: начиналось новое строительство в таких масштабах, которые требовали иных способов изыскания средств и принципиально других методов управ­ления. Идет этот довод от тех времен, когда было принято ссылаться только на Сталина и его сподвижников. Цитаты наконец исчезли. А вывод остался.

Родился он еще в 1928 г., когда хлебозаготовительные трудности со­провождались, как известно, применением жестких чрезвычайных мер в де­ревне с целью обеспечить город хлебом, обезопасить промышленность от кризисной ситуации. Можно ли было поступить иначе? Думается, надо вни­мательнее изучить опыт преодоления аналогичных трудностей в 1925/26 г. Тогда пришлось уменьшить вложения в промышленность, временно снизить темп ее развития. Это способствовало оздоровлению обстановки, а затем в 1926 и 1927 гг., росту производства как в деревне, так и в городе.

Маневр 1928 г. оказался совсем иным. Освещая его, историки расска­зывают обычно лишь о чрезвычайных мерах в области сельского хозяйства. В стороне остается другое - пересмотр планов промышленного развития. Причем и здесь приоритет был за Сталиным. Выступая весной 1928 г. с разъяснением положением на хлебном, как он говорил, фронте, Сталин предостерег от любопытных мыслей насчет темпов развития индустрии. На­оборот, ставилась задача сохранить намеченные темпы и развить их даль­ше. А ведь в крупной промышленности подошли вплотную к 25 процентам роста. Дальнейшее форсирование темпов обостряло проблему накоплений. Выход был предложен Сталиным в речи на июльском (1928 г.) Пленуме ЦК ВКП(б), опубликованной впервые только после войны. В ней он не просто затронул вопрос о переплатах деревни за подъем индустрии, но заговорил о "дани", о "сверхналоге" с крестьян и связал эту проблему с необходи­мостью "сохранить и развить дальше нынешний темп развития индустрии". Одновременно в речи получил обоснование тезис об обострении классовой борьбы по мере продвижения страны к социализму. Так все оказалось за­вязанным в один узел.

Историкам еще предстоит проанализировать единство подхода Сталина к вопросам индустриализации, переустройства сельского хозяйства, ис­пользования "дани", проведения политики обострения классовой борьбы. А вот Куйбышев понял его линию еще в 1928 г. и сразу стал ее энергич­ным проводником. Не случайно именно ВСНХ было поручено составление промышленной части пятилетнего плана. "Вопрос о темпах, - говорил Куй­бышев, - является важнейшим вопросом нашей партийной политики. Это принципиальный вопрос, по которому наша партия большевиков не должна делать ни малейших уступок". В той же речи, которая была произнесена в Ленинграде 19 сентября 1928 г., он повторял вслед за Сталиным: "...Чем успешнее будет идти дело социалистического строительства, тем в большей степени будет нарастать сопротивление и противодействие со стороны враждебных сил как внутри, так и извне.

Отмирание классов - конечный результат всего нашего развития - до­лжно и будет, конечно, протекать в обстановке обостряющейся борьбы классов".

Значит, линия намечалась единая и для города, и для деревни. Мето­ды ее реализации тоже совпадали: административный нажим, директивное планирование, если требуется, экстраординарных мер. Что ж тут остава­лось от нэпа?

Главным оппонентом выступил Бухарин. Сначала на заседаниях Полит­бюро, потом на пленумах ЦК в апреле и в июле 1928 г., наконец, в отк­рытой печати. Речь идет о статье, названной спокойно, даже нейтрально "Заметки экономиста. К началу нового хозяйственного года". Автор ее твердо отстаивал решения XV съезда партии, ленинских идеи использова­ния нэпа в интересах строительства социализма. Он по-прежнему стоял за возможно более бескризисное общественное воспроизводства в интересах пролетариата и его многомиллионного союзника. Наивно полагать, писал Бухарин, будто максимум годовой перекачки из крестьянского хозяйства в промышленность обеспечит максимальный темп индустриализации. Нет, дли­тельно наивысший темп получится лишь при таком сочетании, когда промы­шленность подымается на активно растущем сельском хозяйстве, обеспечи­вающем быстрое реальное накопление. "Социалистическая индустриализация

- это не паразитарный по отношению к деревне процесс... а средство ее величайшего преобразования и подъема".

