2. Функции воспитания

а) подготовка к труду

В настоящее время, когда практицизм и потребительство стали определяющими факторами в отношении молодежи к трудовому процессу, все большее внимание привлекает к себе система трудового воспитания в народной педагогике. «Жизнь в труде, - подчеркивает Г.Н.Волков, - это основное состояние народа. Формирование трудолюбивой молодежи было основной целью воспитания, а подготовка подрастающего поколения к труду – главной задачей народной педагогики». В полной мере эти слова можно отнести к марийской народной педагогике, в которой издревле существовала заповедь: «Держи гусей – пусть малым деткам работа будет». Пожилые люди оставляли такие пожелания потомкам: «Пусть с годами у человека на одной руке будет хлеб, а на другой - работа. Чем больше человек ищет легкой жизни, тем жизнь его становится короче». Для марийского, как и для других народов, характерным являлось использование четырех основных методов в трудовом воспитании, выделенных Г.Н.Волковым, А.Ш.Гашимовым, А.Ф.Хинтибидзе. К ним относятся:

• убеждение;

• личный пример родителей и воспитателей;

• одобрение и поощрение;

• осуждение и наказание.

Вообще, в марийской семье детей к труду привлекали довольно рано. Это вызывалось требованиями не только народной педагогики («Пушан гым изинек веле аиаш лиэш» — «Дерево можно гнуть только пока оно молодо»), но и хозяйственными потребностями. «С 4-5 лет детей заставляли помогать взрослым в работах по дому, на дворе и огороде. Мальчики с семи лет самостоятельно боронили, были возчиками на внутрихозяйственных работах, с восьми лет пасли лошадей, работали на току, плели лапти и обучались другим ремеслам, с 10-12 лет начинали пахать, 13-14 летние подростки помогали взрослым почти во всех работах, зимой уходили с отцом и братьями на рубку леса. Девочки с 6 лет помогали по дому, кормили птицу, начинали прясть и вышивать, с 8 лет носили воду. Десятилетние — помогали матери убирать и обрабатывать коноплю, ткать и шить. С раннего детства девочек учили убирать хлеб в поле. С 5-6 лет они жали, складывая горсти в снопы взрослых, 7-8 летние жали уже в свои снопы, но взрослые делали для них завязки и связывали их, старше 8 лет жали вполне самостоятельно, каждый свою полосу». [28]

Вышивка была самым распространенным видом женского творчества, которая поражала разнообразием форм, изобретательностью, фантазией исполнительниц. Вышивка традиционно передавалась из поколения в поколение, и марийские женщины стремились как можно раньше научить своих дочерей искусству вышивания. Украшение одежды вышивкой отнимало у женщин много времени, но ни одна марийка не решилась бы показаться на люди в праздничный день в одежде и платке без вышивки. Ведь именно вышивка у марийцев всегда была мерилом нравственного совершенства, трудолюбия, степенью оценки художественного вкуса. Неумение вышивать считалось большим недостатком.

В мифологических преданиях марийского народа говорится, что Дочь Солнца когда-то спустилась на Землю и, увидев молодого парня, полюбила его и вышла за него замуж. Она-то и научила марийских женщин чудесному искусству вышивания. С тех пор, каждая девушка, выходящая замуж, приносила в дар своему жениху и его родственникам собственноручно вышитые полотенца и рубашки. Вышитая одежда занимала особое, священно почитаемое место в приданом невесты, являясь как бы свидетельством признания ее любви к избраннику. Такая одежда очень ценилась и передавалась из поколения в поколение, как семейная реликвия.

Марийский краевед-этнограф Тимофей Евсеев констатирует, что «в старину, выходя на битву с врагами, марийские воины украшали свои боевые щиты узорчатым священным орнаментом, и это, якобы, надежно защищало их на поле брани, встретившись один на один с недругом, мариец выхватывал из-за пояса солык (вышитое поясное полотенце), разворачивал его перед собой как знамя, и противник отскакивал назад, будучи не в силах одолеть хозяина волшебного солыка с узорчатым орнаментом».

Народ понимал, что именно труд формирует личность, ее основные качества, только в труде человек может научиться всему, обрести жизненно необходимые установки: «Паша чылажымат кертеш» («Труд все может»), «Паша шке туныкта» («Труд научит»). Ценность человека в труде, говорит марийский народ, в нем он раскрывается («Айдемын поянлыкше — пашаште, паша койшым ончыкта»), имя человека красит труд, по труду слава («Айдемын лумжо паша дене мотор, пашалан кора чапше»).

Трудовое воспитание осуществлялось в семье, оно по преимуществу было индивидуальным. Родители постоянно подчеркивали значимость человеческого труда через пословицы и поговорки: «Ыштет гыне, паша эре ушна» («Будешь трудиться — будет и результат»). Причем, подчеркивалось, что в труде не стоит торопиться, а нужно стараться все делать добросовестно и аккуратно: «Вашке паша вожык кая» («Скорый труд боком выйдет»). Взрослые обязаны были воспитывать и личным примером уважительного отношения к труду. Ни одно сколь-нибудь значительное мероприятие (посев, уборка урожая) не проводилось без традиционной подготовки: мытья в бане, переодевания во все чистое, желательно белое, украшения инвентаря.

