Глава VI. Происхоэдение, расселение и численность шапсугов в первой половине 19 в.

Шапсуги в первой половине 19 в. были самой многочисленной из всех адыгских этнических групп. Они имеют два самоназвания: адигэ (общее для всех адыгов) и шапсыгъ - субъэтническое или племенное (по терминологии литературы прошлого столетия).

Принято считать, что в письменных источниках шапсуги впер­вые названы турецкими хрониками 1720-х гг. В тексте одной из них речь идет о крымском мурзе Джан-Тимуре, бежавшем из Крыма и прожившем среди “аоаза-шапсугов” три года. (89, с.47).

В русских документах упоминание шапсугов (в форме шапсо, сапсых) относится к 1743, 1747-1748 гг., а натухайцев - к 1788 г. (натхукаши).

Документ 1743 г. содержит запись показаний трех северокав­казских владетелей, сделанных ими в коллегии иностранных дел. “Народ Шапсо, соседственный с Абазе, - сообщает источник, - имеет особливый язык и такое же правление. А дорога к ним простирается через Кубанское владение Темиргой”. (Цит. по: 68, с.28). Известно, что темиргойцы жили на р. Белой, по верховьям которой шел перевальный путь на побережье, в долину р. Шахе. По мнению Н.Г.Волковой, анализ текста позволяет сделать вы­вод о том, что в документе говорится о причерноморских шапсу­гах.

В западноевропейской литературе первой половины 18 в., за исключением К.Пейсонеля, это племя не упоминается. Значитель­но чаще этническое имя шапсугов встречается в источниках вто­рой половины 18 в.

Естественно, что столь поздняя первоначальная фиксация ис­точниками этнонима шапсуги (1725 г.) не означает, что его воз­никновение в среде народа относится к тому же времени. В связи с этим представляет интерес мнение кавказоведа А.В.Гадло, кото­рый считает, что более раннее упоминание шапсугов содержится в сочинении византийского императора Константина Багря­нородного (10 в.). В своем труде “Об управлении государством” он зафиксировал на побережье Черного моря зихское селение- общину Сапакси (Шапакси). (107, с.26). JI.И.Лавров, Н.Г.Вол­кова, ссылаясь на другие сведения этого же источника, считают, что зихи Багрянородного говорили на адыгском языке. (13, с.38; 26, с.21-22).

По поводу происхождения (этимологии) этнонима шапсуги в специальной литературе разногласий практически нет. Иссле­дователи склоняются к тому, что своим возникновением имя на­рода обязано названию реки (современная р. Шапсухо) в Туап­синском районе. О возможной связи этнического имени с гидро­нимом, по мнению этнографа И.Х.Калмыкова, говорит наличие в термине шапсуги компонента “псы” (“вода”). Он делит слово “шапсыгъу” (на родном языке) на составные части: ша-псы-гъу. Первая часть “ша” является названием реки, вторая - “псы” - “вода”, “река”. Третья часть слова - “гъу” значит “около”, “вбли­зи”.

Если допустить, считает исследователь, что слово “гъу” воз­никло в результате озвончения начального согласного звука “хъу” то этимология слова “шапсуги” будет такой: ша-псы-хъуэ (Шапсухо) - долина реки Ша. И.Х.Калмыков полагает, что тер­мин “шапсуги” является самым древним среди названий всех других адыгских этнических групп, за исключением общего са­моназвания “адыге”. В пользу этого говорит, по его мнению, мно­госложность термина и его топонимическое значение. (108, с.24- 25).

О происхождении шапсугов рассказывает народное предание, известное в нескольких вариантах. Два из них были зафиксирова­ны у кубанских шапсугов Хан-Гиреем и Г.В.Новицким в первой половине 19 в. Свою версию народного предания поведали Л.И. Лаврову причерноморские шапсуги во время экспедиции 1930 г.

В предании, записанном Хан-Гиреем, говорится, что некий аравитянин с несколькими семьями переселился в Крым, где все они некоторое время проживали по соседству с кабардинцами. Затем аравитяне и кабардинцы решили поселиться на Кавказе. Достигнув р. Шхагуаша (Белой), аравитяне отделились от кабар­динцев и в составе пяти фодов, во главе с кабардинцем Абатом перешли на побережье Черного моря, в урочище Тххопс³⁵. Здесь пришедшие разделились на две части: три рода - Кобле, Схопте и Севотох под началом Абата водворились на р. Шапсхо, от наз­вания которой и получили свое имя - шапсуги.

Другие аравитяне в составе двух родов поселились в соседстве с первыми и так как род Натхо был многочисленнее другого, то селение, в котором оба рода проживали, получило название Нат-

хо-куадже. Общее же название шапсугов и натухайцев, по Хан- Гирею, - Агучипс.¹ (95, с.192-193).

