Глава 8. Страдание и Сострадание 181

своей природе отрицательно, скорбь же положительна». «...Жизнь существует собственно не для того, чтобы ею наслаждаться, а чтобы ее превозмогали, претерпевали». «...Самым счастливым жребием обладает тот, кому достались в удел живейшие радости либо величайшие наслаждения». «...Чем больше человек страдает, тем скорее достигает он истинной цели жизни, чем счастливее он живет, тем дальше от него эта цель...»

Ницше оценивает страдание и сострадание по-разному. Он отвергает сострадание как депрессивное состояние, умаляющее ценность жизни, и считает его «проявлением дурного вкуса»: «Сострадание называется добродетелью у всех маленьких людей: они не умеют уважать великое несчастье, великое безобразие, великую неудачу».

­Поэтому мораль, в которой воздается хвала состраданию, готовности помочь, теплоте сердца, терпению, усердию, кротости, дружелюбию, Ницше считает моралью рабов, моралью второго вида. К первому виду он относит мораль господ, главное в которой не сострадание, а чувство полноты, сознание своего богатства, которое позволяет одаривать другого. «...благородный человек помогает несчастному, но совсем или почти не от сострадания, а скорее из потребности, возникшей от избытка власти».

В то же время Ницше высоко оценивает страдание как условие формирования величия духа. «Воспитание путем страдания, путем великого страдания — неужели вы не знаете, что только такое воспитание создавало до сих пор всякое возвышение человека?» Обосновывая роль страдания, он пишет: «Страдание делает человека аристократом: оно отделяет его от других».

Согласно С. Кьеркегору, существование человека предполагает и требует постоянного духовного напряжения и страдания, то есть страдание рассматривается им как атрибут человеческого существования.

Рассматривает страдание в качестве условия формирования и существования личности и русский философ Н.А. Бердяев. По его мнению, положение «Я страдаю, значит, я существую» гораздо вернее и глубже декартовского «Я мыслю, следовательно, я существую». Самыми важными вопросами человеческого существования он считает вопросы о том, как победить страдание, как вынести его, как уменьшить количество страдания для всех людей.

Бердяев выделяет два вида страданий: одни связаны с социальными причинами и преодолеваются изменением социального строя,

182 Раздел III. Высшие моральные ценности

развитием научного знания; другие с трагической основой жизни, и они не устранимы никакими социальными преобразованиями.

Сострадание Бердяев определяет как «соединение со страдающей тварью в ее богооставленности», то есть в ее страдании. В этом он видит главный парадокс христианской этики: нужно сочувствовать и сострадать ближнему, облегчать его страдания и вместе с тем понимать, что страдания эти являются результатом греха. Следует также иметь в виду, что поскольку страдание бывает разным (есть страдание возвышающее и очищающее и есть другое — унижающее и раздавливающее), то и сострадание неоднозначно: оно должно способствовать освобождению человека от второго вида страдания и помогать ему должным образом переносить страдание первого вида. Страдание в этом мире не есть только зло: без него человек превратился бы в животное. Побеждать страдание человек может любовью и творчеством, а облегчается собственное страдание, когда человек начинает испытывать сострадание к другому.

Неожиданный поворот получает идея сострадания у теоретика русского анархизма П.А. Кропоткина. В основу своей этики он кладет три принципа: закон взаимопомощи, предполагающий чувство долга, сочувствие, уважение к человеку; принцип справедливости, обеспечивающий равноценность всех членов общества; готовность к самопожертвованию ради другого, базирующуюся на великодушии, не претендующем на какую-либо награду. Кропоткин был глубоко убежден, что только добровольное следование этим принципам может обеспечить человеку счастье бытия, а два из них — закон взаимопомощи и готовность к самопожертвованию — очевидно содержат в себе способность и необходимость сострадания.

Вместе с тем, как свидетельствует в своей автобиографии «Курсив мой» известная русская писательница-эмигрантка Нина Берберова, уже с начала XX в. сострадание по каплям уходило из реальной жизни: «Люди кругом становились все безжалостнее, и это было законом времени, а вовсе не модой, веком, а не днем. Безжалостное в людях нашего времени началось еще в 80 — 90-х годах прошлого века... «Пожалейте меня!» — но никто уже не умел, да и не хотел жалеть. Слово «жалость» доживало свои последние годы, недаром на многих языках это слово теперь применяется только в обидном, унижающем человека смысле: с обертоном презрения — на французском языке, с обертоном досады — на немецком, с обертоном ироничного недоброжелательства — на английском». То же самое про-