Кроме родительского, семейного трудового воспитания у марийцев существовали и общинные методы воздействия на молодежь в процессе развития трудовых качеств. Образец взаимовыручки дети наблюдали при организации помощи — «вима». Вима — это коллективная неоплачиваемая трудовая помощь, которая часто устраивалась в повседневной жизни. В ней принимало участие все трудоспособное население, в том числе и дети. Так, например, вима устраивалась при возведении нового дома члену сельской общины в деревне, околотке или выселке. Мужчины один за другим подносили пронумерованные бревна, между ними подкладывали мох и паклю женщины и дети, держа в руках лопатку и деревянный молоточек, подбивали мох между бревнами. Вима устраивалась при посадке картофеля, уборке конопли, причем в первую очередь, помощь оказывалась одиноким и пожилым людям. Обустройство селения, изгородей вокруг полей, уход за дорогами после весенней распутицы, очищение колодцев тоже проводилось совместными усилиями общины. А при проведении некоторых работ собирались вместе несколько деревень с околотками и выселками, например, чтобы запрудить мельничный пруд. «На помочь» созывались марийцы из окружающих деревень, для чего вывешивался на длинном шесте цветной платок. На этот сигнал обязательно приходил народ со всей округи. Женщины и дети с лопатами, мужики с топорами и вилами. После паводка мужчины укрепляли берега, в центре пруда ставили столбы, устраивали лаву.

Очень важна была вима в свадебной обрядности, где подружки помогали невесте готовить приданое, соседи участвовали в выпечке пирогов, блинов, хлеба для свадьбы, встрече поезжан из свадебного поезда и т.д.

С понятием вима тесно связан другой обычай — «олха» — коллективная помощь вещами или деньгами попавшему в беду. Например, при пожаре сгорало все хозяйство и имущество семьи. На помощь приходила сельская община, или даже несколько общин вместе, жители волости или уезда.

Интересным моментом в марийской народной педагогике является общинная проверка уровня трудовой подготовленности молодежи. Праздник совершеннолетия девушки — удыр пура (девичье пиво) — имел целью коллективный анализ ее трудовых способностей: умения самостоятельно вести хозяйство, содержать будущую семью, искусно вышивать, прилежно трудиться и т.д. А во время празднования национального праздника «Шорык-йол», в обрядах которого содержался целый комплекс трудовых норм, проводилось и наказание за несоответствие этим нормам. Вечером в этот праздник в больших деревнях устраивали игрища, которые обычно сопровождались сценическими представлениями. Первыми появлялись два человека в старых шубах (старик Василий со старухой Василисой). Они принимали угощения, начинали рассказывать об урожае будущего лета, а потом наказывали соломенным жгутом и прялкой девушек и парней, которые мало наплели лаптей и мало напряли.

Следует подчеркнуть, что в педагогике народа мари гармонично сочетались все три компонента воздействия на личность в процессе трудового воспитания:

1. информационный – в плане передачи материала о содержании трудовых операций, последовательности их выполнения; разных видах национальных ремесел, их специфике и функциональной значимости;

2. эмоциональный – воздействие на чувства, воспитание положительного отношения к труду, умение видеть красоту человека труда, желание самому участвовать в трудовой деятельности;

3. поведенческий – формирование активного субъекта в трудовом отношении.

Таким образом, система трудового воспитания в этнопедагогике марийского народа строилась по принципу постепенного усложнения трудовых поручений: вначале дети являлись пассивными созерцателями трудовых операций взрослых людей, потом выполняли простейшие элементарные задания: принести, подать, поддержать. Постепенно их деятельность усложнялась и под руководством взрослых дети выполняли более трудоемкие операции: обучались прядению, вышивке, резьбе по дереву, работали на току, плели лапти. И, наконец, в подростковом возрасте они работали самостоятельно, умели ценить результаты труда, понимали его необходимость и значимость в жизни каждого человека.

б) формирование нравственных черт характера

Основными заповедями марийцев издревле считались пожелания: любить как родную мать свой народ, не быть выше отца и матери. Одна из главных особенностей системы нравственного воспитания заключалась в том, что детям с ранних лет прививались послушание, почтительное отношение к родителям и старшим, особенно к старикам. Ослушаться, показать пренебрежение, спорить со старшими считалось в высшей степени недостойным и непозволительным. «В знак почтения, уважения, вежливости и в доказательство близких отношений двух лиц, в обычае у черемис назвать имя лица и прибавить к имени, смотря по возрасту, степени родства и т.п., слова: дед, бабушка, дядя, брат и т.д. Например, Эргыбай изяй, т.е. Эргыбай брат, Изигачь чути — Изигачь дядя и т.п. Назвать просто только именем, в особенности старших — грубость, непочтительность со стороны говорящего» — отмечал Мендиаров, учитель деревни Тумбагушь Кичкиняшевской волости. [16; 34] О необходимости почитания старых и старших неоднократно подчеркивалось и в молитвах, обращенных ко всему населению: и взрослому, и детскому. Так, заключая чтение молитвы перед едой блинов, испеченных летом из муки нового урожая, главный жрец «тун онаен» встает с коленей и, повернувшись лицом к народу, произносит:

Минь тыланда аврат мутым ойлем, Колышташ реза улыда гын. Алама енын кун коклаштыже илышым, Поро ен ончыко налын шогышо Кугуракым кугуракеш шотлен илыза, Кугуракын аврат мутшым колыштеа… Ты мутемым колыштыда гын, Алал лийза. Чыла кумалтышам Кавыл ыштен, ты мутлан алал Улыда гын, кинелза!

