1.2 Язык, сознание, общество: постмодерн в России и за рубежом. Преемственность русского постмодернизма

Известная американская исследовательница постмодернизма Мажорет Перлоф, называет русский постмодернизм оксюмороном, и она по-своему права, так как исходит из тех представлений о постмодернизме, что сложились в западно-европейской и североамериканской культурах, где процесс динамики модернизма не пресекался внелитературными факторами. Явно не подходят

к советской и постсоветской культурной реальности распространенные

обоснования постмодерна особенностями «позднего капитализма»

11

(Ф. Джеймсон), информационной революцией, породившей цивилизацию компьютеров и масс-медиа (Ж. Бодрийяр), «концом истории» (Ф. Фукуяма). Не вполне приемлемы и популярные «внутрикультурные» концепции постмодернистской ситуации. Так, идея Л. Фидлера о том, что постмодернизм рождается в результате синтеза элитарной культуры высокого модернизма и масскульта очевидно неприложима к отечественному литературному постмодернизму, и по сей день остающемуся весьма элитарным искусством. А. Хьюссен видит в постмодернизме продолжение «контркультуры» 60-х годов, молодежного бунта против модернистского истеблишмента. С другой стороны, как отмечают культурологи Н. Конди и В. Падунов, неприложимость к советской и постсоветской культуре многих концепций постмодерна, выработанных в контексте западной цивилизации, вовсе не отменяет факта существования русской постмодернистской ситуации: «Это просто другая телеология», - полагают они. По мнению исследователей, «словарь постмодернизма» не претерпел существенных изменений в постсоветской транскрипции и напоминает родственный язык, записанный в другом алфавите: и там и там решающую роль сыграли смерть мифа, конец идеологии и единомыслия, появление много- и разномыслия, движение от Культуры к культурам, поругание канона, и некоторые другие факторы [28; с.107-108].

Постмодернизм в русской литературе успел утратить эффект новизны, но для многих он по-прежнему остается достаточно странным незнакомцем. Язык его непонятен, эстетические вкусы раздражают. В постмодернизме действительно немало необычного, шокирующего, даже «шизоидного» — и он же эрудит, полиглот, отчасти философ и культуролог. Он лишен традиционного «я», его «я» множественно, безлично, неопределенно, нестабильно. Постмодернизм обожает состояние творящего хаоса, опьяняется процессом чистого становления. Он закодирован. Соединяет в себе несоединимое, элитарен и эгалитарен одновременно. Постмодернизм тянется к маргинальному, любит

12

бродить «по краям». Он стирает грань между самостоятельными сферами

духовной культуры, деиерхизирует иерархии, размягчает оппозиции, дистанцируется от всего линейного, однозначного. Всем видам производства он предпочитает производство желания, удовольствие, игру. Он никому не навязывается, скорее способен увлечь, соблазнить. Его характер: независимый, скептический, иронический, втайне сентиментальный, толерантный, при всем том основательно закомплексован, стремится избавиться от комплексов. Любимые его занятия это путешествия (в пространстве культуры), игра (с культурными знаками, кодами и т. д.), конструирование и переконструирование (интеллектуальная комбинаторика), моделирование (возможных миров) [64; с.5].

Пожалуй, первая информация о постмодернизме «из первых рук», доступная широким кругам отечественного читателя, была опубликована в сборнике «Называть вещи своими именами» (1986), где были помещены фрагменты из предисловия У. Эко к роману «Имя розы» [56; режим доступа URL: http://uchebniki.ws/1584072011864/kulturologiya/istoriya_kulturologii_-_dianova_vm. - 11.07.14)].

В России 1980-1990-х гг. появление и активное утверждение постмодернизма обусловлено многими причинами. Прежде всего это была эстетическая реакция на разочарование во всех утопиях. Литература обрела самодостаточность, свободу от подавляющего его социума, она осознала свою знаковую сущность и игровую природу. По сути дела постмодернизм, в том числе русский, пересмотрел традиционное представление о литературе как отражении действительности. По мнению В. Руднева, «текст не отображает реальность, а творит новую реальность, вернее даже, много реальностей, часто вовсе независимых друг от друга» [63; с. 187].

