Глава VII. Русско-кавказская война и выселение адыгов.

Как уже говорилось выше, появление в Кавказском регионе Московского государства (позднее - Российская империя) отно­сится к XVIb. С тех пор, как выразился генерал Р.А.Фадеев¹, “мысль о владычестве на Кавказе стала наследственной в русской истории”. (125, с.201).

Россию интересовали торговые транскавказские пути, связы­вавшие Северный Кавказ с Закавказьем и Передней Азией и далее с Востоком и Индией.

В 16 в. в борьбу за экономическое и политическое влияние на Кавказе и в Закавказье вступили две региональные супердержавы - Османская и Сефевидская империи. В результате османско- персидских войн Закавказье было поделено на сферы влияния.

Однако Восточная Грузия вплоть до конца Г8 в. сохраняла свою самостоятельность. Включение её территории в состав Рос­сии оставалось единственной реальной возможностью для при­обретения ею стратегического плацдарма в Закавказье, необхо­димого в дальнейшей борьбе за восточные торговые рынки. В России понимали, что “истерзанная Грузия приняла оы всякое покровительство, менее охотно”, чем её, “но все-таки приняла бы, ей было не до разборчивости”. (125, с. 104).

В1801 г. Восточная Грузия (Картлийско-Кахетинское царство) была присоединена к Российской империи³⁸. Однако, новые владения России были отрезаны от ее южных рубежей Кавказским перешейком. Для того, чтобы удержать Грузию, нужно было завоевать Кавказ. Именно “географическое положение Кавказского перешейка придает этой стране господствующее, всемирное значение, политическое и торговое”, - писал генерал Фадеев. Он же откровенно заявил, что “интерес России на Кавказе выходил за пределы этой страны... Кавказская армия держит в своих руках ключ от Востока”. (126, с. 7). Исходя из этого, завоевание Кавказа, по его мнению, должно было стать всего лишь “эпизодом истории России”. (126, с. 2).

Таким образом, кавказская проблема выступала для России составной частью так называемого “Восточного вопроса”, в кон­тексте которого первоочередное значение для России (а также для Англии и Франции) приобретало установление контроля над южно-черноморскими проливами. Объективно, господство в Черноморском бассейне принадлежало той стране, которая их контролировала.

Соперничать с названными государствами Россия могла лишь став Черноморской морской державой. Обладание Кавказом, и прежде всего Черкесией, помогло бы ей решить эту задачу. В случае успеха, как пишет, Фадеев, значение Кавказа для России “ещё бы удвоилось”.

В связи с обострением “Восточного вопроса” Россия перехо­дит к активной политике в отношении Черкесии. “Западные горы должно покорить безотлагательно, не щадя для того никаких жертв”, - писал генерал Фадеев. (126, с.89).

В 19 в. Черкесия являлась ареной столкновения внешнеполити­ческих интересов России, Англии, Франции и Турции. Продвиже­ние России на Кавказ более всего беспокоило Англию, которая видела в этом прежде всего угрозу своим колониальным интере­сам в Индии. Её давнюю соперницу Францию также не устраива­ло появление еще одного претендента на “индийский пирог”. В контексте этого, так называемого “Восточного вопроса’ между Англией и Францией шла упорная борьба за влияние на Османс­кую империю, контролировавшую южно-черноморские проли­вы. Однако позиции Англии были здесь более прочными, чем у Франции. Ту же задачу решала Россия в период русско-турецких войн.

Сама Черкесия привлекала торгово-промышленные круги Англии как перспективный источник сырья и рынок сбыта собст­венных товаров. Через лоббирующих их интересы членов англий­ского парламента, прессу купцы и предприниматели осуществля­ли давление на правительство с целью признания независимости Черкесии и неправомерности притязании России на неё. Они выс­тупали за оказание адыгам дипломатической и военной помощи в борьбе с Россией. Их эмиссары, прибывавшие в Черкесию, от имени правительства и английской короны обещали горцам в случае продолжения сопротивления всяческую помощь. Однако, как говорят факты, никакой реально значимой помощи от Анг­лии адыги так и не получили.

Официальные английские власти проводили в отношении Черкесии двуличную политику: с одной стороны, они признали русско-черкесскую войну внутренним делом России (ратифика­ция Адрианопольского договора 1829 г.), с другой - провоцирова­ли продолжение этой войны обещаниями военной помощи горцам, избегая при этом перерастание дипломатической войны с Россией в вооруженный конфликт. Истинной же целью английского пра­вительства было создание из Черкесии так называемой “буфер­ной зоны”, призванной сдерживать продвижение России к югу.

Таким образом, адыги оказались втянутыми в политическую игру крупнейших мировых держав 19 в., каждая из которых прес­ледуя свои корыстные цели, тщательно, на протяжении всей вой­ны, разыгрывала “черкесскую карту”.

До 1950 г. борьба горцев Кавказа и адыгов в частности с царс­кой Россией в 19 в. признавалась исторической наукой прогрес­сивным, национально-освободительным движением. Еще в 1942г. газета “Правда” писала: “... Враг не знает, что Кавказ был всегда страной сильных и смелых народов, что здесь в борьбе за незави­симость народы рождали бесстрашных бойцов, джигитов, что трусость слыла всегда здесь позорным преступлением”. (127, с. 194). Во время Великой Отечественной войны на собранные жи­телями Дагестана средства бьша построена танковая колонна, названная именем Шамиля - руководителя национально-освобо­дительного движения горцев Чечни и Дагестана в 19 в. Однако в 1944 г. чеченцы, ингуши, карачаевцы и балкарцы были заклей­мены предателями и врагами советской власти и высланы в Ка­захстан и Среднюю Азию.

В целях оправдания своей антинародной политики, партийное и советское руководство прибегло к посредничеству историков, которые должны были доказать, что эти народы всегда (со времен русско-кавказской войны) относились враждебно к России, а, сле­довательно, “наказаны” по заслугам. Эту задачу должно было выполнить собранное в мае 1944 г. под эгидой ЦК ВКП(б) сове­щание советских историков. На нем академик Е.В.Тарле, профес­сор С.К.Бушуев, поэт и публицист Х.Г.Аджемян предприняли попытку оправдать политику России на Кавказе в 19 в., придать движению народов Чечни и Дагестана реакционный характер, очернить его руководителя Шамиля, представив последнего аген­том Турции и Англии .-Благодаря научному отпору А.М.Панкра­товой, М.В.Нечкиной и других ученых-историков, их натиск не увенчался успехом. Однако 14 мая 1950г. И.Сталин публично одо­брил тезис о реакционном, националистическом и агентурном характере освободительного движения северокавказских горцев, находившимся, якобы, на “службе у английского капитализма и турецкого султана”. (127, с. 195). Тезис поддержал и развил в своей статье “К вопросу о характере движения мюридизма и Шамиля”, опубликованной в июне того же года в журнале “Большевик”, М.Д.Багиров; он был признан президиумом АН СССР.

В поддержку так называемой “концепции” Багирова высту­пили историки Н.Смирнов, А.В.Фадеев, С.К.Бушуев и другие, отстаивавшие версию об агентурном происхождении движения и личной ответственности его руководителей за выселение гор­цев; были организованы соответствующие выступления в регио­нальной печати.

Багировская теория господствовала в отечественной истори­ческой науке до марта 1956 г.

Именно в марте этого года в журнале “Вопросы истории” поя­вилась статья преподавателя кафедры истории СССР Москов­ского университета А.М.Пикмана “О борьбе кавказских горцев с царскими колонизаторами”, за которую ему тут же навесили ярлык ревизиониста. Выступление историка явилось первым ша­гом на пути, хочется верить, окончательной реабилитации движе­ния горцев Северного Кавказа и Шамиля в частности. Наступив­шее потепление идеологического климата в стране вызвало отход названных выше и других учёных от багировской “концепции”. Научная сессия Дагестанского филиала АН СССР, а затем и Все­союзное совещание историков (1956 г.) определили движение гор­цев сугубо как антиколониальное, национально-освободительное.

Между тем с утверждением в официальной исторической на­уке (середина 1950-х гг.) тезиса о “добровольном вхождении” адыгов и других северокавказских народов в 16 в. в состав России, назревала новая ревизия оценки Кавказской войны. С появле­нием этой “концепции” прежняя точка зрения о присоединении Кавказа к России в 19 в. насильственным путем, в результате дли­тельной войны вошла с ней в противоречие.

Совместить несовместимое взялся М.М.Блиев. В 1970 г. он вы­двинул свою схему периодизации русско-кавказских отношений. Согласно ей, их первым этапом было установление русско-кав­казских связей и присоединение Кавказа к России (50-е гг. 16 в. - начало 19 в.), вторым - утверждение на Кавказе царского военно­административного аппарата, развертывание освободительной борьбы горцев как протеста против его жестоких методов (1813- 1864 гг.). (129, с.44-56).

Понимая уязвимость концепции “добровольного присоедине­ния”, М.М.Блиев дополнил приведенную схему тезисом о “завер­шении присоединения Северо-Западного Кавказа к России в 1829 г.”, когда был подписан Адрианопольский договор между Рос­сией и Османской империей.

Таким образом, по Блиеву, никакой Кавказской войны не бы­ло. В 19 в. политика России на Кавказе была направлена на созда­ние структур власти на принадлежавших ей с 16в. землях. Адриано­польский договор, предлагал считать Блиев, лишь подтвердил и офо­рмил право России на Кавказ. Боевые действия русской армии на Кавказе трактуются им как вынужденная мера, обратиться к кото­рой её заставило вооруженное сопротивление её давних подданных.

Теория Блиева приобрела статус официальной, “единственно верной” точки зрения на события 19 в. Ею руководствовались и авторы соответствующих разделов изданной в 1988 г. АН СССР “Истории народов Северного Кавказа”.

Действия России после 1829 г. представлены в этом издании составной частью её внутренней политики, а не относившимися к сфере внешнеполитической деятельности. Авторы считают, что Черкесия не являлась субъектом международных отношений и не имела права на проведение самостоятельной внешней полити­ки. Отсюда, любая помощь воюющей за независимость Черкесии со стороны других государств, в том числе моральная под держка общественного мнения Европы, расценивается ими (вслед за цар­ским правительством) как вмешательство во внутренние дела России. Эта циничная, иначе не назовешь, “теория ' построена на игнорировании или грубом искажении исторических фактов, не укладывающихся в данную схему.

В связи с вышесказанным становится понятным табу, нало­женное “идеологическим начальством” на использование в исто­рической литературе недавних лет при характеристике взаимо­отношений между Россией и народами Кавказа в 19 в. не только термина “русско-кавказская” война, но и вообще понятия “вой­на ’. Этой установке следует упомянутое академическое издание, в котором термин “война” употребляется лишь однажды и в фор­ме “так называемая Кавказская война”. (105, с.49). Однако эта точка зрения в связи с её абсурдностью, уже давно не является объектом научных дискуссий.

Вместе с тем, теория М.М.Блиева и его единомышленников до сих пор в исторической науке официально, на академическом уровне не опровергнута, как собственно и концепция о “доброво­льном вхождении”.

С этим обстоятельством непосредственно связано сохранение негласного запрета на употребление, в том числе в официальных средствах массовой информации (по крайней мере за пределами национальных республик) терминов “русско-кавказская” и “русско-черкесская” война. Причем “рекомендации” избегать подобных формулировок объясняются исходя из ложных предс­тавлений об этике межнациональных отношений.

В официальном кавказоведении начало русско-кавказской во­йны относят к 1816-1818гг., ко времени назначения командую­щим Отдельным Грузинским корпусом³⁹ (1817г.) генерала А.П.Ермолова. Между тем известно, что и ранее этого времени Россия вела военные действия на Кавказе. Приход Ермолова лишь ак­тивизировал войну и ужесточил формы и методы её ведения. Он придал войне четко выраженный захватнический характер или, говоря словами его современника генерала Фадеева, Ермолов начал “наступательную войну против горцев”. (126, с. 19). По мне­нию того же Фадеева, “начало Кавказской войны (на Западном Кавказе - автор) по времени совпадает с первым годом текущего (19-го - автор) столетия, когда Россия приняла под свою власть Грузинское царство”, т.е. с 1801 г. (126, с. 1). “Это событие, - пишет он, - определило новые отношения государства к полудиким племенам Кавказа: из заграничных и чуждых нам они сделались внутренними и Россия должна была подчинить их своей власти. Отсюда возникла многолетняя и кровавая борьба”. (126, с.1).

Казачий историк Ф.А.Щербина считает, что на Западном Кавказе война началась в 1800 г., со времени первого карательно­го похода черноморских казаков во главе с атаманом Ф.Я.Бурса­ком за Кубань (102, сс.74,152). До этого, пишет Щербина, “у чер­номорцев с черкесами войны не было”, хотя взаимные набеги с целью захвата скота, другого имущества, пленных были нередки. Однако казакам было запрещено правительством, преследуя горцев, переходить Кубань. Атаман Бурсак активно добивался разрешения на карательные экспедиции. Весной 1800 г. Павел I разрешил “учинить оным горским народам (адыгам - автор) реп- ресалий в наказание их дерзости”. (102, с. 152). Получив разре­шение на ведение военных действий на территории адыгов, он, как говорит Щербина, начал “организованную борьбу между казаками и черкесами”. Бурсак предпринял ряд походов (1800, 1802,1807,1810,1811 гг.) в земли бжедугов, натухайцев, шапсугов, абадзехов. (102, с.75). Казаки сжигали аулы, посевы, угоняли скот, уводили жителей. Так “началась русско-черкесская война, длив­шаяся 65 лет”, - пишет Ф.А.Щербина. (102, с. 152).

Генерал В.А.Потто относит начало русско-кавказской войны к 1763 г. и связывает её с закладкой крепости Моздок и учрежде­нием военной линии от Кизляра до Моздока.¹ Именно тогда, по его мнению, был заложен “краеугольный камень завоевания Кав­каза”. (129, с.61).

Итак, военные действия русских войск против Западной Чер­кесии начались с самого начала 19 в. В первой четверти этого столетия в землю адыгов с карательными и грабительскими целя­ми ходил также атаман Черноморского казачьего войска генерал М.Г.Власов. Так, например, в 1822г. он предпринял поход за Кубань “для наказания непокорных горцев”. Во время одного этого похода было сожжено 17 адыгских аулов и уведено несколько тысяч голов скота. По словам современника, Власов “действия свои начал... переправами через Кубань на земли черкесские, где он вырубал леса, сжигал засеянные ими поля и, наконец, нападая на аулы их, предавал все истреблению”. (Цит. по: 130, с. 111).

В 1825 г. в Закубанье вторгся отряд войск во главе с генералом А. А.Вельяминовым. Этот человек был известен у адыгов под име­нем “генерал-плижер” (красный или рыжий генерал). В Закубан- ской Черкесии им пугали детей. В народной песне того времени в частности говорилось: “Дети, не играйте шашкою, не обнажай­те блестящей полосы, не накликайте беды на головы ваших отцов и матерей: генерал-плижер близко. Он все видит, все знает. Уви­дит шашку наголо и будет беда”. (38, с.88).

В период русско-турецкой войны 1828-1829 гг. восточный бе-

_Еег Черного моря был одним из театров военных действий. Здесь ыло несколько турецких крепостей⁴⁰, из которых самой значимой была Анапа, считавшаяся “ключом азиатских берегов Черного моря”. Признавая турецкого султана главой мусульманской религии, адыги, однако, не допускали вмешательства Порты в свои внутренние дела, поэтому власть её не распространялась за пределы крепости Анапа.

В 1828г. русские войска окружили с моря Анапу. Ее осада про­должалась более двух месяцев. Турция, считая Дунайский театр решающим в этой войне, не уделяла должного внимания кавказ­ским событиям. Не рассчитывая силами гарнизона удержать кре­пость, турецкое правительство обратилось за помощью к адыгам. Из местного населения было сформировано несколько отрядов, которые, правда, покинули Анапу еще до сдачи её русским.

Поражение турок в Анапе поставило адыгов в сложное поло­жение. Необходимо было определить тактику своих дальнейших действий, тем более, что вскоре после занятия Анапы, командую­щий войсками на Кавказской линии и в Черномории генерал Г. А. Эмануэль в своем воззвании потребовал от горцев полной и безу­словной покорности, в противном случае он грозил прибегнуть к военной силе.

На проходившем на реке Иль народном собрании, где присут­ствовала тысяча делегатов, было принято решение отправить делегацию в Трабзон, к бывшему коменданту Анапы для выясне­ния реального положения Турции в войне. В то же время собрание постановило обратиться к русскому командованию за Кубань с предложением установить мирные отношения. В качестве гаран­тии со своей стороны адыги обещали дать присягу не нарушать установившиеся границы и выдать аманатов. 10 августа 1828 г.

адыгские депутаты прибыли для переговоров. Однако предло­женные условия не устраивали военное командование: оно наста­ивало на их полном подчинении. Когда же адыги ответили отка­зом, генерал Эмануэль направил в Черкесию карательный отряд, разоривший 6 натухайских аулов. Такой же участи подверглись и аулы закубанских шапсугов. Сам генерал, переправившись с отрядом через Кубань, сжег 210 селений, уничтожил запасы хлеба и захватил большое количество скота. (131, с.73).

Потеряв Анапу, Турция продолжала удерживать другие свои крепости на Черноморском побережье. Готовясь к новой кампа­нии против России, турки рассчитывали на помощь адыгов, но те не откликнулись на их призывы. Так в Бжедугии, одному из посланцев турецкого генерала ответили, что если пославший его паша имеет какое-то к ним дело, то пусть бы прибыл “в их владе­ния сам. Они же к нему ехать никакой надобности не имеют”. (Цит. по: 132, с. 174)

В мае 1829 г. начались русско-турецкие мирные переговоры. Русская делегация требовала передачи крепостей Анапы и Поти, а также Ахалкалаки и Ахалциха и выплаты контрибуции. Русское военное командование заявило, что “требуемые места, особенно Анапа, представляют исключительную важность для России не как территориальное увеличение⁴¹, а как гарантия безопасности и будущего спокойствия всех пограничных провинций России, особенно азиатского побережья Черного моря”. (Цит. по: 132, с. 175).

Непосредственно на переговорах уполномоченный турецкого правительства настаивал на исключении из списка крепостей Анапы и Поти, но представитель России заявил, что в таком слу­чае выплата контрибуции возрастет в два раза. Такими средства­ми Порта не располагала и была вынуждена уступить. На перего­ворах Россия устами своего посланника заявила о готовности сох­ранить мир на Кавказе. О том, что на самом деле она готовила на­родам Кавказа, пойдет речь ниже.

В окончательном варианте Адрианопольского договора, под­писанного 14 сентября 1829 г., конкретно о передаче Анапы и Поти не говорилось. В нем не содержалось также упоминаний каких-либо других мест Черкесии. Статья 4 гласила:”..., а равно также как и весь берег Черного моря от устья Кубани до пристани св. Николая (южнее Поти - автор) включительно пребудут в вечном владении Российской империи”. (73 ,с.74).

Вскоре последовал победный манифест, в котором Николай, обратившись к россиянам, в частности сказал: “В эти дни сраже­ний и славы мы не переставали, свободные от всякой жажды завоеваний, призывать Порту к восстановлению гармонии между обеими державами”. (109, с.256). Далее в манифесте заявлялось, что безопасность русских границ “навсегда обеспечена, особенно со стороны Азии, присоединением Анапы, Поти, Ахалциха, Аха- лкалаки”. (109, с.255).

По заявлению русского правительства Черкесия была переда­на ей Турцией на законных основаниях, как принадлежавшая последней по Константинопольскому мирному договору 1783 г. Однако в тексте этого договора, в его 3 статье по интересующему нас вопросу сказано лишь следующее: .. признавая реку Кубань,

как границу⁴², императорский двор России отказывается⁴³ от всех наций, живущих по ту сторонгу названной реки, т.е. между рекою Кубань и Черным морем . (/3, с.54). Из контекста следует, что “отказывается” она в пользу Турции, под влиянием и покровитель­ством которой они, якобы, находились.

Этим же договором Россия утверждает за Турцией право на Суджук-кале.

Девять лет спустя, в очередном русско-турецком мирном дого­воре (Ясский договор 1791 г.) появляется статья, из текста кото­рой видно, что Россия буквально навязывает Османской империи Черкесию: “Блистательная Порта обязуется употребить все свои усилия на то, чтобы держать в строгом повиновении народы, ея подданных, живущих по левому берегу Кубани”. (133, с.44).

Таким образом, Россия последовательно, шаг за шагом гото­вила юридическую базу для включения Черкесии в состав своих владений.

С 1829 г. война России против Черкесии приняла легальный характер.

Сразу после окончания успешной для России войны (в 1829г.), император Николай I обязал командующего Отдельным Кавказ­ским корпусом графа И.Ф.Паскевича “воспользоваться сними обстоятельствами, чтобы произвесть одновременный поиск про- тиву всех горских народов, завладеть важнейшими пунктами их земель, а в особенности низменностями оных, и таким образом, лишив горцев средств пропитания, принудить их к покорности”. (Цит. по: 129, с.54). Альтернатива кавказской политики Россий­ской империи, говоря словами Николая I была таковой: “усмире­

ние навсегда горских народов или истребление непокорных”. (Цит. по: 134, с.э9).

В 1830 г. русские войска заняли крепость Анапу. Вскоре боль­шой отряд под командованием графа Паскевича переправился через Кубань и вторгся в землю шапсугов, которые оказали воо­руженное сопротивление. Однако несколько аулов были отрядом уничтожены. (135, с. 120).

Убедившись в серьезности намерений России относительно их страны, адыги направили делегацию к русскому военному ко­мандованию за Кубань с жалобами на нарушение войсками гра­ниц и за соответствующими разъяснениями. Им было заявлено, что адыгские земли и они сами переданы турецким султаном Рос­сии и теперь они подданные русского царя.¹ Историк Щербина сообщает, что один из депутатов ответил на это: “Теперь я пони­маю!” и, указывая на птичку, сидевшую высоко на дереве, иро­нически добавил: “Генерал! Я дарю тебе эту птичку - возьми ее!”. Разъясняя ответ адыга, автор пишет: “Черкесы были также сво­бодны, как птицы небесные и не могли даже допустить мысли о своем подчинении кому бы то ни было”. И заключает: “России предстояло ещё завоевать уступленные ей Турцией черкесские земли и их вольных обитателей”. (102, с.297).

