Литература

1. Андреева Г. М. Процессы каузальной атрибуции в межличностном восприятии. — Вопросы психологии, 1979, № 6. с. 26—27.

2 Бодалев А. А. Формирование понятия о другом человеке как личности. Л., 1970. 135 с.

3. Вайсман Р. С. Связь межличностных отношений с эффективностью групповой деятельности. — Вопросы психологии, 1977. № 4, с. 64—72.

4. Лутошкин А. Н. Общие вопросы эмоциональной совместимости в контактных юношеских группах. — В кн.: Социально-психологические вопросы общественной активности школьников и студентов. Курск, 1971, с. 98—105.

5. Психологическая теория коллектива / Под ред. А. В Петровского. М., 1979. 238 с.

6. Уманский Л. И., Френкель И. А. К проблеме лидерства и его экспериментального изучения в контактных группах школьников и студентов. — В кн.: Вопросы психологии коллектива школьников и студентов. Курск, 1972, с. 5—17.

7. Харчев А. Г. Брак и семья в СССР. М., 1964, 325 с.

8. Юркевич Н. Г. Советская семья. Минск. 1970, 208 с.

9. Tharp R. G. Psychological Patterning in Marriage. — Psychol. Bull., 1963. v. 60. p. 286—317.

Е. Ф. Бажин, Т. В. Корнева. ПСИХИЧЕСКАЯ ПАТОЛОГИЯ КАК МОДЕЛЬ ДЛЯ ИЗУЧЕНИЯ ИМПРЕССИВНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

Изучение импрессивной деятельности, т. е. процесса восприятия и интерпретации экспрессивных признаков эмоциональных состояний, имеет большое значение для создания целостной картины эмоционального взаимодействия. Восприятие эмоционального состояния партнера по коммуникации оказывает существенное влияние на формирование первого впечатления о нем как о личности, которое выступает в качестве одного из основных регуляторов процесса общения [5].

Люди значительно различаются по их способности правильно понимать эмоциональное состояние другого человека. Степень развития этой способности во многом определяет общий уровень социальной перцепции, характерный для данного человека, а следовательно, является существенным компонентом коммуникативного потенциала личности [4].

Исследование процессов общения как одного из основных механизмов социальной регуляции поведения человека, представляя значительный теоретический интерес, в то же время имеет большое практическое значение. В связи с этим в лаборатории социально-психологических исследований Ленинградского института им. В. М. Бехтерева была проведена серия экспериментально-психологических исследований, направленных на изучение особенностей процесса восприятия и идентификации экспрессивных признаков эмоциональных состояний, а также на выявление факторов, определяющих уровень развития импрессивной способности [2, 3, 8].

С помощью специально разработанной методики аудиторского анализа, позволяющей получить качественные и количественные характеристики восприятия речевой экспрессии, была обследована группа здоровых испытуемых (более 400 человек). В результате были выделены две группы факторов, определяющих точность идентификации экспрессивных признаков речи, т. е. степень адекватности суждения испытуемого-аудитора об эмоциональном состоянии говорящего человека реальному переживанию диктора. Первая группа факторов была связана с характеристиками стимулов: например, существенным признаком оказалась модальность эмоции — стенические эмоции (гнев, повышенное

197

настроение) распознавались легче по сравнению с астеническими (сниженным настроением, тревогой, апатией). Другая группа факторов определялась характеристиками испытуемых — половыми, возрастными, профессиональными, личностными особенностями.

Проведение исследования импрессивной способности у здоровых испытуемых сделало возможным изучение подобной функции у душевнобольных. В патологии психической деятельности значительная роль принадлежит аффективным расстройствам. Однако отсутствие в распоряжении клиницистов-психиатров разнообразных экспериментальных методов исследования отдельных компонентов эмоциональных процессов обусловливает неопределенность и субъективизм в их оценке. В силу этого проведенное исследование имело непосредственное прикладное значение.

Изучение душевнобольных представлялось особенно интересным в связи с теми уникальными возможностями, которые предоставляет для исследователя психиатрическая клиника. Исследование какой-либо функции на моделях различных психопатологических синдромов позволяет экспериментально выявить те общие закономерности, обнаружение которых в норме весьма затруднено. В наибольшей степени это относится к изучению различных эмоциональных проявлений, экспериментально-психологические исследования которых, проведенные на здоровых испытуемых, часто уязвимы в методическом отношении.

