Сопоставительный анализ переводов стихотворения Роберта Фроста “Come in”

художественный перевод поэзия фрост

Проведем сопоставительный анализ стихотворения Роберта Фроста “Come in” в переводах А. Сергеева, Г. Кружкова и И. Кашкина. Таким образом, мы на практике постараемся показать моменты, связанные с трудностями, возникающими при переводе, и проанализировать различные переводческие решения.

На первом этапе анализа рассмотрим концептульно-содержательную сторону стихотворения. Для начала представим подстрочный перевод стихотворения.

As I came to the edge of the woods, Thrush music--hark! Now if it was dusk outside, Inside it was dark. Too dark in the woods for a bird By sleight of wing To better its perch for the night, Though it still could sing. The last of the light of the sun That had died in the west Still lived for one song more In a thrush's breast. Far in the pillared dark Thrush music went-- Almost like a call to come in To the dark and lament. But no, I was out for stars; I would not come in. I meant not even if asked; And I hadn't been.	Когда я подошел к краю леса, Песня дрозда - чу! И если снаружи были сумерки, Внутри было темно. Слишком темно в лесу для птицы, Чтобы благодаря ловкости Крыльев, устроиться на ночлег, Но она еще может петь. Последний луч солнца, Что погас на западе Все еще жил на протяжении еще одной песни В груди дрозда. Далеко во мрак колонн Возносилась песня дрозда Подобно приглашению войти Во мрак и горестные стенания. Но нет, я ведь вышел на звезды смотреть, И вряд ли пойду туда, Если бы даже меня позвали, А никто не звал.

На первый взгляд это обыкновенное стихотворение о природе: поэт, прогуливаясь вечером, подошел к лесу и услышал, как поет дрозд. С закатом солнца пути поэта и дрозда расходятся: дрозд остается петь в темном лесу, а поэт поворачивает прочь от мрачного леса, как будто между прочим заявляя, что на самом деле он вышел посмотреть на звезды. Более внимательное прочтение показывает, что стихотворение несет символический смысл, затрагивая тему жизни и смерти. Лес у Фроста - символ первозданного ужаса, также возникает явная ассоциация с la selva oscura Данте, которая подтверждается в последней строфе упоминанием о звездах. Таким образом, в свете ассоциаций с «Божественной комедией» мотив смерти и загробной жизни становится еще более явным. И призыв «Войди!» фактически означает призыв войти в царство смерти. Согласно Иосифу Бродскому, впечатление усиливается и стихотворным размером, который соответствует строю баллад, а баллады обычно повествуют о крови и возмездии. Дрозд символизирует певца, поэта, что подтверждается перекличкой с дроздом из известного стихотворения Томаса Харди «Дрозд в сумерках».

В том, как в последней строфе Фрост переворачивает тему стихотворения с ног на голову, во многом и заключается очарование его поэзии: в конце стихотворения он заявляет, что на самом деле он просто вышел посмотреть на звезды и настроен весьма жизнерадостно. Тогда зачем он написал целое стихотворение о другом? Читатель вполне готов принять обманный маневр Фроста за чистую монету, на чем и строится репутация Фроста как добродушного поэта-фермера. Как пишет Иосиф Бродский в эссе о Роберте Фросте “Скорбь и разум”: «если вы захотите прочесть "Войди!" как стихотворение о природе, извольте. Хотя я предлагаю, чтобы вы подольше задержались на заглавии. Двадцать строчек стихотворения составляют, в сущности, перевод заглавия. И, боюсь, в этом переводе "войди" означает "умри"».[2]

Обратимся теперь к анализу ритмической организации стихотворения. Стихотворение написано дольником - размером, метрический ряд которого состоит из ударных слогов, между которыми может стоять либо один, либо два безударных слога. Особенностью музыки стиха является чередование трехударного и двухударного дольника, причем таким образом через ритмическую сторону стиха подчеркиваются контрасты в содержании. Первая строка представляет собой правильный анапест, далее число безударных слогов между ударными варьируется. В стихотворении 4 строфы по 4 строчки, в которых с помощью мужской рифмы рифмуются вторая и четвертая строки, что соответствует схеме рифмовки, используемой в балладе. Также сходство с балладой стихотворению придает чередование трехударного и двухударного стихотворного размера, с той лишь разницей, что в балладе чередуется четырехстопный и трехстопный размер. Проанализируем, насколько переводчиком удалось сохранить ритмическую организацию стиха. Цифрами обозначим количество безударных слогов, знаком “ = ” ритмические ударения:

Robert Frost	Сергеев	Кашкин	Кружков
- - - м/- - - м/- - - м/ - - м/- - м/ - - м/- - - м/- - м/ - - м/- - - м/ - - м/- - - м/- - - м/ - - м/- - м/ - - м/- - - м/- - - м/ - - - м/- - м/ - - м/- - - м/- - - м/ - - - м/- - - м/ - - м/- - - м/- м - - - м/- м - м/- - - м/- - м/ - - м/- - м/ - м-/- - - м/- - - м/ - - - м/- - - м/ - - м/- - - м/- - м/ - - - м/- - м/ - - м/- - м/- - м/ - - м/- - м/	2=2=2= 1=1= 1=2=1= 1=2= 1=2=2= 1=1= 1=2=2= 2=1= 1=2=2= 2=2= 1=2=0= 2=0= 0=2=1= 1=1= 1=2=2= 2=2= 1=2=1= 2=1= 1=1=1= 1=1=	2=1=2= 0=1= 2=1=2=1 1=1= 2=2=1 0=2= 2=2=2=1 1=1= 1=2=2= 1=1= 0=1=1=1 1=1= 1=2=1= 0=2= 1=1=2= 0=1= 1=1=2=1 1=1= 2=2=1=1 2=1=	2=2=2= 0=1=2= 2=1=2= 0=2=1= 1=2=2= 2=2=2= 1=2=2= 2=2=1= 0=2=2= 0=2=0= 0=1=2=2= 2=2=2= 0=2=2= 0=2=2= 0=2=2= 0=2=2= 0=2=2= 0=2=1= 2=2=2= 2=1=2=	2=2=2= 2=2= 2=2=2= 2=2= 2=2=2= 2=2= 2=2=2= 2=2= 2=2=2= 2=2= 2=2=2= 2=2= 2=2=2= 2=2= 2=2=2= 2=2= 2=2=2= 2=2= 2=2=2= 2=2=

Сергеев сохраняет рифмовку и количество ударных слогов в строке, в его переводе мы также наблюдаем чередование трехударного и двухударного дольника. Тем самым Сергеев сохраняет «перебивы» ритма и созвучность размера строю баллад, что на наш взгляд является важным, поскольку у Фроста ритм и размер стиха несут особую нагрузку, подчеркивая смысловую сторону стихотворения. Иногда Фрост специально изменяет стихотворный размер для усиления эффекта фразы.

Перевод Кружкова сохраняет схему рифмовки оригинала, но стихотворный размер изменен: Кружков использует идеальный анапест с чередованием трехстопных и двухстопных строк. Однако, как отмечал сам Фрост, идеально правильный размер обладает некоторой монотонностью. Таким образом, музыкальная организация перевода Кружкова отличается от оригинала, но чередование трехударного и двухударного размера сохраняется.

В переводе Кашкина, ритмическая организация значительно отличается от подлинника: в переводе в каждой строфе три ударных слога, количество безударных слогов варьируется и чередование трехударного и двухударного размера не сохранено.

Таким образом, по ритмической организации стихотворения перевод Сергеева наиболее близок тексту оригинала.

Проанализируем переводы стихотворения на лексическом уровне, насколько они соответствуют идейно-концептуальному содержанию стихотворения. Для этого составим таблицу лексико-семантических соответствий в тексте оригинала и текстах переводов и проанализируем стилистические и коннотативные оттенки выбранных переводчиками эквивалентов:

As I came to the edge of the woods, Thrush music--hark! Now if it was dusk outside, Inside it was dark. Too dark in the woods for a bird By sleight of wing To better its perch for the night, Though it still could sing. The last of the light of the sun That had died in the west Still lived for one song more In a thrush's breast. Far in the pillared dark Thrush music went-- Almost like a call to come in To the dark and lament. But no, I was out for stars; I would not come in. I meant not even if asked; And I hadn't been. Подошел я к опушке лесной. Тише, сердце, внемли! Тут светло, а там в глубине - Словно весь мрак земли. Для птицы там слишком темно, Еще рано туда ей лететь, Примащиваясь на ночлег: Ведь она еще может петь. Яркий закат заронил Песню дрозду в грудь. Солнца хватит, чтоб спеть еще раз, Только надо поглубже вздохнуть. Спел и в потемки вспорхнул. В темной глуши лесной Слышится песнь вдалеке Словно призыв на покой. Нет, не войду я туда, Звезд подожду я тут. Даже если б позвали меня, А меня еще не зовут. (И. Кашкин)	Подошел я к лесу, там дрозд Пел - да как! Если в поле был еще сумрак, В лесу был мрак. Мрак такой, что пичуге В нем не суметь Половчей усесться на ветке, Хоть может петь. Последний закатный луч Погас, когда Песнь зажег надолго В груди дрозда. Я слушал. В колонном мраке Дрозд не иссяк, Он словно просит войти В скорбь и мрак. Я вышел вечером к звездам, В лесной провал. Не войду, даже если бы звали, - А никто не звал. (А. Сергеев) Только я до опушки дошел, Слышу - песня дрозда! А в полях уже сумрак стоял, А в лесу - темнота. Так темно было птице в лесу, Что она б не могла Даже ветку свою разглядеть, Даже перья крыла. Но последние отблески дня, Что потух за холмом, Еще грели певца изнутри Ускользавшим теплом. Далеко между мрачных колонн Тихий посвист звучал, Словно ждал и манил за собой В темноту и печаль. Но никак не хотелось - от звезд - В этот черный провал, Если б даже позвали: "Войди!" Но никто не позвал. (Г. Кружков)

Frost	словарь	Сергеев	Кружков	Кашкин
Edge of the woods	край леса	лес	опушка	опушка
Hark!	слушай! чу!	да как!	Слышу	Тише, сердце, внемли!
Bird	птица	пичуга	птица	птица
Dusk	1. сумерки 2. полумрак 3. сумрак	сумрак	сумрак	светло
Dark	темнота тьма	мрак	темнота	весь мрак земли
Perch	1. насест 2. жердочка	ветка	ветка	ночлег
Light	1. свет, освещение 2. огонь	луч	отблески	закат
Breast	1. грудь 2. душа, сердце	грудь	изнутри	грудь
Pillared	поддерживаемый колоннами	колонный	колонны	-
Music	1. музыка 2. ноты	-	посвист	песнь
Lament	1. горестное стенание 2. жалоба 3. причитание	скорбь	печаль	-

В толковом словаре русского языка слово «опушка» объясняется как «край леса», однако при выборе данного соответствия теряется атмосфера, создаваемая строкой Фроста. В русском языке слово «опушка» не вызывает никаких негативных ассоциаций, к тому же оно созвучно словам с уменьшительно-ласкательными суффиксами. В то время как в строке Фроста большое значение уделяется слову «край», выделенному цезурой. При выборе слова «опушка» образ человека, стоящего на краю, подводящего итог жизни, не возникает. Также слово «лес» является символом в поэзии Фроста и ведет за собой ряд параллелей с другими его стихотворениями и «Божественной комедией», поэтому важно его сохранить. Сергеев опускает слово «edge», хотя потом компенсирует его добавлением «лесной провал». Кружков и Кашкин выбирая слово «опушка», которое не заставляет читателя насторожиться в предчувствии темы жизни и смерти.

Игривое междометие «hark!», взятое как будто из детского стихотворения или считалки, передается Кашкиным слишком высокопарно. «Тише, сердце, внемли!» звучит возвышенно, причем без всякой иронии, что не соответствует тону Фроста. У Кружкова «Слышу - песня дрозда!» звучит нейтрально, и удивление передается с помощью пунктуации, Сергеев передает удивления восклицанием «да как!».

Антитеза inside-outside проецируется на внутреннее состояние героя, поэтому особенно важно передать контраст между «dark» и «dusk». На наш взгляд, наиболее удачен вариант Сергеева «сумрак» - «мрак», эти два слова близки по звучанию, как и «dark» и «dusk» в оригинале, и из-за перехода ударения с корня не воспринимаются как однокоренные. Кружков выбирает эквивалент сумрак-темнота, а Кашкин значительно сгущает краски: «светло» - «весь мрак земли».

В слове «пичуга» Сергеев добавляет оттенок добродушного сочувствия по отношению к дрозду, Кашкин и Кружков сохраняют нейтральный вариант «птица».