Если вы намерены слушать То я вымолвлю поучительные слова Старших считайте за старших, Внимайте поучениям древних (старых) Если вникли в мои слова, Будьте милыми, пожелайте Всего доброго за все наши Моления, встаньте! [5; 27]

Свое уважение к старшим и пожилым дети должны были проявлять и в повседневной жизни, например, оказывая какую-либо помощь. Так, когда к источнику воды (колодцу) подходила пожилая женщина вслед за девушкой или юношей, то последние, в знак уважения, должны были сначала наполнить водой ее ведро, а потом уже доставать воду для себя.

От детей требовалось не только почитание родителей и стариков. В не меньшей мере они должны были слушаться и старших братьев и сестер. В прошлом семьи у марийцев были большие. Один из первых учителей мари в конце XIX века писал: «Родить… семерых сыновей, семерых дочерей и вырастить их черемисы считают высшим благом на земле». Многодетность объяснялась и натуральным ведением хозяйства, требовавшим большого количества рабочих рук. В этот период возникла пословица: «Кугу (тушка) еш дене илаш куштылго» («Большой семьей жить легко»). И именно иерархическое подчинение младших старшим позволяло сохранить порядок в семье и предотвратить раздоры. «Старший и более влиятельный член в семье — отец, он заведует имуществом и распоряжается по хозяйству. По смерти отца власть его переходит к брату, жившему с ним вместе, к старшему сыну, а иногда и к матери, если она личность влиятельная и если дети, оставшиеся после отца, в малых летах. Старшее лицо в доме требует от семейных исполнения религиозных, домашних и общественных обязанностей…

При нарушении домашних и общественных обязанностей члены семьи подвергаются от старших угрозам, побоям и в некоторых особенных случаях проступки их обсуждаются соседями, которые и присуждают им наказание». Но в целом «взаимные отношения членов семьи миролюбивые, — отмечал Н.В. Никольский, — Взаимные отношения черемис дружелюбные». [21]

Особенно изумляли исследователей черемисского быта их отношение и неподдельная любовь к сиротам. «Между соседями всегда найдется какая-нибудь малолюдная семья, которая с охотою возьмет к себе оставшихся круглых сирот и в большинстве случаев пользуются имуществом, им принадлежащим, добросовестно, т.е. на столько именно, на сколько обходится содержание этих сирот. Впрочем, не мешает заметить и то, что круглые сироты встречаются довольно редко, в случае же, когда малолетние дети лишаются ближайших своих родственников, тогда попечение о личности их и об имуществе им принадлежащем, переходит к дяде, тетке и вообще к дальним родственникам. Таким образом, хотя опека и не учреждается, но случаев, чтобы сироты оставались совершенно без всякого присмотра, незаметно в черемисском краю» — так описывал отношение черемис к сиротам Л.А. Износков. [19] Причем, необходимо подчеркнуть и такую деталь, что отношение к осиротевшим детям было не хуже, а во многих случаях даже и лучше, чем ко своим. «Тулык презым ончет гын, умшашет уй налеш, тулык шочшым ончет гын, суап лиеш» («Растишь теленка — будешь с маслом, воспитываешь сироту — будет добрая слава») — гласит марийская пословица.

Важным моментом в воспитательном процессе марийцев следует признать формирование у детей уважительного отношения к родственникам, односельчанам и особенно к соседям. «Пашкудым илааат гынь, мыят илам» («Если соседи живут рядом, то и я буду жить») — говорят марийцы. Поступки, приносящие материальный или моральный вред соседям, считались безнравственными. Например, вырубка у соседа дерева считалась тяжелым преступлением, в то время как совершение порубки в казенном лесу не являлось таковым. Односельчане осуждали и открыто высмеивали людей, не умеющих жить с соседями в мире. Для регулирования отношений с соседями, односельчанами, и вообще, нравственного поведения во взаимоотношениях людей, народом было выработано понятие о грехе. «Черемисы считают настоящим грехом (сулык) только такие поступки, которые прямо вредят ближнему: убийство, кляузничество, кража, ложь, колдовство, обман, непочитание старших и непочитание к Юмо, это будет все сулык, — пишет КузнецовС.К., — Противуположные этим поступки, направленные к общей пользе, будут добродетелями. Всякое же действие, хотя бы далеко непохвальное, но не вредящее другим и отражающееся только на самом действующем, греха в собственном смысле не составляет, разве только унижает человека, делает его смешным и жалким, роняя его в глазах других (пьянство, леность и пр.), это будет только язык — «проступок». Язык не подлежит наказанию, ибо совершивший проступок уже сам в себе несет наказание, испытывая стыд (намыс), а сверх того и окружающие могут над ним безнаказанно насмехаться (мускулаш). Раз содеянный язычником грех не подлежит прощению и не замолим, он неизбежно повлечет аз собой кару (орлык, азап) в загробном мире. Поэтому преданные своей старой вере черемисы никогда не просят бога о прощении грехов, а только о материальном благосостоянии: об урожае, о размножении скота, о помощи Юмы в делах своих, об избавлении от врага и дикого зверя и разных физических бедствий». [13; 346]

Вообще, в древности марийский народ жил не разобщенно, а как одно целое тело. Вместе трудились, не было ни ругани, ни драк, жили как единая семья. Об этом говорится и в предании «Как разошлись марийцы»:

«В древности, когда белый Юмо жил еще на земле, марийский народ жил не разобщенно, а как одно целое тело. Вместе они трудились. Не было среди них ни драк, ругани, пощечин, и тпру-кондык-бурдулдок (медвежьей дикой повадки), и все жили как единая семья.