Целью настоящего исследования явилось изучение влияния собственного аффективного состояния испытуемых на характер восприятия и интерпретации экспрессивных признаков различных эмоций.

В качестве модели психического состояния с выраженным эмоциональным компонентом было выбрано пониженное настроение (депрессия) у больных маниакально-депрессивным психозом. В клиническом отношении депрессивный синдром характеризуется тоскливым, угрюмым, мрачным настроением (меланхолией), сопровождающимся двигательной скованностью, заторможенностью, угнетением и замедлением ассоциативных процессов. Мимика скорбная, поза скованная, согбенная, голос тихий, маломодулированный. Ответы на вопросы даются с большой задержкой, скупо, лаконично. В отличие от сходных состояний, возникающих при других формах психических заболеваний, для меланхолической фазы маниакально-депрессивного психоза (типичных его форм) характерно отсутствие в

198

структуре депрессии постоянных признаков разлаженности, диссоциации психики. Периодическое течение болезни, характеризующееся наличием относительно светлых промежутков, когда восстанавливается практически полное здоровье, не приводит к значительным изменениям личности больного.

Вышеизложенное позволяет считать состояние больного, находящегося в депрессивной фазе маниакально-депрессивного психоза, удовлетворительной моделью для изучения влияния собственного аффективного состояния человека на восприятие им эмоций других людей.

Методом аудиторского анализа было обследовано 80 больных маниакально-депрессивным психозом (40 мужчин и 40 женщин) в депрессивной фазе психоза в возрасте от 28 до 55 лет. Больные крайне тяжелыми формами депрессии, т. е. находившиеся в состоянии депрессивного ступора или субступора, ажитированной депрессии и др., не обследовались.

Результаты исследования показали, что средняя точность распознавания эмоционального состояния диктора по интонационным характеристикам речи у депрессивных больных снижается весьма незначительно. Их средний балл составил 79,1 (норматив — 81,7). Однако, сравнивая точность опознания состояния каждого диктора в отдельности с соответствующими нормативами, можно было видеть, что в одних случаях точность заметно снижалась, в других — соответствовала нормативу или превышала его. Дальнейший анализ этого факта показал, что наибольшее количество ошибок испытуемые допустили при опознании экспрессивных признаков сниженного настроения и ровного настроения, в то время как идентификация других, предложенных в тесте эмоций (тревоги, апатии, гнева, повышенного настроения), в меньшей степени отличалась от нормы.

Изучение вероятностной структуры ошибок, допущенных данной группой испытуемых, не выявило значительных по сравнению с нормой различий (табл. 1). В случае снижения точности распознавания какого-либо эмоционального состояния вероятность появления каждого типа ошибок увеличивалась равномерно относительно аналогичного распределения вероятностей, полученного при обследовании здоровых испытуемых.

Анализ матрицы, представленной на табл. 1 по горизонтали, позволяет выявить зоны наиболее частых (вероятных, типичных) ошибок при идентификации

199

Таблица 1

Матрица распределения вероятностей ошибок при опознании отдельных эмоций депрессивными больными (в числителе) и здоровыми испытуемыми (в знаменателе)

Стимулы	Ответы на стимулы
	Д	Т	Г	А	Н	П
Сниженное настроение (Д)	37,3	27,4	4,6	21,3	6,7	2,8
	47,1	0,6	21,7	22,5	6,3	1,8
Тревога (Т)	22,1	53,8	4,6	15,4	3,8	0,4
	22,2	51,0	2,8	22,7	1,3	0,0
Гнев (Г)	2,5	12,5	57,5	2,5	8,8	16,4
	0,5	9,0	64,5	1,5	6,0	18,5
Апатия (А)	29,4	16,9	1,3	50,6	1,8
	43,4	7,2	0,6	43,3	0,0
Ровное настроение (Н)	17,1	4,2	1,6	9,6	57,1	10,4
	14,6	2,9	0,0	12,9	63,8	5,8
Повышенное настроение (П)	2,1	7,9	16,3	3,1	18,6	52,1
	0,8	4,8	15,8	4,0	17,8	57,2

какого-либо эмоционального состояния. Например, состояние раздражения в 18,5% случаев принималось за повышенное настроение и в 12,5% — за тревогу, остальные ошибки встречались значительно реже. Вертикальный анализ этой же матрицы позволяет вычислить сравнительные частоты каждого типа ответов, т. е. получить представление о том, какие ответы испытуемые дают наиболее часто независимо от характера предъявленного стимула. Для этого из общего количества ответов какого-либо типа вычитались правильные ответы, затем определялось процентное отношение остатков.

