Глава IV. Политическая история адыгов в 17-18 вв.

Выше мы говорили о том, что соперничество России и Турции при участии Крымского ханства за влияние в Кабарде привело к потере последней независимости. Каково же было в 17-18 вв. внешне-политическое положение Западной Черкесии и как оно сказалось на внутренней жизни адыгского общества? Имеющиеся в нашем распоряжении источники позволяют ответить на этот вопрос с достаточной определенностью, несмотря на то, что их круг довольно ограничен, а сама информация носит преиму­щественно отрывочный характер. Источники свидетельствуют, что в исследуемое время политическая история адыгов была до­вольно тесно связана с историей Крымского ханства - близкого соседа Черкесии. Значительно меньшее место в ней занимали взаимоотношения с Турцией.

В 17 в. о Черкесии в этой связи писали итальянцы Эммидио Дортелли Д’Асколи и Жан де Люка (Иоанн Лукский), турецкие авторы Эвлия Челеби (Эвлия-эфенди), Гуссейн Гезар-Фенн, дру­гие источники, как турецкие, так и крымско-татарские. О взаимо­отношениях Западной Черкесии с Крымом и Портой в 18 в. цен­ные сведения оставили Аори де ла Мотре, Ахмед Ресми-эфенди (предполагаемый автор турецкого трактата об османских крепос­тях в Северном Причерноморье), Ксаверио Главани, Карл Пей- сонель, некоторое время жившие при ханском дворе, немецкий ученый Тунманн. Важные сведения по интересующему нас вопро­су содержатся в труде по истории Крымского ханства известного русского исследователя В.Д.Смирнова, благодаря которому нам стала доступна часть сочинений турецких и татарских авторов.

Следует отметить, что в отечественном кавказоведении специ­альные исследования, посвященные истории взаимоотношений Черкесии, Крымского ханства и Османской Порты отсутствуют. Эта тема всегда преподносится в контексте русско-кавказских и русско-турецких отношений, истории народов Северного Кавка­за. При этом в освещении исследуемой проблемы научные подхо­ды подменены так называемой политической целесообразнос­тью. Стремление оправдать захватническую политику России на Северном Кавказе породило миф о постоянной угрозе порабоще­ния адыгов, исходившей от крымских татар и турок-османов, о политической зависимости адыгов от Крымского ханства и о 300- летнем господстве Османской Порты в Черкесии. На основании этих посылок в советской исторической науке делались выводы об освободительной миссии России на Кавказе, о прогрессивных последствиях его присоединения. Однако данная концепция стро­ится по преимуществу на произвольной интерпретации истори­ческих событий и источников и, следовательно, не может претен­довать на научность.

При разработке темы мы стремились избегать общихрассуж- дений и собственных комментариев источников, прибегнув к свидетельствам очевидцев и современников исторических собы­тий и явлений. Этим объясняется большое количество цитат из их сочинений.

Итак, из литературы известно, что “крайним пределом Чирка- сии¹⁵ стой (западной - автор) стороны Азии”, “островом в начале Чиркасии’ был Таманскии полуостров.¹⁶ (85, с. 104). На побережье его Порта владела тремя крепостями: Тамань, Кызыл-таш и Тем­рюк, входившими в Таманский санджак¹⁷ Кафинского эйялета.¹⁸ Города-крепости Тамань и Темрюк были выделены в самостояте­льные территориальные единицы (нахие). В каждом из них был свой кадий (мусульманский судья). Крепость Кызыл-таш явля­лась субашилыком¹⁹ и наместничеством кадия. (53, с.49). Гарнизо­ны янычар обороняли крепости от нападений извне: со стороны моря и суши. По Челеби приморские крепости были “прибежи­щем безопасности” для османов. (53, с.42, 45).