Потом, через некоторое время, на эту единую семью напала овда, кружась и грохоча как чертовы серьги, и ушла, захватив с собой от каждой семьи по два-три человека. Эти (захваченные в плен) люди в другом мире научились пить вино, курить табак, ругаться, обзываться и кое-чему вредному. Возвратившись обратно к народу, они марийцев научили всему тому, чему они научились там. Тогда уж единство в семье разрушилось, так как стали греховодить. Тогда белый Юмо собрал весь народ и сказал: «Как хотите, так и живите, я от вас уйду насовсем!» И тогда же открылся край неба, и белый Юмо оторвался от земли и поднялся в объятья неба.

После того, как белый Юмо поднялся в небо, род марийский начал грешить. Все начали пить вино, курить, ругаться, драться и другие грехи творить». [15]

Необходимо было срочно принимать какие-то меры для упрочения веры в благопристойном поведении. Так, возникло учение о загробном мире, суть которого также рассмотрим по Кузнецову С.К.: «Человеческая жизнь, с самого явления на свет человека, находится в руках Пуюрш (Пурш) — Юмы «бога судьбы», ее прекращает Азырен — смерть или «ангел смерти», как хотите, ближайший сотрудник Кереметя. Этот Азырен рисуется то стариком, то средних лет мужчиной, но непременно с ужасной физиономией, на которой особенно заметны огнем горящие огромные глаза, и с большим ножом в руках. Для того, чтобы решить, куда следует поместить душу умершего — в темное или светлое место — Киамат — помощник или Тамук вуй («глава ада») заставляет душу пройти по тоненькой жердочке или веревке через глубокую пропасть, на дне которой помещен котел, наполненный кипящей серой и смолой (киш-пот-серный котел). Чья совесть чиста, тот пройдет смело и вступит прямо в рай, начинающийся за этим оврагом, а злодей и вредный человек, ошеломленный удушливым серным запахом, непременно сорвется в пропасть, хотя бы нос его был заткнут шелком, а он привязал себя к жердочке шелковою ниткой, заботливо положенной в гроб родными. Таким образом, верховная справедливость восторжествует, и грешник будет кипеть в котле до тех пор, пока мучениями не уравновесит своих проступков, а затем навсегда помещается в «темном месте». Под влиянием христианства, черемисы умеют уже называть специальные мучения (орлык) для каждого крупного греха: так, большие злодеи кипят в смоляном котле, колдуны, вредившие своими заклинаниями, подвешены за язык, кто плевал людям в лицо, тот лижет раскаленную сковороду и т.д. В «темном месте» душа только мучится, в «светлом месте» она испытывает своеобразное блаженство (суап), продолжая ту же жизнь, что и на земле. Души предаются здесь совершенно земным занятиям, работам, ремеслам и даже удовольствиям». [13]

Положительное воздействие на детей оказывала и национальная традиция гостеприимства. «Ен пура-лектеш гын, илаш канъыле» («Когда заходят к тебе люди, жить легче») — говорят марийцы. Каждого зашедшего в дом усаживали за стол и угощали самым вкусным, что было у хозяев, и особенно хлебом. Ведь по поверьям марийцев, хлеб обладает чудодейственной силой, и если гость пришел с недобрыми намерениями, то он, отведав хлебного угощения, лишается таковых. Перед силой хлеба ничто не может устоять, это подтверждается и сказкой «Ненчык-патыр», в которой богатыря из теста никто не может победить. Даже уходя из дому, марийцы оставляли все двери открытыми, никогда не закрывали их на замок, чтобы проходящий путник мог свободно зайти и подкрепиться перед дальней дорогой, ведь на столе специально для него оставлялась заботливыми хозяевами угощение (хлеб-соль). Именно суть этой традиции отражает марийская пословица: «Йодын толшылан пуэн колто, шужен толшым темен колто» («Пришедшему просить — отдавай, зашедшего голодным — накорми»).

Отправляя же своих детей в гости, родители определяли им следующие правила поведения: следи за своей одеждой, будь чистым, аккуратным, войдя в дом, сними шапку, поздоровайся с хозяевами по старшинству, сядь на указанное место так, чтобы ты никому не мешал, никогда не прерывай разговор старших, веди себя скромно, уходя, не забудь поблагодарить за радушный прием, и пригласить хозяев в гости. Таким образом, ребенок с раннего детства приучался к уважительному отношению к людям, к пониманию необходимости считаться как с обычаями и традициями отдельной семьи, так и с нормами и правилами поведения людей в целом.

В связи с расширением круга общения детей (родители — братья и сестры — близкие и дальние родственники — соседи — односельчане) углублялось и содержание формируемых нравственных чувств. Самым высшим нравственным качеством марийцы считали любовь к Родине, своему народу. В песнях, пословицах, сказках воспевались патриотические чувства и внушалась подрастающему поколению мысль о необходимости любить и защищать свой народ. «Калыкетым ава гаи йорате, ача гай арале» («Люби свой народ как родная мать, защищай его как отец») — говорили детям. Родители и община всегда заботились о профилактике национального нигилизма среди детей и молодежи и заботились о приобщении их к кругу многочисленных родственников, дети должны знать свои корни. Настоящий сын своего народа должен быть хранителем обычаев, традиций своих предков, в совершенстве знать родной язык и никогда не забывать его. Народ презрительно относился к тем, кто забывал свои национальные праздники, песни, пляски, не умел общаться на родном языке. Особенно важным в воспитании детей считалось поведение, не оскорбляющее честь нации. Пожелание «Будь таким, чтоб по тебе судили о твоем народе, будь достойным сыном (дочерью) своего народа», присутствующее в педагогике многих народов, было свойственно и для марийцев.