Результаты проведенного анализа показали, что среди общего количества ошибок как у здоровых, так и у депрессивных больных наименьшее число относится к ответам типа «повышенное настроение». Это значит, что предъявляемые для опознания состояния редко ошибочно принимались за повышенное настроение, следовательно, экспрессивные признаки этого состояния более однозначно воспринимаются испытуемыми.

Как видно из рис. 1, наибольшее количество ошибочных ответов у здоровых испытуемых относилось к типу «апатия», у больных депрессией — к типу «тревога». Возможно, что некоторое повышение точности

200

Рис. 1. Соотношение различных типов ошибок при выполнении теста больными МДП (депрессивная фаза) и здоровыми испытуемыми. Обозначения (здесь и на рис. 2): Д — сниженное настроение, Т — тревога, А — апатия, Г — гнев. Н — ровное настроение, П — повышенное настроение. ————— депрессивные больные. — — — — здоровые испытуемые.

идентификации состояния тревоги у данных больных в известной мере связано с большей частотой ответов «тревога» (поскольку увеличивается вероятность получения правильного ответа). Одновременно снижение точности опознания состояния пониженного настроения у аудиторов, находившихся в состоянии депрессии, сопровождалось некоторым понижением частоты ответов «пониженное настроение», однако последняя тенденция выражена незначительно.

Таким образом, при обследовании методом аудиторского анализа больных маниакально-депрессивным психозом в меланхолической фазе выявлено, что способность к адекватному восприятию и интерпретации эмоционально окрашенной речи у данных больных в значительной степени сохраняется. Отличительной особенностью импрессивной деятельности испытуемых, находившихся в состоянии депрессии, является снижение точности опознания экспрессивных признаков пониженного настроения, т. е. состояния, одноименного собственному состоянию экспертов.

Как указывалось выше, больные депрессией (80 человек) были разделены по половому признаку в равном отношении — 40 мужчин и 40 женщин. Сравнение результатов выполнения теста выявило значительные различия между мужчинами и женщинами как в точности идентификации, так и в структуре ошибок.

Женщины в среднем более успешно справились с аудиторским заданием, их средний балл составил 82,0, в то время как у мужчин он был равен 76,4 (p<0,05). Точность опознания отдельных эмоциональных состояний у женщин также была выше за исключением состояния апатии, которое мужчины идентифицировали несколько успешнее. Как видно из рис. 2, различия в выполнении теста между мужчинами и женщинами, находившимися в состоянии депрессии, достигли наибольшей величины при опознании ровного настроения.

201

Рис. 2. Точность опознания отдельных эмоциональных состояний в группах мужчин и женщин, страдающих маниакально-депрессивным психозом (депрессивная фаза). ————— мужчины. — — — — женщины

Здоровыми испытуемыми ровное настроение идентифицировалось, как правило, в значительной степени, успешно — средний балл опознания равнялся 95,9. В состоянии депрессии точность опознания ровного настроения по его экспрессивным признакам у женщин не снижалась (средний балл равнялся 97,8). Напротив, у мужчин выявлено значительное повышение порога восприятия экспрессивных признаков ровного настроения (средняя точность опознания составила 74,7 балла).

Для выяснения причин данного явления был проанализирован характер ошибок при идентификации ровного настроения у мужчин и женщин. Оказалось, что мужчины в 2 раза чаще ошибочно принимали ровное настроение за пониженное (21,7% от общего количества ответов на предъявление стимула «ровное настроение») и апатию (13,3%). Количество других ошибок было таким же, как и у женщин. Сравнение распределения вероятностей разных типов ошибок к группе мужчин и женщин при определении других эмоциональных состояний не выявило столь значительных различий (табл. 2). Можно лишь отметить, что в среднем мужчины чаще давали ответ «апатия». Так, при выполнении теста женщины дали 249 ответов «апатия», у мужчин количество таких ответов возросло до 338. Возможно, с этим обстоятельством в определенной мере связана большая точность распознавания апатии у мужчин по сравнению с женщинами.