Вопреки тем, кто потом долгие годы числил его лидером так называе­мого "правого уклона", Бухарин в своих выступлениях конца 20-х годов призывал "к возможно более быстрому темпу индустриализации", выдвигая на первый план проблему капитального строительства. Но это же обстоя­тельство побуждало его гневно разоблачать волюнтаризм, пренебрежение к науке, к анализу объективных трудностей и субъективных просчетов. Он справедливо писал о дисбалансе между планами сооружения новых предпри­ятий и наличием стройматериалов, о том, что деньги сами по себе не мо­гут толкать промышленность вперед. Нужны кадры, техника, время на ове­ществление замыслов, иначе произойдет перенапряжение капитальных зат­рат, что повлечет за собой снижение темпов, свертывание начальных, ра­бот, усиление диспропорций между различными производствами и отрасля­ми. Так можно лишь обострить товарный голод, а не изжить его.

"Заметки экономиста" заканчивались глубокими рассуждениями об об­щих сложностях реконструктивного периода, о наличии бюрократических преград, излишней гиперцентрализации, то есть препятствиях, сдерживаю­щих творчество масс. "У нас, - заключает автор, - должен быть пущен в ход, сделан мобильным максимум хозяйственных факторов, работающих на социализм. Это предполагает сложнейшую комбинацию личной, групповой, массовой, общественной и государственной инициативы".

В статье Бухарина практически отвергается предложенный Сталиным в 1928 г. путь последующего преобразования экономики. Бухарин ратовал за приверженность решениям, принятым на высшем партийном форуме в 1927 г., Сталин же открыто порывал с ними и толкал к насильственной ломке нэпа и ускорению с помощью административно-командного нажима. Оправдывая политику добиваться цели любой ценой, он преотлично знал истинную суть "шахтинского дела", сфабрикованного и обнародованного весной 1928 г. для искусственного разжигания классовой вражды.

Алогизм сталинских призывов подтверждала повседневна практика хо­зяйственной и общественной жизни. Судите сами. 1 октября 1928 г. офи­циально началось выполнение плана, намеченного на 1928/29-1932/33 гг. Но задания не были еще опубликованы, они не были даже утверждены. Что касается раздела по промышленности, то работа над ним находилась в

разгаре. 7 октября 1928 г. Куйбышев в доверительном письме жене рас­сказывает:" Вот что волновало меня вчера и сегодня: баланса я свести не могу и, так как решительно не могу пойти на сокращение капитальных работ (сокращение темпа), придется брать на себя задачу почти непо­сильную в области снижения себестоимости".

В ноябре на заседании правительства снова обсуждается проблема темпов, возможность максимального увеличения вложений в тяжелую инду­стрию. Рыков, руководивший обсуждением, бросил реплику насчет сохра­нения при этом рыночного равновесия. Куйбышев не согласился :" Гово­рить о полном равновесии спроса и предложения - значит коренным обра­зом переворачивать соотношение между тяжелой и легкой промышленно­стью, делать кардинальную ошибку с точки зрения перспектив развития... Несоответствие между спросом и предложением толкает промышленность на быстрое развитие, оно свидетельствует о росте благосостояния, яв­ляясь стимулирующим моментом для индустриализации". Несостоятельность такого утверждения сегодня более чем очевидна. А в 20-е годы руково­дители партии и страны видели в нехватке товаров характерную черту, даже определенное преимущество социалистической экономики. Некоторый избыток денежного спроса, считали они, не сдерживает подъем экономики, а, наоборот, заставляет промышленность увеличить выпуск продукции ра­ди удовлетворения спроса. Экономисты, работники Наркомфина, ряд уче­ных отвергали такой тезис. С ними не посчитались. В результате откры­вался дополнительный простор для проявления волюнтаризма в практике планирования и ценообразования. Некоторые диспропорции тем самым как бы узаконивались.

Дискуссии вокруг заданий на пятилетку продолжались, когда в нояб­ре 1928 г. состоялся Пленум ЦК ВКП(б), рассмотревший контрольные циф­ры на 1928/29 г. Доклады Рыкова, Кржижановского, Куйбышева свиде­тельствовали о единодушии в определении темпов роста промышленности. Упор делался на ускорение, но с учетом реальных возможностей самой промышленности т других отраслей народного хозяйства. "Мы должны, - отмечал Кржижановский, - идти еще по тому фарватеру, который намечен предшествующими годами нашей работы, поворот руля нашей экономической политики сейчас не нужен".