' Русское правительство прекрасно понимало, что это неправда. Как пишет в своих во­споминаниях полковник Г. Филипсон, турки "по Адрианопольскому миру уступили Рос­сии земли кавказских народов. которыми никогда не владели и которых жители этого и не подозревали". (Воспоминания Григория Ивановича Филипсона". М.. 1885. C.JJ8.)

Адыги отказались признать Адрианопольский договор и решили с оружием в руках отстаивать свою свободу и независи­мость. Однако борьба их проходила в очень сложных междунаро­дных условиях, к тому же к этому времени они не были объедине­ны в одно государство.

В ноябре 1830 г. шапсуги и натухайцы собрались на свое пер­вое после заключения Адрианопольского договора народное соб­рание. На нем было принято решение сопротивляться завоева­нию всеми возможными средствами. Одновременно собрание постановило отправить в Стамбул свою делегацию с целью доби­ваться отмены незаконной передачи Черкесии России. Главой делегации был выбран представитель натухайского аристократи­ческого рода Заиоко Сефер-бей. который хорошо знал турецкий язык и считался влиятельным среди турок. Адыгская делегация была принята турецким правительством неофициально, скрытно от России. Депутатов всячески убеждали, что “уступка их страны явилась наказанием за их непослушание и упорство в неверии; если же теперь они будут стойко сражаться, сделаются хорошими

мусульманами и призна­ют падишаха господи­ном,... то он не допустит того, чтобы хорошие му­сульмане попали под власть гяуров”. (94, с.210). Делегатам были сделаны подарки, а один паша взял на себя отправку в Черке­сию орудий и боевых при­пасов.

После отъезда депута­тов, Сефер-бей остался в Стамбуле и вскоре по тре­бованию русского прави­тельства оыл задержан и интернирован в Базард- жик, что близ Филиппо- поля.

Предложение военной помощи адыгам понрави­лось, но признание верхо­венства султана и принятие ислама их не устраивало. Вместе с тем они “мало боялись господства турок: мощь русских внушала им больше страха”, поэтому посланцы с ходу не отвергли предложение Порты.

В конце 1830 г. в Черкесию прибыла обещанная турками по­мощь: 15 артиллерийских орудий и 300 бочек пороху. Одновре­менно приехали несколько унтер-офицеров для обучения адыгов обращению с пушками. Однако, по словам Т. Лапинского, “пода­рок этот был чисто турецкий: орудия старые, тяжелые, совершен­но непригодные в Абазии (Черкесии - автор), у которых не хвата­ло принадлежностей, а пороховые бочки оказались наполовину пустыми”. (94, с.210-211). Унтер-офицеры вскоре покинули Чер­кесию, не выполнив свою задачу.

В 1833 г. в Стамбул была отправлена новая делегация. Её це­лью было окончательное выяснение позиции Турции относитель­но помощи Черкесии. Во время пребывания в Стамбуле, депу­таты были приняты английским консулом, который пообещал адыгам поддержку Англии в борьбе с Россией.

Русское военное командование понимало, что Адрианополь- ский договор “был только буквою, которой черкесские племена не хотели знать”, поэтому “принудить их к покорности можно было одним оружием”. (126, с.41). С 1830 года начинается пос­тупательное продвижение русских войск на адыгские земли.

В 1830 г. при министерстве иностранных дел России был соз­дан так называемый “Особый комитет для устройства Закубан- ского края”. Была выработана система внутреннего управления горцами с установлением в Черкесии российских законов и поря­дков, предполагавшая безусловное подчинение им адыгского на­селения. В апреле 1830 г. было установлено крейсерство, вдоль Черноморского берега, утверждено возведение укреплений; комитет планировал прокладку береговой дороги от Анапы до Поти. Были намечены меры по пресечению распространения сре­ди горцев ислама.

Эти меры явились составной частью плана покорения Черке­сии, предложенного командующим Кавказским корпусом Паске- вичем. Он в частности планировал “прекратить сношения черке­сов с турками, возобновить и поддержать вражду между народом и дворянами немирных черкесов; избрать и устроить новый опе­рационный базис для наступательных действии на пространстве между Черногорией и берегом моря”. По предложению Паскеви- ча “операционным базисом” (“вместо Кубани”) должна была служить дорога протяженностью 75 верст от Ольгинского укреп­ления на Кубани до Геленджика с построенными на ней неболь­шими укреплениями. Сооружение этой укрепленной линии дол­жно было отрезать натухайцев от шапсугов.

Первыми планировалось покорить натухайцев. Та же самая так называемая Геленджикская кордонная линия, по мнению Паскевича, могла быть использована и для покорения шапсугов и “для дальнейшего очищения земель на юго-восток по обеим сторонам хребта“. (136, с.297).

В 1830-1831 гг. русскому командованию удалось лишь постро­ить на побережье небольшие форты в Геленджике, Пицунде, Бомборах, обновить уже существовавшие укрепления Сухум-ка- ле, Редут-кале, пост св. Николая, а также в Гаграх и Поти. Кроме того, была возобновлена и значительно усилена крепость в Анапе.

Предложения гр. Паскевича, а также командующего Кавказс­кой линии (с 1831 г.) генерал-лейтенанта Вельяминова легли в основу колонизации Черкесии. В своей записке от 20 мая 1833 г. на имя командующего Кавказским корпусом генерала Г.В.Розена Вельяминов в частности писал: “... Опыт показал, что военные суда наши, крейсирующие около восточных берегов Черного мо­ря, не в состоянии уследить и изловить турецкие суда, подвозящие горцам жизненные и военные припасы... Лучшее средство не до­пустить купцов до торговли с черкесами - постройка небольших крепостей во всех местах, где пристают турецкие суда. Отрезать же горцев от сношений с турками важно потому, что если от Ку­бани мы будем делать набеги на земли черкесов и истреблять ежегодно все их хлебные запасы, вытаптывать их поля и оттес­нять их все дальше в горы, где у них мало пастбищ, то, не имея подвоза хлеба с моря, они изнемогут в несколько лет и подчинят­ся нам. Отнятые места следует заселять русскими станицами и деревнями, а в горах занять важные в стратегическом отношении пункты”. (131, с.ЗО).

В 1834-1836 гг. была построена Геленджикская укрепленная линия: в 1834 г. сооружено Абинское укрепление на р. Абин, в г. - Николаевское (при впадении р. Адегой в р. Абин),в юго-восточном углу Геленджикской бухты, при впаде­нии р. Дооб в Черное море было построено укрепление Александ­рийское, позже названное Кабардинским.

В 1837 г. русский военный отряд под командованием генерала Вельяминова предпринял наступление от Кабардинского укре­пления на юго-восток вдоль побережья Черного моря, дошел до устья р. Пшад и построил здесь Новотроицкое укрепление. Отсю­да Вельяминов с отрядом перешел к устью р. Вулан (историческое название Чёпсин), где было построено михайловское укреп­ление. В том же году была проведена морская десантная операция на мыс Адлер, где было заложено укрепление св. Духа.

Активизация Россией военных действий, сопровождавшаяся строительством укрепленных линий, требовала от “немирных” горцев выработки единой тактики отношений с русскими. Этот вопрос в 1830-х гг. неоднократно обсуждался на народных собра­ниях натухайцев, шапсугов, абадзехов и убыхов. Большое значе­ние адыги придавали формированию международного общест­венного мнения вокруг “черкесского вопроса”, политической и военной помощи европейских государств, прежде всего Англии и Франции. Определенные надежды на помощь существовали и в отношении Турции. В это время большим влиянием среди ады­гов пользовался Заноко Сефер-бей, в руках которого сосредото­чилась практически вся внешнеполитическая и дипломатическая деятельность Черкесии. Между Сефер-беем и адыгами существо­вала в этот период довольно интенсивная переписка.

Происходившее в феврале 1835 г. на р. Адагум народное соб­рание шапсугов и натухайцев приняло решение не покоряться русским. Собрание постановило, что весь народ должен дать при­сягу в соблюдении этого постановления. Нарушители присяги подвергались штрафу и наказанию. Было решено также призвать к совместным действиям против России абадзехов. В случае же отказа, заставить их силой. Адыги надеялись, что с помощью Ан­глии и Турции они смогут остановить продвижение русских войск.

В июне 1836 г. произошло новое собрание шапсугов и натухай­цев. Оно происходило в земле шапсугов в долине между реками Убин и Афипс, притоками Кубани. К этому времени шапсуги, натухайцы, абадзехи и другие адыгские этнические группы были связаны определенными союзными военно-политическими отно­шениями, которые Э.Спенсер характеризовал как “конфедера­тивные”. Участник этого собрания, он стал свидетелем представ­ления народу знамени “конфедеративных племен”. Вот что он пишет по этому поводу: “... храбрый вождь Хирсис-Султан-оглу развернул прекрасное национальное знамя, которое он только что получил из Стамбула, отделанное прекрасными руками чер­кесской княжны, занимающей высокое положение в Турецкой империи. При виде долгожданного национального флага тысячи мечей взлетели в воздух и один всеобщий продолжительный воз­глас радости вырвался из необъятной толпы”. (104, с.50).

“Флаг независимости” был сделан из зеленого шелка, на кото­ром над тремя скрещенными острием вверх стрелами, располо­жены 12 звезд. Все изображения были выполнены в традиционной технике золотого шитья.

Какое-то время это знамя, как свидетельствует Дж. Белл, “хра­нилось в ауле Махмет-эфенди, главного судьи”⁴⁴ в 1837 г., по его же словам, обсуждался вопрос о поочередном пребывании знаме- ни в “конфедеративных племенах”. (114, с. 108).

Следующее народное собрание шапсугов и натухайцев при участии представителей абадзехов, состоявшееся в мае 1837 г. на р. Адагум, постановило отправить посольство к генералу Велья­минову (в Геленджик) с требованием прекращения военных дейс­твий против них и с предложением начать мирные переговоры. Возвратившиеся послы привезли письмо от генерала, в котором тот, отвергая их предложения, в частности писал, “что если шап­суги и натухайцы не признают добровольно власть России, то их “аулы будут преданы огню и мечу”, а “горы обращены в пыль “Сдавшись, - говорилось в письме, -вы сохраните за собой все, что имеете, нет - все будет у вас отобрано, даже ваше оружие и вы станете рабами”. Подчеркивая безнадежность сопротивле­ния, Вельяминов с вызовом заявлял: “Разве вы не знаете, что если бы падало небо, то Россия достаточно могущественна, чтобы поддержать его своими штыками?”. (109, с.208).

В ответном письме адыги повторили, что они хотят иметь доб­рососедские отношения с Россией, однако при условии, что пост­роенные в их земле крепости будут снесены, а русские войска уйдут за Кубань. Подписавшие письмо подчеркивали, что они выражают не только свое мнение: “Мы объединились и пишем от имени всех”. (109, с.210).

Царское правительство игнорировало мирные предложения адыгов. Напротив, после приезда в сентябре 1837 г. в Геленджик императора Николая I и встречи его с генералом Вельяминовым, военные действия русских войск, в частности на побережье, акти­визировались.

В 1838 г. Черноморский флот высадил на восточный берег Черного моря четыре военно-морских десанта: 13 апреля - в устье р. Сочи, 12 мая - в устье р. Туапсе, 10 июля - в устье р. Шапсухо и 12 сентября на р. Цемес. Во всех десантах успех высадки обеспечи­вала непрерывная в течение всей операции артиллерийская по­ддержка со всех кораблей и высадочных средств. Черноморским флотом командовал адмирал М.П.Лазерев, сухопутными войска­ми - генерал Н.Н.Раевский.

В мае 1838 г. из русского лагеря на р. Сочи убыхи получили письмо, в котором им предлагалось прекратить сопротивление, присягнуть на подданство русскому царю и подчиниться русским законам. Ведь “согласно Адрианопольскому договору, заклю­ченному русским правительством с Оттоманской империей, - го­ворилось в письме, - они “должны находиться под покровительст­вом и в подчинении России”.

В ответном письме убыхи писали, что они не признают права России на их землю и никогда не подчинятся ее власти. “Мы зна­ем, какая судьба ожидает нас и детей, если вы станете нашими хозяевами. Мы не верим ни вашим дарам, ни вашим словам... Мы прекрасно знаем, что вы тираны, мы знаем, как вы заставляете страдать казанских и других татар наших братьев по вере,”- гово­рилось в частности в письме убыхов.

В добрые намерения русских, заявляли авторы письма, они поверят только тогда, когда русские крепости в Черкесии будут снесены, а войска уведены за Кубань. “Тогда, - пишут горцы, - ни один из нас не будет воевать с вами и мы будем жить добрыми соседями “. (109, с.222). В противном случае они выражали готов­ность защищать свою свободу и строительство крепости их не пугало, как и вызывающий тон генеральского послания. “Может быть вы стали горды от того, что ваши рабы завладели для вас куском земли, которую может покрыть скатерть?, - спрашивали убыхи. Что касается попыток генерала “уничтожить доверие и по­сеять раздор” между ними, то, как заявляли авторы письма, сде­лать этого не удастся: “мы остаемся объединенными”^ 109, с.219).

В обычной для русских военных начальников ультимативной форме выдержано и послание генерала Раевского к натухайцам (1838г.): “Если, желая мира, вы дружески придете ко мне, то я вас приму с удовольствием, но если вы считаете, что война необ­ходима, хотя я против неё, то вы сами раскаетесь и на вас падет упрек, так как исход войны будет ужасен для вас”. (109, с.230). Также вызывающе ведет себя Раевский на встрече с шапсугскими старшинами, прибывшими в лагерь русского отряда на р.Шапсу- хо (июль 1838 года). “Зачем вы не покоряетесь нашему великому государю, - спрашивает их генерал, - а заставляете нас проливать кровь напрасно?”. Раевского как и других русских генералов раз­дражало присутствие среди адыгов англичан: “Знаю, что у вас в горах скрывается англичанин Белл, мутит вас и обнадеживает помощью Англии, но верьте мне, что он вас обманывает, помощи вы ни от кого не получите.” И добавляет: “Лучше выдайте мне его с руками и ногами и получите за это много серебра от нашего государя, который очень богат”. Н.И.Лорер, свидетель встречи, приводит ответ шапсуга: “И тогда горский князь сдостоинством отвечал через толмача: “Удивляюсь я словам генерала. Ежели это правда, что царь ваш так богат, то для чего же он завидует нашей бедности и не позволяет нам сеять просо в наших бедных горах? Ваш царь должно быть коростолюбивый царь. Что же касается англичанина Белла, то мы не можем его выдать. Потому что он наш друг и гость и много делает нам добра... и нет у вас столько золота и серебра, чтобы совратить нас с пути чести”. (137, с.484). “Я заметил, что Раевскому сделалось как-то неловко и он поторопился кончить этот щекотливый разговор”, - заканчи­вает рассказ Лорер.

Достоинством и решительностью полон ответ шапсугов и на­тухайцев на письменный ультиматум генерала Раевского. Они требуют прекращения военных действий, отвергают права Рос­сии на их землю. “Оттоманское правительство, -пишут они, - ни­когда не завоевывало нашу страну мечом, никогда оно её не поку­пало за свои драгоценности. Вот уже 12 лет, как оно нам ничем не помогает. Никогда оно не требовало от нас покорности и ни­когда мы ему ее не выказывали¹'. (109, с.232).

Адыги снова и снова повторяли, что они готовы жить в мире с русскими, как с любым другим иностранным государством. “Если вы хотите нашей дружбы, уведите ваши жалкие войска с нашей границы от Анапы до Карачая, снесите все ваши крепости и уведите ваши гарнизоны за Кубань и тогда, - писали они, - ес­ли желаете заключить мир с нашими племенами, мы можем при­нять все это во внимание . (109, с.234).

Летом 1838 г. на р. Адагум состоялось очередное большое соб­рание шапсугов и натухайцев. В связи с продолжавшимися воен­ными действиями и нежеланием русского военного командоваия идти на мирные переговоры, собрание постановило, что все кон­такты с русскими должны быть прекращены, более того, все дол­жны дать “обет” или “клятву вечной войны” с Россией. Кроме того, было решено обратиться к королеве и правительству Анг­лии за помощью.

В своем письме в Лондон, которое было подписано 1250 “вож­дями и старшинами всех провинций Черкесии” и переданном через Сефер-бея, адыга отвергали право Турции на передачу их страны России: “Никогда с момента зарождения Оттоманского государства оно нас не завоевывало мечом, никогда не помогало нам в наших раздорах (не вмешивалось во внутренние дела - автор), никогда мы не платили ей никакой дани и что, наоборот, Порта брала наших детей и продавала их как рабов на своих ба­зарах.¹ Если это так, то каким же образом Высокая Порта могла нас отдать России?”. “Если она имеет такую дружбу к России, - продолжали авторы письма, - то она могла бы ей уступить какую- нибудь из стран, находящихся под её властью, но она не имела ни власти, ни права отдать нашу”. Адыги высказывали готов­ность “быть друзьями своих соседей, но не русскими подданными и просили Англию оказать им дипломатическую и иную помощь.

' Мусульманские законы запрещают обращать в рабов подданных-мусульман. А вот что писал по этому поводу английский путешественник 1830-х гг. Дж. Белл: "Турецкая исволышчъя торговля служит лучшим доказательством того, что Турция никогда не смотрела на Черкесию, как на часть своей земли, так как во всем турецком законе нет другого пункта яснее выраженного и который строго выполняется: запрещение продавать или держать у себя рабом подданного турецкого падишаха". (42. с.232).

Авторы послания извещали королеву и парламент Англии о том, что они обратились к турецкому правительству с предложением о предоставлении им помощи “пушками, солдата­ми, снарядами и всем другим, необходимым для войны” на усло­виях возмещения всех издержек и признания власти султана после окончания войны. Адыги выражали надежду, что Англия окажет политическое влияние на принятие Портои их предложения.

В марте 1839 г. шапсуги и натухайцы предприняли еще одну попытку “достучаться” до правительств Англии и Турции, но тщетно: свое отношение к судьбе Черкесии они уже высказали: одно, подписав Адрианопольский договор, другое - признав его юридическую силу.

Между тем, наступление русских войск на побережье продол­жалось. В мае и июле 1839 г. "“ужасное действие морской артил­лерии” (по выражению Н.Н.Раевского) испытали на себе защит­ники долин Шахе и Псезуапе.

От артиллерийской канонады, как пишет в своих воспомина­ниях участник десанта в устье р. Шахе декабрист Н.И.Лорер, “грохотало эхо и лес на прибрежье с треском валился, как скошен­ная трава “. (137, с.497). Горцы отчаянно сопротивлялись, но си­лы были слишком неравны. "Однако, - пишет Лорер. - не дешево стоила нам эта победа”. (137. с.504).

В местах высадки десантов в 1838-1839 гг. были построены укрепления и форты: в Сочи - Александрия (с 1839 г. - ф. Нава- гинский) в Туапсе - укр.Вельяминовское. в Шапсухо - Тенгинское. в устье р.Шахе - Головинское, в Псезуапе - форт Лазарева. В Суджукской бухте, в месте впадения в нее р. Цемес было построе­но Новороссийское укрепление.

Строительный материал привозился по морю из Крыма и. как говорят источники, каждый камень обошелся русскому правите­льству в 50 копеек серебром.¹ Между крепостями по суше сообще­ния не было. Гарнизоны укреплений состояли из нескольких чер­номорских линейных батальонов, незадолго перед тем сформиро­ванных из 20-й пехотной дивизии. Боевым сухопутным резервом служили Навагинский (штаб-квартира в Новороссийске) и Тен- гинский (штаб-квартира в Анапе) пехотные полки. В Новорос­сийской бухте был построен порт для постоянного пребывания эскадры Черноморского флота, назначенной для крейсерства вдоль восточного оерега Черного моря. К некоторым береговым укреплениям было приписано несколько небольших отрядов гре­бных судов Азовского казачьего войска, предназначенных для подкрепления крейсерской эскадры. Для того, чтобы обеспечитьбезопасность сообщения береговой линии с Прикубаньем, в 1839г. на территории натухайцев были построены форт Раевский, соединивший Анапу и Новороссийск, а в 1842 г. - укрепление Гостагаевскос и Варениковское на р. Кубани.

К началу 1840 г. во всех укреплениях береговой линии вместо 25980 человек было лишь 277о человек, т.е. 1/9 необходимого сос­тава.¹

' Первоначально укрепления строились из сосны, их в разобранном виде привозили из Ростова и Таганрога.

В десантных операциях Черноморского флота и в строительст­ве ряда укреплении принимали участие декабристы. Одни из них попали в Кавказский корпус по приговору суда, другие - после от­бывания каторги и ссылки в Сибири. Они искренне полагали что “вносят” на Кавказ “образование ’ и “цивилизацию” и не прочь были “отличиться в деле”. И все же, как бы не были декабристы “далеки от народа”, они не могли не понимать, что “огонь и меч не принесут пользы да и кто дал нам право, - как считал Н.И.Ло- рер, - таким образом вносить образование к людям, которые довольствуются своею свободою и собственностью?”. (137, с.<+79).

По замыслу русского военного командования, как уже отмеча­лось, построенные укрепления и форты должны были отрезать Черкесию от внешнего мира, т.е. блокировать её как в политичес­ком, так и в экономическом отношениях. Таким путем предпола­галось принудить население к признанию власти России. Адми­рал М.П.Лазарев, к примеру, считал, что занятие его (побережья автор) укреплениями имеет ближайшей целыо пресечение всех сношений морем между непокорными жителями Кавказа и дру­гими приморскими народами, дабы заставить первых, лишением их некоторых необходимых жизненных потребностей, приобре­таемых эти путем, прибегнуть к пособию России, к дружелюбным с нею отношениям и, наконец, к покорности”. (140. л.98). Он же заявлял, что укрепления должны были “держать в страхе берего­вых жителей ’.

Однако выполнить свое предназначение в полной мере бере­говые укрепления не смогли. По признанию русского офицера Ф.Ф.Торнау, “именно горцы держали гарнизоны в постоянной блокаде, а не наоборот”. (93, с.242).