Дополнительно была обследована группа больных маниакально-депрессивным психозом (80 человек) в период светлого промежутка (в интермиссии), когда психическое здоровье практически полностью восстанавливается. Результаты исследования показали, что все параметры теста соответствовали аналогичным показателям, полученным при обследовании здоровых испытуемых. Таким образом, можно полагать, что затруднения в распознавании экспрессивных признаков пониженного настроения, отмеченные у больных в

202

Таблица 2

Распределение вероятностей различных ответов при идентификации эмоций в группе мужчин (в числителе) и женщин (в знаменателе), находившихся в состоянии депрессии

Стимулы	Ответы на стимулы
	Д	Т	Г	А	Н	П
Сниженное настроение (Д)	35,3	26,6	3,8	24,1	6,9	3,4
	39,4	28,1	5,3	18,4	6,6	2,2
Тревога (Т)	22,6	53,3	2,5	17,5	4,2	—
	21,7	54,2	6,7	13,3	3,3	0,8
Гнев (Г)	5,0	12,5	55,0	2,5	7,5	17,5
	—	12,5	60,0	2,5	10,0	15,0
Апатия (А)	25,0	18,8	—	53,8	2,5
	33,8	15,0	2,5	47,5	1,3
Ровное настроение (Н)	21,7	5,0	3,3	13,3	46,7	10,0
	12,5	3,3	—	5,8	67,5	10,8
Повышенное настроение (П)	2,9	8,3	17,1	4,6	17,5	49,6
	1,3	7,5	15,4	1,7	19,6	54,6

депрессивной фазе психоза, были связаны именно с влиянием собственного аффективного состояния аудиторов.

И наконец, необходимо отметить, что этот признак — затруднение в опознавании экспрессивных признаков состояния одноименного собственному аффекту испытуемого — оказался полезным и в клиническом отношении. При проведении исследования у испытуемых дважды — в состоянии депрессии и на выходе из нее — неизменно отмечалось повышение точности распознавания экспрессивных признаков сниженного настроения.

Итак, на примере обследования больных в меланхолической фазе маниакально-депрессивного психоза было изучено влияние собственного аффективного состояния на восприятие и интерпретацию экспрессивных признаков различных эмоций. Представляется возможным в качестве объяснения вышеизложенного экспериментального материала принять предположение о наличии специального механизма «перцептуальной защиты», выражающемся в повышении порогов распознавания экспрессивных признаков того эмоционального состояния, которое характерно для испытуемого.

В большинстве исследований, посвященных

203

изучаемому вопросу, отмечается механизм «проекции», т. е. при определении эмоционального состояния других людей испытуемые бессознательно «наделяют» их состоянием, сходным с собственным [7, 13]. Однако, как правило, в подобных исследованиях, проведенных на здоровых испытуемых, изучается влияние относительно кратковременно протекающих эмоций, причем у испытуемых отсутствует четкая осознанность неблагоприятности собственного состояния. В связи с этим можно полагать, что результаты, полученные при обследовании депрессивных больных, не противоречат наблюдениям других авторов. Тем более что существование механизма «проекции» подтверждается и в данном исследовании: мужчины в состоянии депрессии в 2 раза чаще по сравнению с нормой принимали ровное настроение за пониженное. Если бы «проекция» являлась единственным механизмом проявления собственного аффективного состояния испытуемого в его оценках эмоций других людей, то при обследовании депрессивных больных увеличивалось бы количество ответов «сниженное настроение». Эксперимент не подтвердил этого предположения. Следовательно, влияние собственного аффективного состояния человека на восприятие и оценку им экспрессии других людей может проявляться в разных формах. По-видимому, важным обстоятельством является некоторый эмоциогенный характер самих «стимулов», т. е. возможность эмоциональной реакции испытуемого на восприятия экспрессивных признаков того или иного состояния.