Куйбышев подтверждал, что основные средства для нового строительс­тва даст сама промышленность.

Председатель Совнаркома Рыков, одобряя высокие темпы первого года пятилетки (да и последующих), высказался за увязку этого вопроса с проблемой качества выпускаемой продукции, снижения ее себестоимости, выразил тревогу в связи с нехваткой стройматериалов, с трудностями в решении зерновой проблемы. Он же высказал протест против утверждения, будто обострение классовой борьбы неизбежно. Имея в виду общие слож­ности 1928 г., Рыков подчеркнул:" Эти затруднения не могут иметь воз­растающего характера и во всяком случае не вытекают из самой сущности советской экономики и переходного периода".

Теперь, по прошествии десятилетий, легко увидеть явную тенденцио­зность многих ораторов. Тема обострения классовой борьбы поистине за­тмевала у них все остальные проблемы.

Проявились и более сдержанные настроения. Представитель Наркомфи­на Брюханов опасался чрезмерной эмиссии, то есть выпуска в оборот де­нежных знаков, не подкрепленных товарными запасами. Сулимов расценивал задания по транспорту как "волевое напряжение". Скрыпник требовал су­щественно изменить отношение к вопросам просвещения, его беспокоил разрыв между темпом хозяйственных работ и культурным строительством. А когда Шварц на примере Донбасса заговорил об острой нехватке жилья, об отсутствии денег на школы, на обучение рабочих, в зале заседания раздались голоса:" Правильно!"

Пленум принял взвешенные решения. Вопреки безоглядным призывам, раздававшимся прежде и звучавшим уже на самом Пленуме, приоритет был сохранен за принципом пропорционального развития промышленности и сельского хозяйства, недопущения чрезмерной перекачки денег. Партия вновь подтвердила приверженность решениям своего XV съезда.

ПОД ЗНАКОМ УСКОРЕНИЯ

Успехи первого года начавшейся пятилетки превзошли ожидания. Про­мышленность уверенно выполняла и перевыполняла планы. Новизна заклю­чалась в существенном увеличении отраслей группы "А", то есть произ­водящих средства производства. А ведь еще в 1927 г. обе группы промы­шленности росли фактически одинаковыми темпами, в 1928 г. легкая ин­дустрия даже несколько обогнала тяжелую. 1929 год дал качественный сдвиг, положив начало длительному первоочередному росту отраслей, вы­пускающих орудия труда, машины, оборудование, предопределяющие техни­ческий прогресс и экономическую независимость страны. Многие уже тог­да это стали связывать с преимуществами социализма.

Произошло численное увеличение рабочего класса, занятого в сфере тяжелой индустрии: если в 1927 г. прирост не достигал 14 тысяч чело­век, то в 1928 г. он составил 151 тысячу, в 1929 г. превысил 314 ты­сяч человек.

Расходы на новое строительство составляли теперь до одной трети средств, выделяемых на капитальные работы в промышленности. Наконец, обобществленный сектор народного хозяйства впервые произвел свыше по­ловины материальных благ.

20 января 1929 г. газета "Правда" впервые опубликовала статью В.И. Ленина "Как организовать соревнование?". Как известно, уже весной 1929 г. соревнование охватило половину общей численности рабочих, то есть свыше 2 миллионов человек, в том числе 650 тысяч металлистов,600 тысяч горняков, 420 тысяч текстильщиков, значительную часть железнодорожников. Обязательства передовиков могут показаться непритяза­тельными: на столько-то процентов поднять производительность труда, на столько-то добровольно снизить расценки, не допускать брака, не опаздывать и т.д. Только не нужно забывать, что тогда еще каждый седьмой рабочий не умел читать и писать, многие верили в бога, справ­ляли церковные праздники, ради чего могли и не выйти на работу; уход в деревню, например, на сенокос или уборку урожая кое-где был массо­вым явлением.

Приход в ряды рабочего класса новых пополнений в конце 20-х годов (главным образом, из единоличной деревни),общие условия того времени, вызванные во многом и гримасами нэпа, наличием безработицы, требовали укрепления трудовой дисциплины. И такие меры в первой половине 1929г. правительством был приняты. С их помощью удалось урезонить немало лодырей и прогульщиков, особенно после того, как руководители предп­риятий получили право оперативно наказывать нарушителей дисциплины (штрафовать, переводить на другую работу, увольнять и т.д.).