По версии народного предания, сообщенной информаторами Г.В.Новицкого, шапсуги получили свое имя от родоначальника Шапсуга и его потомков Кобле, Схапеше, Гоаго² и Соатох, “фа­милии которых, - подчеркивает Новицкий, - и до сих пор сущест­вуют между ними”. Натухайцы же, как пишет он, “произошли от братьев Натхо, Хетахо и Гуаие”. (99).

Информаторы Г.В.Новицкого не выделяли роды Гоаго и Гуайе как более поздние в составе шапсугов и натухайцев. Из этого, по мнению В.К.Гарданова, видимо следует сделать вывод, что в первой половине 19 в. большинство соплеменников рас­сматривали указанные роды уже как коренные отрасли шапсугов и натухайцев.

Об аравийском (арнаутском) происхождении шапсугов гово­рится и в народном предании, записанном Л.И.Лавровым в При­черноморской Шапсугии. Шапсугские старики рассказывали ему, что шапсуги вместе с абадзехами, натухайцами и убыхами составляли некогда одно племя. Их общие предки жили в арнаут­ском царстве, существовавшем где-то в Месопотамии или Ара­вии. У царя арнаутов было два сына. Однажды, играя, один царе­вич нечаянно выбил другому глаз. Закон требовал мщения: око за око, поэтому провинившийся царевич со своими спутниками сели на корабли и по морю добрались до того места, где теперь находится Анапа. Это случилось 7700 лет тому назад, говорится в предании.

Спустя какое-то время прибывшие перешли на северные скло­ны Большого Кавказского хребта и остановились в местности, расположенной между горами Фишт и Шугус, а затем окончате­льно поселились в местности Тубы (верховья р. Белой), по сосед­ству с жившими там уже кабардинцами.

Долгое время все они жили мирно, но затем “кабардинцы, махошевцы и другие нагайцы” (так у Лаврова) решили вытеснить аравитян, однако были последними пооеждены.

Долго еще оставались потомки аравитян в Тубах, но скучен­ность населения заставила их расселиться. Три брата - Шапсуг, Абадзех и Убых, забрав свои семьи, разошлись в разные стороны: Абадзех пошел на север, Убых - на юг, а старший брат Шапсуг - на запад. От потомков этих трех братьев и произошли племена шапсугов, абадзехов и убыхов. Через некоторое время, говорится в легенде, от шапсугов отделился со своей семьей один человек по имени Натхо, давший начало племен натухайцев, наиболее близких родственников шапсугов.

В легенде, сообщенной шапсугскими стариками, аравитяне- тубинцы (будущие шапсуги, абадзехи, убыхи) представляются настоящими адыгами в отличие от кабардинцев, темиргойцев, бесленейцев, махошей и других.

Последние не по праву, как утверждается в легенде, присвоили себе имя адыгов, являясь, якобы, на самом деле “нагайскими” племенами. (110, с. 127-128).

Причина противопоставления одной группы адыгов другой кроется, как принято считать, в социальных противоречиях, имевших место в адыгском обществе 18 в.

Известно, что в 18 - первой половине 19 в. шапсуги, абадзехи и натухайцы в отличие от остальных адыгских этнических групп имели особое общественное управление, которое в литературе прошлого получило название “демократического” (народного). На территории названных племен князья и дворяне были лишены властных прав и особых привилегий. Различия в общественном устройстве “демократов” - шапсугов и так называемых “аристок­ратических” племен, управлявшихся князьями (кабардинцы, бес- ленейцы, др.), были настолько глубокими, считает Л.И.Лавров, что породили версию об их совершенно отличном происхождении.

Шапсугские информаторы Л.И.Лаврова (1930 г.) отрицали свое генетическое родство не только с вышеперечисленными ады­гскими субъэтносами, но и с племенем гуайе. Однако литератур­ные источники первой половины 19 в. не отличали последних от шапсугов ни социальным устройством, ни культурой и языком.

Во время пребывания Л.И.Лаврова в причерноморской Шап­сугии оставалось несколько семей гуайе, носивших фамилию Коблевых, которую их предки приняли еще в 19 в.

В то же время информаторы Лаврова не делали никаких раз­личий между шапсугами и хакучами, признавая их более мелким отростком шапсугов.

В современной отечественной исторической науке по вопросу формирования шапсугов высказано несколько точек зрения:

Основу шапсугов составило абазинское население побере­жья, которое в результате ассимиляции сменило родной язык на адыгский.

Шапсуги стали известны благодаря значительным этничес­ким и социальным изменениям в адыгском обществе 17-18 вв. В результате этих процессов произошло возвышение шапсугов и натухайцев, покрывших своим именем известные раннее этничес­кие названия жане, хегаков, других.