В конце 1980-1990-х гг. значительно расширились границы общения

между русской и мировой культурой, начался своеобразный «взаимообмен» эстетическими ценностями и открытиями. Молодая русская литература активно

13

усваивала уроки В. Набокова и других писателей-эмигрантов, с огромным

интересом вчитывалась в философско-эстетические труды и произведения У. Эко, Х. Борхеса, Ж. Дерриды, Ф. Лиотара и многих других. Кроме этого в самой русской литературе конца ХХ века в андеграунде, в «самиздате» в официально-непризнанной «другой прозе», в так называемой чернухе и других обнаружились такие особенности содержания и поэтики, которые разрушили канон официальной литературы. Современные исследователи говорят о латентном, скрытом периоде русского постмодернизма, подцензурном творчестве «ранних постмодернистов» или «предпостмодернистов» - Саши Соколова, Вен. Ерофеева, Вс. Некрасова. Для них литературное творчество было не государственным служением, не способом добывания хлеба насущного, а личным делом, воплощением свободы [31; с.64-65].

Когда говорят о первом этапе перехода модернизма в постмодернизм в русской литературе, обычно упоминают тот период творчества Георгия Иванова (1894—1958), который считается своего рода мостом из Серебряного века к современным поэтическим экспериментам. Речь идет о 30-50-х годах, когда в произведениях Георгия Иванова, и в частности в его поэме «Распад атома» (1938), появляются ноты, явно предвосхищающие эпоху постмодернизма. В постмодернизме можно выделить два категориальных доминантных качества, пишет Я.В. Погребная:

1) «принцип айсберга», т.е. уход текста корнями вглубь истории и культуры;

2) ориентация культуры не на действительность, а на культуру же.

Формируя нового читателя, постмодернизм создает и новую действительность, в которой реальной жизнью живут не только люди и вещи, но и символы, созданные людьми. Истинное имя табуируется, заменяется псевдонимом, даже превращается в псевдоним или заменяется именем двойника. Замена истинного имени героя псевдонимом обеспечивает ему возможность

сверхбытия, движения между мирами, ни один из которых не может быть признан действительным. Появление русского постмодернизма связывается

14

с жестокой встроенностью отечественной литературы в европейские эстетические системы и с крушением Советского Союза [11; Режим доступа URL: http://fege.narod.ru/librarium/andreeva.htm. - 12.07.14)].

Классикой постмодернизма являются произведения А. Битова «Пушкинский дом», Венедикта Ерофеева «Москва-Петушки», Саши Соколова «Школа для дураков». Постмодернизм породил концепцию разорванного мира и новый тип героя. Его герои по сути это антигерои: юродивые, бомжи, алкоголики, сумасшедшие и т. д. Перенесенный на русскую почву западно-европейский постмодернизм претерпел значительные изменения. Для писателей Запада свойственно «отсутствие утверждений, оценок, бесстрастие, принципиальный антипсихологизм, обращенность к реальному безобразию мира» [16; с.189]. На русской почве постмодернизм не избегает морально-этических вопросов, но не дает однозначных ответов и категорических оценок. В хаосе, в неверии, в отчаянии русские все-таки ищут истину или хотя бы мечтают ее нащупать. Наш постмодернизм основан на мощной базе русского психологического реализма 19-20 вв. и нормативности соцреализма. Он вошел в историю культуры «на плечах» реализма. До утверждения термина «постмодернизм» он имел следующие определения: «другая» литература», «преображенный реализм», «открытый реализм», «экспериментальный реализм», «мифологический реализм». Естественная среда его зарождения – среда андеграунда. Для западного постмодернизма характерно отрицание искусства, ощущение его исчерпанности. «Культуре больше некуда развиваться, и она может только бесконечно самоповторяться, меланхолично перебирая обломки обесцененных традиций» [27; с. 194-195]. В русском постмодернизме превалирует активная, конфликтная по отношению

к окружающему миру позиция автора [66; с.7-8].