В перечне крепостей, подчиненных Таманскому санджаку, чис­лилась также крепость Анапа. Крепости Тамань и Анапа были построены в генуэзское время, Темрюк и Кызыл-таш - в 16 в. турками. Крепость Анапа, “как ненужная”, была разрушена тур- ками-османами при её занятии, (53, с.50) и в таком виде существо­вала до 1781 г. Из всех крепостей самой большой была Таманская (600 шагов по периметру крепостных стен), наименьшей - Кызыл- таш (200 шагов). В собственно крепости (замке) обычно находи­лись: казарма, арсенал, склады, дом для коменданта, мечеть. За стеной (в городе) размещались общественные здания: торговые лавки, школы, бани, дома жителей, т.п.

Крепость Тамань во время посещения её Эвлией обороняли триста янычар. На территории крепости было двести домов, пятьдесят лавок, несколько медресе²⁰, начальных школ, текке²¹, бань. (53, с.45). В городе Тамани, по его же данным, проживала тысяча семей, в большинстве своем греков и армян. Имелось сто пятьдесят лавок торговцев маслом.

По сообщению автора “Трактата об османских крепостях” (начало 18 в., не позднее 1713 г.) крепость Тамань “предназнача­лась только для защиты деревень на полуострове Шахи (Таганс­ком - автор) от нападения татарских и черкесских разбойников”. (86, с. 124).

Автор середины 18 в. К. Пейсонель говорит, что Тамань была единственной крепостью, включенной в состав местностей, под­чиненных турецкому султану, который держал здесь небольшой гарнизон. Город управлялся “муселимом”²², подчинявшимся паше крепости Ени-кале. (87, с.22).

Тамань была самым крупным по численности городом в Чер­кесии. В середине 18 в. здесь проживали шесть тысяч человек.(87, с.22). По сведениям Тунманна (середина 70-х гг. 18 в.) большую часть жителей Тамани составляли адыги, остальные - армяне, греки, турки. (55, с.67). “Город защищается ветхою башнею и окружен полуразвалившейся стеной, остатками укреплений ге­нуэзцев”, - сообщает о Тамани француз Ферран, бывший в начале 18 в. врачом крымского хана. (10, с.51). Но напрасно автор “Трак­тата” бьет тревогу по поводу неудовлетворительной способности приморских крепостей и таком же состоянии их гарнизонов. Спустя 70 лет Тунманн, описывая Тамань, говорит уже о совер­шенно разрушенной крепостной стене и таком же замке. (55, с.6/).

В середине 18 в. в городе было около ста торговых лавок; ему принадлежало до двадцати небольших судов. По данным Тун­манна в порту постоянно находились суда, поддерживавшие со­общение с Крымом.

В 17 - середине 18 в. Тамань оставалась значительным тор­говым городом. “Главный порт Чиркасии - Тамань или Мат- рика”. - писал в 1625 г. Д’Асколи. (85, с. 100). Как свидетельствует Ферран (1709 г.), из Тамани вывозили кожи, икру, медь, воск, мед и т. д. (10, с.51). “Половина пошлины идет султану, а поло­вина хану”, - пишет он. Абри де ла Мотрэ (1711 г.) говорит о том, что адыги привозили в Тамань и Темрюк на продажу рабов,

лошадей, а также мед, кожи, шкуры, сабли, ножи. (88, с. 122).

В середине 18 в., как отмечает Пейсонель, через Таманский порт Черкесия осуществляла в основном всю свою внешнюю тор­говлю: здесь сосредотачивались все товары, предназначенные для Черкесии и вывозимые из неё. (87, с.23). В Тамань привозили свои товары не только адыги, но и ногайцы, а также проживавшие в Черкесии казаки.²³ (55, с.67). Из Черкесии вывозили шерсть и сук­но (в Крым, Турцию), черкески (в Крым, Молдавию, Турцию), бурки (в Крым, Молдавию, Валахию²⁴, Польшу, Россию, Турцию), пушнину и другие шкуры (в Крым, Турцию, Валахию, Германию, Польшу ), мед и воск (в Крым,Турцию), три миллиона стрел (еже­годно) для крымских татар и ногайцев и т.д. Через Тамань и Каф- фу и далее в разные страны в большом количестве вывозили нево­льников. Предметами импорта были тонкие сукна, хлопчатобу­мажные и шелковые ткани, олово, свинец, сталь, железо, а также порох, оружейные стволы (из Крыма) и др. товары. (87,с.23-25).