Тем не менее, блокада побережья нанесла существенный урон торговле адыгов с Турцией и другими странами. Известно, что до строительства Черноморской береговой линии почти на всем побережье действовали торговые пункты, куда беспрепятственно приходили иностранные суда, прежде всего в Анапу, Суджук- кале и Геленджик. Только в одном Суджук-кале находилось [50 турецких лавок, торговавших всеми необходимыми горцам това­рами. До занятия русскими Анапы, в её окрестностях существовало, как пишет Н.Н.Раевский. 60 аулов, в которых жили торгов­цы. “Мы истребили около 50 сих аулов и большие базары, нахо­дившиеся в Цемесе и Геленджике'’. (100, с.340).

После заключения Адрианополъского договора иностранным судам разрешалось (Россией) заходить лишь в те порты, где были учреждены таможни и карантины (Анапу и Редут-кале). Вдоль бе­регов Россия установила 20-ти мильную запретную зону. По инст­рукции русского правительства Черноморскому флоту предписы­валось топить иностранные судна, пойманные на контрабанде.

С 1830 г. турецкие купцы при содействии своего правительства стали вкладывать большие средства в организацию контрабанд­ной торговли иа Черноморском побережье. В Трабзоне существо­вала английская торговая компания, торговавшая с Черкесией.

За один 1830 г. к её берегам прибыло из Турции около 200 ту­рецких и английских судов. Значительная часть доставляемых в 1830-40х гг. турецкими контрабандистами в Черкестпо фабрич­ных изделий была английского производства; “изделия английс­ких и германских фабрик, особливо бумажные и шерстяные мате­рии... вошли во всеобщее употребление у горцев”. (Цит. по: 131. с.86). После строительства Черноморский Укрепленной линии объем торговли значительно уменьшился. “Судов (турецких - ав­тор)... теперь нет и десятой части прежних годов". - писал Н.Н. Раевский. (100, с.80).

Определенные торговые отношения с адыгами в начале 19 в. имела и Россия. Еще в 1810 г. Александром I было утверждено положение о меновой торговле с горцами на Кавказской линии, в котором указывалось, что торговые отношения устанавливают­ся для того, чтобы “посредством оных приобрести доверие гор­цев”. Подробнее о меновой торговле будет сказано ниже. Теперь же мы остановимся на краткой характеристике одного торгового предприятия русского правительства, т.н. “миссии Скасси”.

В 1819 г., когда еще в крепости Анапа находился турецкий паша, по договору с натухайским дворянином из рода Шупако Махметом Индароко, в устье р. Пшад была устроена русская торговая фактория. Она была учреждена по решению Комитета министров в рамках особого “попечительства торговли с черкеса­ми н абазинцами на Кавказском побережье Черного моря”. В должности попечителя был утвержден предприимчивый генуэз­ский коммерсант Р.С.Скасси. Его резиденцией была Керчь, от­куда к берегам Кавказа направлялись купеческие корабли, гру­женные солью, текстильными и металлическими изделиями. В 1818 г. Скасси отправился к восточному берегу Черного моря. Вместе с ним был Тетбу де Мариньи. оставивший ценные записи о культуре и быте адыгов. В Пшаде они должны были организовать заготовку корабельного леса для Херсонской и Николаевс­кой верфей. Для этой цели Ска оси бесплатно дано было казенное судно и 100 тысяч пудов соли. Однако руководимое им “попечи­тельство” влачило жалкое существование, служа в конечном сче­те лишь источником наживы для самого Скасси и его компаньо­нов. С 1823 по 1829 г. Скасси вел торговлю и в Геленджике, но пользы она казне принесла мало. В общем, предприятие его по­терпело полный крах. Все торговые операции прекратились еще в 1823 г., а окончательно оно было ликвидировано в 1835 году. Заведение на Пшаде было уничтожено горцами из-за похищения приказчиком Скасси дочери одного из влиятельных адыгов.

“С присоединением ссго края, - пишет Н.Н.Раевский - местное начальство предложило меры, состоявшие в запрещении с нашей стороны всяких мирных и торговых отношений с горцами, в осо­бенности вывоза соли, в которой горцы нуждаются. Кроме того, оно желало, чтобы всегда крейсирующая эскадра препятствовала всякому ввозу со стороны моря. Таким образом, полагали дер­жать в тесной блокаде восемьсот тысяч жителей, обессиливая их голодом и недостатком, и наконец, покоряя их вторжениями в их горы.” (100, С.362).

Будучи убежденным сторонником присоединения Кавказа к России, генерал Раевский считал, что достичь этой цели будет значительно легче при условии развития торговых отношений с горцами. В отличие от кавказского начальства он считал, что запрет на торговлю “заставит горцев искать средства к независи­мому существованию от России” и “отдалит время покорения черкесского края”. (100, с.362,391). Достижение этой цели одними военными средствами, по его мнешно, “повлечет за собой вес бесчисленные и грязные злоупотребления, не разлучные с разбой­ничьей войной, которую называют частными экспедициями или набегами “. (100, с.391).

Генерал Раевский хотел сделать береговые укрепления торго­выми пунктами и создать вокруг них казачьи поселения. Кроме того, еще в 1839 году он предлагал устроить вблизи Новороссийс­кого укрепления рынок, где предоставить турецким купцам право торговать с горцами, в том числе женщинами, под наблюдением русских. (100, с.634).

Свои предложения Раевский направил командующему Отде­льным Кавказским корпусом генералу Е.А.Головину, который согласился с его доводами, дополнив их собственными предложе­ниями. В рапорте на имя военного министра Чернышева от 19 октября 1839 г. он писал: “Мос мнение - допустить их (турецких купцов - автор) к вывозу жеишин - и не прежде приступить к от­мене этого противоестественного торга, как тогда уже, когда мы будем полными хозяевами в горах”. (Цит. по: 139, с. 111).

В целях предупреждения нежелательной для “просвещенной’' монархии огласки, разрешение было оформлено секретным пре­дписанием генералу Раевскому. В нем говорилось: “Не лишать возможности горцев и на будущее время сбывать женщин, кото­рых они до сих пор продавали туркам, выменивать их на соль или на деньги и по окрещении выдавать замуж за наших военнос­лужащих”.⁴⁵ (Цит. по: 139, с. 111). Объективно, это правительствен­ное решение, принятое на фоне предшествующих деклараций о прекращении “постыдного торга невольниками” под предлогом “противоречия ее христианской морали”, санкционировало тор­говлю людьми на Черноморском побережье. Из этого можно сде­лать вывод, что царизм “боролся” с торгом рабов отнюдь не из соображений гуманности, а исключительно в интересах достиже­ния своих политических целей. Несмотря на то, что тайная прода­жа горских женщин русским в военных укреплениях не получила распространения, огласку тем не менее этот факт получил. О про­даже невольников в русских укреплениях пишет Т.Лапинский. Он свидетельствует, что коменданты некоторых приморских кре­постей в 1840 - первой половине 1850-х гг. установили постоянные пошлины на вывоз рабов “от 5 до 20 серебряных рублей”.(94,с.63).

Вместе с секретным предписанием Раевским получил 20000 рублей на приооретенне товаров для продажи горцам в берего­вых укреплениях и разрешение на покупку 20000 пудов соли, ко­торую он предполагал распределить между гарнизонами для обмена на горские товары, крайне необходимые им.

Вскоре, как сообщает Раевский, во всех укреплениях, кроме Тенгииского, Головинского и Навагинскогю (горцы отказались) началась мена солью. Однако эта мена была недостаточной: вы- мененная соль не могла удовлетворить нужду населения в ней. Кроме того, жители побережья испытывали потребность в других необходимых им товарах.

Зимой 1839 г. вследствие запрета торговли и неурожая хлебов на горцев обрушился страшный голод. Но комендантам укрепле­ний оыло категорически запрещено выменивать горцам хлеб, хо­тя его запасы па складах имелись вполне достаточные. Комменти­руя это распоряжение, начальник 1 отделения Черноморской бе- рсговой линии контр-адмирал Серебряков писал* "Запретитель­ная мера на выпуск торговых припасов, при крайне и ежедневно нарастающем недостатке средств у горцев... без сомнения неско­лько жестока, но .. необходима, чтобы убедить их в невыгоде неприязненных к нам отношений”. (140, с.500).

Таким образом, приведенные факты еще раз подтверждают, что царское правительство рассматривало торговлю с горцами исключительно с позиций своей колониальной политики и стре­милось подчинить её строгой регламентации (к примеру, запре­щалось продавать горцам железо, сталь в кусках и изделиях) и контролю. По мысли военных чиновников, торговля с горцами должна была стать средством мощного экономического давления на них и поставить удовлетворение их нужд в различного рода товарах в прямую зависимость от воли военных властей. В особе­нности ярко это сказалось в продаже соли, торговля которой по­лучила монопольный характер: на Черноморской и Кавказской кордонных линиях она была сосредоточена в руках войсковой казачьей администрации, на побережье - комендантов укреплений.

Негативно сказывалась на хозяйстве горцев и принудительная система продажи товаров через меновые дворы и. в частности, деятельность откупщиков, которым войсковое начальство сдава­ло в откупное содержание меновые дворы. На меновых дворах царил неограниченный произвол их смотрителей, наживавшихся на торговых спекуляциях. “Что же на самом деле происходило на меновых дворах?” - спрашивает современник, и сам же отвеча­ет: “Смотрители и переводчики взимали подати с черкесов, выда­вали не те товары, которые они требовали, оставляли предметы, привезенные черкесами, безо всякого вознаграждения, оттягива­ли плату за взятые предметы на годы и десятки лет, а потом вовсе отказывали в ней, ссылаясь на десятилетнюю давность “.(136,с.294).

Однако изделия русской фабричной промышленности широко проникали за Кубань и происходило это не благодаря, а вопреки политике царизма.

К концу 1830-х гг.. с завершением строительства Черномор­ской береговой линии, укреплений по р. Кубань и её притокам, западные адыги оказались отрезанными от внешнего мира. В связи с этим, а также по причине неурожая 1839 г. и вызванного суровой зимой падежа скота, на побережье разразился сильный голод. Это обстоятельство активизировало освооодитсльнос движение гор­цев, вызвав массовое восстание на Черноморской береговой линии. В феврале-марте 1840 г. шапсуги и убыхи штурмом взяли один за одним четыре укрепления: 7 февраля - форт Лазарева, 4 марта - Всльяминовскос, 22 марта - Михайловское укрепления. 30 марта было занято Николаевское укрепление на р. Лбин. Во главе восставших стояли убыхский военный лидер Хаджи Исмаил Дого- муко Берзек, его племянник Биарслаи Асхасоко Берзек. 14 марта под угрозой штурма находилось укрепление св. Духа (Адлер), а 23-24 марта едва не было взято Навапгаское укрепление (Сочи).

После неудачной попытки занять форт Головинский шапсуги и убыхи направились вглубь страны, к Абинскому укреплению.

марта 1840 г. они под командованием Мансура Хаудуко Шу- пако начали его штурм, но успеха не добились.

В результате повторных морских десантов 10 мая было возвра­щено укрепление Вельяминовское, 22 мая - форт Лазарева. 28 мая карательный отряд произвел “поиск” по р. Псезуапе, в окрес­тностях её устья. Как пишет историк Ф. А.Щербина, “при отряде была команда стопорами, которая уничтожила все виноградни­ки и фруктовые деревья, насаженные горцами в долине. При незначительных столкновениях с горцами отряд сжег, на протя­жении 7 верст, 13 аулов, из которых 11 имели по 6 саклей, а два по25”.(101с.367).

Восстание на Черноморской береговой линии продолжалось в течение всех 1840-х гт. Победы горцев на Восточном Кавказе, "где дагестанские пастухи одерживали одну за другой победы над лучшими полками Николая I”⁴⁶ (143, с. 166), несомненно акти­визировали борьбу адыгов и убыхов с иностранной агрессией. Из донесения генерала И.Р. Анрспа (в 1841-42 гг. - начальник Чер­номорской береговой линии) военному министру А.И.Черныше­ву следует, что “старшины убыхов, вместе с шапсугами и абадзе- хами, отправились в Кабарду с намерением склонить жителей оной к враждебным против нас действиям вместе с ними”.(Цит. по: 141 ,с. 167).

В 1841 г. на р. Пшехс (Абадзехии) произошло народное собра­ние с участием шапсугов, абадзехов, натухайцев и уоыхов. Цслыо собрания было прочное объединение горцев в борьбе против царских войск, продолжение военных действий на Черноморской береговой линии. Объединение усилий должно было по мнению собравшихся произойти под знаменем шариата и мюридизма. На собрании был принят Дефгер (“лист”, “книга”), в котором в частности говорилось: “Наша первая обязанность есть строгое выполнение шариата. Никто из нас не должен идти к неверным, дружеские отношения с неверными строжайше запрещены и по­тому всякий мир и предложение с их стороны должны быть пос­тоянно отвергаемы... Как только русские войска вступят в стра­ну, то каждый должен взять оружие и идти туда, куда потребует опасность”. (38, с. 158).

В апреле 1841 г. 15-ти тысячное войско адыгов при семи боль­шого калибра орудиях 6 дней держали в блокаде укрепление Тенгинское на реке Шапсухо и отступили после того, как русское командование стянуло сюда подкрепление.

В том же 1841 г. убыхи заняли форт Навагинский. Как следует из рапорта генерала Анрспа. 10 октября форт был возвращен отрядом под его командованием при содействии флота. Отряду Анрспа пришлось для этого по тревоге покинуть укрепление св. Духа. Во время продвижения отряда к Сочи, пишет Анреп, “убы­хи были все в соорс и под предводительством Хаджи Берзска (Исмаила - автор) отчаянно оспаривали каждый шаг”. Горцы нанесли отряду серьезный урон: русские войска потеряли до 600 человек убитыми и 3 тысячи ранеными. “Конечно, - писал в своем донесении контр-адмирал Серебряков, - и со стороны неприятеля не без потерь, но не может сравниться с нашей, потому что горцы всегда ведут перестрелку врассыпную и имели возможность бить наших в густой колонне, идущей у самого моря”. (Цит. по: 131, с.100-101).

В шопе 1844 I. около 7 тысяч убыхов и шапе\тов штурмовали Головинское и Лазаревское укрепления, а 4 ноября 184б г. 8-ми тысячный отряд горцев предпринял новое нападение на Головинское укрепление.

Из приказа по Отдельному Кавказскому корпусу от 3 февраля 1847 г. следует, что в 1846 г. в районе 15 укрсплешш Черноморс­кой береговой линии было 88 сражений с горцами. В частности при Навапшском было 19 сражений, при Вельяминовском и Теп- птнеком по 18, при Головинском укреплении -10, при остальных десяти от I до 7 военных столкновений. Часто сражения сле­довали одно за другим в течение нескольких дней подряд. (102. с.377). В ноябре 1847 г. была предпринята новая попытка захвата Головинского на р. Шахе укрепления.

Среди тех. кто возглавил народное движение в защиту свобо­ды и независимости своей родины и чьи имена сохранила история были: Тугуж Шерухуко Керзек, Махмет Хаджуко. Кизильбеч Тугужуко ШсретлукЛИамуз Керико Шупако, Мели Гош (так у Белла) из Туапсе. Пшимаф и Алибий Басто из Цсмеса, Сельмсн Хату ко, Юсуф Таузуко из Ыечепсухо,¹ Хаджи Али и его брат Ма­гомет Цацибко (Зазноко) из рода Схапте, Алибий из рода Схаптс Мансур Хаудуко, военная деятельность которого пришлась на 1830-1840-с гг., был прозван англичанином Беллом, прожив­шим почти три года среди адыгов, “королем натухайцев”.

‘ Командовал одним из восьми отрядов при штурме Михайловского укрепления в 1340 .• Бш рапса, потерял глаз,(с р. Адагум), Пшику и Бороко, Эфенди Ту, Алибий Хантох е р. Антхыр, старшина Заурбеке Пссз\-апсе, махмети Касполст Ии- дароко Шупако (Пшад), Хатук Хетагаш с Aoima, Мансур Хау- дуко Шупако с р. Псебспс и другие.

В 1837г. отряд из 900 человек под началом Мансура и шапсуга Кизильбеча Тугужуко Шеретлуко одержал победу над многотысяч­ным отрядом царских войск в долине р. Абин.

Прославленный военный лидер шапсугов Кизильбеч Тугужу­ко родился в 1777 г. в ауле Беаинаш на р. Адагум. Происходил он из известного дворянского рода Шеретлук. Знавший его лично Белл называл Кизильбеча “львом черкесов”.

В 1834 г. он, во главе 700 шапсугских всадников, одержал побе­ду над 14-ти тысячным русским отрядом. Но не всегда Кизильбе- чу сопутствовала удача. Так, 30 января 1830 г. он с 4-мя тысячами горцев атаковал станицу Елизаветинскую, но потерпел пораже­ние от отряда атамана Бескровного. В другом бою (1836 г.) под руководством Кизильбеча был отбит набег русского отряда на шапсугские аулы. Умер в 1840 (по другим данным в 1839 г.) от ран, полученных в бою.

Положение русских войск на побережье крайне осложнилось с началом Крымской (Восточной) воины 1853-1856 гг. Под угро­зой входа англофранцузской эскадры в Черное море, русские, боясь оказаться блокированными в крепостях, в спешном’поряд- ке стали покидать побережье. По распоряжению царя форты бы­ли взорваны. То, что нельзя было взять особой, было уничтожено или запрятано в колодцы и ямы, засыпанио землей и мусором. Крепостные орудия, которые не могли быть погружены на суда, были приведены в негодность, а лафеты сожжены. В период с 3 по 5 марта гарнизоны были вывезены в Новороссийск, а затем, 1855 г., переведены в Анапу. В руках русских остались все кре­пости вдоль Кубани и Лабы и форт на р. Абин. а гарнизоны их были даже усилены.

С началом Восточной войны свой взгляд на Черкесию вновь устремило турецкое правительство, надеясь утвердить здесь протекторат султана.

В 1854 г. английские эмиссары приезжали в Джубгу и уговари­вали шапсугов признать власть турецкого султана. В этом случае, убеждали они, турецкие войска изгнали бы русские гарнизоны, а сами, разместившись в крепостях, охраняли бы шапсугов от русских. Но шапсуги отвечали: “Мы совсем не желаем иметь сосе­дями турок, мы предпочитаем русских, ибо они богаты и кое что имеют. Правда, что мы постоянно воюем с ними, но в этом нет беды, напротив это дает нам возможность иметь богатую добычу. Турки же сами ничего не имеют, вести войну не любят, но зато лтооят много получать, они не преминули бы наложить руку на наше имущество и притеснять нас как они это делают со всеми подданными султана-халифа, все равно - мусульмане они или нет, только будь они не турки”. (142,с.58).

Такой вполне ясный ответ, облеченный в обычную для адыгов снисходительно-презрительную форму, когда речь заходила о во­енных достоинствах турок, дал понять посланцам османского правительства, что шапсуга отказываются принимать участие в Восточной войне.

Именно к этому периоду относится известное выражение К.Маркса о том, что “грозных черкесов” “перспектива присоеди­нения к Турции, по-видимому, отнюдь не приводит... в восторг”. (143, с.523).

Представители Союзников Турции (англичане и французы) предлагали адыгам “избавить” их навсегда от русских, если они примут покровительство Англии. Однако и этот вариант не уст­раивал горцев. Как они объясняли, “против русских они соост- венно ничего не имеют, но воюют с ними потому, что они занима­ют их земли и что если французы и англичане сделают то же, то они будут с ними драться также ожесточенно, как дрались с рус­скими”. (144, с. 174).

В национально-освободительном движении горцев Северо- Западного Кавказа видную роль играли посланцы имама Чечни и Дагестана Шамиля - наибы Хаджи-Магомет, Сулейман-Эфенди и Мухаммед-Амин.

Деятельность наибов в Черкесии не нашла, к сожалению, адек­ватного её значению научного освещения. Специальных исследо­ваний по этой проблеме мало, да и те поверхностны и, по преиму­ществу. тенденциозно негативны.⁴⁷ Некоторые вопросы, связан­ные с пребыванием наибов на Северо-Западном Кавказе, освеща­ются в работах дореволюционных историков Ф.А.Щербины, Н.Ф. Дубровина, Е.Д.Фелицына и некоторых других авторов. В большинстве работ советских историков о деятельности наибов упоминается в контексте исследуемых ими проблем. В отечествен­ной историографии деятельность наибов Шамиля в Черкесии не нашла однозначной оценки, что имеет прямую связь с господст­вовавшей в тот или иной период в исторической науке концеп­цией русско-кавказской войны в целом и мюридизма в частности.

Заметным событием в кавказоведении стали научные работы сотрудника Адыгейского Республиканского института гумани­тарных исследований (г.Майкоп) А.Д.Панеш, посвященные исто­рии и сущности мюридизма на Северо-Западном Кавказе и деяте­льности в этом регионе наибов Шамиля.¹

Безусловный научный интерес представляет статья о Мухам­мед-Амине, опубликованная впервые в 1938 г. историком адыг­ского зарубежья Ж.Хавжоко.²

Деятельность наибов Шамиля в Черкесии была подчинена це­ли, стоявшей перед имамов: объединение горцев Северо-Восточ­ного и Западного Кавказа для успешной борьбы с военной экспа­нсией России. Исходя из этого, посланцам Шамиля необходимо было прежде всего соединить разрозненные силы защитников Че­ркесии, для чего планировалось осуществить ряд реформ в общес­твенно-политической жизни адыгов по образцу тех, которые бы­ли проведены в Чечне и Дагестане Шамилем и его соратниками и успели принести положительные плоды, создать адыгское мусу­льманское государство наподобие имамата Шамиля - единственное реальное средство противодействовать агрессии царской России.

Как известно, к 1842 г. Шамиль создал государство-имамат, все функции которого были приспособлены й направлены для ведения длительной и упорной борьбы с царскими войсками. Идеологией этого государства был мюридизм³, который сыграл решающую роль в деле объединения горского населения. С мо­мента образования имамата приоритетное значение в этом плане стала приобретать его военно-административная система. Има­мат Шамиля безусловно сыграл положительную роль в движении сопротивления горцев Северо-Восточного Кавказа.

