1.6. Культура, контркультура и развитие цивилизации

Там, где есть человек, где есть человеческое общество, всегда складываются и определенные культурные традиции. Однако социум не статичен, он постоянно изменяется под влиянием новых веяний времени. Это касается всех сфер нашей общественной жизни и культуры прежде всего. Появляются новые поколения, носители новых культурных идеалов. Под их влиянием рождается феномен, названный контркультурой.

Пусть читателя не пугает странная приставка «контр», ибо явление, о котором идет речь, не только неизбежно, но и необходимо, т.к. только через контркультуру личность может высвободить свой потенциал, в какой-то степени ощутить свободу, выйти из-под социального контроля и получить некоторую возможность самореализовать себя.

Идеологом контркультуры в конце XIX в. стал известный философ Фридрих Ницше. Хотя осознание этого понятия в современном смысле слова приходит только лишь в 60-70 гг. ХХ в., когда этот термин был использован для обозначения сначала в публицистике, а затем и в научной литературе, которая и описывала, и изучала так называемые «движения молодежного «бунта», и в котором ученые сразу же увидели своеобразные попытки поиска не только новых социальных ценностей, но и нового образа жизни.

Заметим: Ф. Ницше во многом впадал в крайности, не учитывая влияния социокультурных факторов ни на повседневность, ни на массовые процессы. Однако, нам важен сам принцип, тот подход, который он использовал при характеристике контркультуры.

Он четко отметил несоответствие семьи, идеального мира ребенка и улицы-антимира, которое дает тот набор травм, фобий и комплексов, которые позже определят характер новой личности. Еще до того, как этот конфликт стал реальностью, определились два типа поведения конфликтного ребенка:

Первый – это бегство из реальности, стремление отказаться от улицы и внешнего мира и построить какой-либо мирозаменитель – компенсатор – «свой панцирь» (что удачно укладывается в термин «дифференциация», предложенный Э. Дюркгеймом);

Второй – это атака на мир с целью его перестройки и «подгонки», адаптации под себя, (или в терминологии Э. Дюркгейма – «интеграция в мир»).

Но гроза этих противоречий разразилась «явно и открыто» лишь в середине 60 гг. ХХ в. В 50-х гг. ХХ в. «бунт» вылился в так называемый «конфликт ногами». Западное общество, а вернее ответственные за управление структуры общества быстро поняли, что упустили один момент – в обществе шла акселерация – дети получили свободное время, они хотели вступать во взрослую жизнь, дети стали чувствовать себя взрослыми, тогда как для взрослых и общества они все еще оставались детьми.

На самом же деле, подход к проблеме молодежного бунта с точки зрения того, что внешняя, чужеродная среда структурирует и организует развивающееся «нечто» не является чем-то кардинально отличным от концепций системно-функционального плана. Получается, что родитель – это среда (общество занимает именно эту позицию), а ребенок – это «формирующееся нечто». Развитие этого «нечто» проходит через определенные ступени адаптации в большой рефенретной группе, что предполагает определенные внутриличностные конфликты и несоответствия форм поведения и социальных ожиданий группы. Отсюда логически следует вывод: поведение подростков распределено в некотором континууме, крайними полюсами которого являются позиции, обозначенные нами как «конформизм» и «нонконформизм».

Первым проявил себя шоу-бизнес, который, переведя все на коммерчески успешные рельсы, казалось, убил этот всплеск, сгладив и сведя конфликт на нет. Но дети быстро чувствовали фальшь и стали быстро перестраивать свои вкусы во все более и более радикальных проявлениях. Конфликт, который начался как «конфликт ногами» медленно, к середине 60-х гг. ХХ в. перерос в нечто большее: он стал стилем жизни (не того уровня 10-30-х гг., когда богема прославляла девиантов, декаданс и авангард, а именно стилем жизни целого поколения). Внутри музыкальной традиции бунта, «конфликтность» и «отчуждение» от общедозволенного отразились в таких понятиях как «альтернатива», «независимая музыка», «underground» (дословно, «подполье») (А. Троицкий, 1990), т.е., сработал принцип эволюционности. Суть его в том, что сначала «нечто» неразрывно связано со средой, не отделяет себя от нее. Но спустя определенный промежуток времени появляется необходимость приобретения самостоятельности (внутриличностный кризис: автономия – сомнение в своих силах (Э.Эриксон, 1996). Таким образом, проявление отличий от среды, дает, впоследствии объединения для противостояния этой среде.

Во второй половине ХХ в. появляется новый подход к молодежной проблеме – традиция дионисийства.

Ф. Ницше и Ш. Бодлер, будучи во многом пророками концепций социального развития Европы, стали предтечами концепции дионисийства, которую лучше всего можно представить работами Ж. Батая и Л.‑Ф. Селина. Для удобства описания проведем параллели с наиболее знакомой читателю психоаналитической традицией.