Шапсуги обитали в горах Северо-Западного Кавказа, дол­гое время были неизвестны и в источниках начала 18 в. именова­лись “вольными черкасами”.

Практически все источники и исследователи подчеркивают родственные связи шапсугов с натухайцами. В литературных ис­точниках первой половины 19 в. присутствуют выражения “ша­псугские натухайцы”, “натухайцы те же шапсуги”.

Наибольшее распространение получила первая версия, кото­рую в 1946 г. выдвинул и в последующих своих работах подтвер­дил Л.И. Лавров³⁶. Он считал, что на побережье имел место длительный процесс “сокращения численности абазин из-за мно­говековой ассимиляции их адыгами”. Это означало, по Лаврову, что “ряд адыгейских “племен” (шапсуги, абадзехи, бжедуги) были прежде абазинами и говорили на абазинском языке”. (13, с.41).

В качестве доказательств своей точки зрения Л.Лавров выдви­гает свидетельства ряда литературных источников прошлого, в том числе Эвлии Челеби, в 1641 г. путешествовавшего по Черно­морскому побережью Кавказа. Известно, что Эвлия-эфенди не называет в перечне местных племен ни шапсугов, ни натухайцев. В то же время он относительно много пишет о “боздуках”, кото­рых принято считать предками бжедугов. Эвлия говорит как о бжедугах-абазе, живших на побережье где-то северо-западнее Сочи, вблизи современной р. Шахе, так и о бжедугах-черкесах, обитавших на северных склонах Кавказского хребта.

По его информации последние прежде также жили на побере­жье, но потом крымский хан Менгли-Гирей (вторая половина 15 - начало 16 в.) взял “боздуков” в свой астраханский поход, по окончании которого они осели среди адыгов с северной стороны гор. “Боздуки” Челеби, как и население побережья, известного у него под именем “Садаша” или “Сад-ша” (горные окрестности современного Сочи) были двуязычными: они хорошо говорили “абзинским и адыгским языками. (111, с. 176).

Границей между абазой и адыгами на побережье турецкий путешественник называет Кютасси (отождествляется обычно с мысом Кодош близ Туапсе). За ним, на восток, в дне пути Эвлия помещает адыгов-жане (“шаны”). (111, с. 178). В окрестностях Анапы обитали адыги-шефаки (хегаки). (111, с.181).

Для обоснования абазинского происхождения шапсугов прив­лекаются и другие исторические сведения, в частности упомина­ние на побережье абазы-шапсугов источников 1725 г. (см. выше).

В защиту св®ей точки зрения Л.И.Лавров использует сведения некоторых авторов прошлого, деливших адыгов на две группы: группу “абадзе’ (абадзехи, шапсуги, натухайцы) и группу “ады­ге” (темиргойцы, хатукайцы, бесленейцы, кабардинцы)¹. Л.И.Ла­вров считает, что такое разделение отражает прежде всего разли­чия этнического порядка. Однако большинство исследователей видели в основе деления адыгов на адыге и абадзе различия со­циального характера (см. выше).

Н.Г.Волкова считает вполне возможным согласиться с тем, что основу племени шапсугов составило абазское (абазинское) население, жившее к юго-востоку от Анапы. Территория шапсу­гов, по её мнению, видимо была пограничной с адыгами-хегака- ми (шефаки Эвлии), обитавшими вокруг Анапы. “Именно здесь, - считает Н.Г.Во-лкова, - происходило постепенное размывание абазинского этноса путем языковой ассимиляции абазин адыга­ми”. (26, с.37).

Вторая и третья точки зрения, принадлежащие Е.П.Алексе- евой и Е.Н.Кушевой соответственно, не разработаны в научном отношении.

Литературные источники приводят крайне противоречивые сведения о численности шапсугов в первой половине 19 в.: от 56000 у Г.В.Новицкого (1829 г.) до 300000 человек у того же Нови­цкого в 1830 г. В этот диапазон укладываются все прочие данные: 77400 человек (Хан-Гирей), 160000 человек (К.Ф.Сталь), 200000 (Дюбуа де Монпере, И.Ф.Бларамберг), 210000 (И.Кох). Ф.Ф.Тор- нау в число шапсугов (до 300000 человек) включает и натухайцев, которых он называет теми же шапсугами. У Т.Лапинского (конец 1850-х гг.) шапсуги вместе с натухаицами насчитывали 470000 чел.

Авторы прошлого, за исключением К.Ф.Сталя, не выделяют из общего числа шапсугов жителей Малого Шапсуга. По Сталю, в приморской Шапсугии проживало 15000 семей общей числен­ностью до 60000 человек, т.е. в среднем 4 человека на двор (автор отождествляет понятия двор и семья). (112, с.94-95).