Будем откровенны. В нашей литературе эта сторона повседневной жи­зни тех лет явно замалчивается. И напрасно, ибо получается излишне радужная, а правильнее сказать, искаженная картина прошлого, мешающая объективно проанализировать успехи и трудности первой в истории инду­стриализации, проводившейся на путях социалистического строительства. Это принижает значение и подлинный масштаб поистине титанического труда партии, авангарда рабочего класса для успешного выполнения за­даний первого года пятилетки.

А они были весомыми. При общем выполнении годовых заданий многие из намеченных показателей были превышены - по добыче нефти, выпуску машиностроительной продукции, электротехнинических изделий, цемента, некоторых видов тканей. Отличились работники цветной металлургии, бу­мажного производства и резинщики и т.д. Продолжался рост производи­тельность труда, шло снижение себестоимости продукции. Заметно улуч­шилось использование оборудования. Впервые строительные работы пере­стали носить сезонный характер. Все это давало достаточные подтверж­дения обоснованности основных заданий, которые вошли в пятилетний план, представленный в апреле 1929 г. на рассмотрение XVI конференции ВКП(б), а затем в мае на утверждение V съезда Советов СССР.

Важнейшие наметки плана на 1928/29 - 1932/33 гг. хорошо известны, и повторять их нет смысла. Индустриализация рассматривалась как веду­щее начало социалистического строительства в масштабах всей страны и во всех сферах народного хозяйства. При опережающем росте промышленно­сти наивысшие темпы предусматривались для отраслей группы "А"; сюда направлялось 78 процентов всех капиталовложений в промышленность, ва­ловая продукция крупной индустрии должна была увеличиваться более чем в 2 раза, а в отраслях группы "А" - в 3 с лишним раза.

Первый пятилетний план в отличие от последующих базировался на принципах нэпа. Намечалось дальнейшее развертывание хозрасчета, дове­дение его до каждого предприятия (а не треста, как полагалось по зако­ну 1927 г.). Составителям удалось добиться сбалансированности всех ва­жнейших заданий между собой. При этом речь шла не только о взаимоувязке отраслей промышленного производства, но и о должной согласованности в развитии индустрии и сельского хозяйства. В рамках последнего при опоре на промышленность, призванную увеличить поставки тракторов, удо­брений и другой продукции, предполагалось объединить в колхозах до пя­той части всех крестьянских хозяйств, значительно расширить посевы, поднять урожайность. В свою очередь, деревня, вставшая на пути социа­листической реконструкции, стабильного подъема экономики, рассматрива­лась как равноправный партнер пролетарского города в строительстве но­вой жизни. Коллективными усилиями двух основных классов общества и предполагалось решить проблему накоплений для крупномасштабного строи­тельства современной (по понятиям тех лет) индустрии.

Расходы предстояли грандиозные. Если в 1926 -1927 гг. сооружались, как правило, небольшие фабрики и заводы (средней стоимостью менее 2 миллионов рублей), то теперь начиналась полоса возведения большой гру­ппы гигантов машиностроения, металлургии, химии, каждый из которых требовал вложений не менее 100 миллионов рублей. Но при всей напряжен­ности планов верх брала забота о реальности намеченных темпов, об обе­спечении социальной программы пятилетки, предусматривавшей пропорцио­нальное увеличение численности рабочих (в соответствии с потребностями народного хозяйства), рост их квалификации, зарплаты, улучшений усло­вий труда, быта и т.д.

Пением "Интернационала", громом аплодисментов сопровождали делега­ты XVI партконференции и V съезда Советов доклады и резолюции по пятилетнему плану. Из двух вариантов - отправного и оптимального - они поддержали последний, который был на 20 процентов объемнее. И это был не просто порыв энтузиастов, увлеченных великой целью. Правильнее ска­зать, это был порыв, подкрепленный научным расчетом, плановой работой, которая сама по себе знаменовала становление и упрочение социалистиче­ских начал в жизни советского общества.