Наблюдения за поведением испытуемых во время обследования показывают, что подобные эмоциональные реакции отнюдь не редки, особенно это относится к молодежной аудитории. Так, при прослушивании голоса диктора, находившегося в состоянии радостного возбуждения, на лицах многих аудиторов появлялись улыбки, раздавался смех. И напротив, при прослушивании записей речи дикторов, находившихся в состоянии депрессии или тревоги, мимика испытуемых становилась напряженной, поза скованной. В связи с этим представляется вероятным предположение о том, что характер проявления аффективного состояния человека в его оценках экспрессивного поведения других людей в определенной мере зависит от модальности эмоций восприятия.

Таким образом, обследование методом аудиторского анализа депрессивных больных позволило констатировать изменение восприятия интерпретации экспрессии

204

под влиянием собственного аффективного состояния испытуемых, а также вскрыть некоторые закономерности изучаемого явления.

Следующая серия экспериментов была проведена на больных шизофренией. Основной задачей данного исследования явилось изучение вопроса о влиянии изменений в эмоциональной сфере, возникающих при шизофрении, на восприятие и интерпретацию экспрессии.

Начиная с классических работ Крепелина и Брейлера общепризнанным считается положение о том, что одним из наиболее характерных компонентов клинической картины шизофрении является патология эмоциональной деятельности. В трудах многочисленных исследователей отмечалось, что больные шизофренией даже на самых ранних этапах заболевания обнаруживают безучастность, холодность, общее оскудение чувств, которое затем может прогрессировать, достигая степени уплощения и эмоциональной холодности. Однако эмоциональное притупление не является единственным проявлением эмоциональной дисгармонии, выражающейся в глубоких изменениях качественного характера. Важнейшая особенность эмоциональной деятельности больных шизофренией, обозначенная «психэстетической пропорцией», состоит в сочетании отчужденности, эмоциональной тупости с явлениями обостренной чувствительности, ранимости.

Изменения экспрессии, возникающие при шизофрении, столь значительны, что служат одним из существенных диагностических признаков. Выразительные движения больных однообразны, стереотипны, обычно не соответствуют тем переживаниям, которые в данное время можно у них предположить.

Сложные и глубокие изменения в эмоциональной деятельности, развивающиеся при шизофрении, формируют так называемый специфический дефект в эмоциональной сфере. Эмоциональный дефект при шизофрении — одно из самых сложных явлений в общей психопатологии. В связи с этим исследование различных сторон эмоциональной деятельности больных шизофрении помимо непосредственного практического значения имеет особый теоретический интерес.

Методом аудиторского анализа было обследовано 160 больных шизофренией (80 мужчин и 80 женщин) в возрасте от 20 до 50 лет. По особенностям клинической картины и давности заболевания больные подразделялись на две группы по 80 человек в каждой (по 40 мужчин и 40 женщин).

205

Первую группу составили больные с общей длительностью заболевания не более 2—3 лет. Клиническая картина заболевания у больных этой группы характеризовалась различной психопатологической симптоматикой: отмечались неврозо- и психопатоподобные расстройства, бредовые идеи, снижение энергетического потенциала. Однако у больных не отмечалось выраженных явлений эмоционально-волевого дефекта. У них можно было наблюдать известную отгороженность, замкнутость, некоторое обеднение эмоциональных реакций.

У больных второй группы длительность заболевания превышала 5 лет. В клинической картине выявлялись апато-абулические расстройства, формальные расстройства мышления, параноидный бред. У больных этой группы можно было отметить уже выраженные явления патологии эмоционально-волевой сферы: замкнутость, эмоциональную уплощенность и холодность, узость круга интересов и др.

Как в первую, так и во вторую группу не включались больные с относительно острой психотической симптоматикой, поскольку последняя сочетается обычно с выраженной аффективной патологией (страхом, напряжением, гневливостью и др.), препятствующей обследованию, характер которого предполагал известное сотрудничество больного и экспериментатора.

Таким образом, принцип подбора больных в изучавшиеся группы (т. е. дифференциация по степени выраженности эмоционально-волевых расстройств) отражал нашу первоначальную гипотезу о том, что такие клинические особенности больных могут отражаться на их способности понимать эмоциональные состояния других людей.

Из 80 здоровых испытуемых (40 мужчин и 40 женщин) была составлена контрольная группа, которая по возрасту и образованию существенно не отличалась от группы больных шизофренией.