Эта цифра ниже самой минимальной численности общеадыг­ского двора, составляющей (у Хан-Гирея) 5-6 человек в том числе ниже той, которую установил для него сам автор (от 6 до 8 чел.). Впрочем, Сталь в своих подсчетах вполне сознательно исходил из самых минимальных предположений о численности отдельных адыгских этнических групп, допуская при этом изменение её в сторону увеличения, даже весьма значительного.

В первой половине 19 в. шапсуги были самым многочислен­ным суоъэтническим подразделением адыгов. Они жили как на северных, так и на южных склонах Большого Кавказского хреб­та. Источники отмечают, что большая часть шапсугов прожива­ла в бассейне р. Кубани, занимая территорию между реками Ада- гум на западе и Афипс на востоке, т.е. в Большом Шапсуге.

Причерноморские шапсуги населяли пространство между реками Джубга или Пшад на северо-западе и рекой Шахе на юго- востоке, где их аулы были смешаны с убыхскими. На северо-запад от шапсугов проживали натухайцы. Граница с ними была доволь­но условной, так как шапсуги жили с натухайцами смешано вплоть до Суджукской бухты.

Для причерноморских шапсугов было характерно расселение по долинам рек, ущельям, склонам гор на всем пространстве меж­ду Большим Кавказским хребтом и берегом моря.

Все русские и другие иностранные источники первой полови­ны 19 в. отмечали, что земли причерноморских горцев были густо заселены и прекрасно обработаны.

Так, английский офицер Стюарт, проехавший в 1836 г. по по­бережью от Адлера до Анапы, пишет: “Плодородные земли на каждом шагу возоуждали наш восторг и мы должны были удив­ляться населенности края и множеству селений”. (113, с.27). Боль­шим и многонаселенным округом он называет Джубгу. На прос­транстве от Хизе (часть общины или округа Вардане) до Джубги по свидетельству Стюарта селения находились “по большей час­ти около получаса или более от взморья”. (113, с.7,24).

Русский офицер (имя неизвестно) - участник одного из первых военных походов в Западную Черкесию (1837 г.) отметил в своем дневнике большую заселенность долины р. Пшад, недалеко от моря. “...Здесь пропасть аулов”, - пишет он. (35, с.65-66).

Примерно в то же время (1837-1839 гг.) среди адыгов жил ан­гличанин Джемс Белл. В своем дневнике он отмечает, что повсю­ду, где ему приходилось бывать, он видел многочисленные аулы, “расположенные друг от друга менее, чем на пушечный выстрел”. Белл пишет, что особенно густое население было в причерномор­ских районах Шапсугии и Натухая, где большинство речных долин были буквально переполнены жителями и обработаны до вершин их водораздельных гребней. Так, долина реки Шахе у него - “широкая, плодородная и населенная”. (42, с. 122,188), до­лина реки Пшад “и три четверти большинства холмов обработа­ны, что говорит, что страна густо населена”. (42, с.92). Даже “уз­кая долина реки Зубеш (ручей северо-западнее р. Шахе - автор)... кажется очень плодородной и хорошо обработанной.” (42, с.38).

Многочисленные аулы, “белые домики которых виднелись среди цветущих фруктовых деревьев”, он фиксирует в долине реки Чемитоквадже. (42, с. 122). Вообще, как пишет Белл, “на рас­стоянии часа езды от Вайи (Псезуапе - автор) на север и на юг холмы покрыты возделанными полями “. (42, с. 121).

Обширной, плодородной и заселенной называет Белл долину реки Туапсе. Он, в частности, указывает, что “недалеко от кре­пости, на возвышенности находился аул человека по имени “Мели Гош”. А вообще “ в долине находилось много покинутых аулов”, - пишет Белл. (42, с. 125).

Среди аулов Шапсугии Белл называет также “аул Макупсе”, который был расположен среди хлебных полей и группы деревьев “на покатой возвышенности, которая одним своим склоном нап­равляется к морю”. (42, с.222). Автор не преминул отметить тот факт, что “благодаря береговой войне все жилища лежат в неко­тором отдалении от моря”. (114, с.74).

Некоторые данные о расселении шапсугов в прошлом имеются и в дневнике военных действий Даховского отряда, прошедшего в марте 1864 года с огнем и мечом по земле причерноморских адыгов и убыхов. “... от берега верст на 11 по Псезуапе, Аше, Туапсе ... гнездилась основная масса населения горского. В кот­ловинах, где сливались притоки, перед выходом рек в упомяну­тые теснины, можно сказать, был аул на ауле”. То же отмечено по рекам Дедеркой, Макопсе, Шепси и другим. Но, как указывает автор статьи “Даховский отряд на южном склоне гор”, здесь аулов было меньше, зато почти все большие. Большой аул был отмечен на реке Годлик, близ моря. В статье подчеркивается, что на пространстве между береговым хребтом и морем аулы встреча­лись везде, где горы дальше отступали от моря”. (115, с.287).