С присоединением Таманского полуострова к России сущест­вовавшая более двух тысяч лет в Северном Причерноморье меж­дународная торговля прекратила свое существование.

Небольшая крепость Кызыл-таш с гарнизоном 40 человек (в 1666г.) находилась вблизи соединения южного рукава Кубани с Черным морем. В окрестностях заканчивался Кафинский эйялет. Эвлия отвечает, что крепость была построена для обороны от “черкесов-разбойников”, нападавших на остров Тамань. (53, с.49). О том же говорит и турецкий источник начала 18 в. (“Трак­тат”). (86, с. 124). Однако, по сведениям последнего, эта крепость и её гарнизон должны были пре-жде всего препятствовать выходу в Черное море лодок донских казаков в случае, если бы те проник­ли в Темрюкское русло Кубани. (86, с. 125).

В середине 18 в. османского гарнизона в крепости Кызыл-таш не было. Её охрана была возложена на местную милицию. Кре­пость управлялась представителем крымского хана. На её терри­тории проживало от ста до ста пятидесяти жителей. (87, с.22).

Крепость Темрюк была построена на одном из северных рука­вов Кубани. Эвлия застал здесь гарнизон янычар численностью двести человек. В 60-х гг. 17 в. на территории крепости было сто домов, вне её - семьсот. Кроме того, в городе было шестьдесят торговых лавок, караван-сарай²⁵, другие общественные здания.

(53, с.47). “Все население состоит из мусульман и черкесов?’, - пи­сал Эвлия-эфенди. По его словам жители Темрюка занимались рыболовством и изготовлением “черкесских нагаек”. Прежде, от­мечает Эвлия, к Темрюку приставали суда из Стамбула^ здесь находился таможенный чиновник. “Сколько сотен судов ё соле­ной рыбой, сколько тысяч бочек рыбьей икры заготавливали здесь и на судах отправляли во всех направлениях”, - писал он. (53, ^.47).

По поводу назначения Темрюкской крепости автор “Тракта­та” высказался следующим образом: “Темрюк представляет собой преграду, служащую защитой от неприятельского нападе­ния на Черное море”. (86, с. 114). Из контекста сообщения выясня­ется, что под неприятелем автор подразумевал донских казакф. Из сочинения Тунманна известно, что они часто нападали на город.

В начале 18 в. крепость Темрюк находилась в крайне запущен­ном состоянии. (86, с. 126), а отряд янычар насчитывал 15-20 чело­век. (86, с. 124). В таком её состоянии, считает автор “Трактата”, крепость “ни к чему не пригодна - все равно, что её вообще не существует”. (86, с. 126). Он предлагает “немедленно должным образом повысить оборонительную способность и укрепить кре­пость Темрюк”. (86, с. 125).

Окрестности крепости населяли черкесы, всего, по данным “Трактата”, до двух тысяч человек. Они имели своих “черкесских беев”. (86, с. 124). Один из них, сообщает автор, “заявляя, что... гавань Темрюк... принадлежит им (адыгам - автор) издавна, при­своил право на рыбную ловлю и получает ежегодно от рыболов­ства” большой доход, не делясь ни с ханом, ни с султаном. Автор “Трактата” добавляет, что последние признали его право на это. (86, с. 128).

Налог с рыболовства, взимаемый с населения Темрюка, по мнению автора названного источника, был, по-видимому, деся­тым натуральным сбором. Однако главной статьей дохода крым­ских ханов была торговая пошлина.

Для сбора пошлин с транзитных товаров в Темрюке постоянно находились по одному представителю от крымского хана и нуре- дина¹. Они взимали пошлину с каждой арбы товаров, с каждого невольника. Автор “Трактата” утверждает, что "с давних пор эти налоги стали взиматься ханом и поэтому никто не проверял, не спрашивал и не вмешивался” (имеются в виду турки). (86, с. 128). Он же считает, что в течение года через Темрюк следовало (в Астрахань и Армавир) до десяти тысяч арб. (86^ с. 128). Извес­тная часть таможенной пошлины предназначалась для турецкого султана. К примеру, в начале 18 в. 2,5% пошлины с каждой арбы шли султану и 1,5% - хану. Годовой доход от пошлины в сумме с ежегодными налогами, выплачиваемыми населением городов Темрфк и Тамань, составляли 35 тыс. экю для султана и от 7 до 8 тыс. экю для хана. (86, с. 126).