Результаты исследования показали, что в целом больные шизофренией (т. е. все 160 изученных аудиторов) по сравнению со здоровыми испытуемыми несколько хуже справились с тестовой задачей. Средняя оценка больных составила 78,3 балла, в то время как у здоровых она была равна 81,2 балла (p<0,05).

Сравнение результатов исследования восприятия эмоциональных состояний больными первой и второй группы показало, что статистически достоверных различий в выполнении теста между этими двумя группами

206

испытуемых нет. Средний балл у больных без выраженных явлений эмоционально-волевого дефекта был равен 79,4; у больных с дефицитарной симптоматикой он составил 77,2. Последнее обстоятельство обнаружило ошибочность первоначальной гипотезы о возможной связи между патологией эмоционально-волевой сферы (в смысле степени выраженности и сформированности дефицитарной симптоматики) и успешностью распознавания эмоциональных состояний на основе восприятия и интерпретации речевой экспрессии. Однако обнаруженные различия в виде более низких результатов больных шизофренией по сравнению со здоровыми испытуемыми требовали объяснения. В связи с этим мы пришли к необходимости попытаться более дифференцированно сопоставить клинические особенности данного заболевания с точностью распознавания отдельных эмоциональных состояний.

Сравнивая распределение аудиторов по степени успешности выполнения тестового задания в группе больных шизофренией с аналогичным, составленным для здоровых испытуемых, были выявлены некоторые различия, а именно: почти в 2 раза увеличился процент аудиторов, набравших менее 70 баллов. Отмеченное увеличение количества аудиторов, встретивших значительные трудности при идентификации речевой экспрессии, было проанализировано на основании изучения их клинико-психопатологических особенностей. Оказалось, что у 92% больных из этой группы в клинической картине наличествовал параноидный бред.

Исходя из этого были сопоставлены результаты выполнения теста больными с параноидной симптоматикой с остальными больными шизофренией, у которых клиническая картина характеризовалась иной, непараноидной симптоматикой. Всего было обследовано 62 больных параноидной формой шизофрении. Их средний балл выполнения теста составил 71,5. Средний результат выполнения теста больными с непараноидной симптоматикой оказался равным 87,6 балла (p<0,001).

Представляется интересным отметить, что среднее количество баллов, полученных больными шизофренией с непараноидной симптоматикой, среди которых были лица с выраженными явлениями специфического шизофренического дефекта, статистически достоверно (p<0,01) превышало средний балл группы контроля, т. е. оказалось, что эти больные не менее (а даже более!) точно распознают эмоциональные состояния по сравнению со здоровыми испытуемыми.

207

Далее было произведено более подробное изучение результатов выполнения теста. Сравнивая матрицы вероятностей ошибок при определении класса эмоции, можно было видеть, что ошибки, допущенные больными шизофренией и здоровыми испытуемыми, имеют черты сходства (табл. 3).

Таблица 3

Распределение вероятностей различных ответов при идентификации эмоций у больных шизофренией (в числителе) и у здоровых испытуемых (в знаменателе)

Стимулы	Ответы на стимулы
	Д	Т	Г	А	Н	П
Сниженное настроение (Д)	35,2	25,8	3,0	22,9	10,4	2,9
	44,5	23,8	2,7	22,7	4,5	1,9
Тревога (Т)	30,0	46,1	2,9	19,0	8,4	0,9
	22,9	50,0	3,1	22,3	1,7	—
Гнев (Г)	2,6	11,9	55,1	2,5	11,9	16,3
	—	8,9	68,8	1,9	6,9	13,5
Апатия (А)	25,9	11,0	1,9	55,3	4,7	1,3
	34,1	11,6	0,6	52,8	0,6	0,3
Ровное настроение (Н)	15,8	9,6	2,8	9,0	50,9	12,1
	18,9	4,9	—	13,5	52,6	10,0
Повышенное настроение (П)	1,5	5,3	14,8	5,1	16,1	57,3
	0,6	3,2	21,0	4,9	16,0	54,2

Вместе с тем в группе больных шизофренией имело место появление маловероятных (необычных) ошибок, т. е. почти не встречавшихся у здоровых испытуемых. Так, если в контрольной группе испытуемых никто не принимал гнев за сниженное настроение или ровное настроение за гнев, то такого рода ошибки встретились у больной шизофренией соответственно в 2,6 и 2,8% от общего количества ответов. Следует отметить, что ошибки этого рода были зафиксированы в основном у больных параноидной формой шизофрении. Однако относительно небольшое общее количество подобных ошибок свидетельствует о том, что эта тенденция не является выраженной.