Сведения о расселении коренного населения побережья до окончания русско-кавказской войны содержатся также в русских источниках конца 19 в. Это в основном отчеты различных комис­сий, составленные по результатам исследований побережья на предмет его экономического освоения. К числу таких источников принадлежат прежде всего: отчет комиссии И.С.Хатисова и А.Д.Ротильянца (1866 г.)³⁷, обзоры Черноморского побережья Ка­вказа А.В.Верещагина (1870-е- 1880-е гг.), отчет правительствен­ной комиссии под руководством горного инженера М.В.Серге­ева, профессора А.И.Воейкова и Ф.И.Пастернацкого (1898 г.), а также данные агронома И.Клингена.

Важную информацию по исследуемому вопросу дает отчет специальной экспедиции Министерства земледелия и госиму- ществ 1895-1896 гг. под руководством председателя комиссии по устройству побережья Н.С.Абазы. Экспедиция впервые произве­ла съемку земель в сельскохозяйственном отношении на простра­нстве между Большим хребтом и берегом моря.

Комиссия 1866 г. должна была в конечном итоге определить участки земли для российских колонистов, поэтому в центре её внимания оказались земли, занятые до этого под аулы и поля.

По результатам экспедиции И.С.Хатисов и А.Д.Ротильянц составили подробный отчет, в котором содержатся интересую­щие нас сведения.

Все пространство между Большим Кавказским хребтом и бере­гом моря подразделяется в отчете на три яруса (террасы): нагор­ный, примыкающий к Большому хребту, средний и приморский. Экспедиция по возможности обследовала земельные угодья на всех трех террасах в бассейнах рек Шахе, Псезуапе, Аше, другие более мелкие ущелья.

Несмотря на то, что к лету 1866 г., т.е. через два года после из­гнания горцев, практически все бывшие аулы и сельско-хо- зяйственные участки заросли молодым лесом, у комиссии была возможность зафиксировать прежние места их пасположения с достаточно высокой степенью достоверности. Основанием для соответствующих выводов комиссии явились засвидетельство­ванные ею следы бывших террасных полей, сады, виноградники, а также сохранившиеся во многих случаях остатки жилых и хо­зяйственных построек, кладбища. Ориентиром для комиссии служили поляны, заросшие древесным молодняком, т.е. бывшие поля, выгоны для скота, покосы. Все эти места получили в отчете название “хлебородных”, а значит годных к заселению.

Нагорная терраса. Комиссия пришла к выводу, что в этой полосе было мало мест для заселения и пахотных земель. Однако известно, что не все места обитания горцев были признаны ею удобными для новых поселенцев в связи со сложностью рельефа некоторых горных ущелий, и отдаленностью от берега моря. Хотя обычно на верхней или нагорной террасе члены экспедиции действительно отмечали большое количество многолетних дере­вьев, что указывало на отсутствие в таких местах аулищ.

В связи с этим комиссия обратила особое внимание на то, что нагорная полоса между реками Псезуапе и Туапсе хорошо расчи­щена и, “судя по истребленному состоянию лесов и по числу па­хотных полей..население жило здесь повсеместно”. (116, с. 127- 128).

На указанном пространстве отмечалась большая заселенность в прошлом ущелья реки Хакучипс, правого притока реки Псезу­апе. Комиссия увидела здесь ‘очень много хлебородных участков, засеянных кукурузой и гоми, оставшимися в горах хакучинцами”. (116, с.55). Следы бывших аулов были замечены на реке Гас- тогакей (правый приток реки Хакучипс). (116, с.56).

В верховьях реки Шахе большие места для заселения имелись на месте бывшего Бабуковского аула, на плато при впадении реки Буюк в Шахе, а также по реке Ажу - также правому притоку реки Шахе. Здесь было отмечено много садов и пахотных мест. (116, с. 124). То же комиссия наблюдала по ущелью реки Бзыч - левому притоку Шахе, служившему условной границей между нагорной и средней полосами в бассейне Шахе.

Нагорная полоса реки Аше также была покрыта хлебород­ными участками и фруктовыми деревьями, особенно по левому берегу реки; начиная с её правого притока - реки Загатляш, повсеместно встречались виноградные посадки. (116, с.63).

Средняя терраса. По свидетельству комиссии средняя полоса была плотно населена и обрабатывалась под посевы кукурузы и проса. В отчете отмечается густая заселенность в прошлом доли­ны реки Кичмай (правого притока реки Шахе), определенной границей между средней и приморской полосой в бассейне реки Шахе. Горные склоны реки Кичмай, особенно с правой стороны, были “почти сплошь покрыты хлебородными участками . Ус­тьевая часть долины реки, говорится в отчете, была занята “двумя горскими хуторами, уцелев-шими до настоящего времени”. (116, с. 53). Все горные склоны, наблюдаемые с верховьев Кичмая, “но­сили на сеое следы земледельческой деятельности” и повсюду выдавались остатки рассеянных горских жилищ”. (116, с.55).