Объединение адыгов но замыслу Шамиля должно было также произойти под знаменем мюридизма.

В отечественном кавказоведении оценка мюридизма напря­мую зависела от идейно-политических установок. Однозначно негативное отношение к этому религиозному течению в исламе проявляли советские историки 1 $50-х гг., что объяснялось указан­ными выше причинами.

Однако большинство исследователей не могли не признать про­грессивную роль мюридизма в объединении кавказских горцев для борьбы с царскими войсками. Силу мюридизма и исламского по­рядка в этом плане хорошо погашали представители русского во­енного командования на Кавказе: “Шариат, организованный мю­ридизмом, предлагал обществу такие начала, которые могли при­дать ему единство, порядок и твердость. Все выгоды были на стороне мюридизма”. - признавал один из них.( 145, с.549). Поэто­му, как пишет видный исследователь обычного права горцев Ф'.И.Леонтович, “в то время как туземные приверженцы шариата стремились к полной отмене действий адатов, русское управление во многих случаях становилось на сторону адата в борьбе с шари­атом, прежде всего старалось ослабить действие шариата, а с ним парализовать и силу мусульманского духовенства, всегда представ­лявшего один из главных тормозов умиротворения края”.(т46,с.34).

Привлекательной стороной мюридизма была декларируемая им идея социального равенства всех мусульман. Вот как, к при­меру, звучит одна из заповедей мюридизма: ‘‘Мюрид должен поставить себя ниже всякой божьей твари так, чтобы самый силь­нейший вельможа и самый несчастный сирота казались ему совер­шенно равными, чтобы слон и мошка производили на него рав­ное впечатление”. (Цит. по: 141. с. 163). Именно социальная сущ­ность мюридизма, более всего привлекала народные массы к этому учению. “Эта формулировка (цитированная выше - автор), - писал в 1935 г. историк А.В.Фадеев, - содержит то рациональное зерно программы мюридизма, которое будучи освобождено от божественной шелухи, дало такие богатые всходы на почве кав­казской патриархальной демократии”. (141. с. 163). По мнению А.В.Фадеева, “мюридизм был демократическим движением”, а сила этого учения заключалась “в объединении”.

Мусульманская религия в Черкесии начинает активно распро­страняться в конце 18 в. Несмотря на то, что серьезной поддержки у адыгов она не получила и не смогла вытеснить древние народные верования, ко времени прибытия наибов Шамиля на Северо-Запа­дный Кавказ исламу удалось достичь здесь определенных успехов.

Известно, что в 1822 г. по решению народного собрания “Зау- цсхас” была предпринята попытка ввести суд по шариату (мусу­льманское религиозное право). Но и после этого в судебных раз­бирательствах причерноморских адыгов продолжали главенст­вовать неписаные законы - адаты.

Активную деятельность в распространении ислама в 1820-х гг. развил комендант крепости Анапа Хасан-иаша. Как сообщается в записке вице-адмирала Серебрякова (1852г.), в 1826г. он направил "в горы” 24 эфенди. из которых на момент составления записки были еще живы 8 или 10 человек. “Впоследствии, - продолжает Се­ребряков, - число мулл увеличилось прибывшими из Кабарды и Дагестана и, наконец, Хаджи-Мухаммед, Сулсман-Эфенди и Му- хаммед-Эмин внесли в край учение мюридизма”. (Цит.по: 147,с.9б).

Но наиболее активный период распространения ислама и мю­ридизма у адыгов приходится на 1830- 1850-е гг., что имело пря­мую связь с захватнической политикой царской России в Черкесии.

Отбросив религиозно-мистический аспект учения мюридизма, адыги взяли на вооружение его политические лозунги. Об этом, в частности, свидетельствуют письма приморских адыгов, абадзе­хов и убыхов к русским военачальникам (вторая половина 1830- х гг.), решения народного собрания 1841 г.. в которых звучат призывы к объединению и войне с “неверными” (русскими).

Влияние мюридизма возрастает с начала 1840-х гг., в период подъема и побед освободительного движения горцев Западного и Северо-Восточного Кавказа. Как заметил историк А.В.Фадеев, восстание адыгов и убыхов на Черноморской береговой укреп­ленной линии проходило “в основном под темп‘же лозунгами, которые были на знамени Шамиля “. (141, с. 179).

Наибы Шамиля много сделали для организации освободите­льного движения адыгов под знаменем ислама и мюридизма, но особого успеха их деятельность не принесла. Насаждение законов шариата, требовавших строгого соолюдения религиозных обря­дов, система наказания, практиковавшаяся наибами, другие огра­ничения личной свободы вызывали сопротивление и протест бо­льшей части населения Черкесии. Адыгов, всегда отличавшихся терпимостью к чужим верованиям, превыше всего ценивших свою личную своооду отталкивала агрессивная настойчивость проповедников ислама и мюридизма. Как писал Т.Лапинский, “Мусульманский фанатизм, который, естественно, влечет за со­бой тиранию, должен был, однако, натолкнуться на упорное со­противление народа, который привык рассматривать личную свободу как высшее благо*. (94. с.221).

Таким образом, мюридизм для адыгов был не чем иным как идеологическим знаменем их национально-освободительной бо­рьбы за честь и независимость своей^одины. Поэтому совершен­но прав был писатель Н.Добролюоов. когда говорил, что “не строгое учение мирюдизма было причиной восстания горцев про­тив русских, а ненависть к русскому господству”. (148, е. 155).

Первый наиб имама Шамиля Хаджи-Магомет прибыл в Чер­кесию в 1842 г. и обосновался среди абадзехов. Он энергично принялся за распространение у них шариатских порядков и мю­ридизма. Наряду с этим Хаджи-Магомет взялся за организацию регулярных отрядов муртазеков (дословно - “нанятые для несе­ния военной службы”, “конные бойцы”), которые должны были составить ядро постоянной черкесской армии для ведения дейст­вий против царских войск. В связи с этим командующий Отдель­ным Кавказским корпусом Воронцов писал: “Учреждение мурта­зеков между чекесскими племенами действительно может иметь невыгодные для нас последствия”. (Цит. по: 147, с.98).

После смерти Хаджи-Магомета, в начале 1845г. Шамиль прис­лал к абадзехам наиба Сулеймана-Эфенди. По прибытии к ним он обнародовал послание^-Шамиля, призывавшего адыгов к объе­динению в борьбе за независимость. Сулейману-Эфеиди было поручено имамом собрать из адыгов о'фяд ополчения и напра­вить его в помощь Шамилю. Новый наиб организовал отряд мю­ридов. судил по законам шариата, занялся устройством мягксмс (орган управления) и стал набирать отряд муртазеков. Пропове­дуя священную войну, он преследовал тех, кто вступал в общение с русскими, как и тех, кто не принимал ислам или же недостаточно усердно исполнял мусульманские обряды.

В Шапсугии нововведения Сулеймана-Эфенди встретили силь­ное сопротивление и после нескольких вооруженных столкнове­ний с шапсугами, он отложил свои намерения относительно их.

“Присутствие среди черкесов двух предшественников Мухам­мед-Амина не осталось бесследным, - писал Ф.Щербина. - Абад­зехи, как демократическое племя, успели уяснить себе и усвоить основные идеи учения Шамиля - объединение народа на началах равноправия и необходимость общенародной организации для защиты черкесских народностей”. (Цит. по: 149, сс.44-45).

Своей деятельностью Хаджи-Магомет и Сулейман-Эфенди. пробывшие в Черкесии всего четыре года, подготовили почву для действий Мухаммеда-Амина, которые были более успешными.

По свидетельству источников, адыги обратились к имаму Ша­милю с просьбой прислать им нового наиба который помог бы им в организации отпора русским войскам. Вот какая информа­ция на этот счет содержится в письме гр. Воронцова (1847 г.): “В исходе сентября (1847 г. - автор) закуоанцы отправили было к Шамилю депутатов с просьбой прислать к ним в наибы кого-ли­бо из приближенных к нему чеченцев или лезгин, дабы распрост­ранить учение шариата и управлять ими в военных действиях против нашего правительства”. (Цит. по: 150, с.116). “После нес­кольких попыток. - пишет А.Д.Панеш, - абадзехам все же уда­лось пробраться к Шамилю и изложить свою просьбу. На прось­бу депутатов Шамиль отвечал отказом, ссылаясь на то, что нет достойного человека, способного выполнить такую сложную за­дачу. Видя, что абадзехи настойчивы в своем желании иметь у себя наиба, имам предложил своему секретарю Мирзе Амир-хану поехать в Закубанье, но тот отказался. Желание взять на себя столь ответственное дело выразил присутствовавший во время переговоров Магомет-Эмин*.(150, с. 11 о-117).

Историк Ж.Хавжоко подчеркивал, что именно этот лидер: ум­ный. надёжный и твердый в своих мыслях и поступках, был спосо­бен в преддверии намечавшихся Шамилем активных действий против русских войск на всем Северном Кавказе, лучше других выполнить стоявшие перед ним военно-политические задачи.

Прибыв в конце 1848 г. (по другим сведениям раньше) в Черке­сию. Мухаммед-Амин⁴⁸ был принят абадзехами с почетом. Они оставались ему верны до последних дней пребывания Мухаммед- Амина в Черкесии.

По описанию современников. Мухаммед-Амин был молодым человеком (род. в 1818 г.) мужественной и приятной наружности. Он бьш близким и доверенным соратником Шамиля, слыл самым ученым и набожным человеком после имама.

Деятельность наиба Шамиля на Западном Кавказе продолжа­лась с 1848 по 1859г. Первое время, как пишет Т. Лапинский, Му­хаммед-Амин жил очень уединенно и в общественных делах не участвовал. Во время этой кажущейся бездеятельности изучил достаточно полно обстановку, характер и обычаи абадзехов.

В конце января 1849 г. он впервые выступил на народном соб­рании на р. Пшехе, в земле абадзехов. Мухаммед-Амин призвал к строгому следованию Корану и законам шариата, к установ­лению равенства сословий.^k Народ, принимая веру пророка, так­же вступает и в права мусульман; мусульманский закон не позво­ляет. чтобы один мусульманин бьш подвластен другому; привиле­гии князей и дворян* должны быть с этого времени отменены”. (Цит по; 94, c.2l5).

Наиб говорил также о необходимости организации постоян­ного политического союза адыгов с тем, чтобы успешно действо­вать против русских войск. Несогласные с лишением прав дворя­не либо бежали из страны, либо были убиты; оставшиеся, по информации Т.Лапииского, были исключены из совета Старшин.

1\ лету 1849 г. Мухаммед-Амин установил свою власть в Абад­зехии. Он пазбил её население на общины, в каждой из которых было по 100 дворов. Общины управлялись избранны ми народом старшинами. Все общины были поделены на 4 округа, управляв­шихся мягксме, которые представляли собой аулы, обнесенные рвами и плетнями. На вооружении мягкеме было по два орудия. В каждом мягкеме была мечеть, помещение для судебных разби­рательств, духовная школа, яма для заключения преступников и противников нового порядка (до этого у адыгов тюрем никогда не было). Первые мягкеме в Абадзехии были устроены на реках Пшише, Псскупсе, Пшсхс и Белой (Шхагуаша).

Начальник мягкеме - муфтий (он же начальник округа) назна­чался наибом. Ему подчинялись входившие в мягксме три (по другим сведениям два) кадия, избиравшихся старшинами. В руках муфтия была сосредоточена исполнительная и судебная власть, он же командовал войском. В своем распоряжении муфтий имел отряд муртазеков. Кадии составляли совет муфтия. Духовными судьями были эфенди.

По сведениям Т.Лапииского, при мягксме существовал обще­ственный совет, состоявший из 16 старшин, избиравшихся по 2 человека от каждого абадзехского рода. Они заседали в суде, взы­скивали подати и наблюдали за защитой страны. (94, с.217).

Муртазеки набирались следующим образом: каждая община выставляла одного вооруженного всадница и одного пешего вои­на. Муртазеки должны был и жить в мечети, охранять арестантов, исполнять приказы наиба, начальника мягкеме. решения духов­ного суда и совета; они собирали народ на собрания и на войну. За это, как пишет Лапинский. конный муртазек получал в месяц 15 сапеток зернового хлеба, пеший - 10; кроме того, он получал ещё часть денежного штрафа, который должны были платить осужденные. Вооружаться, кормиться, одеваться муртазек дол­жен был сам. (94, с'.217).

Управление мягкеме содержалось за счет податей с населения. Кроме постоянного войска - муртазеков, в нужный момент каж­дый двор бьш обязан выставлять по одному всаднику, а при необхо­димости - по два и более. В особо важных случаях начальник мяг­кеме мог прибегнуть к собору поголовного ополчения. (150.C.118).

Попытка осуществления Мухаммед-Амнном административ­но-территориальной реформы была конкретным и действенным шагом на пути создания адыгского мусульманского государства по типу имамата Шамиля, что для своего времени было, несом­ненно, прогрессивным шагом. Реформаторскую политику наиба поддерживали народ Абадзехии и адыгское мусульманское, прав­да еще незначительное, духовенство. Основной социальной базой проведения переустройства общества были тфокотли - свободные крестьяне.

Представители русского военного командования с неудоволь­ствием отмечали, ч то Мухаммед-Амин “употребил большие уси­лия, чтобы соединить против нас враждебные племена Закубанс- кого края. Меры агента Шамиля отличались особенною предус­мотрительностью, твердою волею и замечательною настойчивос­тью в исполнении делаемых им постановлений*’.(Цит.по: 150,с. 119).

С весны 1849 г. Мухаммед-Амин сосредоточил усилия на расп­ространении своего влияния и власти на других адьп'ов: махошей, егерукайцев, темиргойцев. Эти этнические группы адыгов имели у русских название “мирных” (военное командование делило адыгов на “мирных”, принесших присягу на подданство, и “не­мирных”). По отношению к этим адыгам, с целью вывести их из- под русского влияния, Мухаммед-Амин применял тактику пере­селения их в глубь Черкесии.

Тогда же Мухаммед-Амин решил привлечь на свою сторону бесленейцев и закубанских кабардинцев, а также бжедугов. Неко­торые из бжедугских князей присягнули наибу на верность, дру­гие же ушли за Кубань, к русским. Вообще же под давлением во­енной силы русских, бжедуги и другие адыги, соседствовавшие с русскими укреплениями, впоследствии не раз меняли свое отно­шение к наибу. В Бжедугии Мухаммед-Амином было устроено одно мягксме.

Большое значение Мухаммед-Амин придавал распростране­нию своей власти на Шапсугии), Натухай и Убыхию. Между тем, его появлению там предшествовала, как писал Лапинский, молва о его религиозном фанатизме и насилиях, которые он не боялся совершать, утверждая свою власть. В Шапсугии наибу недоста­вало, к тому же, одного из важнейших рычагов, которыми он пользовался с таким успехом в Абадзехии: дворянского сословия почти не существовало, рабы также были немногочисленны.

Но были в Шапсугии у Мухаммед-Амииа и сторонники. Так, шапсуги с реки Абии и натухайцы, которым более других грозила опасность русских вторжении, пригласили наиба к себе, желая получить от него помощь. Другие шапсуги, особенно жившие по пограничным с абадзехами рекам Шебш и Афипс, протестова­ли против прибытия к ним наиба и приготовились к вооружен­ному сопротивлению.

Весной 1850 г., расположившись лагерем невдалеке от грани­цы Шапсугии, Мухаммед-Амин послал к шапсугам гонца с сооб­щением. что он пришел изгнать из крепостей русских, а не воевать с ними, чем привлек к себе новых сторонников. Однако жители названных рек не желали его пропускать через свои земли. Пер­вый бой между шапсугами и превосходившими их силами Мухам­мед-А мина закончился не в пользу наиба. После повторного сра­жения, в котором одержал победу наиб, шапсуги присягнули ему и согласились принять ислам.

Сражения состоялись также на реках Афипс, Иль, Хапль, Антхыр и Богундур, в которых наиб также вышел победителем. Он заставил население этих рек принять ислам и принести ему присягу в покорности. Когда Мухаммед-Амин прибыл на р. Абин, его, по сведениям Лапинского, сопровождало уже почти 25-ти тысячное войско из абадзехов и шапсугов. Затем он двинулся в Натухай. где наиба ждали с нетерпением. Все соглашения с рус­скими были им объявлены недействительными: в будущем все переговоры с ними должны были вестись представителями от всего народа и с согласия Мухаммед-Амина. Наиб попытался взять штурмом крепости Анапу и Суджук-кале, но понял, что без регулярного войска и орудии этого сделать не удастся. В На­тухае он основал мягкемс, установил подати, организовал кон­ный и пеший отряды муртазеков.

В большом шапсуге он устроил три мягкеме: на реках Убин, Абин и Антхыр. После этого ему оставалось обратить к покорно­сти население приморской Шапсугии и Убыхии, которое больше других противилось принятию ислама. Против него выступили и дворяне, боявшиеся потерять рабов. В связи с этим, жители побережья от Суджука до Убыхии включительно встретили наи­ба враждебно. Однако и здесь ему удалось организовать несколь­ко мягкеме: одно в местности между pp. Мезибом и Пшадом, на реках Шапсухо и Туапсе и одно мягкеме в Убыхии.

Несмотря на все старания Мухаммед-Амина и его мюридов, ислам на побережье не получил сколько-нибудь широкого расп­ространения. Натолкнувшись на сопротивление большей части населения, наиб, достаточно хорошо знавший характер народа, остерегался действовать одною силой, однако мюриды, отряд которых он здесь организовал, часто от имени Мухаммед-Амина допускали самовольные поступки, вредившие репутации наиба. Политика Мухаммед-Амина и его “импровизированных” (по вы­ражению Лапинского) мюридов так и не смогла сделать из ады­гов мусульманских фанатиков.

Поэтому, как пишет он же, “часто бывало так, что стоило то­лько наибу покинуть мягкеме, как жители уже восставали и про­гоняли начальника мягкеме, кадиев и муртазеков; нередко сжи­гались общественные строения и мечети’. “Это особенно часто случалось в горах Шапсугии и в Убыхии”, - отмечал Лапинский. Известен также случай, когда крестьянское ополчение во главе с Хамызом Кобле окружило лагерь наиба около р. Шебш и уничто­жило его. Наиб с остатками своих сил вынужден был укрыться в земле убыхов, в общине Вардане, где повстанцы сожгли перед этим построенное им мягкеме. (134, с.91).

Однако, как видно из записки вице-адмирала Серебрякова (1850 г.), “несмотря на сопротивление, которое оказывали в пер­вое время горцы против усилий обратить их к исламизму, вера эта постепенно распространялась”. В той же записке отмечалось, что Мухаммед-Амин, “ находясь в пределах края Черноморской береговой линии, ниспроверг все кресты, и хотя впоследствии жители возобновили их во многих местах, разрушили мечети..., но поучения Мухаммед-Эмина оставили в народе глубокие сле­ды”. (Цит. по: 149, с. 123).

Вместе с тем влияние Мухаммед-Амина на адыгов, даже в до­вольно успешный для него период деятельности, имело локаль­ный характер и во многом определялось военно-политической обстановкой в том или ином районе Черкесии. Часто за поддерж­ку Мухаммед-Амина русские войска мстили горцам, уничтожая аулы и истребляя их население. Кроме того, весь период пребыва­ния наиба на Северо-Западном Кавказе русское командование вело против него активную пропаганду. С середины 1850-х гг. подорвать доверие адыгов к Мухаммед-Амину всячески стара­лось турецкое правительство.

И вес же. опасность, исходившая от России, энергия наиба “при­вели адыгский народ, - как заметил Лапинский, - к неизвестному ешс дотоле единению и, по крайней мере, к видимому принятию магометанства’'. По его мнению, наибу в распространении исла­ма удалось достичь того, чего Турции не смогла сделать за пять­десят лет его достаточно активной пропаганды (с конца 18 в.). Главной причиной этого Лапинский называет войну, которую вела Россия за завоевание Черкесии. Важнейшим результатом деятельности Мухаммед-Амина было, по мнению вице-адмирала Серебрякова, то, что адыги были готовы “к ведению войны поли­тически совокупными силами".

В период Восточной войны союзники Турции Англия и Фран­ция намеревались привлечь Мухаммед-Амина и военные силы адыгов к совместным действиям против русских по плану турец­кого султана. Однако наиб считал, что “аоадзехам важнее драть­ся против Белореченского укрепления и Лабинской линии". (Цит. по: 149. с. 130). К тому же “взоры наиба были устремлены на Ша­миля", с войсками которого он неоднократно пытался соединить­ся. Источники свидетельствуют, что сам имам Шамиль действо­вал независимо от планов Англии, Франции и Турции. Не зря английский посол в Стамбуле, писал: Мне кажется, что Шамиль это фанатик и варвар, с которым нам ... трудно будет установить какие-либо достойные уважения отношения. Его наиб в Черкесии такой же". (Цит. по: 149, с. 130).

В военных отрядах напба кроме абадзехов состояли шапсуги, натухайцы, убыхи, другие адыги. В 1855 г. адыги под предводи­тельством Мухаммед-Амина провели на Кубани несколько бое­вых операций. В составе его войска были и беглые русские солда­ты, а также казаки. По сведениям Лапинского в 1857-1859 гг. в Черкесии и Убыхии проживало около 4 тысяч дезертиров русской армии, в основном этнических русских. “Сильное дезертирство,

писал он, - дает печальное представление о моральном состоянии русской армии". (94, с. 146-14/).

Мухаммед-Амин занял в отношении беглых солдат и казаков, по примеру Шамиля, мудрую и гуманную позицию. Он запретил насильно возвращать их русским и строго преследовал тех. кто пытался вернуть их за выкуп, обменять или обратить в рабов. В своей главной резиденции на р. Белой он устроил даже “род хри­стианской солдатской колонии, где было собрано в то время (до 1855 г. - автор) около 800 человек, которые занимались всевозмо­жными ремеслами и земледелием... Мухаммед-Амин думал о во­енной организации этих людей и об образовании так необходи­мой для страны артиллерии. Во всех мягкеме при помещениях для арестованных и на караулах несли службу русские беглецы...; беглые казаки принимали участие во всех набегах адыгов против русских и руководили ими; хорошо зная расположение правого берега Кубани, где они родились и служили, они были для русских страшными и опасными врагами. (94, с. 147-148).