Важнейшей составной частью национального воспитания было формирование культуры межнационального общения. По учению философии марийцев, каждый народ создан богом и было грехом проливать кровь других народов. Марийцы всегда почитали представителей других национальностей. Пожилые люди учили: «Никогда не ссорьтесь с другими народами, нужно жить с ними в мире». Детей с малых лет учили языку других народов, языку соседей. Им внушали мысль о том, что люди должны быть вместе так же, как и разные породы деревьев в лесу.

в) развитие ума

Вопросы умственного развития детей всегда занимали одно из центральных мест в народной педагогике мари. «Шушпык семже дене, айдеме ушыж дене мотор» («Соловей прекрасен своими песнями, а человек — своим умом») — говорили в народе. Когда-то Фукс А. писала о том, что марийцам совершенно несвойственна тяга к познанию чего-то нового, неизвестного: «Гуляя по черемисской деревне, я удивлялась их флегматическому нелюбопытству: ни один ребенок не выбег из ворот посмотреть на меня; ни один черемисин, работавший на дворе, не оглянулся; женщины, попадавшиеся навстречу, взглядывали на меня машинально. В этом отношении они настоящие Чуваши» — заключает Фукс А. А ее муж, Фукс К.О. оказался еще более категоричным в оценке интеллектуального развития черемис: «О бедный Черемис! Как вид твой далек от благородного человеческого вида! Ты хотел скрыться в твою болотистую и лесистую крепость, чтоб никто не мог тебя видеть, кроме существа, подобного тебе — медведя, которого ты любишь — и вместе с тем боишься его. Твое малорослое и сухое тело едва одушевляется малейшею искрою разума, от которого однако ж ты делаешься трусливым, мстительным и самоубийцею». Но вот другая оценка умственного развития Черемис, данная Рябинским К.С.: «Черемисы умны, трудолюбивы, любознательны, сметливы, не без хитрости». А данная еще ранее характеристика путешественника Олеария содержит следующие заключения психологии черемис, которые также не отказывают им в наличии умственных способностей: «Это коварный, хищнический, колдовству преданный народ».

Да, у марийского народа был определенный период сложных взаимоотношений со школой и процессом обучения в ней. Об этом говорил и Моляров И.Я. в своих «Беседах»: «Прежде глупые родители откупали деньгами своих детей, когда записывали их в училище, и страшно плакали, если их брали в ученье». Но суеверные представления марийцев о том, что грамота делает человека ленивым и распутным были основаны на конкретных жизненных примерах (священники, служилые), а нежелание отдавать в школу детей было связано с невыносимыми условиями существования в них, а отсюда, высокой смертностью учеников.

Народ сам заботился об умственном развитии своих детей. Самым первым средством умственного воспитания, как и воспитания вообще, являлась колыбельная песня, содержащая ценную информацию о жизни, природе, человеческом обществе, идею гармонии маленького человечка с окружающим его миром. «Поэтизация окружающей природы делает укачиваемого ребенка неразрывной частью родной природы, в песне гармония природы, мелодии, ритма, поэзии представляется безупречной. В марийской колыбельной песне все время повторяющиеся строки: «Ой, дитя мое, дитятко, ой, дитя мое, дитятко…» Однотонное нежное их повторение действует на ребенка усыпляюще. В эту нежность вплетаются строки, так или иначе воспевающие марийскую природу: «Пусть рубашкой твоей будет вязовый лист», «постелью твоей будет липовый куст», «пусть отцом твоим будет заяц-русак». В этой древней песне ребенок — часть природы, ее дитя. Но и мать, любя своего ребенка, попутно выражает свою любовь к родной природе». [6; 91]

Через сказки углублялись и расширялись знания, получаемые детьми. Сказки вообще пользовались большим уважением среди марийцев, а отсюда, и люди, умеющие рассказывать их. Раньше, когда артель лесорубов или охотников уходила зимой на несколько месяцев в лес на работу и промысел, то почитала за счастье, если удавалось взять с собой умелого старика-сказочника. И если даже он был не в силах валить лес и добывать зверя, а только рассказывал сказки, ему полагалась равная со всеми доля заработка или добычи. В марийских сказках неоднократно подчеркивалась мысль о восхищении марийцев человеческим умом, почитание его как добродетели. Об этом и сказка «Еж и заяц»:

Давным-давно жили-были Еж и Заяц. Заяц как-то бежал по полю. Посреди поля он встретил Ежа. Заяц ему и говорит: «Давай, браток Еж, с тобой будем состязаться! Кто быстрее бегает!» А Еж отвечает Зайцу: «Давай немного погодя будем состязаться! Я схожу домой, немного покушаю. Ты меня подожди!» «Ладно, сходи! Я тебя здесь подожду», — говорит Заяц. Еж тем временем бежит скорей к своей жене. Прибежал домой и говорит: «Куколка ты моя, быстрее оденься! Пойдем состязаться с самим Зайцем! Ты встанешь на одном конце поля. А я встану на другом. Когда Заяц прибежит, ты кричи: «Я уже здесь!» И они направились в поле. Еж оставляет свою жену на этом конце поля, сам бежит к Зайцу, к середине поля. Прибежал и говорит ему: «Вот, браток Заяц, я немного покушал и пришел. Теперь пошли на другой конец поля. Оттуда начнем наш бег». Вдвоем они пошли на тот конец поля. Пришли туда, встали, подготовились к бегу. «Раз, два, три!» крикнул Еж. Заяц как прыгнул вперед, полетел на другой конец как стрела. Он даже ни разу не взглянул назад. Прибежал на тот конец поля, а там раздается голос: «А я уже здесь!» Заяц настолько был удивлен, что никак не смог сообразить, каким образом Еж смог опередить его! А жена Ежа ему говорит: «Давай теперь побежим обратно до другого конца поля! Раз, два, три!» Заяц начал свой бег с огромного прыжка да так побежал, что за ним поднялся пыльный вихрь, добежал до другого конца поля, смотрит а Еж его уже поджидает и кричит Зайцу: «А я уже здесь!» Заяц так был удивлен, что чуть не свихнулся. Он обежал с одного конца поля до другого целых семьдесят семь раз, а Ежа никак не мог опередить. Он вообще выдохся. Бегает он, как будто летит стрела, а Ежа одолеть никак не может. Так Еж в состязании с Зайцем вышел победителем.