Приморская полоса. Приморская полоса, по заключению ко­миссии, была бедна лесами, что говорило об активной хозяйст­венной деятельности населения в этом районе. Здесь было больше всего фруктовых садов. Места бывших аулов непосредственно в прибрежной полосе располагались в соответствии с её ландшаф­том. Известно, что до прокладки берегового шоссе и проведения железной дороги, почти на всем протяжении берега моря (за исключением устьевой части рек) водораздельные хребты много­численных рек оканчивались крутыми обрывами у самой воды. Путь вдоль моря на большом пространстве берега представлял собой тропинку у подножия скал, дос-тигавших, к примеру, на участке от Вардане до Туапсе от 100 до 200 метров. (117, с. 17).

Лишь некоторые ущелья расширялись у своих устьев, образуя на небольшом пространстве плоский морской оерег. Во время половодья реки заполняли собой все ущелья.

Однако именно приморская терраса имела наибольшее по сра­внению с другими ландшафтными зонами население. В отчете комиссии И.Серебрякова (1 «65 г.) отмечалось, что “значительная густота населения подтверждается следами аулов”. (118, с.8).

У морского берега шапсуги населяли все имевшиеся речные плато. Комиссия 1866 г. признавала, что именно в третьем, ниж­нем ярусе “находили более по сравнению с двумя верхними расчи­щенных полян. Здесь много остатков горских аулов, находимых во множестве по низовьям бассейнов рек”. (116, с.96), так как “лучшие террасы для культуры и жительства лежат недалеко от морского берега”. (116, с. 100).

К примеру, в отчете находим, что береговые склоны реки Шахе в её устьевой части, покрыты преимущественно мелким лиственным лесом (т.е. молодняком, затянувшим обрабатыва­емые в прошлом участки), попадались и “чистые” поляны, “ве­роятно места бывших горских саклей”. (116, с.50).

Следуя от устья Шахе вверх по её течению (правый берег) и обозревая приморскую полосу в бассейне этой реки, экспедиция зафиксировала повсеместные следы бывшей деятельности горцев. Так, участки земли у устьев мелких притоков были засажены ви­ноградом, много было фруктовых деревьев. Склоны гор по обеим сторонам ущелья были “очень богаты хлебородными участками и горными пастбищами”. Комиссия в своем отчете отметила, что по склонам лесов почти не было, лишь поперек хребта в несколь­ко этажей длинными рядами тянулись насаждения деревьев, игравших роль “живой” изгороди” для укрепления почвы и преграды против разрушительного действия дождевых потоков, смывающих верхний слой почвы”. (116, с.52).

От поста Лазаревского до урочища Тхапс (Божья Вода) на протяжении 13 верст по реке Псезуапе отмечено, что “лесов по всей окрестности “очень мало и горные склоны по преимуществу покрыты хлебородными участками”. (116, с.66). На левой стороне Псезуапе, напротив расположения роты 2-го линейного баталь­она, в 1866 г. жили 15 семей пленных хакучинцев. (116, с.65).

Богатые виноградники и сады комиссия наблюдала в местнос­ти Лиготх, в окрестностях современных аулов Лыготх, Калеж и Хаджико. (116, с.64).

Продвигаясь вдоль берега моря с юго-востока на северо-запад и осматривая ущелья рек Шахе и Псезуапе, комиссия нашла много подходящих для заселения мест, в частности в ущельях рек Шмито-куадж (Чемитоквадже), Чухукх и Годлик. Хотя сами ущелья были небольшими, склоны окаймляющих их гор имели пахотные поляны, были покрыты садами. Так, в отчете имеется указание на то, что склоны ущелья Шмитокуадж на 3-й версте от моря покрыты богатыми полями и садами. По этому ущелью, по сведению комиссии, проходила вьючная тропа, связывавшая побережье с северным склоном Большого хребта, а именно через хребет Жемси (проходит в 5-6 верстах от моря между Шахе и Псезуапе) тропа поднималась к верховьям реки Псезуапе, а затем по реке Хакучипс выходила к Тубинскому (ныне Грачевскому) перевалу. (116, с.48).

Между реками Чухукх и Годлик до самого хребта Жемси все горные склоны были отмечены комиссией как хлебородные. (116, с.48). Также, по тем же признакам, были признаны удачными для поселения ущелье Цусхваж, и следующие за ним по направ­лению к Псезуапе три маленьких ущелья. (116, с.49).