Переходя к обсуждению полученных при обследовании больных шизофренией экспериментальных фактов об особенностях восприятия и интерпретации эмоционально окрашенной речи, необходимо подчеркнуть то обстоятельство, что среди испытуемых, успешно

208

справившихся с тестовым заданием, были больные с клинически сформировавшимися явлениями специфического шизофренического дефекта эмоционально-волевой сферы. При этом создается как будто бы парадоксальная ситуация, когда замкнутые, отгороженные от окружающего больные с явлениями обеднения эмоциональной жизни, достигающей степени эмоциональной холодности, оказались способными тонко понимать тот аффективный язык, который заключен в интонациях речи коммуниканта. Иначе говоря, больные шизофренией, несмотря на кажущуюся отрешенность и уплощенность, способны внимательно и очень тонко дифференцировать эмоции других людей.

Эти обнаруженные в приведенных экспериментах особенности восприятия больными шизофренией эмоционально окрашенного голоса могут быть сопоставлены с рядом клинических и клинико-экспериментальных исследований. К ним, в частности, могут быть отнесены описания так называемых премортальных ремиссий, которые иногда наблюдаются у больных шизофренией, погибающих от различных соматических заболеваний (туберкулеза, рака и др.) [6]. Известен ряд поразительных примеров того, как у больных, годами производивших впечатление эмоционально тупых, полностью лишенных какой-либо духовной жизни и регрессировавших на витальный уровень, внезапно за несколько часов до гибели проявлялась адекватная оценка ситуации и себя, сочетавшаяся с тончайшей нюансировкой эмоциональной сферы.

Сюда же могут быть отнесены данные, полученные при применении амитал-кофеиновой смеси у хронизированных больных шизофренией, когда за внешней, «фасадной» апато-абулической симптоматикой обнаруживалось достаточно живое эмоциональное реагирование [1].

При анализе опыта психотерапии больных шизофренией обнаружено, что больные способны достаточно чутко понимать отношение к себе со стороны окружающих, вследствие чего всякое формальное или негативное отношение психотерапевта тотчас же понималось больными и лечение обрекалось на неудачу [12].

В настоящее время делается вывод о том, что представления о тотальном поражении эмоциональной сферы у больных шизофренией во многом являются преувеличенными. Понятия «эмоциональный дефект» и «эмоциональная тупость» не являются идентичными органической патологии, где речь идет обычно либо о полном выпадении, либо о достаточно грубом снижении

209

той или иной функции, как правило необратимом. Наступление ремиссии при шизофрении позволило обнаружить известное восстановление эмоциональности, вплоть до достаточно тонких эмоциональных реакций [10].

В результате проведенного исследования выделилась группа больных шизофренией с параноидной симптоматикой — их аудиторские способности оказались относительно низкими. Представляется возможным объяснить это явление особенностями психического состояния данной категории больных. Параноидная симптоматика, как правило, сочетается с недоверчивостью, подозрительностью больных, ощущением угрозы со стороны окружающего, воспринимаемого в искаженном зловещем свете. Эти расстройства, определяющие особенности мироощущения параноидных больных, препятствуют адекватному восприятию действительности и, возможно, сказываются на функции аудиторского анализа.

Вместе с тем можно предположить, что больные шизофренией, протекающей с параноидными расстройствами, в преморбидном периоде отличались невысокими аудиторскими способностями. Косвенно данное предположение было подтверждено в результате обследования группы больных (27 человек), перенесших приступ шизофрении, протекающей с выраженной параноидной симптоматикой. На момент исследования у больных отсутствовали какие-либо продуктивные расстройства, восстановилась критика к болезни. Однако средний балл в этой группе больных при выполнении аудиторского задания оказался равным 71,9, что значительно ниже результата выполнения теста здоровыми испытуемыми (81,2) и больными шизофренией с иной, непараноидной симптоматикой (87,6).

