Марксизм.

С 90-х годов 19-го века в России распространяется марксизм. Марксизм, конечно, учение западное; марксисты, в отличие от народников, связывали «светлое будущее» с победой пролетариата. То есть, марксистов мы бы могли назвать «западниками». Но у русских марксистов были проблемы: согласно  теории Маркса, революция должна сначала победить в самых развитых странах. А русским революционерам хотелось немедленно действовать.

Выход им подсказал сам Маркс, в переписке со своими русскими единомышленниками предположивший, что, возможно (поскольку промышленное производство в России сосредоточено в немногих крупных центрах) темпы нарастания, свойственных капитализму противоречий могут обогнать западные, и тогда революция в России возможно, произойдет раньше.

Таким образом, русские марксисты тоже отличались от западных.

Они отличались от них по своему духу, а не только в теории: настроенные более радикально «ломать». С. Л. Франк[1] в статье «Этика нигилизма» пишет в частности, что русские марксисты так и остались, в сущности, народниками.

[1] С. Л. Франк. «Этика нигилизма» / «Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции.» 1909г. Весь сборник заслуживает упоминания. «Вехи»,  так же как и вышедший в 1918 г. Сборник «Из глубины» представляют собой рефлексию  известнейших русских философов по поводу произошедших в 1905-м и в 1917-м году революций.

_____________________________________________________________________________

Религиозный ренессанс рубежа веков.

Обратимся теперь к рубежу 19-го и 20-го веков. В это время значительная часть русской интеллигенции (наиболее, пожалуй, яркие ее представители) обращается к творческому переосмыслению христианской картины мира (обращается, зачастую, от марксизма, позитивизма, других разновидностей сциентистского мировоззрения).

/Это переосмысление было весьма философским и весьма творческим, русское православной церковью деятельность отечественных религиозных философов отнюдь не встречается с энтузиазмом/.

Речь сейчас идет о таких громких именах, как Владимир Соловьев (1853-1900), Сергей Булгаков(1871-1944), Василий Розанов(1856-1919), Николай Бердяев(1874-1948), Павел Флоренский(1882-1937), Николай Лосский(1870-1965).

Русская философия этой поры продолжает оставаться полемичной по отношению к западной. По своим общественно-политическим взглядам эти философы все, так или иначе, - славянофилы. У них мы найдем критику западного индивидуализма и рационализма. Но, помимо этого, у этих мыслителей мы найдем попытку создать свою, альтернативную западной онтологию (картину мира). И выработать свой, полностью альтернативный западному  язык философии.

В поисках этого нового языка философии для новой, иной картины мира они обращаются к раннехристианским авторам, к Платону и к неоплатоникам.

 

Ввести в целом в эту философию, на мой взгляд, лучше всего через понятие «софийности» («Софии»), которое появляется в трудах Владимира Соловьева, а затем и затем используется практически всеми русскими мыслителями.

Владимир Соловьев.

 Учение о «Софии». Понятие “Всеединство”.

 

Непосредственным предметом борьбы и преодоления для Соловьева является философия Декарта. Западная философия, - пишет Декарт, - в основе своей есть картезианство.  Картезианец мыслит мир состоящим из двух субстанций:  духовной и материальной (дух, мыслящее ego у Декарта не имеет отношения к миру протяженных вещей, а материя не имеет отношения к духу). Соловьев не хочет  пользоваться этой парой понятий   в качестве основных (его философия есть попытка выработать иной, максимально некартезинский язык для описания универсума).

Соловьев предлагает противопоставлять не «дух» и «материю», а «мир» и «мир» (мир, рассмотренный с двух различных точек зрения): 1) мир, как он есть по истине, как он задумывался Богом, и 2) мир в его падшем (испорченном, извращенном) состоянии.

В мире, как он задумывался Богом, материя была бы вся одухотворена; она не была бы началом, противоположным духу, в этом мире человек усилием воли мог  бы воздействовать на вещи.

Но мир не настолько испортился, чтобы  окончательно и бесповоротно стать иным. Отчасти он такой есть и фактически. Мир как он есть сейчас фактически, отчасти соответствует замыслу Бога, а отчасти есть искажение и отклонение от него. И поэтому возможны две точки зрения на него: можно взглянуть и увидеть бездушный механизм, машину, совокупность атомов; можно взглянуть и увидеть живое, одухотворенное целое, -Софию,  мир, каков он в замысле Бога и каким он сейчас уже отчасти является.

Человек  сделав некое духовное усилие может увидеть мир, каков он перед глазами Бога, а Бог видит сквозь время, Он уже сейчас видит мир, каким он еще только должен стать. Мир, материальная вселенная, по Соловьеву, находится в процессе творения (становления), он отчасти уже соответствует своей идее, а отчасти еще нет. Соловьев – платоник. Соловьевская «София» - это мысль Бога относительно мира, эйдос  мира, его божественный образец (Бог сначала помыслил мир,  а потом начал его создавать). И это процесс творения, есть процесс идеализации: Бог придает  изначально пассивному и бесформенному ничто прекрасный образ (Бог идеализирует свое творение, набрасывает на него прекрасный покров, но эта идеализация обладает действенной силой, ничто действительно  начинает меняться).

Но перед Божественным Взором мир – уже сейчас – прекрасный и совершенный. Соловьевская «София» - это эйдос мира, но, в отличие от платоновских «идей», которые скорее нужно понимать как некие рациональные конструкты, как нечто (абстрактное, безличное), соловьевская «София» - это некто (прекрасный, божественный образ мира не может быть мертвым и безличным). А поскольку София – творение, а не сам Творец, то по отношению к Богу она является началом пассивным, то есть женским. «София», как ее понимает Соловьев («София, Премудрость Божья», «Вечная Женственность» («иное» Бога) Душа мира[1]) – личность и  личность женская.

/Человек может увидеть, разглядеть это прекрасный образ и полюбить его[2]/

 

Итак, Соловьев предлагает иной, не картезианский язык описания мирозданья.  По мысли Соловьева, материя не есть по сути противоположное духу начало, - двойственность заключена в самом мире. Он отчасти – то, а отчасти иное; о «мире» можно говорить в двух смыслах.

Такие свойства материи, как протяженность, непроницаемость[3], множественность, раздробленность, - являются, согласно Соловьеву свойствами именно падшего мира. «Сила мира» («мира» именно в негативном смысле), - это сила раздробления, распада смерти. Мы бы сейчас сказали – энтропии. Если бы этот принцип вполне восторжествовал, - все рассыпалось бы на составные части[4].  Но мир не таков, в нем действует и иное, собирающее начало. И вы при всем желании, - пишет Соловьев, - не выведете из протяжения притяжения. Это два различных начала, уживающихся в материальной вселенной: протяженность он связывает с  началом раздробления (существовать в пространстве – значит существовать одному-вне-другого), а действие притяжения, гравитации (в интерпретации Соловьева) – это действие духовного в материальном. Мир не есть просто конгломерат частей, в нем действует и иное начало, начало соединения. Начало «Всеединства», как это называет Соловьев.

Мир, согласно Соловьеву, еще не досотворен,  он еще только находится на пути к тому, чтобы стать живым прекрасным целым, не только внешне, но и внутренне.