По дороге от Лазаревского поста к реке Аше комиссия осмот­рела два прибрежных ущелья, следующих сразу за рекой Псезуа­пе. Все пространство между ними найдено покрытым полями и садами. Здесь же, в 2-х верстах от моря отмечена ровная, очищен­ная от леса поляна в 100 десятин. (116, с.66).

Окрестные горы устья реки Аше (с правой стороны) частью были хлебородны, частью же покрыты небольшим дровяным лесом. (116, с.69).

Между рекой Неожиданной (название дано экспедицией) и рекой Мокупсе, над морским берегом, возвышалось плато, пок­рытое травой и фруктовыми деревьями. С восточной стороны плато сохранились остатки кукурузных полей. (116, с.70). Подоб­ных хлебородных земель отмечено много, вплоть до ущелья Мо­купсе. Правый берег Мокупсинского ущелья покрыт множест­вом фруктовых деревьев: слив, яблонь, персиков, груш; много имелось пахотных и прочих хозяйственных участков, мест для поселения. Дорога от Мокупсе до Туапсе была едва проходима для верховой лошади, так как скалы круто обрывались к морю.

В приморской полосе между реками Шахе и Аше комиссия выделила для поселения 18 тысяч десятин удобной земли, тогда как в том же бассейне, но в нагорной полосе - 5 тысяч. (116, с.68).

Аналогичных исследований пространства северо-западнее Ту­апсе комиссией не проводилось.

Путешествуя в 1870 и 1873 гг. по Черноморскому округу, А.В. Верещагин писал: “Было видно, что местность (побережье - ав­тор) была заселена горцами в довольно значительной степени. Это заметно по священным рощам,...а также по расположению мест, где существовали аулы, с в которых многие сакли остава­лись ещё не тронутыми”. (119, с.97). Ему же принадлежит выска­зывание, что “в прибрежной полосе черкесские аулы встречаются почти повсеместно”. (120, с.24).

Агроном И.Клинген, публикуя в своей книге (1896 г.) большие выдержки из отчета комиссии 1866 г., сообщает вместе с тем и о результатах собственного изучения территории Сочинского ок­руга в хозяйственном отношении. Он считает, что “можно с уве­ренностью заключить, что горцы жили главным образом в при­морской полосе, не далее 12-Г5 верст от моря”. (121, с.45).

Экспедиция 1895-1896 гг. произвела обследование земель на пространстве между Аше и Туапсе, т.е. части интересующей нас территории, выполнила их топографическую съемку. Членом эк­спедиции, чиновником по особым поручениям Министерства зе­мледелия, статским советником М.А.Краевским по итогам рабо­ты был подготовлен отчет, носящий название “К вопросу о коло­низации Черноморской губернии”. Отдельный отчет “Исследо­вание бывших горских аулов ’ составлен таксатором¹ Личкусом.

Исследования производились в средней и нагорной полосе бассейнов рек Шахе и Аше, а также в верхнем бассейне реки Псезуапе. Нижняя, приморская полоса не являлась объектом ис­следований.

В бассейне реки Шахе обследовалась полоса протяженностью 44 версты (от истоков до границы приморской полосы, не доходя 6 верст до берега моря) при ширине в 19 верст.

В средней полосе (верхняя граница - хребет через реку Шахе, выше впадения в неё реки Бзыч) адыгские поселения располага­лись террасами по склону указанного хребта, по ущелью самой Шахе, по её правым притокам, включая Кичмай, а также по ле­вым притокам - рекам Бзыч и Бзугу.

Территория адыгских поселений по правому берегу реки Бзыч и склонам упомянутого хребта, по сведениям Личкуса носила название “Чебухадж”. Здесь он обнаружил одичавшие фруктовые деревья: че-решню, грушу, яблоню, персик, в также виноград. (122, с.28). Ещё большую площадь занимали бывшие аульные места по левому склону реки Бзыч.

Площадь бывших поселений тянулась далее по левому склону реки Бзугу и реке Шахе до границы наделов существовавшего в то время аула Кичмай и носила название “Солох-аул”. (122, с.29).

По правой стороне ущелья реки Шахе, в средней полосе, места горских поселений располагались:

- против впадения реки Бзыч, по склону ущелья реки Шахе и по левому склону её притока - Безымянной речки, террасами. Указанные площади носили название “Аул Хичмиз”.

' Специалист по определению количества и пород древесных насаждений.

против впадения притока Бзугу, по берегу реки Шахе до ущелья её другого безымянного (у Личкуса) правого притока. Здесь поселения располагались широкой полосой и носили наз­вание “Иналике’.

ниже по Шахе, близ впадения в неё реки Кичмай, по пологому склону.

Остальная часть бывших аулов (у Личкуса) находилась ниже реки Кичмай, по течению реки Шахе, по обоим склонам следую­щего небольшого притока реки Шахе.