При обследовании здоровых испытуемых было выявлено, что малая аудиторская одаренность может свидетельствовать о наличии затруднений в понимании чувств других людей, об ограниченной способности к эмоциональным контактам и недостаточно полном восприятии эмоциогенных факторов общения [8]. Принимая во внимание сформулированное еще в классической литературе положение о наличии несомненной связи между определенными особенностями личности в преморбидном периоде и клиническими характеристиками, обнаруживающимися при развитии психического заболевания [11], можно предположить, что личностные особенности, характерные для испытуемых с малой аудиторской одаренностью, при развитии

210

шизофренического процесса могут оказать влияние как конкретное (симптоматологическое) оформление клинической картины, т. е. могут быть связанными с возникновением параноидного бреда. Понятно, что эти два объяснения, по существу, не противоречат, а дополняют друг друга.

Таким образом, экспериментальное исследование методом аудиторского анализа больных шизофренией позволило констатировать факт, что у значительного количества больных (за исключением больных параноидной формой шизофрении), несмотря на отмеченное у них обеднение, уплощение эмоциональной жизни, остается сохранной способность понимать эмоциональное состояние других людей. Следовательно, если принять тезис о неспособности или малой способности больных шизофренией к эмоциональным контактам, то надо думать, что разрыв в цепочке эмоционального взаимодействия, определяющий «эмоциональный дефект», происходит в других, последующих звеньях этого процесса. Иначе говоря, в процессе установления эмоционального контакта можно схематически выделить три основных этапа: восприятие эмоционального состояния партнера, возникновение эмоционального отклика, резонанса (сопереживание), проявление сопереживания в экспрессии и других действиях (эмпатическое поведение). Отсутствие нарушений в первом, начальном этапе эмоционального взаимодействия у больных шизофренией обнаружило их потенциальную возможность возникновения на последующих этапах установления эмоционального контакта.

В связи с этим задачей дальнейших исследований является экспериментальное изучение различных сторон эмоционального взаимодействия, поскольку только всесторонний и последовательный анализ данного процесса позволит подойти к пониманию сущности эмоциональных нарушений при шизофрении.

Итак, были проведены две серии экспериментов по изучению способности к пониманию эмоционального состояния говорящего человека по его речевой экспрессии на моделях различной психической патологии. В результате были выявлены некоторые нарушения в процессе восприятия и интерпретации экспрессии, возникающие в депрессивном состоянии. Отмеченное общее снижение адекватности восприятия эмоциональных состояний у больных параноидной формой шизофрении в значительной степени может быть связано с наличием определенной аффективной окрашенности их состояния. Эмоциональный дефект, как преимущественное

211

отсутствие каких-либо эмоциональных переживаний, также может быть рассмотрен в качестве своеобразной модели эмоциональной измененности, близкой к состоянию апатии.

Исследование больных с выраженными явлениями эмоционального дефекта позволило в определенной мере изучить сопряженность экспрессивной и импрессивной функций у человека. Почти полное отсутствие экспрессивных проявлений у данной категории больных не сопровождалось снижением способности к адекватному восприятию и интерпретации экспрессии других людей, что может свидетельствовать об относительной самостоятельности этих функций. Данное заключение в целом подтверждается экспериментами, проведенными и на здоровых испытуемых.

Так, методом аудиторского анализа были обследованы две группы юношей 16—18 лет (по 40 человек в каждой), студентов первых курсов актерского факультета театрального института и химического факультета ЛГУ. Вполне вероятным казалось предположение о том, что в среднем студенты-актеры должны отличаться большей экспрессивностью (в смысле характерного свойства поведения) по сравнению со студентами-химиками. Обнаруженные в исследовании близкие по значению результаты выполнения теста этими двумя группами испытуемых свидетельствуют в пользу высказанного предположения об отсутствии прямой связи между экспрессивностью и импрессивной способностью.

В целом можно заключить, что изучение различных психопатологических состояний в качестве модели для исследования способности к восприятию и интеграции экспрессии оказалось достаточно полезным. Надо полагать, что и другие психологические феномены, относимые к проблеме восприятия и познания людьми друг друга, также могут быть плодотворно изучены на материале психиатрической клиники.