Старики-марийцы не случайно учили: побеждают не ногами, а умом!» [14]

Наравне со сказками для развития ума марийцы использовали и загадки. Интересно, что раньше «сказывать сказки, загадывать загадки запрещалось летом и в начале осени, когда в крестьянском хозяйстве было много забот. Нельзя было и ранней весной, когда начинают телиться коровы, ягнятся овцы. Такой запрет наблюдался и у многих народов Крайнего Севера. Загадывание загадок строжайше запрещалось, если в доме имелся больной. Люди верили, что нарушение запрета может принести им всевозможные несчастья. И в каждой местности их беспокоили свои заботы. Если деревня, хутор находились около леса, то крестьяне опасались, как бы медведь не разодрал корову. Если люди жили у болота, то корову ожидала другая напасть — скотина могла застрять в непроходимой топи. Считалось также, что «нечистые» могут повредить урожаю или молодняку. И вообще, нарушителя сроков загадывания непременно должно было преследовать какое-то несчастье: он мог заблудиться в лесу, заболеть и т.д. И поэтому в народе существовало поверье: вечера сказок и загадок можно начать только тогда, когда выпадет снег и покроет макушки пней и столбы ворот.

Традиционным временем для загадывания загадок считались зимние вечера, в особенности неделю шорык-йол (досл. «овечья нога»), совпадающую с рождеством, когда «нечистые силы» становились бессильными. Такой же порою для загадок считалась уарня «масленица» и шинчаш попынымо «посиделки девушек», куда приходили парни с гармошками. Тогда и работа не спорилась: играли в различные игры, загадывали загадки, сказывали сказки». Этот момент зафиксирован Кузнецовым С.К.: «Молодежь… пока пробует находчивость соседа загадками (туштымь тушташь). «Башимь таракъ, кутымь оракь (на голове серьга, на хвосте серп)? — спрашивает одна востроглазая девушка своего соседа, молодого, немного нерасторопного парня, который любовно смотрит на загадывающую. Кто-то сзади подсказал ему разгадку, и он, очнувшись, тихо выговаривал: «Агутан (петух)». Сейчас же готовы другие загадки». Процесс отгадывания загадок обычно начинался так, — продолжает рассматривать проблему Китиков А.Е. —

Туштым туштем, палыза: Шыл подышто куртньо шолеш. Чонан, чондымо? Чондымо. Туно, портышто? Тунат лиеш, портыштат лиеш. Кушто емне уке, тушто ок лий. Ындыжым каласенак пуышым. Мо гын?! Чондымо, тунат, портыштат лиеш… Палышым-сорлык! — Сорлык шол.

Загадку загадаю, отгадывайте: В мясном котле кипит железо. Живой, не живой? Не живой. Где бывает: в избе или на улице? Бывает и в избе и на улице. Где нет лошадей, там не бывает. А теперь почти подсказал. — Что же это такое?! Не живое, бывает на улице и в избе… Узнал — удила! Правильно, удила.

Таким образом, в загадках обычно выделяются самые характерные особенности вещей, поэтому они являются прекрасным средством познания материального мира. Например, в загадках о солнце детский ум узнает о роли дневного светила в природе: «Чевер мундыра мландым куча» — «Алый кубок землей правит»; «Чодыра дечат кукшо, волгыдо дечат волгыдо» — «Выше леса, светлее (краше) света» и др. Или, например, загадки о представителях животного и растительного мира в лаконичной форме знакомят детей с характерными чертами отдельных видов: «Тувырым ик ганат ок чий, кажне ииын кудашеш» — «Ни разу рубаху не надевает, а каждый год снимает» — земля; «Чондымо-кочкеш, ко куча — магырен куржеш» — «Не живой, а ест, тронешь — заревешь» — крапива.

Действительно, «этот жанр афористического творчества» является прекрасным материалом для развития ума, наблюдательности, внимательности детей, средством развития умственной активности в целом.

В арсенале средств народной педагогики мари имелось еще одно эффективное средство умственного развития — приметы. «В сокровищнице народного опыта, примета занимает особое место. — пишет Стрижев А.Н. — Ею пользуются в обиходе не для красноречия, а для дела, то есть она имеет более прикладное значение, чем другие жанры фольклора.» Приметы — сохраняющиеся в народе и передаваемые из поколения в поколение различные признаки, указывающие на предстоящие явления природы — имели различные синонимы в марийском языке: «палымаш», «палек», «пале», «калыкмут» и т.д. Сейчас более распространенным является термин «пале» или «калык пале». Марийцы исстари слыли отличными знатоками календаря природы и умелыми практиками земледелия, — отмечает Китиков А.Е. — Их опыт был основан на хорошем знании конкретных метеорологических условий и рельефа местности, структурных особенностей и состава почвы. Имелись и некоторые основы самобытной народной медицины, ветеринарии, агрономии… Эмпирически познав физические основы и причинно-следственную связь примет, народ создал ряд своеобразных гигрометров и барометров, по которым безошибочно определял предстоящую погоду. Наиболее распространенные виды гигрометров можно увидеть и сейчас. Ветку можжевельника (ели) прикрепляют под навесом клетей, амбаров, сеней. Один конец прутика со стволом неподвижно закрепляется к стене, а другой конец остается свободным и двигается вдоль импровизированной шкалы с делениями, где отмечены границы влажной, переменной и сухой погоды. Если же воздух не насыщенный, подвижный конец прутика опускается, влажный — поднимается. А ветка ели длиной в 30 см способна перед дождем отклоняться на 11 см.