В своей ставке наиб организовал производство пороха, там же находились мастерские по ремонту артиллерийских орудий.

Порту беспокоило влияние, которым пользовался в Черкесии Мухаммед- А мин. и который всегда действовал от имени шейха Шамиля и никогда от имени ту рецкого султана. В Стамбуле сом­невались, что наиб подчинится воле султана и захочет лишиться самостоятельности. Поэтому Порте для установления своего про­тектората над Черкесией было выгодно поставить во главе ады­гов менее независимого и более надежного (по выражению Лали- нского) для нее человека. Выступить открыто против Мухаммед- Амина. тем более принудить его к подчинению силой турки не могли и не сумели бы. Как пишет ЛапинскшТ “Порта прадумала средства, которые могли бы подорвать могущество наиоа без большого шума и стала искать людей, которых можно было бы использовать для этой цели”. (94, с.223). В итоге было решено привлечь к этому (наряду с другими способами) иатухайского дворянина Сефер-бся Заноко, жившего с 1830 г. в Турции.

Турки активно использовали против Мухаммед-Амина пись­ма «"прокламации, которые с началом Восгочной войны и после оставления русскими береговых крепостей буквально-таки на­воднили Черкесию. В них, в частности, Порта призывала адыгов отказаться от повиновения и вообще от каких-либо дружеских контактов с Мухаммед-Амином. на том основании, что он. яко­бы, “враг падишаха”.

Для Шапсугии и Убыхии, жителей которых всегда раздражало рвение наиба в деле обращения их в ислам, этого оказалось доста­точно для того, чтобы совершенно подорвать его ещё слабый авторитет. Кубанская Шапсугия также отошла от наиба. Убыхи, которые практически не признавали власти Мухаммед-Амина, заняли почти враждебную позицию. Только Абадзехия, несмотря на все интриги против "наиба, сохраняла ему верность, но и там его положение пошатнулось. Распалась и колония русских сол­дат-беглецов.

Большинство мягкеме в Шапсугии и Натухае перестали фун­кционировать (правда позднее часть из них оыли восстановлены и даже созданы новые). “Но на этом, - пишет Т. Лапинский, - гор­цы не остановились. Так как русские теперь отступили, то оказал­ся не нужен болсс и пророк Магомет. Во многих местностях, осо­бенно в горах, жители сожгли поэтому мечети и восстановили опять старые кресты”. (94, с.231).

Таким образом, интрига Порты в отношении Мухаммед- Амина, пропаганда против него Сефер-бея и его сторонников не являлись основной причиной в подрыве внедренной Мухам­мед-Амином административно-территориальной системы уст­ройства Черкесии. Авторитет наиба зависел преимущественно от военно-политической ситуации на Северо-Западном Кавказе, в частности от результатов руководимых им военных операций. Большое значение имела степень исламйзации адыгов и их отно­шение к исламу вообще.

Впервые Мухаммед-А мин и Сефер-бей встретились в крепости Сухум-кале в 1855 г. Наиб прибыл туда после занятия ее турками, по приглашению Сефер-бея наряду с другими военно-политичес­кими руководителями адыгов. Однако поняв, что Порта неспосо­бна оказать ему нужной помощи в войне с Россией, а Заиоко не имеет никакого плана военных действий против нее, почувст­вовав недоброжелательное отношение к себе, он вскоре уехал обратно в Абадзехии) и в дальнейшем избегал встреч с Сефер-беем. Последний также не стремился к совместным действиям.

После сдачи русскими войсками крепостей Сухум-кале и Ана­пы в них разместились турецкие гарнизоны (в частности в Анапе в количестве 200 человек), которые должны были оборонять крепости. Анапский гарнизон являлся также охраной Сефер-бея, назначенного султаном генерал-губернатором Черкесии.

Еще до подписания Парижского мирного договора между Рос­сией, Турцией и ее союзниками (март f 856 г.) по решению народ­ного соорания абадзехи, шапсуга и натухайцы направили в Стам­бул большую дел era цию, которая должна была просить защиты и подданства Турции. Это решение, как говорит Лапинский, было принято по совету “друзей турок”, с “отчаяния'*. В числе депута­тов был Мухаммед-Амин, а Сефер-бей послал своего сына Кара- батыра. Депутация была принята султаном, который обещал на­чать вскоре новую войну с Россией и изгнать навсегда из Черкесии русские войска. Адыги же, по словам султана, должны продолжать войну и быть верными мусульманской вере и ему как падишаху.

В 1855-1856 г. общественно-политическая ситуация в Черкесии выглядела следующим образом: Абадзехия по-прежнему контро­лировалась Мухаммед-Амином; там сохранялось введенное им административное устройство. Население Шапсугии и Натухая разделилось на три основные группы: одна, меньшая, тяготела к наибу, другая была на стороне Сефер-бея, но ему не подчинялась. Жители прибрежной полосы, как пишет Лапинский “не желали ничего знать ни о наибе, ни о Сефере; придерживаясь христианс­ких и языческих обрядов, они одинаково ненавидели магометан­ство как из Дагестана, так и из Константинополя. Если им угро­жал наиб, то они держались за Сефер-пашу, когда же последний требовал от них поддержки и признания его власти, то они делали вид, что его не слышат. Убыхи» никому не подчинялась под пред­логом сохранения верности падишаху”. (94, с.255).

Окончание Восточной войны застало Сефер-бея в Анапе. Ко­нечно же он был осведомлен о предложении английских союзни­ков Турции в отношении Черкесии: она должна получить сувере­нитет или перейти под номинальную протекцию Османской империи. Этой же позиции держалась английская делегация на переговорах в Париже. Сефер-бей, по-видимому, надеялся, что турецкий султан по праву победителя в войне сможет отстоять права адыгов на независимость или взять их под свое покрови­тельство. Однако инициатива англичан не была поддержана французской делегацией, не проявил настойчивости и турецкий посланник. Последний заявил, что Турция не имеет никаких по­литических интересов на Северном Кавказе и в Северном Причер­номорье. Текст Парижского договора не содержал ни одного сло­ва о судьбе Северного Кавказа. Тем самым европейские державы и Турция оказали косвенное содействие России в его захвате.

Понимая, что вряд ли удастся остановить натиск России, Се- фер-бей считал, что для Черкесии будет лучше признать под­данство турецкого султана, чем попасть под власть России. Тем более он, исходя из исторического опыта взаимоотношений с тур- ками-османами, не рассматривал протекцию Турции, как угрозу потери Черкесией политической независимости. Безусловно, именно по его совет}' адыгская делегация 1856 г. просила султана взять Черкесию под свое покровительство.

Узнав о намечавшемся наступлении русских войск на Анапу, летом 1856 года Сефер-бей покинул крепость и перебрался с семь­ей и со своими сторонниками на р. Шапсогур (среднее течение р. Абин, левый берег), в землю шапсугов. Используя мандат Пор­ты, он стал активно приводить адыгов к присяге на подданство Турции, агитировать против наиба. Сефер-бей объявил последне­го “обманщиком, не имеющим никакого поручения от султана” и призвал даже к убийству “самозванца”, (цит. по: 151, с. 109).

В этот период своей политической деятельности Сефер-бей Заноко был сторонником отказа от военных действий против России. Вместе с тем, в переписке с представителями русского военного командования, в частности с Г.И.Филнпсоном, он обви­нял царское правительство в возобновлении военных действий в Черкесии до уточнения специальной международной комиссией русско-турецкой границы в Азии, как это предусматривалось условиями одной из статей Парижского договора. Он обращал внимание адресата на факт участия адыгов как самостоятельного народа в Восточной войне на стороне Турции. Сефер-бей настаи­вал на признании Россией суверенитета Черкесии и предлагал начать между ними мирные переговоры.

В феврале 1857 г. в устье р. Туапсе высадился отряд польских волонтеров численностью около 100 человек под командованием поляка Т.Лапинского, который мужественно и самоотверженно воевал на стороне адьтгов вплоть до конца 1860 г. Вместе с от­рядом прибыл турецкий офицер венгр Бандья, который стал при Сефер-оее, по выражению К.маркса, “чем-то вроде начальника штаба”. Вскоре выяснилось, что Бандья вступил в тайную пере­писку с генералом Филипсоном. В своего письме он предложил генералу поддержать идею создания так называемой “воссое­диненной Черкесии" во главе с Сефер-беем Заиоко, “сделать её своим должником, остальное сделается само собой”. (Цит. по: 151. с. 111). Бандья также писал: “Не было ли бы согласно с ин­тересами России водворить мир в Черкссий?... Черкесы теперь не те, какими были пять лет тому назад. Поддерживаемые маленькой регулярной армией (отрядов Лашшского - автор), они дерутся так же хорошо, как и русские войска, а за свою веру и независимость будут драться до последнего человека. Не лучше ли было даровать им хотя бы призрак этой независимости, пос­тавить над ними природного князя, а его взять под покрови­тельство русского государя? Одним словом, сделать из Черкесии вторую Грузию...”. (Цит. по: 131, с. 138-139).

Нет сомнения, что Сефер-бей имел целью объединить черкесов под своим началом, но не для того, чтобы перейти вместе с нею под власть России. Он хотел добиться от последней, а также от других иностранных государств, признания Черкесии субъектом международного права и на этой основе заставить Россию пойти на заключение мирного договора с нею.

Однако, объективно оценивая шансы Сефср-бся стать лидером всех адыгов, придется признать, что его влияние не было сколько- нибудь значительным даже в Натухае, не говоря уже о Шапсугии, тем более об остальной части Черкесии. И это хорошо знал Бан­дья. В крайнем случае, как пишет Ж.Хавжоко, речь могла идти о “Натухайском княжестве”. Поэтому дейст вия венгерского аван­тюриста А.Т.Ксрашев справедливо расценивает, как попытку ут­верждения в Черкесии сепаратизма, что было бы только на руку России. Вскоре Бандья был разоблачен Т.Лапннским и выслан под охраной обратно в Турцию.

В апреле 1857 года, в надежде на обещанную Турцией во­енную помощь. Мухаммед-Амин отправляется в Стамбул, где он практически сразу же по требованию русского правительства был арестован и выслан в Дамаск. Оттуда наибу удалось бежать и в ноябре того же года он возвратился в Абадзехию.

В отсутствии наиба, летом 1857 г. по договоренности с ним, абадзехи, бжедуги, егерукайцы, махоши, действуя согласованно, провели несколько военных операций против русских войск.

В том же году часть абадзехских старшин перешла в оппози­цию к Мухаммед-Амину и стала призывать народ к неповинове­нию ему. В то же время они предлагали заключить с русскими мир при условии уничтожения построенных в их земле крепостей. Но военное командование такой вариант не устраивал.

В 1858 г. абадзехам удалось нанести русским войскам несколь­ко ощутимых ударов. Мухаммед-Амин" вновь обратился к анг­лийскому представителю" в Стамбуле с просьбой оказать дипло­матическую помощь в признании Россией независимости Черкесии.

В начале 1859 г. военная обстановка в Черкесии обострилась. В январе-феврале русские отряды предприняли действия против абадзехов, бжедугов, бесленейцев. 18 января - 7 февраля отряд полковника Бабича сжег 44бжедугских аула. Их “население оста­лось на снегу, посреди своих погоревших деревень, без крова и пищи, в стране, открытой просекой постоянным вторжениям с нашей стороны”, - сообщалось в военных сводках тех дней. (152. с. 108). В июне 1859г. бжедуги были вынуждены изъявить покор­ность. Им было приказано переселиться на левый берег Кубани и устраиваться большими, не менее в 300 дворов, аулами.

В феврале 1859г. карательный отряд был направлен против бс- сленеицсв. Как пишет один из участников русско-кавказской вой­ны, “этот погром произвел самое сильное впечатление в горах”, так что абазинские общества “немедленно принесли покорность и выдали аманатов”.(152,с.Ю7). То же сделала часть бесленейцев.

Активные военные действия велись в начале 1859 г. против абадзехов, населявших предгорья между реками Лаба и Белая. Адыги оказали упорное сопротивление. Как сообщает источник, “Лабинский отряд сражался день и ночь против многочисленного и ожесточенного врага. В этом походе было истреблено много аулов, горцы понесли большие потери.” (152, с.106-107).

В тяжелом положении находились и натухайцы. Со строитель­ством русских укреплений на р. Адагум они оказались отрезанны­ми от своих восточных соседей. Зимой 1857 г., в течение месяца, адагумский отряд “опустошал землю этого племени по всем нап­равлениям, сжигая аулы, забирая пленных, скот и имущество”. (152. с. 106). “Преданные беспощадному разорению”, они были вынуждены поити на переговоры с русскими. Тот же источник сообщает, что “им бьш предоставлен выбор между безусловною покорностью или изгнанием из отеческой страны’. Однако заво­евание Натухая было отложено до осени 1859 г.

Весной 1859 г. военные действия против натухайцев возобно­вились. Адагумский отряд занял Бакинскую дорогу, связывав­шую Адагум с побережьем. Таким образом. Натухай оказался окончательно отрезанным от шапсугов.

В связи с этим, народное собрание представителей округов Суджук, Псебепс, Шипе, Абин. Антхыр и Пшад (всего 14 тысяч человек), проходившее в конце апреля - начале мая 1859 г., поста­новило “сдать” Натухай по причине невозможности далее его защищать. Жителям было предложено переселиться в Шапсугию. Очевидец событий и участник собрания Т.Лашшекий пишет, что “большая часть жителей Натухая, свыше 2 тысяч дворов, перешла в Шапсугию”. (94, с.401-402). В январе 1860 г., вскоре после смер­ти Сефер-бея Заиоко, часть натухайцев принесла присягу на под­данство России.

Было понятно, что та же участь ожидала и равнинную Абадзе­хии), поэтому большинство ее населения склонялось к необходи­мости мирных переговоров с русскими.

После окончания военных действий на Восточном Кавказе и пленения Шамиля, против адыгов были переброшены дополни­тельные войска: три драгунских полка. 4 стрелковых батальона и 12 сводно-стрелковых оатальонов. (156, с.71). С учетом войск, находившихся на Кубани, общая численность военных сил Рос­сии. выставленных против Черкесии, в начале 1860 г. составляла до 200 тыс. человек пехоты и конницы при 200 орудиях. (134,с. 178).

Получив письмо от плененного Шамиля, в котором тот пред­лагал наибу самому' сделать выбор: последовать его примеру или продолжать сопротивление. Мухаммед-Амин, принимая во вни­мание то, что аоадзехский народ и его старшины настроены на прекращение войны и не желая стоять, по выражению Лапинско- го, “поперек дороги людям”, сообщает русскому военному кома­ндованию о прекращении им борьбы.

20 ноября 1859 г. на встрече с генералом Филипсоном абадзехс- кие старшины принесли присягу на подданство России на усло­виях, чтобы “вера, народные права и земля их остались неприкос­новенными, чтобы на них не оыли налагаемы ни подати, ни обя­занность военной службы”. (152, с.112).

В начале 1860 г. в Абадзехии была сформирована делегация, во главе которой Мухаммед-Амин выехал в Санкт-Петербург. Там абадзехи принесли присягу' на верность императору. Им оы­ли сделаны уступки, к примеру, такие как, обещание не строить в их земле новые крепости и т.п. П ри этом царское правительство преследовало цель нейтрализовать абадзехов. чтобы направить все силы против шапсугов. Как говорил главнокомандующий Кавказской армией Барятинский, “моя цель в данный момент не дать им возможности в течение этого гола предпринять враждеб­ные действия против нас” “при самом начале наступательных действий в Закубанском крае'. (152, сс. 112,115). Окончательное решение судьбы абадзехов военное командование связывало с покорением шапсугов.

По просьбе абадзехских старшин Мухам мед-А мину было раз­решено остаться в Абадзехии, но только в качестве "духовного лица, а не главы народа - наиба. Вскоре он уехал в Турцию. Уже из Стамбула Мухаммед-Амин всячески пытался помочь адыгам, в частности в военном отношении, но его усилия не увенчались успехом. В начале 1862г. наиб встретился с делегацией адыго- убыхекого меджлиса и. понимая что война фактически проигра­на, советовал депутатам пойти на мирные переговоры с русскими, чтобы, как пишет Ж.Хавжоко, “всеми силами препятствовать переселению адыгов в Турцию”. (153, с.85).

Скончался Мухаммед-Амин в 1899 г. в селе Армут-кёй, не­далеко от областного центра - города Бурса. Потомки его жили там еще в 1930-х гт. (153, с.86).

Наступление на Шапсугии) началось весной 1860 г. Против шапсугов было сосредоточено три корпуса (колонны), каждый по 15 тысяч человек. Войска двинулись одновременно по рекам Абин, Иль и Шсбш, уничтожая аулы и возводя новые укрепления. Шапсуги оказали активное сопротивление продвижению русских войск. На помощь им были присланы несколько отрядов из Убыхии. На зиму войска ушли за Кубань, оставив в Афинской и Адагумской крепостях гарнизоны, которые продолжали набеги на шапсугские аулы.

Весной 1861 г. военные действия против шапсугов возобно­вились, но каких-либо значительных успехов войска в течение всего лета добиться не смогли. Осенью 1861 г. в борьбу вновь активно вступили абадзехи. Зимой того же года война в Черкесии вспыхнула с новой силой и уже не прекращалась до конца 1863г. (на северных склонах гор).

В целях быстрейшего окончания войны в 1861 г. кавказское военное командование изменило тактику боевых действий в Чер­кесии. Широко практиковавшиеся прежде экспедиции и набеги были признаны “малоэффективным” средством завоевания Запа­дного Кавказа. Поэтому было решено прибегнуть к изгнанию горцев, не желавших покоряться русской власти, из родных мест.

Впервые мысль о выселении кавказских горцев и колонизации Северного Кавказа казачьим и русским населением была высказа­на начальником Главного штаба Кавказской армии генералом Д.А.Милютиным. В своей докладной записке от 1857 г. он пред­лагал переселить горцев на Дон, где “нужно устроить для них особенные поселения в роде колоний.” “Мы должны тщательно скрывать эту мысль правительства от горцев. - подчеркивал Ми­лютин, - пока не наступит пора для исполнения её’’. Первоначаль­но это предлагалось сделать в отношении горцев Восточного Кавказа. (131, с. 147).

В развитие идеи Милютина, Главнокомандующий Кавказской армией А .И. Барятинский предложил применить эту меру к гор­цам Западного Кавказа, так как “закубанских черкесов трудно привести к покорности”. На их же землях оба предлагали посе­лять русское население.

Убедившись, что адыги решительно отказываются подчинять­ся с условием выселения их во внутренние области России, кавказское начальство, как пишет профессор А.Х.Касумов. реши­ло избрать другой путь - выселение их в Турцию. Как свидетельст­вует Милютин, вопрос этот был одним из важнейших, поднимав­шихся во время встречи Барятинского с царем в феврале 1860 г. Ему удалось убедить царя и правительство в возможности высе­ления части кавказских горцев в Турцию. Кроме политических и военно-стратегических выгод, выселение должно было решить, как считалось, и земельный вопрос в России.

Разработанное Кавказским комитетом “Положение о заселе­нии предгорий западной части Кавказского хребта кубанскими казаками и другими переселенцами из России' было утверждено правительством, а 10 мая 1862 года его подписал царь.

Во время обсуждения вопроса о выселении горцев в Кавказс­ком комитете мнения его членов разделились. Часть из них выска­зывалась против этой меры но нескольким причинам: во-первых потому, что считала, “что выселение черкесов - весьма тяжелая и несправедливая мера, жестокая, бесчеловечная”. Во-вторых, несогласие с планом Барятинского аргументировалось тем, что “отнятие у черкесов земель для русских поселенцев может довести горцев до отчаяния и вызвать их крайнее сопротивление”. В- третьнх, говорилось, что “черкесы жили на своих местах тысячу лет и что выгнать их оттуда, кроме жестокости, возбудило бы во всей Европе чрезвычайный взрыв негодования”. В'-четвертых, высказывались доводы, что “русские никогда не смогуттам проч­но водвориться, потому что климат, местность и все природные условия не соответствуют потребностям казаков: что таким обра­зом край опустеет”. (152, с.247).

Однако “Главнокомандующий армией поставил целью войны на Западном Кавказе безусловное изгнание черкесов”. (125, с. 148). Он считал, что только в этом случае можно будет “укре­пить эту землю за Россией бесспорно”. Говоря словами генерала Фадеева, России “земля закубанцев нужна была, в них самих не было никакой надобности. Гораздо было выгоднее заселить при- кубанские земли своими”. (125, сс. 145,202). К тому же, как пишет один из представителей кавказского военного командования, “черкесскому населению не доверяли, считая, что даже поселен­ные в больших аулах на равнине, под плотным надзором русских властей, они, все-таки, являлись опасным элементом и в случае войны, когда Черное море опять бы очутилось в руках, нам враж­дебных. неминуемо восстали бы, отвлекая войска, необходимые для борьбы с внешним неприятелем, одним словом, руки бы у нас были связаны”. (152, с.269).

“Положение” предусматривало поселить часть адыгов на рав­нине между Кубанью и Лабой¹ большими аулами “под надзором и управлением русской власти. Желающим уходить в Турцию (их ожидалось много) оказывать содействие.” Некоторую же часть планировалось поселить на Дон. Более того, “находили более полезным совсем вытеснить горцев в Турцию, чем перево­дить их на плоскость, если бы они даже пожелали этого”. (152. сс.246. 269).

Предложение кавказского военного командования основыва­лось на определенных гарантиях со стороны Турции. Еще в 1856г. между правительствами России и Османской империи было зак­лючено соглашение, определявшее порядок переселения некото­рого числа кавказских горцев. 9 марта 1857 г. в Турции вступил в силу закон о махаджирах. (155, с. 115).

С 1858 г. вопрос о переселении горцев становится предметом активной дипломатической переписки царского правительства с турецким.