Нагорная полоса в бассейне реки Шахе по данным экспедиции резко отличалась от средней: ущелья более узкие, с более крутыми склонами. Площади бывших аулищ тянулись здесь по берегам Шахе, не высоко над рекою в той части, где она носит название Шахе-Гузай. Такой же характер имеет местность по правому склону реки Бзыч. Здесь комиссия также видела места оывших поселений.

Поселения располагались также на плоскогорье между прито­ками Буюк и Бушуйка (Беюк и Буший у Личкуса). Эта местность носит название “Бабук-аул”. Ниже Бабук-аула, по левому склону, невысоко над рекою Шахе Личкус отметил небольшие площадки аульных мест. Следы аулов зафиксированы экспедицией по ле­вому склону реки Ажу - правого притока Шахе.

Во многих местах как средней, так и нагорной полосы Личкус отмечал места, заросшие молодым лиственным лесом, удобные для обработки, т.е. места бывших аулов. Некоторые из этих мест экспедиция предложила использовать под покосы или выгоны для скота, исключив их отвод под поселения. Большинство же аналогичных площадей экспедицию не заинтересовали.

В бассейне верховий реки Псезуапе была исследована часть нагорной полосы от урочища “Красное”¹ до истоков реки Псезуа­пе, называвшаяся горцами “Хаджуко”.

Экспедиция осмотрела ущелье реки Хаджуко и её правого притока Гопс. Площади бывших аулов отмечены по обеим сторо­нам реки Хаджуко. Аульные места были видны по правому поло­гому склону реки Гопе, ниже впадения её в реку Хаджуко. (122, с.33-34).

В бассейне реки Аше в район обследования входила только нагорная полоса, так как средняя, по замечанию Личкуса, нахо­дилась в наделах жителей аула Красно-Александровского. В 1896г. экспедиция работала на территории между Большим Кав­казским хребтом, хребтом Нехетх, водоразделом реки Наужи и реки Тхаценако (хребет Пхазедак) и наделом названного аула.

^; Этим именем было названо в 1869 г. селение (место дислокации) воинской части при впадении р. Хакучипсе в р. Псезуапе.

Исследуемую часть площадей составляют ущелья рек Аше и её притоков: с правой стороны - Наужи, Кодо, Бекишеи, а с левой - Загатляш.

На левом берегу реки Тхаценако сохранились еще в 1896 г. кое-где столбы бывших горских построек и несколько крупных дубов (как сказал проводник экспедиции - священных). (122, с.35). Ниже, по левому склону ущелья, находились аульные места, шед­шие узкой полосой, на которых экспедиция видела каменные за­боры. Такие же, заселенные в прошлом места, зафиксированы при впадении правого притока реки Наужи, называвшегося так­же Наужи. По правому склону этого притока замечены неболь­шие площади бывших селений.

Аулы находились ниже и выше впадения указанного притока реки Наужи. Наиболее значительное по площади аульное место обнаружено выше впадения притока, по левому склону ущелья На­ужи. Эта площадь, прерываясь рядом оврагов, соединялась с ау- лищем Каноко-чох (122, с.36), что означает “место под покровите­льством Канока”. (По преданию, Каноко носил фамилию Шхала- хов. Он погиб от удара молнии и похоронен здесь же). (123, с.53,54).

По реке Бекишеи, места бывших поселений обнаружены на её правом берегу, выше впадения в реку Аше.

По склонам ущелья реки Кодо, перед впадением её в Аше ко­миссия также отметила следы аулищ.

Аулища, заросшие молодым лиственным лесом, зафиксиро­ваны по левому склону реки Загатляш и по склону хребта Нехетх.

В заключении своего отчета, на основание обследования тер­ритории распространения и размера площадей бывших аулов и сельскохозяйственных угодий, Личкус делает вывод о том, что “в прежнее время, край был густо населен”. (122, с.48).

Согласно сведениям комиссии Пастернацкого, Воейкова и Сергеева, (1898 г.), “в третьей (приморской - автор) террасе име­лось больше всего удобных мест для садов, винограда и т.д. В былое время у черкесов здесь и в средней полосе больше всего было пахотных полей, аулов и садов”. (124, с. 126).

Источники говорят о том, что горские аулы располагались обычно на южных, юго-восточных и юго-западных склонах водо­разделов. Адыги избегали селиться в низинах, сырых местах, в закрытых узких долинах, а также в низменной части приморских долин, где часто наблюдались морские туманы. Горцы предпочи­тали возвышенные поляны, плато, где был здоровый климат и где им не угрожали наводнения. Нижние части долин (устьевые) адыги использовали для возделывания однолетних сельскохозяй­ственных культур или под пастбища и сенокосы, соблюдая при этом особый режим труда.