Психоаналитики обращают внимание на уровень несоответствия формирующейся мотивации и интересов личности: семья – отправная точка, далее объекты семейного окружения заменяются, оставляя лишь формы поведения ребенка, а несоответствие реального мира с навыками, полученными в семье, определяют поведение личности: либо интеграция в мир, либо дифференциация от него.

Ж. Батай и Л.-Ф. Селин для объяснения социо-культурного генезиса мира выдвинули концепцию дионисийского мышления (Дионис – божество безумия и олицетворения смерти у Гераклита), как двигателя исторического прогресса. Во главу угла становится идея З. Фрейда об Эросе и Танатосе (имеются ввиду работы: «По ту сторону принципа удовольствия» и «Психология бессознательного»), только у Фрейда это враждующие субстанции за право доминирования над Ego, а у Ж. Батая – они сливаются в единое (единство и борьба противоположностей (К. Маркса и Г. Климова)). Обе традиции (психоанализ и дионисийство) начинают связывать ход и причины истории не с экономической борьбой за средства производства (К. Маркс, Ф. Энгельс, В.И. Ленин), а с излишней сексуальностью человека, но только З. Фрейд считал, что целью жизни является смерть, вернее, бессознательное «стремление одушевленной материи вернуться в неодушевленное состояние того самого уравновешенного «праотца», к которому все формы материи, живой и не живой, стремятся вернуться». Отсюда стремление к удовлетворению как средству уменьшения возбуждения в психическом аппарате, успокоения; Ж. Батай же, напротив, «подчиняет» Ego дионисийскому началу – т.е. чрезмерности (Ф. Ницше называл это «божественным опьянением», И. Мясников – «психофашизмом»). Следуя за Гераклитом, Ж. Батай говорит, что страдание это не есть необходимое подавление стремлений к смерти, а переизбыток жизни.

Ж. Батай и Л.-Ф. Селин, хладнокровно эпатируя гуманитарные и визионерские круги, сопоставили криминальный мир и тоталитарное общество со стихиями нонконформизма и авангардизма. Опираясь на дионисизм, они вычленили и показали стремление к оргиям, убийствам, сексуальным извращениям во всякой развитой большой культуре (человеческие жертвоприношения, всплеск порнопродукции, инцест, усовершенствование пыток как показывает история – это исключительный удел крупных, развитых обществ находящихся на стадии цивилизации), антиобщественные проявления «дионисийского безумия» или «сверхчеловека».

Однако Созидающее-Разрушающее (,,,,), сквозь призму которого смотрят дионисийцы, дает преимущественно мистические объяснения и оценки, накладывая их на историю, поэтому к этой концепции сейчас относятся лишь как оригинальной философской теории, «обкатанной» в публицистике. Во всяком случае, о практических исследованиях на ее основе ничего не известно.

Следует отметить и то, что гибкая система реагирования на внутренние проблемы, присущая Западному обществу, дала в своем итоге третий подход – это концепция взаимодействия молодежных культур или, как говорили поклонники Э. Хемингуэя: «острова в океане». Подход родился на стыке двух описанных выше групп концепций, но вобрал в себя гораздо больше:

• во-первых, это признание сложной схематики молодежной субкультуры, обилие в ней не только активных нигилистов или беглецов из мира, несущих одинаковое зло другим «хорошим овцам», но целую гамму абсолютно отличающихся друг от друга объединений, движений, систем и т.п.

• во-вторых, опытным путем тестирования (по типу приемов Аша, Шерифа, методов Гештальт и психодрамы был выведен закон, который можно сформулировать следующим образом: нонконформизм группы направленный во вне, равен конформизму ее внутри – именно по этому принципу формируются и живут молодежные субкультуры. Здесь же можно упомянуть модели Д.Хоманса, Р.Бейслома и теорию синтальности Р. Кеттела.

• в-третьих, лагеря «отцов» и «детей» не имеют ярко выраженной половозрастной дифференциации, а это делает, далеко не полным и весьма сомнительным всеобъясняющий тезис о «конфликте поколений», т. е., во главу угла ставятся принципиально иные факторы. А значит, в этой проблеме остается возможность маневра в сторону переговоров на основе толерантных отношений (взаимоответственности и взаимопонимания). Сюда же добавляется тезис о том, что с молодежью можно и нужно сотрудничать и тем самым дать возможность выхода из кризиса – убрать острые углы и уравновесить проблемы «болезни роста» (иными словами, обеспечить правильное вхождение в социум).

И таким образом, возникает принципиальный вопрос, а существует ли как таковой конфликт поколений или же это просто неправильное его понимание, или неверная трактовка образа конфликтной ситуации, его сторон или диспозиций? Ведь когда конфликтная ситуация отсутствует, но стороны по-прежнему воспринимают свои отношения как конфликт, возникает, так называемое приспособление к кризисному образу выживания в конфликте как к норме жизни. Если же конфликтная ситуация действительно имеет место, то могут ли быть какие-то другие стратегии поведения внутри нее кроме «приспособления» к ситуации (сглаживания острых углов) или «избегания» (выход из конфликта, без его разрешения).