Б июле 1859 г. турецкое правительство заявило “об ограниче­нии свободы переселения” кавказцев в Турцию, которое в послед­нее время “чрезмерно усилилось и обременяет Порту”, и чтобы впредь оно “не совершалось без предварительного согласия обо­их правительств”. (Цит. по: 131, с. 160).

Чтобы ускорить решение вопроса о переселении горцев и пре­дотвратить препятствия со стороны турецкого правительства, в 1860 г. в Стамбул бьш отправлен генерал М.Т.Лорис-Меликов. По итогам встречи было заключено специальное соглашение, разрешавшее переселение горцев в Турцию “не разом, а малыми партиями”. Результатом поездки стало также согласие Турции на принятие трех тысяч чеченских семей, которых она обязалась поселить вдали от русской границы.

' Во многих местах местность эта покрыта болотами: "За Адагумом, к востоку горные отрасли и леса несколько отходит от береги Кубани, который в этом месте покрыт обширным болотом. Болотистое пространство Кубани против Черноморца тянс/пел верст на 60 в длину, а в ширину простирается в самом широком месте до 20 верст" (154, с.281).

Таким образом, переселенческое движение приняло официаль­ный характер и продолжалось без каких-либо дополнительных переговоров в течение 1860-1862 гг. Непосредственно вопросами переселения (в Турции) должна была заниматься Иммиграцион­ная комиссия, ооразованная 5 января 1860 г. (155, с.116).

Исполнение плана связывают с назначением командующим войсками правого фланга Кавказской линии и Чсрномории (впо­следствии Кубанской области) генерала Н.И.Евдокимова. Как пишет биограф фельдмаршала князя Барятинского, горцы “встретили в лице гр.Евдокимова человека,... ни минуту не забы­вавшего основной мысли - вытеснить горцев совсем из северо- западной части Кавказа”. (152, с.425).

Будучи твердым сторонником князя Барятинского, генерал Евдокимов писал: “Переселение непокорных горцев в Турцию без сомнения составляет важную государственную меру, способ­ную окончить войну в кратчайший срок без большого напряже­ния с нашей стороны; мера, которая даст возможность не дово­дить горцев до отчаяния и открывает свободный выход тем из них, которые предпочитают скорее смерть и разорение, чем по­корность русскому правительству”. (144, сс.342-343).

В 1861 г. убыхи, шапсуги и абадзехи предприняли попытку остановить продвижение Росстш в их земли путем объединения своих сил и создания единого независимого административно- территориального образования с центральным руководящим органом - меджлисом (парламентом).

13 тоня на собрании представителей адыгов и убыхов, прохо­дившем на реке Псахо, близ Сочи, такой меджлис был учрежден. Он получил название “Великое и свободное собрание” и состоял из 15 человек. Территория объединившихся горцев была разделе­на на 12 округов, в каждом из которых был создан орган управле­ния - мягксмс под началом муфтия и кадия. Округа состояли из участков, по 100 дворов в каждом, и управлялись выборными ста­ршинами, контролировавшими исполнение воинской повиннос­ти и уплату налогов в фонд обороны страны. Меджлис поддержи­вал связи со Стамбульским Черкесским комитетом (комитетом по­мощи Черкесии), а через него е Лондонским Черкесским комитетом.

Здание меджлиса находилось в долине р. Псахо. В его пост­ройке участвовали также абазины-ачипсувцы, аибговцы и приб­режные садзы-джигеты. 19 июня 1862 г. оно было сожжено десан­том кутаисского генерал-губернатора Колюбакина.

Дальнейшая тактика горцев заключалась в намерении доби­ваться признания Черкесии одной из воюющих сторон, отражаю­щей агрессию иностранного государства, и заключешгя, в конеч­ном итоге, почетного мира с Россией.

В июле 1861 г. генерал Евдокимов направил в землю абадзехов отряд для занятия верховьев р. Фарс и учреждения новых станиц.

Прибывшие в укрепление Хамкеты для встречи с генералом абадзехские старшины, обвинили его в нарушении договорен­ности. достигнутой в 1860 г., не строить в их владениях новых укреплений и просили отвести войска назад. Евдокимов отвечал им. что заключением союза с убыхами и шапсугами они нару­шили присягу в покорности, данную царю, и сейчас должны безо всяких условий подчштться новым порядкам и управлению.

Для обжалования предъявленных к ним требовании, меджлис направил в Тифлис, к наместнику царя на Кавказе князю Баряти­нскому, свою делегацию. В составе посольства были: представи­тель абадзехов Гасан Бидхен, убыхов - Хаджи Кераитук Берзек, шапсугов - Ислам Тхаушсв. (156. с.78). Встретивший их в отсутст­вии наместника генерал-адъютант Г.З.Орбелиани, подтвердил все требования Евдокимова и сообщил о скором прибы тии на Кубань императора Александра!I и о возможной встрече его с горнами.

Дав обещание приостановить военные действия до возвраще­ния послов из Тифлиса. Евдокимов, напротив, использовал это время для устройства новых дорог и просек в междуречье Лабы и Белой.

По возвращении из Тифлиса своих послов, адыги и убыхи напра­вили через консула Англии в Сухуми послание английскому пра­вительству. В нем они сообщали об учреждении ими парламента - меджлиса, об административно-территориальной реформе. Гор­цы писали также о желании добиваться признания своей незави­симости другими государствами и просили Англию оказать им в этом дипломатическую и политическую поддержку и посредниче­ство. Они подчеркивали, что уже много лет отстаивают свою не­зависимость и что их “действия согласны с правами человечества”.

Выбор адресата был далеко не случаен: горцы хорошо знали об авторитете Англии в международных делах и о её могуществе, а также безусловно учитывали её враждебные отношения с Рос­сией. Интересно отметить сам тон письма: никаких заискиваний перед великой державой, ни просьб о принятии их в подданство. Как справедливо отмечал историк А.В.Фадеев. адыги и убыхи искали “не столько покровителя, сколько союзника”. (141, с. 178). По ряду причин письмо к адресату не попало, однако сам факт обращения адыгов к Англии насторожил царское правительство.

11 сентября 1861 г. состоялась первая встреча горцев с Алек­сандром И. Произошла она на Тамани. Адыги выразили готов­ность признать подданство России. Они просили лишь об одном: не выселять их “с тех мест, где родились и жили ... отцы и деды” их. (156, с.79). Царь пообещал им сделать асе возможное.

16 сентября делегация меджлиса прибыла на встречу с русским царем. Она произошла в верховьях р.Фарс, неподалеку от строив­шейся Вср.хне-Фарской станицы.' Представитель меджлиса Хаджи Керантук Берзек, обратившись к Александру II, сказал о согласии горцев принять русское подданство при условии остав­ления их на местах: “Мы все без изъятия, как-то: "старцы, жены, юноши и дети, убедительно просим ваше величество оставить за нами в неприкосновенности все земли”. (Цит. по: 131, с. 151). Однако покорность на таких услови-ях не устраивала царское правительство. Все требования, выдвинутые горцами, были ца­рем отклонены.² В категорической форме он заявил: “Даю вам месячный срок одуматься. Через месяц вы должны объявить гра­фу Евдокимову, желаете ли вы перейти на места, указанные вам по р.Кубани, пли же переселяйтесь в Туршпо”. (Цит.по:131,с.151).

Хаджи Берзек передал царю письменную просьбу меджлиса, так называемый “Меморандум союза черкесских племен”. Приве­дем, выдержку из этого исторического документа: “... Эти земли принадлежат нам: мы их унаследовали от наших предков и стрем­ление удержать их в нашей власти является причиной нашей дол­гой вражды с вами. Мы приняли новое государственное устройство и наше намерение - управлять нашей страной со строгой спра­ведливостью и человечностью, не причиняя никому несправедли­вости Народ с такими добрыми намерениями должен был бы внушить симпатию такой могущественной державе, как ваша. Уничтожить такого невинного соседа не принесет вам чести. Вы высказывали, при некоторых обстоятельствах, симпатию наро­дам. стремящимся к независимости,⁴⁹ почему вы не хотите посту­пить гак по отношению к нам?

Мы делаем все возможное, чтобы справедливо управлять на­шей страной и придерживаться новых, изданных нами законов. Мы хотим обходиться по справедливости с нашими соотечествен­никами и уважать жизнь и собственность иноземцев, приезжаю­щих к нам. Что является задачей такой могущественной державы, как ваша страна: уничтожить такой маленький народ или помочь нам в проведений наших реформ? Мы решили обратиться с на­шим делом ко всем великим державам: вы одна из них и мы из­лагаем вам наше дело в правдивом освещении.

Будьте к нам справедливы и не разоряйте наше имущество и наши мечети, не проливайте нашу кровь, если вас на это не вызы­вают. Для могущественной державы позорно отнимать без необ­ходимости у человека жизнь

В продолжение этой противозаконной войны захват в плен беспомощных женщин и детей является противоположностью всего справедливого и доброго. Вы вводите в заблуждение весь мир, распространяя слухи, что мы дикий народ и под этим пред­логом вы ведете войну с нами; между тем мы такие же челове­ческие существа, как и вы сами. Не стремитесь проливать нашу кровь, так как мы решили защищать нашу страну до последней крайности...”. (158, сс.7-8).²

Одновременно с этим, в связи е наступлением войск под коман­дованием генерала Евдокимова на Абадзехии), меджлис постано­вил “обнародовать призыв к священной войне и отправить в землю абадзехов на все лето несколько тысяч человек и прису­дить к такому же содействию джнгстов”. (Цит. по: 141, с. 179). На северных склонах хребта шла ожесточенная борьба буквально за каждую пядь земли абадзехов.

После отъезда царя, в октябре 1861 г. в укреплении Майкопс­ком горцы вновь встретились с генералом Евдокимовым, кото­рому царь поручил рассмотреть их “Меморандум" и дать ответ, а также возложил па него решение вопросов касающихся дальне­йшей судьбы независимых горцев. Генерал посоветовал послам подчиниться требованиям Александра II и признать подданство России безо всяких условий.

Вскоре установленное по случаю прибытия на Кубань царя перемирие было прервано, и военные действия возобновились с новой силой и продолжались уже беспрерывно до окончания вой­ны. Кавказскому' командованию, говоря словами генерала Фаде­ева, “надобно было кончать покорение Западного Кавказа так скоро, чтобы не успели помешать...; внешние события не позво­ляли терять ни одного дня”. (125, с. 179-180).

Адыги были поставлены в безвыходное положение: “Война шла с неумолимой, беспощадною суровостью. Мы подвигались вперед шаг за шагом, но бесповоротно и очищая от горцев, до последнего человека, всякую землю, на которую раз становилась нога солдата. Горские аулы были выжигаемы целыми сотнями, едва лишь сходил снег, но прежде чем деревья одевались зеленыо (в феврале и марте); посевы вытравливались конями или даже вытаптывались. Население аулов, если удавалось захватить его врасплох, немедленно было уводимо под военным конвоем в ближайшие станицы и оттуда отправляемо к берегам Черного моря и далее в Турцию....” (160, с.^49).

В июне 1862 г меджлис принял решение отправить специаль­ное посольство в Стамбул, Париж и Лондон с просьбой об оказа­нии помощи Черкесии

Для покрытия расходов посольства меджлис наложил на каж­дый двор от Туапсе до Адлера денежный сбор. (134, с. 171). Посо­льство возглавил убых Исмаил Баракай Дзиаш (Дзсти). О его военной деятельности известно мало. Источник говорит о том, что он вместе с Хаджи Керантуком Берзеком собирал в 1857 г. большое ополчение убыхов для похода на Гагру. Исмаил был сторонником привлечения европейской помощи в борьбе с Рос­сией, много сделал для этого на дипломатическом уровне.

Черкесский комитет в Стамбуле, куда входили представители адыгской и польской эмиграции, развернул активную деятель­ность в поддержку Черкесии, в том числе сооирал оружие, военные припасы, другие материальные средства. По сведениям А.Г.Дзид- зария. на средства Стамбульского комитета в Англии было за­казано для Черкесии несколько тысяч карабинов. (134, с. 172).

Русский посол в Стамбуле вынужден был отметить, что “под влиянием происков польских эмигрантов, кавказский вопрос все более и более привлекает на себя общественное мнение Европы и становится орудием враждебной политической пропаганды" (Цит. по: 131, с. 141).

Из Стамбула трое членов депутации меджлиса на средства мес­тного Черкесского комитета отправились в Лондон.

Сторонниками Черкесии в Лондоне были организованы мно­голюдные митинги и собрания, которые прошли в крупных промышленных городах Англин. Их участники требовали, чтобы королева поддержала адыгов в их борьбе за независимость. Соз­данный Лондонский Черкесский комитет должен был ходатайст­вовать перед правительством и парламентом “о защите прав хра­брого черкесского народа”. (134, с. 172). В защиту Черкесии выс­тупила пресса. Королеве Великобритании было передано посла­ние меджлиса. И все же миссия делегации оказалась неудачной. Британское правительство вьтуждеио было сохранять нейтрали­тет в силу тогдашней сложной международной обстановки, не захотело вмешиваться, как оно считало, во внутренние дела Рос­сии. Тем более, как пишет А.Г.Дзидзария, “в определенных пра­вительственных кругах Британской империи уже созрело мнение о нецелесообразности дальнейшей ставки на кавказских горцев в Восточном вопросе и, следовательно, о нецелесообразности се­рьезных денежных затрат на организацию им военной помощи”. (134, с. 173).

Горские лидеры, и в частности Исмаил Дзиаш, понимали, что “от Европы им больше нечего ожидать, что положение современ­ной Турции весьма шаткое и она не может служить надеждой и долговременной опорой. Они видели, что будут одинокими в борьбе с Россией, и что исход этой неравной борьбы не может долгое врехмя оставаться неопределенным”. (Цит. по: 134, с. 173).

Более того, известно, что лидеры меджлиса, “желая спасти свою страну от разрушительной войны и уничтожения населе­ния,... неоднократно и различными путями стремились узнать условия на которых Россия согласилась бы заключить с ними мир”. При этом они надеялись на более или менее широкую ав- тономшо в рамках Российской империи. (134, с. 173).

Известно, что подавляющая часть горцев Западного Кавказа предпочла уход в Турцию жизни под властью и на условиях сво­его недавнего врага. Связь адыгов с турецким государством была давняя. Их связывали торговые, религиозные, родственные от­ношения. Кроме того, как для Турции, так и для адыгов Россия одинаково была враждебной страной.

В течение нескольких веков Османская Порта являлась основ­ным торговым пар тнером Черкесии; се глава - турецюш султан при­знавался адыгами верховным представителем мусульманской рели­гии, главой и покровителем всех мусульман. Во время русско-кав­казской войны, как уже говорилось, ислам, в той или иной степе­ни нашел распространение в Черкесии. Однако переселение ады­гов в Tvpumo не было вызвано желанием сохранить мусульманскую веру. Ислам значительно раньше и в наибольшей степени полуил распространение в Чечне и Дагестане, но 90% населения Северо- Восточного Кавказа тем не менее осталось на исторической родине.

Во время Османской империи не только известные паши, но и сами султаны имели женами черкешенок, славившихся своей красотой и воспитанием. Они составляли основную часть обита­тельниц гаремов султана, богатых и знатных вельмож. ‘'Девушки и девочки замечательных красотою кавказских племен, - писал д.П.Берже, - очень легко доходили до Константинополя, напол­зли там гаремы султана и знатных пашей, делались любимыми женами п. приобретя значение, выписывали к себе и сносились со своими родными на Кавказе. Мальчики, продаваемые туркам, также нередко достигали важных должностей у султана и кичи­лись тем перед своими родичами, вызывая их к сеое в Константи­нополь”. (144. с. 170-171). Возвращаясь затем с подарками на ро­дину. они рассказывали о своих впечатлениях, о желании турок помочь адыгам в их борьбе с русскими. Таким образом, в то время большинство населения Черкесии имело преувеличенное впечат­ление о могуществе султана, о бог атстве и возможностях Турции.

Массовое выселение западных адыгов совершалось в два эта­па: первый - в 1861-1862 гг., второй - в 1863-1864 г.

Первыми покидали родину оесленейцы с р. Ходзь. В 1861 г. на их землях намечалось возведение казачьих станин и бссленей- цам было предложено перейти на указанные места или отправля­ться в Турцию, причем в самый короткий срок. Однако фактичес­ки для них. как для всех адьггов, альтернативы не существовало. “Первый вариант, предложенный российским правительством (уйти в неплодородные, болотистые места), - пишет Н.Берзсг, - вынуждал выбирать второй (практически единственный) - пере­селяться в Османскую империю “. (155, с.116). Итак, в 1861 г. бселенейцы внезапно были окружены царскими войсками и ‘‘выведены силой на Кубань, оттуда 600 семейств отправились под конвоем в Турцию, а остальные 200 семейств поселили на указанных местах на левой стороне Кубани, образовав первое ядро закубаиских аулов”. (Цит. по: 131, с. 150).

За бесленеГшами последовала очередь кубанских кабардинцев, темиргонцев, абазин и т.д. Везде горцам 'предъявлялось одно и то же требование: переселяться на прикуоанскую низменность либо в Турцию.

В 1861-1862 гг. были захвачены предгорья и долины между Лабой и Белой и часть иатухайской земли до р. Адагум. На этом пространстве весной и летом 1862 г. было основано 28 казачьих станиц. Колонизация совершалась одновременно с военными действиями. Вслед за войсками двигались и новые поселенцы. (160, с. 164).

В мае 1862 г. натухайцам было объявлено, что они “должны непременно поселиться на указанные им места”. В противном случае царским генералам предписывалось “принудить натухай­цев к этому силой оружия”. Если же они “пожелают удалиться целыми обществами в Турцию, то не только им в этом не препят­ствовать, но способствовать всеми зависящими средствами всегда и во всякое время”. (Цит. по: 134, с. 151). К концу 1862 г. натухай­цы оказались в окружении казачьих станиц, а в следующем году большинство их двинулось к побережью Черного моря для пере­селения в Турцию.

В 1863г. между р. Белой и Пшиш, а также между Адагумом и Илем было устроено еще 22 станицы. Всего за последние четыре года войны в Закубанье основали 111 казачьих станиц.( 160, с. 164).

Вытесняемые шаг за шагом с равнины в предгорья, с предго­рий в горы, а оттуда к морскому берегу, адыги перенесли “все ужасы истребительной войны, страшные лишения, голод, поваль­ные болезни, а, очутившись на берегу, должны были искать спа­сение в переселении в Турцию”. (152. с.428).

В начале 1863 г. горцы предприняли последнюю попытку получить помощь извне. С этой целью в Стамбул отправилось многочисленное посольство, состоявшее из убыхов, шапсугов и абадзехов. Но, как и прежде, кроме пустых обещаний они ничего не получили.

Осенью 1863 г. абадзехи и кубанские шапсуги были вынужде­ны признать свое военное поражение. Они просили лишь об од­ном: разрешить им остаться на местах, чтобы в следующем году уйти в Турцию. Тогда же генерал Евдокимов в донесении коман­дующему Кавказской армией сообщал, что “на северном склоне Кавказского хребта нет более вооруженного неприятеля”. (Цит. по: 134, с. 190).

Таким образом, как писал начальник генерального штаба Кав­казской армии, “задача Кавказской армии близится к концу. Стесненные в узкой прибрежной полосе, горцы, при дальнейшем наступлении войск, будут поставлены в отчаянное положение. Немногое из них могут согласиться покинуть живописную приро­ду родины, чтобы переселиться на прикубанскую степь. А потому в видах человеколюбия и в видах облегчения задачи, предстоящей нашей армии, необходимо открыть им другой выход: переселение в Турцию. Мы опасаемся затруднений со стороны турецкого пра­вительства против такой высылки народа целыми массами, тем более, что горцы хотят ехать только в два пункта: Константино­поль и Трепизонд; других мест они не знают и знать не хотят”. (144,с.343-344).

В ноябре 1863 г. вопрос о кавказских переселенцах обсуждался турецким правительством. Турция не отказывалась в принципе их принять, но настаивала на’ своем праве определять беженцам места для расселения, а также просила отсрочить переселение до 20 мая 18о4 г. из-за финансовых затруднений. Вместе с тем, как отмечал консул России в Стамбуле, ‘весь план выселения горцев в Турцию приводит здешнее правительство в большое смуще­ние". (144, с. 344).

Осенью 1863 г. войска были брошены на выселение мирных жителей северных склонов Кавказского хребта (шапсугов и абад­зехов). Оно пришлось на зиму 1863-1864 гг. Время наступления было выбрано неслучайно. Как писал начальник Главного штаба Кавказской армии, в это время “уничтожение запасов и солений действует губительно, горцы остаются совершенно без крова, с меньшими средствами для защиты и крайне стеснены в пище”. (Цит. по: 134, с.191).

Подобная тактика привела к большим жертвам среди населе­ния. Генерал Фадеев свидетельствовал, что “не более десятой части погибших пали от оружия, остальные свалились от лише­ний и суровых зим, проведенных под метелями в лесу и на голых скалах. Особенно пострадала слабая часть населения - женщины и дети. Когда горны столпились на берегу моря для отправления в Турцию, по первому взгляду была заметна неестественно малая пропорция женщин и детей против взрослых мужчин”.(125.С. 192).

При выселении адыгов с их местожительства в Турцию, писал генерал Фадеев, “нужно было принять особые меры, чтобы не заставить их разбежаться по трущобам и тем наделить край без­домными людьми, готовыми на всякое хищничество. Необходи­мо было устроить дело так, чтобы они шли па переселение мас­сами с наименьшею растратою своего имущества и чтобы не доводить их до крайности..., войска должны были двигаться облавой и понуждать целые аулы переселению, давая им кратко­временный срок для сбора имущества...”. (Цит. по: 134, с. 152).

Во второй половине февраля 1864 г. абадзехи были полностью вытеснены с северного склона Кавказского хребта. Упорное соп­ротивление оказали абадзехи из местности Тубы, в верховьях р. Пшсха. Часть морского берега от Новороссийска до Туапсе также была занята русскими войсками.