' Младший брат хана, не бывший в ханском достоинстве.

В первой половине 18 в. Темрюк вел довольно значительную собственную торговлю. По сведениям Тунманна жители его были частью адыги, частью греки, евреи, армяне. (55, с.68).

Недалеко от Темрюка, на неоольшом острове в устье Темрюк­ского рукава Кубани находилась небольшая крепость, которую Ферран называет Адда, а Тунманн Барбарцемин или Ага. Эта крепость должна была отражать нападения донских казаков и препятствовать им заплывать в Кубань, а также прикрывала Тем­рюк. (55, с.68). По данным Феррана на вооружении крепости бы- до шесть артиллерийских орудий. (10, с.51). Комендант и гарни­зон содержался за счет пошлины, взимаемой и с проходящих судов. По словам Феррана, все невольники, вывозимые из Черке­сии, предъявлялись здесь.

В крепости Анапа во время посещения её Эвлией (1641 г.) осма­нского гарнизона не было. “В настоящее время в ней нет ни души, - писал он. - Несколько раз её опустошали донские казаки”. (53, с.25-26). Эвлия называет Анапу “Гевхерпай анапай”, т.е. “главная сокровищница драгоценностей”. Объясняя название, он сообща­ет, что в гавани добывают жемчуг. Занимаются этим, пишет Эв­лия, “русы”, которые “каждый год бросают в этой гавани якоря и без страха и боязни занимаются водолазным делом, добывают жемчужные раковины”. (53, с.25-26). Эвлия высказывает мысль о том, что если бы “починив и исправив эту крепость²⁶, поместить в ней достаточный арсенал и войско, было бы легким делом прев­ратить абхазские²⁷ и черкесские земли в покорную и послушную область”. (53, с.26). Это позволило бы, рассуждает Эвлия дальше, взимать пошлину в пользу султана за продажу в Анапе товаров. При этом, говорит он, казна имела бы большой доход, так как Анапа - место бойкой торговли черкесов и ногайцев.

Крепость Анапа находилась во владениях адыгского племе­ни шегаков (шефаки, хегаки), которые начинались сразу за ре­кой Кубань (южным руслом), в ‘ обжитой и населенной ме­стности”. (53, с.50). Неподалеку от крепости была черкесская де­ревня. (53, с.26). В зимний период, отмечал Челеби, шегаки выпасали внутри крепости овец и коз. Окрестное население Анапы, по выражению Эвлии, это - “до трех тысяч покорных с виду мятежников”. (53, с. 26). Они платили десятину²⁸ если их “к этому принуждают” в пользу Кафинского паши. (53, с.26).

Карл Пейсонель (середина 18 вй указывает еще на один турец­кий форт - Суджук в Цемесской бухте. Крепостное сооружение было возведено в 1722 г. По сведениям турецкого историка Дже- вдет-паши (конец 18 - начало 19 в.) крепость “Блистательная Пор­та построила в такое время, когда татары жаловались на причи­няемые от тамошних жителей им несносные обиды и грабежи”, “по прошению тогдашнего хана”. (89, с.222). По информации Джемса Белла (30-е гг. 19 в.) здесь была торговая фактория. “Са­мое имя Суджук-кале (значившее город колбас) уже указывает на то, что здесь был рынок припасов”, - пишет он. (42, с.92).

В середине 18 в. в крепостном селении было около дв)оссот домов, где проживали четыреста человек. (87, с.22). Управление осуществлял представитель крымского хана. По словам Пейсоне- ля, никакой торговли здесь не было. Все необходимое для жите­лей привозили из Тамани. Из окрестностей Суджука в Тамань вывозили лес для строительства и дрова для отопления.

