- •Глава 7. Другие приверженцы учебной свободы
- •Часть II. Ответственная свобода
- •Глава 7. Другие приверженцы учебной свободы
- •Часть II. Ответственная свобода
- •Глава 7. Другие приверженцы учебной свободы
- •7 Свобода учиться
- •Часть II. Ответственная свобода
- •Глава 7. Другие приверженцы учебной свободы
- •Часть II. Ответственная свобода
- •Глава 7. Другие приверженцы учебной свободы
- •Часть II. Ответственная свобода
- •Глава 7. Другие приверженцы учебной свободы
- •Часть II. Ответственная свобода
- •Глава 7. Другие приверженцы учебной свободы
- •Часть II. Ответственная свобода
- •Глава 7. Другие приверженцы учебной свободы
- •Часть II. Ответственная свобода
- •Глава 7. Другие приверженцы учебной свободы 205
- •Часть II. Ответственная свобода
- •Глава 7. Другие приверженцы учебной свободы
- •Часть II. Ответственная свобода
- •Глава 7. Другие приверженцы учебной свободы
- •Часть II. Ответственная свобода
- •Глава 7. Другие приверженцы учебной свободы
- •Часть II. Ответственная свобода
- •Глава 7. Другие приверженцы учебной свободы
- •Часть II. Ответственная свобода
- •Глава 7. Другие приверженцы учебной свободы
- •Часть II. Ответственная свобода
- •Глава 7. Другие приверженцы учебной свободы
- •Часть II. Ответственная свобода
- •Глава 7. Другие приверженцы учебной свободы
- •Часть II. Ответственная свобода
Часть II. Ответственная свобода
Глава 7. Другие приверженцы учебной свободы
203
204
Любовь и доверие слишком далеко отстоят от математики или электроники в той форме, в какой они преподносятся в классе. Однако если мы включены в преподавание или учение, то все предметы включают принципы интеллектуального воображения и творчества. Любовь и доверие были естественными частями нашего группового обучения. Мы собрались, привлеченные описанием семинара. Был достигнут некоторый прогресс в области понимания. Но наше понимание вышло за рамки семинара.
Возможно, мое изумление проистекало из отсутствия любви и доверия как необходимых компонентов программы любого курса или учебного текста. Программа сфокусирована на предмете. То, как мы приобретаем знание, остается за пределами предмета и потому обычно не обсуждается.
Но движение по тропе знания столь же важно, как и нахождение этой тропы. Подразумеваемая цель любого курса — приобретение знаний. Почему же не допустить, что наш семинар протекал самым естественным образом, а обучение без любви и доверия — дело противоестественное? Размышления о нашем семинаре были попыткой найти подтверждение тому, что открытие студента относительно нашего успеха было выражением общего принципа; те, кто принимает этот путь, не сентиментальны, а естественны.
Некоторым непосвященным математика представляется лишенной какого бы то ни было эмоционального содержания. Возможно, вследствие этого преподавание и освоение математики могут рассматриваться как совершенно не зависящие от эмоций. Однако недавно было открыто явление математической тревожности (Tobias, 1978). Описывая программы преодоления математической тревожности в колледжах Уэсли, Стэн-форда и Миллса, авторы сходятся во мнении, что для их успеха принципиально значимы не особенности каждого подхода, а общий элемент: тревожный студент знал, что есть некто, кто может ему помочь и верит в его способность достичь успеха. Какова бы ни была причина тревожности, избавление от нее достигалось за счет любви и доверия между людьми.
В дополнение к прочтению того, что сказано другими о знании, сам семинар явился примером того, как приобретается знание. Поощрительная, лишенная тревожности атмосфера
Часть II. Ответственная свобода
нашего семинара — это довольно простая идея, хотя осуществить ее может быть нелегко. Эта идея вовсе не принимается единодушно всеми преподавателями и студентами. Однако нам она принесла освобождение. Студенты учились с радостью, с ощущением своей личной значимости. Наши дискуссии не только служили тому, чтобы помочь запоминанию и поделиться идеями и открытиями; они проводились ради возникновения идей и открытий. Знание создавалось самим процессом наших дискуссий.
Комментарии
Стремление математика культивировать любовь и доверие в своем классе настолько необычно, что в это трудно поверить. Тем не менее, гуманистическая атмосфера способствует усвоению математики, философских знаний, «точных» наук, а также психологии и общественных дисциплин. Работа Уайта вызвала у меня особый интерес, потому что нередко предполагается, будто гуманистический подход к обучению приложим лишь к «неточным» предметам. Уайт продемонстрировал, что такой подход не только приложим к предмету под названием «исчисление», но и стимулирует творческие открытия в области математики, а также (как на его семинаре по эпистемологии) — в области исследования человеческого знания.
В рукописи, из которой заимствован предыдущий отрывок, Элвин Уайт указывает, что многие философы и исследователи приходят почти к тем же выводам, что были получены в ходе семинара, хотя они и представляют свои взгляды в несколько более академичной манере. Он пишет: «Сейчас меня уже не столько удивляет проницательный ответ студента; прежде я думал, что он открывает новые рубежи, но теперь я вижу, что это проторенный путь!» Это действительно проторенный путь, которым за долгие годы прошло много людей. Тем не менее, это всегда был путь меньшинства. Общество в целом, образование в целом не смели позволить себе доверия, и уж точно не смели позволить себе любви. Но учитель, который достаточно смел, чтобы включить эти элементы, открывает путь для творческого учения и учащемуся, и преподавателю.