Оригинальным барометром пользовались жители нескольких деревень Советского района. На вершину высокой сосны закреплялась трехлитровая бутыль горлышком вниз на его юго-восточной стороне, ибо оттуда наиболее часто дуют ветры. Если же она начала гудеть, то это означало, что погода изменится к худшему (дождь, слякоть, снег)». [11]

Много у марийцев было примет, связанных с хозяйственной деятельностью, жизнью человека вообще и охраной его здоровья, в частности. Например, по степени гибкости орешника определяли пригодность к жилью места его произрастания: «У верыште пукшерме тугалтеш-сурт ышташ вер келшыше, лывырга гын — йорышо огыл» (« На новом месте орешник ломается — место годится для постройки жилья, гнется — не годится»); «Мландым кунчет да вынежмым тиде рок дене урет, рокшо нолтантын шога — порт шындаш келшыше вер» («Выкопаешь яму и засыплешь ее извлеченной землей, земля окажется с верхом — место пригодно для постройки дома»).

г) забота о здоровье

Вопрос охраны здоровья и физического развития детей издревле волновал марийцев, потому что от здоровья, физических качеств людей зависела их работоспособность, а, следовательно, и благополучие в жизни. «Тазалык-эн кугу поянлык, тудым оксала налаш ок лий» («Здоровье — самое большое богатство, на деньги его не купишь») — говорили марийцы. Особенно актуальной проблема физического самосовершенствования была для луговых марийцев, потому что горные отличались от них более крупными размерами, большей силой, большим здоровьем. Это подтверждается и Фукс А.: «На базаре черемис было не много, но десяток горных можно отличить между сотнями. Какой крупный, красивый народ! Я нашла, что горные Черемисы не имеют сходства ни с Чувашами, ни с Черемисами. У многих волосы черны, как смола, с глянцем, что делает их похожими на Цыган, не на бродяг цыган, но на богатых молодцев, плясунов, только Черемисы выше. Исправник говорит, что в рекрутском присутствии все отдаваемые горные Черемисы тотчас берутся в гвардию». Весьма «слабое телосложение» и отсутствие физической выносливости у царевококшайских черемис Фукс К.О. объясняет окружающей их географической средой и образом жизни: «Русские и татары живут подальше от дремучего леса; следственно они не подвергаются гнилым испарениям в стесненном воздухе густых лесов. Черемисы слабосильны и худо кормлены. Живут все лето в дремучих лесах для добывания мочал и лубья и для мочения их в болотах. Употребляют пищу сырую и холодную, небольшое количество самого дурного хлеба, а пьют болотную воду. Часто бывают они далеко от своих жилищ, для стреляная белок и рябчиков. Тогда они терпят голод, а питаются только незрелыми ягодами и дикими кореньями, или даже сосновыми и еловыми шишками. Мясо белок и зайцев у них почитается лакомством. Сверх сего много они в дороге терпят от комаров, оводов и слепней, которые им почти не дают покоя, не смотря на всегдашнее курево, окружающее, подобно облаку, и служащее им защитою». [31]

В многочисленных обрядах народа концентрировалась установка на развитие силы, выносливости, быстроты и других физических качеств. И вообще, каждый национальный праздник марийцев так или иначе решал задачу физического воспитания. Например, во время масленицы («уарня») девушки и женщины съезжали с гор на прялке, разбрасывая при спуске с горы конопляные зерна (развитие ловкости и сноровки), юноши и девушки парами катались по наклонно положенным гладким жердям (развитие чувства равновесия), дети соревновались в ходьбе на лыжах (комплексное воздействие: сила, выносливость, равновесие, быстрота).

В первый весенний праздник Ага-Пайрем молодежь состязалась в беге и скачках, чтобы показать свою сноровку. Вот как свидетельствует об этом Смирнов И.Н.: «В Царевококшайском уезде состязания в беге происходят непосредственно у деревенской околицы, молодые мужчины и парни остаются некоторое время у деревенской околицы, затем вытягиваются в ряд и бросаются бежать по направлению к деревне. Тому, кто добежит первый, карт дает полотенце и десяток яиц; второй приз состоит из полотенца и пяти яиц, третий из пяти яиц… На гумнах в течение всего праздника играют в яйца мячами, чтобы посеянный хлеб вырос зернистый и полный как яйцо… У казанских черемис скачка на лошадях следует за летним праздником — сюремом. Назначается определенное место в поле, где должно совершаться моление и общественное пиршество, сюда из деревни выносят столы и на них расставляются кушанья, съезжаются на телегах и верхами черемисы из ближайших деревень. В то время, как карты совершают над вынесенными кушаньями моление, молодежь начинает скачки. Верховные отъезжают за версту и более от места моления и скачут оттуда назад. Скачка продолжается все время, пока идет пиршество. Чтобы лучше видеть состязание, публика встает на телеги, тарантасы и прясла. Призов здесь не дают; единственной наградой хорошей лошади и ездоку является похвала зрителей». [28]

Навыки быстрой ходьбы и бега развивались с детства. Цели развития таких физических качеств детей, как сила, ловкость, быстрота, выносливость служили и многочисленные национальные игры («Биляша», «Панга» и др.). Укреплению здоровья детей способствовало и систематическое воздействие природных факторов (солнце, воздух, вода), т.к. большую часть своего времени дети проводили на улице. Все национальные праздники проводились на улице, как и крупные семейные мероприятия (свадебное застолье). Кроме того, как подчеркивают многие исследователи, марийцы раньше других народов стали использовать баню для сохранения и укрепления своего здоровья.