Однако, как с сожалением пишет генерал Фадеев, “всегда оста­валось большое число людей, упорно укрывавшихся в трущобах. Для изгнания оставшихся абадзехов с верховьев Псекупса отделе­ны были части войск от Даховского и Джубского отрядов, про­должавшие свои поиски до 1 марта”. (125, с. 190). Это было, жалу­ется генерал, нелегкое “дело”, потому что “смести совершенно туземное население с гор было почти также трудно, как осушить морс”. К тому же, как только “последние остатки абадзехов были изгнаны, новые толпы горцев стали возвращаться с берега, куда они ушли перед тем для отплытия в Турцию.... Они расселились в самых глухих местах, где всего труднее было их открыть. Снова нужно было разослать по всем горам летучие колонны, чтоб сго­нять беглецов или к берегу, или в назначенные для поселения места”. “Поиски” продолжались до середины лета 1864 г.

Часть вытесненных зимой 1863-1864 гг. абадзехов перешла к низовьям р. Белой для поселения, другая направилась к Тамани для отпльгтия в Турцию, несколько же тысяч человек через пере­валы вышли к шапсугам, к морскому берегу, чтобы вместе с ними также отправиться в Турцию.

Русский офицер И.Дроздов, в составе Пшехского военного отряда в феврале 1864 г. вытеснявшего абадзехов с родных мест к берегу моря, писал: “Поразительное зрелище представилось нашим глазам по пути: разбросанные трупы детей, женщин, ста­риков, растерзанные, полуобъеденные собаками; изможденные голодом и болезнями переселенцы, едва поднимавшие нога от слабости, падавшие от изнеможения и еще заживо делавшиеся добычею голодных собак... Живым и здоровым некогда было думать об умирающих; им и самим перспектива была не утешите­льнее: турецкие шкиперы, из жадности, наваливали, как груз, черкесов, нанимавших их кочермы до берегов Малой Азии, и. как груз, выбрасывали лишних за борт при малейшем признаке болезни. Волны выбрасывали трупы этих несчастных на берега Анатолии... Едва ли половина отправившихся в Турцию при­была к месту. Такое бедствие и в таких размерах редко поепшало человечество; но только ужасом и можно было подействовать на воинственных дикарей и выгнать их из неприступных горных трущоб”. (161, с.45о-457).

"В целях “облегчения” участи изгоняемых горцев, кавказское военное командование приняло решение “в виде временной меры допустить, “чтобы крейсеры задерживали только те суда, на коих окажется военная контрабанда - оружие, порох, свинец и снаряды”. Всем остальным турецким судам было разрешено “не препятствовать приставать к любому пункту берега, населенного горцами, а равно отнюдь не останавливать их, если на обратном пути они будут везти горцев, переселявшихся в Турцию’. (Цит. по: 134, С.2&9-210).

Причерноморские шапсуга, убыхи и абазины подлежали, сог­ласно планам русского военного командования, безусловному и полному выселению: слишком велико было военно-стратегичес­кое и политическое значение для России Черноморского побере­жья Кавказа. “Эта мера. - писал генерал Фадеев, - была совершен­ий, но необходима для безопасности наших владений... Горцы на берегу - это была бы новая Кавказская война в перспективе, при первом пушечном выстреле на Черном море”. (125, с. 197). В связи с этим, как говорил тот же Фадеев, “довольствоваться покорнос­тью этих племен мы никак не могли. Три года мы ломали абад­зехов для того, чтобы добраться иаконсц-то до берега и очистить его от неприятеля”. (125, с. 197).

Военные действия на южных склонах гор были возложены на сформированный в станице Даховской отряд под командованием генерала В.А.Геймана. 28 февраля 1864 г.. спустившись по Гойт- хскому перевалу, отряд вышел к бывшему Вельяминовскому укре­плению. Прибывшим в русский лагерь'шапсугским старшинам было заявлено, что шапсуги должны немедленно отправляться к нижней Кубани на поселение или собираться на берегу для отплытия в Турцию. Для выселения им был дан небольшой срок (до 6 марта) к исходу которого шапсуги собрались на берегу.

На базаре в Туапсе полковник С.Эсадзе наблюдал, как горцы на воздух стреляли из ружей, прощаясь с родиною, где находи­лись могилы их отцов и дедов. Некоторые, выстрелив в послед­ний раз, с отчаянием бросали дорогое оружие в морскую пучину”. (156, с. 101).

5 марта отряд Геймана занял бывший форт Лазарева. Отсюда генерал отправил письмо к убыхам, в котором писал: “Вы очень хорошо знаете, что народы абадзсхский и шапсугский безусловно покорились нашему оружию и свободно переселяются в Турцию. Те же. кто пожелал, выходят к нам и получают землю на Лабе и Кубани. Теперь, убыхи, вы остаетесь последние. Если хотите зна ть наши требования относительно вас, то вот они: немедленно выдать всех русских пленных, сейчас же. без обозначения срока, те, кто пожелают идти в Турцию, должны собраться табором на берегу моря в трех пунктах: у устья Шахе, у Вардане и у устья Сочи. Туда переносить все имущество и, у кого есть. хлеб. За бе­зопасность вашу тогда я отвечаю. К этим пунктам могут приста­вать турецкие кочермы и пароходы, на которых вы можете ехать в Турцию. Лишние ваши веши можете продать войскам - это бу­дет дозволено. Тс же. кто хочет идти к нам, должен сейчас же выселяться на Кубань, где им будет отведена земля. На свобод­ный проезд я дам вам билеты. Если вы этого не захотите испол­нить, и с вашей стороны будет сопротивление, тогда да рассудит нас бог. Я знаю, что между вами есть люди умные и вы не до­пустите себя до разорения, как абадзехи, потому что силою ору­жия я освобожу ваших холопов, закрою пул* в Турцию, и вы будете поселены на берегу Азовского моря’. (115, с.$82).

На следующий день в лагерь русского отряда прибыли представитсли убыхов, живших у низовий р. Шахе. Они просили дать им трех месячный срок, по истечении которого они все уйдут в Турцию. На это Гейман ответил им: “Требования мои я сказал вам в письме, а не хотите исполнить - я с войсками приду помогать вам... Уступок с моей стороны нет. и не будет вперед”. (115, с.284).

Как вспоминает С.Духовской, в первые три дня продвижения отряда по шапсугской земле “выжжено было дочиста простран­ство между второстепенным хребтом и морем (по Туапсе. Шепси, Макопсе - автор). Оставлены только для переселенцев аулы, бли­жайшие к берегу' и к местам сбора”. Были уничтожены все селения по нижним и средним притокам р. Аше. ‘Жителей, где их заста­вали, - пишет Духовскои, - выводили предварительно с их имуще­ством. Многие шапсуга, видя движение отряда, бежали с семь­ями в горы”. (115, с.288).

марта 5 тысяч горцев - убыхи, шапсуги-хакучи и абазины с верховии Мзымты собрались близ устья р.Годлик, возле развалин старой крепости и большого аула, что находился у моря, на пра­вом берегу реки (ныне-Нижняя Волконка-автор). Они предприня­ли попытку остановить продвижение отряда Геймана, но под плот­ным артиллерийским огнем вскоре были вынуждены отступить.

марта войска были на р.Шахе. Здесь, как и на р. Псезуапе. был устроен сторожевой пост, после чего отряд двинулся в землю убыхов. В местности Вардане, самой населенной в Убыхии, все селения были преданы огню, а 25 марта был занят бывший форт Навагннский.

В начале апреля 1864 г., приняв решение о прекращении вой­ны, представители убыхов прибыли в сочинский лагерь русских войск для встречи с наместником царя на Кавказе вел. кн. Михаи­лом Романовым. Они объявили о своем намерении уйти в Турцию и просили дать им необходимый срок на сборы. В своем ответе убыхеким старшинам, наместник подтвердил, что “земли их наз­начаются для поселения русских, что согласен на их просьбу и дает им месяц сроку для того, чтобы они могли приготовиться к переселению и выйти со своими семействами, что беднейшим из mix прикажет оказать пособие для морского переезда и что по истечении срока, если кто не исполнит этого требования, то с ними будет поступлсно как с военнопленными, для чего будут присланы еще новые войска “. (156, с.108-109).

Уже к середине апреля войска не встречали в горах убыхов: они находились на берегу и выселялись в Турцию. Только горные абазины, обитавшие между реками Мзымтой и Бзыбыо, остава­лись еще на своих местах.

Неожиданное и стремительное наступление отряда генерала Геймана и занятие им Туапсе, вызвало сильную панику среди

населения корое, спасаясь бегством, устремилось к морскому берегу, чтобы быстрее уйти в Турцию. За короткое время все по­бережье Черного моря оказалось заполненным огромной массой изгнанников.

Перевозка беженцев осуществлялась на турецких, отчасти рус­ских судах, в том числе и военных, привлекались также суда Анг­лии, Греции, других государств. В роли перевозочных средств вы­ступали чаще всего кочермы или каюки. О последних писали, что “они были небольшие и невзрачные суда,... слишком ненадежные”.

Известный русский публицист-народник Я.Абрамов так писал о трагедии, постигшей изгнанников: “Горцы, без всякого имуще­ства, скапливались в Анапе и Новороссийске, частью во многих бухтах северо-восточного побережья Черного моря, тогда еще незанятых русскими... Так как всего транспортного флота было крайне недостаточно для перевозки почти полумиллиона чело­век, то массе горцев приходилось ждать своей очереди по полуго- ду, году и более. Все это время они оставались на берегу моря, под открытые небом без всяких средств к жизни; страдания, кото­рые приходилось выносить в это время горцам, нет возможности описать. Они буквально тысячами умирали с голоду. Зимою к этому присоединялся холод. Весь северо-восточный берег Черно­го моря был усыпан трупами и умирающими, между которыми лежала остальная масса живых, но крайне ослабленных и тщетно ждавших, когда их отправят в Турцию. Очевидцы передают ужас­ные сцены, виденные ими в то время. Один рассказывает о трупе матери, грудь которой сосет ребенок; другой - о матери же, носив­шей на руках двух замерзших детей и никак не хотевшей расста­ться с ними; третий - о целой груде человеческих тел, прижав­шихся друг к другу в надежде сохранить внутреннюю теплоту и в таковом положении застывших и т.д.”. (162, с.7).

Уходивший в Турцию в конце февраля 1864 г. вместе с убыхами француз А.Фонвилль, свидетельствовал, что кочермы “обыкно­венно нагружались, что называется, до верху; триста или четырес­та человек наполняли пространство, на котором в обыкновенное время помещалось от 50 до 60 человек. Вся провизия, которую горцы брали с собой, состояла из нескольких горстей пшена и нескольких боченков воды; плавание открытым морем иногда продолжалось от пяти до шести дней...”. (117, с.36-3/).

В апреле 1864 г. по распоряжению командующего Кавказской армией в Тамань, Анапу, Новороссийск, Джубгу и Туапсе были назначены агенты для наблюдения за выселением горцев и выда­чей им пособий. Помощь, оказанная переселенцам казной, была до смешного мала. Всего было израсходовано 289678 рублей. (144, с.362). Большая часть этой суммы была направлена на опла­ту арендованных судов. Та незначительная помощь, предназна­ченная для выплаты пособий беженцам, не всегда до них дохо­дила: она попросту разворовывалась чиновниками.

На пути в Турцию бедствия и страдания горцев становились все более тяжелыми. Теснота и давка на судах, недостаток съестных припасов и воды, морская и эпидемические болезни вызывали колоссальную смертность среди них; не были редки и случаи ко­раблекрушения. “Местное же предание, сохранившееся среди рус­ского несслсния, - пишет Я.Аорамов. - передает ужасные вещи. Так, по преданию, многие барки, нагруженные горцами, имели пробуравленное дно и. будучи выведены в морс, тонули вместе с переселенцами, а деньги, назначенные f ra расходы, оставались в карманах заведывающих делом лиц”. (162, с.8).

Переживший в детстве тяготы депортации с Кавказа, офицер турецкой армии адыг Нурн впоследствии вспоминал: ^<кНас швы­ряли, как собак, в парусные лодки; задыхаясь, голодные, оборван­ные. мы ждали смерти, как лучшей доли нашей судьбы. Ничего не принималось в расчет: ни глубокая старость, ни болезнь, ни беременность! Все деньги, которые ассигновало ваше (русское - автор) правительство на под держку переселенцев, все они уходи­ли куда-то, но куда? Мы их не видели! С нами обращались как со скотом, нас валили на общий каик сотнями, не разбирая, кто здрав, кто болен, и выбрасывали на ближайший турецкий берег. Многие их нас умерли, остальные приткнулись где попало”. (Цит. но: 163. с.27-28).

Для завершения завоевания Западного Кавказа было решено все действовавшие на южных склонах гор войска разбить на четы­ре отряда. В первой половине апреля 1864 г. один из них двинулся из Гагры в долину р. Псху, второй - от бывшего укрепления св. Духа вверх по Мзымте, третий - от верховий Шахе параллельно Большому Кавказскому хребту через земли горных убыхов и четвертый - из верховьев Малой Лаоы в местность Кбааде (Кра­сная Поляна), где все отряды должны были соединиться.

При движении по левому берегу Мзымты 2-й отряд встретил сопротивление горпев-абазин из ближнего ущелья р.Псоу (общи­на Аибго), усиленного соседними общинами из ущелья р.Ачнп- су(ы) (прав, приток Мзымты) и с р. Псху (прав, приток р.Бзыби). Столкновения между войсками и горцами продолжались 10-11 мая. Вскоре абазины начали покидать свои аулы и выходить к морю для ухода в Турцию.

21 мая в Кбааде состоялся парад войск в связи с Окончанием русско-кавказской войны. “Действия порохом и железом кончи­лись, - писал генерал Фадеев. - Но нельзя было отдыхать на лав­рах, покуда вооруженное горское население толпилось на берегу ожидая отправления’. Предстояла «операция» по их выселению в Турцию, а это было, по мнению Фадеева, “гораздо затрудните­льнее самого покорения, особенно людей, не знавших от века, что такое вторжение неприятеля”. (125, с. 197).

22 мая Даховский отряд вышел к Сочи, Ачипсувский - в устье Мзымты, Псхувскии и Мало-Лабмнский приступили к выселе­нию горцев.

Массовое выселение адыгов продолжалось в течение всего 1864г. Так, в середине ноября в Новороссийской бухте скопилось около 17 тысяч беженцев, как вспоминает А.П.Берже, “позднее ненастное и холодное время года, почти совершенное отсутствие средств к существованию и свирепствовавшая между ними эпиде­мия тифа и оспы, делали их положение отчаянным . (144, с.362).

К 21 ноября здесь собралось уже 24790 абадзехов, шапсугов и бжедугов, из которых выехало вДурпию 14900 человек, а из Кон- стантнновского порта этой же части бухты с 1 по 21 ноября 1864г. выехало 108166 человек. По сообщению командующего войсками в Кубанской области генерала Ольшевского от 9 января 1865 г. только на северо-восточной стороне Цемесской бухты, где распо­ложились лагерем горцы, почти на пятиверстном пространстве были разбросаны кладбища. В указанных и других местах был установлен “полицейский надзор”, в целях чего были усилены гарнизоны укреплений. Это делалось для того, чтобы отчаяв­шиеся “переселенцы не могли бродить по горам и разбойничать⁵⁵. (Цит. по: 134, с.219).

По сведениям С.Духовского, в районе действия отряда Гейма- на с 23 февраля по 1 мая 1864 г. из Туапсе, “главной пристани шапсугов”, отправилось в Турцию 60 тысяч человек, в том числе продолжавших выселяться абадзехов. Всего же в феврале-мае 1864 г. с территории от Туапсе до Бзыби выселилось, по сведени­ям Духовского, 140 тысяч человек. “Впрочем, - пишет он. - эти цитры приблизительные и, конечно, они менее того, что было действительно: значительная часть уехала до занятия края войс­ками, да и после занятия нельзя было усмотреть, чтобы суда отхо­дили тол ько от пунктов, где находились гарнизоны; нельзя было добиться, чтобы о всех отплывающих между постами судах полу­чались хотя бы приблизительные сведения (115, с.280). Только за один день 19 апреля 1864 г. с Кубанского поста (устье р. Даго­мыс) ушло в Турцию до 5 тысяч убыхов. (115, с.ЗЗЗ).

Первое время Порта действительно была не против принятия небольшого числа кавказских горцев и даже агитировала их к переселению, обещая хорошую жизнь на земле правоверных. Ос­манские политики рассчитывали извлечь из кавказской эмигра­ции определенные политические выгоды, пополнить боеспособ­ными солдатами свою армию, расселить беженцев в христиан­ских районах империи с целью использования их там в борьбе с иационально-освооодительиым движением славянских народов.

В апреле 1864 г. русско-турецкие переговоры по вопросу мас­сового переселения кавказских горцев завершились. Русское пра- вительсгво разрешило отсрочку переселения тем горцам, которые не покинули еще свои жилища в горах. Согласно договору, порта должна была предоставить для выселявшихся свои транспортные корабли и расселить их вдали от кавказской границы. Турецкое правительство. - писал посланник России в Стамбуле. - намерено расселить черкесов небольшими группами в местах наиболее уязвимых его территории, как часовых на страже Отт оманской 'империи в будущих войнах⁵’. (Цит. но: 131, с. 161). Одним из условий переселения Турция выдвигала требование разрешить горцам вывозить скот, другое имущество. Россия же была против угона скота и поэтому разрешала переселение только морем.

Не ограничиваясь одними военными средствами вытеснения горцев, кавказские власти прямо подстрекали их к уходу в Тур­цию, обешая казенную помощь, подсылая к ним турецких эмисса­ров, которым разрешался свободный въезд на Кавказ. Более того, представители военного командования сами, бывало, являлись распространителями среди горцев турецких прокламаций, приг­лашавших их в Турцию.

Еще в 1863 г. для поощрения к выселению генерал Евдокимов предлагал установить небольшую “премию” до 10 тысячам семей горцев, хотя и полагал, что выселение примет значительные раз­меры. Наместник Кавказа поддержал его ходатайство перед воен­ным министром о выделении на эти цели 100 тысяч рублей в ка­честве посооий. (144, с.348).

Факты свидетельствуют, что процесс изгнания адыгов осущес­твлялся при полном взаимодействии трех империй: Российской, Османской и Британской. Не сумев остановить продвижение России на Кавказ, Англия опасалась усиления её армии за счет коренных жителей. В английской прессе того времени по этому поводу писалось в частности: “В распоряжении России для завое­вания Парижа и Калькутты окажется самое воинственное племя в мире ( Цит. по: 155, с.64). Поддерживая таким образом изгна­ние адыгов. Англия внушала турецкому султану мысль “об испо­льзовании переселенцев для охраны безопасности Османской империи и против российских войск”. (155, с. 122). Высказывание английского посла в Стамбуле: “Мы потеряли Черкесию и если осталось кого спасать, так это самих черкесов” (имеется в виду путем выселения в Турцию - автор), как справедливо считает ис­следователь Н.Берзег. подтверждает факт существования у Великобритании особого плана в отношении Черкесии, в котором выселение адыгов с самого начала рассматривалось как один из возможных вариантов развития событий. (155, с. 122).

Пережив ужасы войны и выселения, адыги оказались в Турции в не менее гибельном для себя положении. Главными пунктами их приема на турецком берегу были определены Трапезунд (Тра­бзон), Самсун, и Синоп. Оттуда или прямо с Кавказа, горцев поставляли в Стамбул и балканские порты. В связи с отсутствием какой-либо организации в их расселении, горцы, большей час­тью, здесь же, под открытым небом, становились лагерем, часто на длительный срок. Опасаясь распространения эпидемических болезней среди турецкого населения, османские власти создали вдоль побережья, где скапливались беженцы, специальные каран­тинные лагеря, ставшие, по сути, лагерями смерти.

Такие лагеря были образованы в Аче-Кале. Сари-Дере, Кара- ундс, Синопе, Самсунс и других местах. О страшной смертности среди кавказских горцев говорят все источники, писавшие о тра­гедии изгнанников.

Так, русский консул в Трапезундс писал: “С начала выселения в Трепизонде и окрестностях перебывало до 247000 душ; умерло 19000 душ. Теперь осталось 63290 человек. Средняя смертность 180-250 человек в день. Свирепствует сильный тиф... За ноябрь и декабрь 1863 г. прибыло вТрепизонд 100 кочерм. Отправлено в Константинополь и Варну 4650 человек. Средним числом уми­рало в день 40-50 человек. Находятся ещё в Трепизонде 2050 чело­век". (144, с.353).

Не лучшим было положение беженцев в других лагерях. '‘Ви­денное мною в Трапезонде не может сравниться с тем ужасным зрелищем, которое представляет город Самсун. - писал в мае 1864г. самсунскяй санитарный инспектор, врач французского посоль­ства в Константинополе Бароцци. - Лагерное расположение npeAj ставляет не менее ужасный вид. До 40-50 тысяч человек в самой крайней нищите, изнуренные голодом, поражаемые смертью, остаются там без хлеоа, без крова и без погребения... Bor какое положение сложилось в Варне. Здесь в настоящее время 70280 человек без хлеба. В несколько дней число это удвоится. Положе­ние весьма опасное, нет сильнее бедствия pi более плачевной ката­строфы, как эта эмиграция, предоставленная самой себе”. (Цит. по: 134, с.228).

Часть горцев была поселена лагерем недалеко отТрапезоида. в Аче-Кале. Покидать его беженцам запрещалось в связи со сви­репствовавшими здесь тифом и оспой. 5а этим следили войска, перекрывавшие дорогу в город.

Пустынный прежде' берег между Трапезундом и Аче-Кале, в феврале 1864 г., как писал прибывший в Аче-Кале на кочерме вместе с убыхами, А.Фонвилль, был “усеян множеством народа”. Первое, что он услышал при приближении к берегу, было погре­бальное пение. По его словам, первые беженцы, прибывшие сюда в начале зимы 1863-1864 тт. в числе 12 тысяч человек, к их приезду почти все погибли. В феврале 1864г. в Аче-Кале скопилось15 ты­сяч переселенцев. “Несмотря на суровость сезона, они были рас­положены под защитою жалких листьев оливковых деревьев; не имея никакой провизии, они существовали только теми ничто­жными, если не сказать более, средствами, которыми снабжало их турецкое правительство”, - писал Фонвилль. (117, с.40).