Особую трудность составляет перевод словосочетания sleight of wing, образованного по аналогии с «sleight of hand», что означает «ловкость рук», «ловкий трюк», «уловка». О какой такой уловке говорит Фрост? Если толковать лес как la selva oscura Данте, то это уловка - попытка перед смертью изменить свою участь, to better the perch for the night - улучшить свой удел в загробной жизни. Кружков сохраняет слово «крыло», но использует его в другом контексте для усиление темноты леса- в лесу настолько темно, что птица не может даже разглядеть перья крыла. «Примащиваясь на ночлег» и «половчей усесться на ветке» передает состояние поиска, но звучит не так элегантно, как у Фроста. Последней уловкой птицы перед наступлением ночи становится ее песня.

Третья строфа в стихотворении Фроста построена так, что в ней, по мнению Иосифа Бродского, мы буквально слышим эту предзакатную песню дрозда (цезура после the last, после of the light, после of the sun), суть которой отсрочить окончательное наступление тьмы, продлить мгновение. Строфа в переводе Андреева также насыщена цезурами и включает в себя перенос строки на союзе «когда», создавая похожую страстную интонацию последней песни. Кружков не акцентирует внимание на песне дрозда, а добавляеет метафору «день потух за холмом» (хотя холма в исходном тексте не было) и сосредоточивается на свойстве лучей солнца («light») согревать. В переводе Кашкина находим вновь слишком высокопарное «яркий закат заронил», что противоречит сдержанному тону Фроста, у которого мы находим лишь строгое противопоставление lived-died, а также Кашкин вводит добавление «надо только поглубже вздохнуть». Возможно такое расхождение с текстом оригинала вызвано своеобразием интерпретации переводчиков, а может сыграло роль то, что переводя стихи «приходится выбирать между рифмой и разумом», как заметил Владимир Набоков.

Единственная (но очень четкая) метафора в стихотворении «pillared dark» передается у Сергеева дословно - «колонный мрак», по-русски не совсем понятно о чем речь. Деревья в темном лесу сравниваются у Фроста с колоннами собора, еще раз напоминая об основном мотиве стихотворения - теме жизни и смерти. У Кашкина «pillared» опущено, Кружков трансформирует «pillared dark» в «между мрачных колонн».

Для передачи значения продолжающейся песни дрозда Сергеев использует эллипсис «дрозд не иссяк», опуская слово «песня». Кружков находит в русском языке соответствие, обозначающее песню дрозда - посвист. Кашкин употребляет возвышенное «песнь».

«Lament» передано у Андреева как скорбь, образуя аллитерацию «скорбь и мрак». Вариант Кружкова «печаль» несет немного другой оттенок смысла, чем «lament». Кашкин интерпретирует темноту леса (=загробную жизнь) как «покой».

Последняя строфа особенно интересно своей игрой смысловых тонов. Строка “I would not come in” выражает оттенок сомнения, предположительности. (Сравним с I will not come in). Следующая строка звучит запальчиво и категорично, и могла бы быть декларацией самоуверенности и звучать как вызов, если бы не последующая «and I hadn't been”, которая сводит всю дерзость заявления на нет. В переводе Кашкина последняя строфа звучит категорично («Нет, не войду я туда» «Даже если б позвали меня»), а добавление слова «еще» («А меня еще не зовут») вносит новый смысл, которого нет у Фроста. В переводе Кружкова в строке «Но никто не позвал» слышна интонация сожаления, когда у Фроста это простая констатация факта. На наш взгляд, контраст смысловых тонов наиболее удачно представлен в переводе Сергеева: «Не войду, даже если бы звали, А никто не звал».

Таким образом, перевод Андрея Сергеева, несмотря на некоторые неточности, представляется нам наиболее удачным: в нем сохранены ритмические и интонационные особенности стихотворения Фроста. На наш взгляд, переводчик смог передать сдержанный тон поэзии Фроста и найти адекватные средства для его выражения на русском языке. В переводе Григория Кружкова был изменен стихотворный размер подлинника и специфический ритм Фроста с разным количеством безударных слогов между ударными заменен правильным анапестом. Стихотворение звучит по-русски естественно, однако опущены некоторые смысловые акценты. Кашкин придал стихотворению несколько возвышенный тон, причем без всякой иронии, что не свойственно Фросту, и если перевести стихотворение обратно на английский язык, получится совершенно другое стихотворение.