Важное достоинство плана заключалось и в том, что он давал четкое представление о ходе соревнования двух мировых систем и, следовательно, о задачах, которые надо было решать в борьбе за выживание на мировой арене. К началу пятилетки разрыв между уровнем индустриального произ­водства СССР и Северной Америки был велик, он был даже несколько боль­ше, чем до революции. "Если сопоставить наши показатели за 1927/28 год, - писали составители плана, - по национальному доходу и мощности капи­тала с Соединенными Штатами, чтобы дать представление о том, какое расстояние нас отделяет в настоящее время от передовых стран, то ока­жется, что мы отстаем от Соединенных Штатов на 50 лет". Более конкрет­ное представление о достигнутых рубежах и перспективах соревнования давали и подсчеты, с помощью которых в одну группу выделялись "старые" отрасли промышленности (уголь, железо, хлопок и т.п.) и "новые", быст­ро поднимавшиеся в XX в. Так вот, в рамках первой группы СССР энергич­но догонял капиталистический мир, и можно было надеяться на скорое вы­равнивание. Более сложным оказывалось положение с "новыми" отраслями. Часть из них (электроэнергетика, нефтяная индустрия), несмотря на вы­сокие темпы роста в СССР, еще значительно отставала от мировой динами­ки. А некоторые (например, кораблестроение, производство ряда важней­ших химикатов и т.п.) надо было создавать впервые.

Проделанный таким образом анализ нацеливал на деловой подход к проблеме соревнования двух систем, помогал понять необходимость и важ­ность ускорения советской индустриализации, содействуя одновременно выбору оптимальных путей решения столь ответственной задачи.

Сегодня нередко задается вопрос: были ли альтернативы этому курсу, пронизанному идеей ускорения социалистического созидания? Не раз при­ходилось слышать в этой связи об альтернативе Бухарина. Спору нет, его предложения были интересны. Но разве в принципе они не совпадали с об­щей направленностью плана, законодательно утвержденного весной 1929 г.? И в том, и в другом случае экономический прогресс мыслился на рельсах нэпа при органическом единстве интересов рабочего класса и крестьянст­ва; акцент делался на максимальные темпы индустриализации при общем подъеме благосостояния. Практически различия были минимальны, касались они, на наш взгляд, лишь отдельных заданий, связанных, как правило, с развитием различных отраслей экономики.

И все же вопрос об альтернативе (не о частных расхождениях) логи­чен. Быть может, в конце 20-х годов в числе первых, если не первым, это уловил именно Бухарин, что подтверждают его конфликты со Сталиным на протяжении всего 1928 г. Спор шел уже не только о методах преодоле­ния хлебозаготовительного кризиса, изживания товарного голода, темпах и масштабах промышленного преобразования, сколько о последствиях гло­бального характера, к которым вел наметившийся отход Сталина от ленин­ских норм руководства. Бухарин, судя по всему, опасался сущностных для социализма потерь. Его страстная речь на апрельском Объединенном плену­ме ЦК ВКП(б) в 1929 г. напоминает последнее выступление Дзержинского в июле 1926 г. Оба были необычайно встревожены положение дел в Политбюро и ЦК, видели, как это сказывается и на хозяйственной политике, каждого из них пугала мысль о "похоронщике революции".

Впрочем, весной 1929 г. широкие партийные массы, рабочий класс это­го еще не знали. А вот повседневные трудности им были хорошо знакомы. С осени 1928 г. в городах началось введение карточек на хлеб. Безрабо­тица не сокращалась, достигая 1,5 миллиона человек и более. Реальная зарплата практически не росла. Где выход? Ответ давали четкие установки партии, соединявшие борьбу за пятилетку с борьбой за социализм. И это единство придавало особый настрой рабочему классу. Трудовой накал аван­гарда чувствовался во всех промышленных центрах страны. Масштабы нового строительства ширились. А главное - оживилась работа на уже начатых стройках.