Смертность в Аче-Кале была очень высокой. Тот же Фонвилль свидетельствует: “После молитвы хоронили мертвых; четыре человека несли их на своих плечах и за каждым умершим следова­ло его семейство; женщины при этом шли несколько позади, испу­ская страшные крики. Это, что называется, они оплакивали умер­ших. Я слышал уже это оплакивание на Кавказе, но в Аче-Кале было столько умиравших, что эти “концерты” дошли до невыно­симых размеров; раздиравшие душу вопли эти отдавались эхом по окрестным горам”. (117, с.41).

В коние-концов лагерь в Аче-Кале было предложено уничто­жить, так как там. пишет А.П.Берже, “нельзя было жить от нечис­тот и трупного разложения. Чтооы воспользоваться порционами, горцы не убирали своих мертвецов из палаток и часто скрывали их, зарывая в самих палатках”. (144, с.354).

Чтобы как-то выжить, мужчины-горцы поступали доброволь­но в турецкую армию, хотя были освобождены от военной служ­бы на л) лет. Есть сведения, что получив обмувдирование и де­ньги, они бежали к своим семьям или на Кавказ.

Тысячи эмигрантов оказались на службе в регулярных, иррегу­лярных и полицейских частях. Сам султан пополнил личный конвой адыгами из аристократических родов. (131, с. 168).

Умиравшие беженцы предпочитали за “гроши” продавать сво­их детей, чем видеть их голодную смерть. Так, только за период с ноября 1863 до сентября 1864г.’из адыгов, прибывших в Турцию, было продано около 10 тысяч человек, а около 100 тысяч умерло. (163, с.ЗО).

Выселение адыгов с Кавказа продолжалось и после их массо­вой депортации 1863-1864 гг. Царские власти смотрели на них “лишь как на неизбежное зло” и делали все, “чтобы уменьшить их число и стеснить для них удобства жизни”. (Цит. по:’ 131, с. 150).

Уцелевших от массовой депортации жителей Черкесии посели­ли вблизи Кубани по нижнему течению впадающих в нее рек Псс- купса, Пшиша, Белой и Лабы, на малопригодных для жизни бо-

mam m таю-шклзсшвойш п шсжниеаШш

л отпетых местах. Расселены они были большими аулами и ок­ружены станицами. “Для безопасности будущего” решено было, чтобы аулы ‘‘нигде не примыкали к морю, чтобы, по крайней мере, несколько десятков верст отделяло их от берега’. (125. е.200). Лучшие земли были распределены между русскими чинов­никами й офицерами, заняты казачьими станицами.

После предпринятых таким образом предосторожностей, пи­шет генерал Фадеев, “не было никакой причины опасаться и вы­нуждать горцев к выселению за пределы государства. Но не было также причины удерживать их против их воли ’. (125, с.200).

Желания же эти возникали вследствие невыносимых условий для жизни, в которые были поставлены коренные жители. О гру­бом произволе царских властей по отношению к ад ыгам говорят свидетельства современников. “От беззаконных убийств до мел­ких оскорблений, побоев, захватов отведенной им земли им при­шлось много вытерпеть”, - вынужден был признать даже ярый защитник политики России на Кавказе генерал Фадеев. Следст­вие и суд почти всегда решали дела не в пользу адыгов, поэтому, как пишет тот же Фадеев, “в народе укоренилось мнение, что он беззащитно предан насилию..., может найти спасение только в переселении в Турцию...”. “Можноположительно сказать, - про­должает генерал, - что вся масса шапсугов (кубанских - автор) и абадзехов. выдвинутая весной (1863г. -автор) с гор. сначала не думала идти в Турцию и для того, чтобы направить её туда, при­ставам было достаточно, вследствие полученных приказаний, показать горцам суровое лицо”. (Цит.по: 134, с.204-205).

Важнейшей причиной продолжавшейся эмиграции адыгов бы­ла острая нехватка земли, порождавшая их зависимость от каза­чьего населения. Как пишет Я.Абрамов, “казаки получали пол­ный. 30-ти десятинный душевой надел, в то же время черкесы наделены по 7 десятин на душу и притом преимущественно ни­куда негодными плавнями по Кубани”. (162. с.21). Это не только нанесло удар по традиционному хозяйственному занятию - ското­водству: недостаток земли вынуждал адыгов арендовать её у каза­ков, а бедственное положение семьи заставляло за бесценок про­давать свою продукцию и даже наниматься на работу к казакам.

Другой дискриминационной мерой но отношению к корен­ному населению явилось “Положение об аульных обществах”, нарушавшее традиционные общественные нормы и обычаи. В то время, когда русское население выбирало сельского старосту или станичного атамана из своей среды, аульские старшины наз­начались русской администрацией. Они могли быть и адыгами, но, как указывал Я.Абрамов, назначенные старшины редко вы­ражали интересы общины, поэтому “недовольство аульных обществ своими старшинами - факт положительно общий”. (162, с.25).

Кроме того, адыга не имели равных с русским населением прав в судебных и других разбирательствах. Как заметил Абрамов, они “стоят вне закона и всякий самосуд против них возможен”, потому что преступления против адыгов обычно оставались без­наказанными. Между тем, “не трудно представить, какое развра­щающее влияние на русское население оказывает уверенность в возможности скрыть следы преступления и свалить его на ту­земное население”, - пишет Я.Абрамов. (162, с.28)

Еще более дискриминационным фактом было введение гак называемой круговой ответственности кавказских горцев и ады­гов в частности за преступления, совершенные в том администра­тивном участке, к которому аулы были приписаны. Дело в том, что российские законы о расследовании преступлений и об уста- новлешш ответственности за их совершение, на горцев практи­чески не распространялись. Их заменили особые администра­тивные “правила”.

Это означало, что за всякое преступление, произошедшее в пределах участка (если преступник неизвестен), отвечали все аулы этого участка, так как следствие всегда исходило из того, что оно совершено адыгом.

В этом случае за убийство, разбой (вооруженное нападение с целью убийства или воровства) иди воровство жители аулов под­вергались штрафам, административной ссылке; должны были за свой счет содержать караулы или стражу.

Если воровство было совершено в русском поселке или на его землях и следы вели в сторону аула, а преступник не был обнару­жен, то его жители обязаны оыли возместить стоимость украден­ного.

Если же преступление было совершено в самом ауле, а винов­ный не найден, то ответственность ложилась на весь аул. В том случае, когда виновный был установлен, то он или с помощью ближайших родственников должен был возместить все убытки. Если же они не могли уплатить возлагаемый на преступника штраф, то эта ответственность распространялась на весь аул.

Вследствие необъективности и заведомой тенденциозности следователей (как чаще всего бывало), нередко случалось, что горцы вынуждены были отвечать за преступления, ими не совер­шенные (к примеру, когда убитого подбрасывали на земли аула).

Круговая ответственность ложилась тяжелым бременем на адыгов. Кроме того, они видели, что к ним, ко всем без исключения, относятся как к преступникам, по крайней мере потенциальным.

Личное достоинство горцев унижалось запретом на ношение ими оружия вне аула; нарушившие это распоряжение подвергались аресту. Вместе с тем другая часть населения - казаки не то­лько сохранили право на свободное ношение оружия, но и имели право оосзоруживать горцев.

Для адыгов был установлен запрет на свободу передвижения, они подвергались насильственной русификации и христианиза­ции* не имели национальных школ.

Традиционно ценившие превыше всего свои человеческие пра­ва и личную свободу, адыги столкнулись с политикой, пытавшей­ся вытравить из них самоуважение и человеческое достоинство. Война, бедственное, бесправное положение на родине, навязы­вание чуждых правовых норм и моральных представлений нега­тивно сказались на менталитете горцев.

К 1917г.. как отмечал известный адыгский писатель и просве­титель Сафербий Стохов (родился в 1887 г.), “чувство политичес­кого и национального самосознания так было подавлено и пришиблено в течение десятилетий тяжелым царским гнетом, что создавалось впечатление о полной потере этого чувства. Свобо­долюбивого черкеса не было!'’ (164, с. 161). “Тлетворная российс­кая политика привила черкесам извращенное правосознание... Прежние идеалы черкесов: мужество, храбрость, благородство, гордость и т.п. стали уступать свое место подхалимству, лакей­ству, низкопоклонству и желанию прислуживаться**, - писал он же. (164, с. 165).

Бесправие, унижение человеческого и национального достоин- ства. отсутствие надежды на лучшую жизнь в будущем толкало горцев к переселению в Турцию. Если к 1865 г. на исторической родине оставалось по разным сведениям от 70 до 90 тысяч адыгов, то, начиная с 1870-х гг. их численность неуклонно сокращалась. В 1882 г. в Кубанской области проживали 61231 человек адыгско­го происхождения. Из mix: бжедугов -16771, кабардинцев -15440. абадзехов - 13961, беслснейцев - 6551,тсмиргойцев - 5127, шап­сугов - 3381 человек. (131, с. 183). В Черноморском округе в 1872г. числилось 773 шапсуга, в 1891г. -1727 человек (численность возро­сла за счет шапсугов, прежде укрывавшихся в горах, а также после разрешения на возвращение с Кубани), в 1897 г. - 1938 человек.

В 1887-1888 гг. в Кубанской области насчитывалось уже до 57 тысяч адыгов. (165. с! 183).

Атаманы ряда отделов в своих донесениях начальнику Кубан­ской области неоднократно писали о необходимости выселения оставшихся на родине адыгов за пределы России, как “чуждого и беспокойного элемента’*. Начальство видело в выселении ады­гов большую пользу: земли их можно было передать станицам и отставным солдатам. Начальник области писал: “Если ожидания мои о поголовном выселении закубанских горцев осуществятся, то войско получит около 230 тысяч десятин прекрасной земли, на которой может быть поселено до 20 тысяч душ мужского по­ла”. (Ци г. по: 131, с. 186).

Вопрос о выселении части горцев Кубанской области, подня­тый кавказскими властями, снова стал предметом обсуждения в правительственных кругах царской России. В ноябре 1889 г. он был решен не в пользу адыгов. 11а отношении военного министра по этому вопросу царь наложил резолюцию: “согласен”.

С 18/1 по 1884г. было выселено 3598 человек, 1888 г. - 3421 че­ловек. в 1890 г. - 9153 человека, в 1895г. - 3999 человек. (131, с. 189).

Выселение продолжалось и в последующие годы, вплоть до 1910 г. и позже, но уже отдельными семьями.

Подавляющее большинство адыгов оказалось в Османской империи в отчаянном положении. Осознав трагедию случившего­ся, они решили вернуться на родину. В своих просьоах к рос­сийскому правительству адыги заявляли о согласии на любые условия вплоть до принятия христианства. Были и такие случаи, когда они предпринимали крайние меры - осаждали российские консульства, прибегали к угрозам.

Русский консул в Трапезундс сообщал послу в Стамбуле о неу­дачной попытке переселенцев из числа 30 тысяч адыгов, высажен­ных в Терме и Чаршамбе, купить три корабля и вернуться домой. (134, c.lil).

В июне 1865 г. российский посол в Турции сообщал: “По полу­ченным мною сведениям..., несмотря на объявленное нами зап­рещение возвращаться на Кавказ вышедшим горцам, несмотря на негодование турецких властей и на принимаемые ими крутые меры против беглецов, они тысячами бегут охотно в наши преде­лы...”. Спрашивается, к чему привело нас пресловутое переселе­ние горцев, если самые оборванные, голодные, хищные из них возвратятся, скроются в горах, составят шайки и снова возобно­вят набеги, и, может быть, горную войну”, - возмущался он. (Цит. по: 134, с.238).

В секретном донесении от декабря 1872 г. он же отмечал: “...8500 черкесских семей, переселившихся разновременно с Кав­каза в Турцию, жалуясь на бедственное положение, в котором они находятся, и на невыносимые притеснения, ходатайствуют о возвращении в Россию”. (Цит. по: 134, сс.294-295).

Правительство России не желало возвращения изгнанников на родину и на все поданные на имя царя в русское посольства и консульства прошения следовали только отрицательные ответы: “Об обратном переселении и речи быть не может”. Если же переселенцы, несмотря на запрет, возвращались на Кавказ, то их предписывалось “немедленно ссылать вовнутрь России на поселение навсегда”. (131, с. 171). Чаще всего бежавших на родину русские военные власти возвращали образно.

Несмотря на усиление границ и все (прогости русского и ту­рецкого правительств, поток беженцев на Кавказ не прекращался: переселенцы возвращались в родные места нелегально.

Одной из причин, по которой османское правительство препя­тствовало возвращению горцев на Кавказ, являлось, по мнению

Н.Берзега, опасение уронить свой международный авторитет не­соблюдением правил большой политической игры. (1э5, с. 167). Поэтому ни одно прошение о выезде, не было удовлетворено из боязни вызвать цепную реакцию; более того, пожелавшие вер­нуться обратно спешно были переселены во внутренние районы Анатолии. (155, с. 167).

Наиболее настойчивым ходатаям было поставлено заведомо невыполнимое условие: вернуть турецкому правительству все израсходованные на их обустройство в Турции средства. В итоге из-за запретов, явного и скрытого саботажа османских властей, как пишет Н.Берзсг. только единицы смогли вернуться на родину. Вернувшиеся призывали соотечественников ни в коем случае не покидать Кавказ.

Они, а также жившие в Османской империи адыги, при всякой возможности убеждали отказаться от мысли оставить землю пре­дков. Вот что. к примеру, писал один из махаджиров:"... Не при­езжайте к нам. Живите себе на своей боготворнои родине и бере­гите её. Нет на свете краше и лучше Кавказа... Обманывать вас у меня нет причин... Всеми имеющимися средствами буду упраши­вать своих земляков не верить статьям, в которых описываются чудеса и тому подобные небылицы, якобы находящиеся в едино­верной стране...

Это ложь, самая наглая ложь... Я говорил и говорю: береги­тесь переселения в Турцию, и вновь повторяю: там ждут вас го­лод, холод и смерть... Если уже суждено умереть от каких бы то ни было причин, то лучше это сделать на подине, на земле своих отцов, чем в Турции . (Цит. по: 155, с. 168).

По официальным сведениям, опубликованным А.П.Берже в 1864-1865 гг., с восточного берега Черного моря под наблюдени­ем русских спецагентов выселилось 384529 человек. (144, с. 165). Всего же с 1858 по 1865 г., согласно русской статистике, в Турцию ушло 469703 человека, из них 418 тысяч адыгов. (144, с.1о5; 134, с.210). По турецким же источникам только в 1865 г. в Турцию прибыло 520 тысяч человек. (155, с. 161).

Официальный историограф русско-кавказской войны А.П. Бсрже относился к приведенным выше им же данным скептичес­ки. Он считал, что “число выселившихся душ... должно быть значительно более показанного, так как все переселенцы, отправляв­шиеся на свои счет на турецких кочермах из портов, нам неподв­ластных, большею частью остались неизвестны для официальных лиц, а это составляет весьма солидную поправку”. (144. с. 166).

Из общего числа изгнанников, как считает, к примеру, профес­сор Н.А.Смирнов, около половины погибли от различных эпиде­мий и в пути. (166, с.223).

Численность погибших в процессе выселения, как на Кавказс­ком побережье Черного моря, в пути, так и на турецком берегу, не зафиксирована статистикой ни одной из стран ’ Однако, исходя из всего вышесказанного, можно с большой долей уверенности считать, что численность адыгских махаджиров была не менее чем в два раза выше официальных данных русских источников.

Ни русские, ни турецкие сведения о числе выселившихся не были и не могли быть достоверными. Во-первых, по тому, что выселение происходило в основном стихийно, особенно в* 1863- 1864 г. Во-вторых, и Россия и Турция были заинтересованы в занижении числа беженцев: первая, опасаясь настроить против себя европейское общественное мнение, вторая - в связи с протес­тами ряда христианских стран по поводу заселения изгнанниками Балкан, но главное, по-видимому, все же заключалось в нербхо- димости сокрытия факта массовой гибели переселенцев на тер­ритории Османской империи и в ответственности, которую несла за это и сама Турция.

По данным кавказской диаспоры в Турции и в странах Ближ­него Востока численность эмигрантов с Северного Кавказа во второй половине 19 - начале 20 в. составляла не менее 1,7 миллио­на человек. (155,с.163). По мнению отечественных историков- кавказоведов число адыгских изгнанников достигало при этом 700-900 тысяч человек.

Русско-кавказская война и выселение сродины стало для ады­гов подлинной национальной катастрофой, последствия которой сказываются до сих пор и останутся навсегда.

Подавляющая часть населения Черкесии была вынуждена покинуть Кавказ. Почти половина из них погибла в процессе де­портации и в Османской империи. Лишь около 10% адыгов оста­лось на своей исторической родине.

В настоящее время адыги живут в Республике Адыгея, Кабар­дино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, в Краснодарском крае, в том числе в Лазаревском г. Сочи и Туапсинском районах. Боль­шая часть их проживает за пределами Кавказа, в болсс чем 45 странах мира: в Турции, Сирии, Иордании. Израиле. Египте, Ли­ване, а также в странах Европы, в США и других местах.

Адыги покидали родину против их желания. Это решение им далось нелегко. Они прекрасно понимали гибельность этого ша­га: ‘-Оставив свой край, мы предадим память наших предков, мно­го лет защищавших эту землю и отдавших за нее жизни. Никогда нас це простят за этот шаг наши матери, дочери, сестры, старики. Выселение на чужбину будет для черкесов величайшей трагедией, пока существует эта земля...*\- писали адыгские и убыхекие пос­лы в своем послании королеве Великобритании. Но “Россия, намного превосходя нас в военном отношении, вынуждает нас покинуть родину. Участи её рабов мы предпочитаем смерть... дотаем в этом же документе. (Цит. по: 155, с. 164).

Решившись на этот трагический шаг, адыги не теряли надежду на возвращение. Об этом говорит и то, что покидая свои дома, они в спешке зарывали в землю и прятали в укромные места самое необходимое на случай возвращения имущество. Уходя, они на­деялись, заручившись помощью, вернуться и отвоевать у России свою родину.

О чувствах, которые испытывали изгнанники,- ярко повеству­ют песни-плачи - гыбзэ, в том числе и эта.

Плач об изгнании.

Когда этот плач начнут.

Речи свои все прекратите.

Уши свои вы откройте для него.

Услышанное храните в сердце...

Родину покинем все,

Но она вовеки не покинет наши сердца.

Не покинув, остались бы,

Но вражье войско зло творит над нами.

Если мы и покинем родину.

С надеждой нашей не можем расстаться.

Матери подобную нашу родину.

Оглядываясь назад, мы оставляем.

Много молодых, находившихся на корабле,

Слезами его орошают.

Не в силах расстаться с Родиной в сердце.

Многие молодые прыгают в огромное море.

Борясь со штормовой волной,

На Кавказ возвращаются непрерывно.

Вновь войну абреки начинают.

(Цит. по: 1э5, с.41-42).

Печалью и тоской по осл авленной родине полны и следующие строки:

В страну, где нас родили, на Кавказ красивый,

Если бы у нас были крылья, мы бы улетели.

(Цит. по: 131, с. 173).

Борьба адыгов за свободу и независимость своей родины была поистине всенародной. Долгое и упорное сопротивление регуляр­ной и хорошо вооруженной армии России объясняется прежде всего безмерной любовыо адыгов к своей земле, чрезвычайно развитым у них чувством любви к свободе, которую они ценили превыше всех благ. Защищая родину, адыги проявляли массовый героизм и редкое бесстрашие.

Вместе с адыгами за их и свою свободу сражались польские патриоты-добровольцы, русские и польские солдаты, перешед­шие на сторону адыгов.

Российское общество, за исключением некоторых представи­телей интеллигенции, осталось безразличным к жестокой войне и страданиям горцев. И это несмотря на то, что счет её жертв только с российской стороны перевалил за миллион. О значитель­ных человеческих потерях и материальных затратах, понесенных Россией, свидетельствовали известные официальные лица. Так, генерал Коцебу подчеркивал, к примеру, что в 1840-х гг. “ежед­невная убыль русских войск Кавказского корпуса простирается до десяти тысяч человек”. По мнению генерала Головина, в 1838- 1843 годах на Кавказе ежегодно гибло до 30 тысяч человек и шес­тая часть доходов Российского государства шла на ведение вой­ны”. (Цит. по: 134, с.246).

Против войны возвысили свой голос А.И. Герцен, Н.Г. Черны­шевский, Н.А.Добролюбов, В.Г.Белинский. Они осуждали её в своих публикациях, правильно определяли причины и характер движения горцев как народную, освободительную войну с цар­скими захватчиками.

Жестокость этой войны заклеймил в ‘’Хаджи Мурате” великий русский писатель Л.Н.Толстой. Гневное осуждение войны и пря­мую поддержку освободительной борьбе, адыгов высказал в поэ­ме “Кавказ” выдающийся национальный поэт Украины Т.Г. Шев­ченко. Ом. в частности, писал:

За горами горы, тучами повиты.

Засеяны горем, кровию политы!

Вот там-го милостивцы мы

Отняли у голодной голи

Вес. что осталось - вплоть до воли,

И травим... И легло костьми Людей муштрованных немало.

А слез! А крови! Напоить Всех императоров бы стало.

Князей великих утопить В слезах вдовиц/А слез девичьих* Ночных и тайных слез привычных.

А материнских горьких слез!

А слез отцовских, слез кровавых!

Не реки - море разлилось!

Пылающее море!..

Все покажем* только дайте Нам вас в руки взять*

Мы научим тюрьмы строить,

Цени крепкие ковать,

Как носить их, как плести Узловатые киуты...

Все покажем, только дайте

Ваши горы нам забрать, что остались

Ведь успелп и поля, и море взять!

За горами горы, тучами повиты. Спокон века Прометея Там орел карает.

Каждый день долбит он ребра. Сердце разрывает.

Разрывает, да не может Выпить кровь живую.

Вновь смеется сердце* чуя Силу молодую...

Не умрет и наша правда.

Не умрет и воля,

И завистливый не вспашет На дне моря иоле.

Не скует души живой он И живого слова...

Слава вам - горам высоким.

Вечным льдом покрытым!

И вам, рыцарям великим. Боритеся-поборите,

За вас сила, за вас воля И правда святая!...

(167. с. 158-159).