Рассматривая проблему физического воспитания, нельзя обойти вниманием валеологический аспект этой проблемы. Сразу же следует отметить, что в древности марийцы вели исключительно здоровый образ жизни. Они не употребляли алкоголь и строго осуждали его любителей. Так, Рябинский К.С. отмечал, что «черемисы… трезвее своих односельцев русских». Он же подчеркивал благоприятный гигиенический фактор черемисского жилья: «У черемис обширные, содержащиеся в замечательной чистоте дворы, покрытые дерновой травой. Избы строятся по-русски; за редким исключением избы две: передняя — теплая и задняя — холодная. Службы при доме устраиваются аккуратно и хозяйственно… Пища приготовляется с соблюдением чистоты». [24]

О пище черемис писала и Фукс А.: «Пища у черемис самая простая. Хлеб, салма (ляшка) из овсяной муки, овсяная каша, кислое молоко. Мясо едят очень редко, и верно от того Черемисы все сухощавы. Они также любят огородные овощи и садят картофель, морковь, капусту, редьку». [31] Кроме того, следует подчеркнуть строгое выполнение марийцами еще некоторых санитарно-гигиенических требований, о которых упоминает в своей статье вышеупомянутый Рябинсский К.С.: «Есть черемисин должен каждый своей ложкой, иначе по смерти из-за одной ложки, которою ели несколько человек, может произойти между душами покойных неудовольствие, даже драка. Если во время обеда падал кусок хлеба, его не поднимали: кусок упал потому, что душа умершего родственника есть хочет, и упавший кусок предназначался ей». [24]

Строго марийцы следили за чистотой своих волос и ногтей, они никогда не выбрасывались и, ни в коем случае, не валялись где-нибудь на полу. Упавшие волосы сжигались в печи, а ногти собирались.

Тщательно марийцы следили и за чистотой своей одежды, более всего предпочитая белый ее цвет. Ни один праздник или сколько-нибудь значительное событие не обходилось без предварительного применения марийцем банных процедур и переодевания в нарядно вышитую праздничную, чистую одежду.

д) привитие любви к прекрасному

В этнопедагогике марийского народа можно выделить три задачи эстетического воспитания:

- умение видеть и ценить прекрасное;

- умение творить прекрасное;

- умение сохранять и оберегать прекрасное.

Для решения этих задач использовались такие средства, как: действительность, включающая в себя природу, быт, труд и общественную жизнь, и искусство, в которое входит музыка, народный фольклор, произведения декоративно-прикладного творчества и народная драма. Забота об эстетическом воспитании младенца начиналась с периода внутриутробного развития. Так, беременной женщине рекомендовалось смотреть только на все прекрасное, чтобы родившийся впоследствии ребенок был красив как внешним обликом, так и внутренним содержанием. Самым первым средством эстетического воспитания ребенка являлась колыбельная песня, основное содержание которой заключалось в воспевании прекрасного в окружающем мире. Марийцев вообще отличало умение остро чувствовать красоту окружающей природы. Так, еще в 1886 г. Овчинников Н. Отмечал «чувство лесной красоты — как яркое проявление эстетики марийцев». Но эстетическое освоение мира не ограничивалось рамками созерцания природных красот Познание красоты через труд, красоты труда и его орудий — вот самые главные положения эстетического воспитания марийских детей. С самого раннего детства они испытывали на себе влияние эстетически оформленного убранства жилища: вышитые полотенца, наволочки, резные узоры наличников — творение рук родителей. Позднее они сами приобщались к национальному ремеслу: девочек учили вышивать красивые сложные узоры, орнаментально украшать национальную одежду, мальчиков учили «мужской вышивке» — резьбе по дереву и изготовлению соответствующих эстетическим требованиям предметов обрядовой, праздничной и бытовой утвари. Развитию эстетических чувств детей способствовала и организация общественной жизни: национальные праздники поражали яркими цветами одежды, пением задушевных песен, исполнением искрящихся танцев, дивным звучанием национальных музыкальных инструментов. Обязательным требованием являлось и умение играть на музыкальных инструментах. Девушка должна была уметь играть на гуслях (кусле), а мальчика обучали игре на волынке (шувар), барабане (тумыр), свирели (шиалтыш).

Огромное эстетическое воздействие на детей оказывала марийская песня. Приветствовалось исполнение песен обоими полами, хотя в древности у марийцев песни исполнялись и сочинялись преимущественно мужчинами: «Импровизируют у черемис всегда мужчины, женщины же поют затверженные песни, унаследованные от предыдущего поколения. Редкий черемисин знает теперь хоть одну пеню целиком; если кто хорошо знает, так это — «песенники», старики черемисы, которые играют на пузыре-волынке. Но такие песенники становятся все реже и реже, и песни делаются исключительным достоянием девушек». [13]