В нашей литературе чаще всего рассказывается о завершающей стадии, о предпусковом периоде известных предприятий. И порой складывается впе­чатление, будто действительно на пустыре в считанные месяцы вырастали большие заводы в Сталинграде, в Свердловске и т.д. В реальной жизни было много сложнее. Так, будущий Турксиб - железнодорожная трасса протяжен­ностью около 1500 километров - начинался в 1927 г. Первый приказ в ка­честве руководителя Уралмашиностроя А.П. Банников подписал в декабре то­го же года. Торжественная закладка тракторного завода на Волге тоже со­стоялась в 1926 г. История Днепрогэса начинается на рубеже 1926 и 1927 гг. ... Ушло, однако, не менее трех лет, прежде чем 1929 год стал важ­нейшим рубежом в развертывании массовых работ на стройках, давших дол­гую жизнь первенцам индустриализации. И тем, что уже названы, и химиче­ским комбинатам под Москвой, в Хибинах, Березниках, Соликамске, метал­лургическим предприятиям в Сибири и на Украине, новым шахтам в Донбассе, автомобильным заводам страны, рудникам Казахстана... Заметьте, каждый раз мы говорим о группе "А", о предприятиях, решавших судьбу курса на превращение нашей страны из ввозящей машины и оборудование в производя­щую их самостоятельно. В этом смысле уже начало пятилетки воочию свиде­тельствовало, во-первых, о рывке, об ускорении работ по первоочередному развитию тяжелой промышленности, во-вторых, о том, что само создание этой промышленности стало центром и даже сутью политики индустриализа­ции.

Итак, возьмем ли мы сдвиги в выпуске валовой продукции или измене­ния в численности рабочих действовавших предприятий, посмотрим ли на перемены в капитальном строительстве, вывод напрашивается один: первая пятилетка, как и планировалось, началась под знаком ускорения. Это про­явилось не только в темпах роста, но - что еще более важно - в качест­венных переменах, которые характеризовали промышленный подъем, новое строительство, трудовой энтузиазм передовой части рабочего класса.

НА ПУТЯХ "ВЕЛИКОГО ПЕРЕЛОМА"

Что же случилось дальше? Почему, обращаясь сегодня к итогам первой пятилетки, мы вынуждены говорить не только о достижениях и победах, но и о крупных просчетах, ошибках, о том, что сталинское "подхлестывание" страны принесло нашему народу немало бед?

До недавних пор миллионы советских людей убежденно считали, что первый пятилетний план был выполнен досрочно, за года и 3 месяца. Еще бы! Так говорилось в официальных документах, в учебниках - с того дня, как в январе 1933 г. об этом заявил Сталин. Да и можно ли было сомневаться, если именно в те годы начал действовать Днепрогэс, всту­пали в строй Магнитка и Кузнецкий металлургический колосс, множилось количество автомашин, выпущенных в Москве, Нижнем Новгороде, Ярослав­ле, мы первыми в мире налаживали производство синтетического каучука...

Конечно, сегодня несложно упрекать писателей и публицистов тех лет, не раскрывших всю остроту проблем первой пятилетки. Но каждый ли мог подняться на уровень А. Платонова, книги которого пришли к нам лишь в условиях перестройки? Всем ли дано разобраться в действительных про­тиворечиях жизни? Лишь немногие имели в ту пору полное представление о подлинной картине происходящего в стране, о горьких драмах и траге­диях. И еще меньше был высоких должностных лиц, получивших за подписью Сталина секретную телеграмму, текст которой повторял постановление, принятое Политбюро ЦК ВКП(б) 1 февраля 1933 г:

"Воспретить всем ведомствам, республикам и областям до опубликова­ния официального издания Госплана СССР об итогах выполнения первой пя­тилетки издание каких-либо других итоговых работ, как сводных, так и отраслевых и районных, с тем, что и после официального издания итогов пятилетки все работы по итогам будут издаваться лишь с разрешения Гос­плана. Обязать все ведомства представить в Госплан СССР все имеющиеся у них материалы и работы по итогам выполнения пятилетки..."

Почему не желали огласки генеральный секретарь и заседавшие в тот день вместе с ним члены Политбюро Калинин, Куйбышев, Молотов, а также кандидат в члены Политбюро Микоян? Ныне покров таинственности снят, и мы не можем не поразиться мастерству Сталина выдавать желаемое за дей­ствительное. Подводя итоги пятилетки, оп с пафосом сообщил народу и партии, что по выпуску валовой продукции промышленность, по существу, выполнила план досрочно - за 4 года и 3 месяца, причем тяжелая индуст­рия на 108 процентов. Данные о двукратном увеличении объема произве­денных товаров, конечно, впечатляли. Что касается натуральных показа­телей (не в рублях, а в килограммах, тоннах, метрах, штуках), до сих Сталин не снизошел. Стоило ли на фоне глобальных выводов говорить о том, что по добыче угля или нефти, выработке электроэнергии, выпуску тракторов, автомобилей, минеральных удобрений, выплавке чугуна, стали и т.д. рубежи, намеченные пятилетним планом, не были достигнуты.