После захвата Россией Крыма (1/83 г.) в Суджуке нашли при­бежище члены семьи крымского хана и его приближенные. Для них был построен каменный “замок ”, где они прожили под покр_^овительством местного влиятельного адыга несколько лет. скоре крепость оставил и гарнизон. “Замок” постепенно ррру- шался, наконец, взрыв порохового склада уничтожил его. Прои­зошло это на рубеже 80-90х гг. 18 в. После этих событий крепость Суджук-кале не восстанавливалась.

В 1782 г. комендантом крепости Суджук был назначен Ферах- Али-паша. Судя по информации Джевдет-паши, он проводил взвешенную и дальновидную в интересах Порты политику. Его деятельность носила, как сообщает историк, мирный характер. Женитьба Ферах-Али-паши на дочери шапсугского “бека”, раз­дача подарков местным жителям способствовали приобретению комендантом крепости определенного влияния, которое он наме­ревался усилить путем распространения ислама среди окрестного населения, строительства мечети и медресе. Однако, по-видимо­му, не слишком доверяя адыгам, предусмотрительно поселил в пограничных между ними и донскими казаками (о месте житель­ства см. выше) местах 40 тысяч ногайцев, прикочевавших за Ку­бань, по 10 тысяч человек в каждом пункте. (89, с.224-225). По словам Джевдет-паши ногайцы одинаково враждебно были на­строены по отношению как к адыгам, так и к русским. Видимо таким образом комендант Суджука намеревался обезопасить гарнизон крепости в случае “бунта” окрестного населения.

В 20-х гг. 18 в., по данным Ксаверио Главани, турки начали строить укрепление в Геленджикском заливе. (90, с. 163).

По Кучук-Кайнарджийскому договору 1774 г. между Россией и Турцией последняя отказалась от своих крепостей в Северном Причерноморье в пользу Крымского ханства. Однако, как свиде­тельствует, к примеру, Тунманн, все же вопреки договору продол­жала удерживать Тамань и Темрюк пока в начале 177 / г. Шагин- Гирей¹ при помощи русских войск изгнал оттуда османские гар­низоны. (55,с.62).

“Остров Тамань”, как говорит Эвлия, “в смысле управления” считался “шахским островом’ или “анатолийской землей”.² (53, с.42,51). По сведениям различных источников 17-18 вв. на Тамани было много адыгских селений. (85, с. 129; 86, с. 127; 55, с.67). По Эвлии, их насчитывалось восемьдесят. (53, с.43).

Зарекой Кубань, пишет Эвлия, находилась собственно Черке­сия. Пограничные Таманскому санджаку территории занимали адыги-шегаки и жанеевцы. Последние жили на восток от Тамани по рекам Абин, Хапль, Иль, Абурган. (53, с.64). Шегаки - вдоль моря на юго-восток за Анапу. Жанеевцы одними из первых оказа­лись под ударами Крымского ханства и были обложены данью. Однако сопротивления они не прекратили. В крымско-турецкой историографии 16 в. они получили прозвание “мятежного племе­ни”. В одной из песен, которую, по словам Н.Ф.Дубровина, еще в 19 в. пели шапсуги, рассказывается об одном из эпизодов борьба жанеевцев против крымских татар. В ней идет речь о том, что при очередном набеге татар жанеевцы решили или победить или всем погибнуть. Каждый из мужчин согласно плану должен был сам участвовать в бою и взять с собой своего малолетнего ребен­ка, чтобы, защищая его, не отступить ни на шаг. Жанеевцы выиг­рали это сражение. (38, с.90). И все же, по-видимому именно о них писал Эвлия-эфенди: “За рекой Кубань... народ... из Черкес- стана платил ашр кафинскому вали дома Османа по принуж­дению и не был достаточно послушным и покорным.” (53, с.51).

В начале - середине 17 в., как сообщает турецкий историк пер­вой трети 18 в. Наима-челеби, один из владетелей племени Жане по имени Хакшумак пользовался покровительством турецкого султана, признавшего его верховную власть в племени. Напро­тив, его брат Антонак был аталыком сына крымского хана Ба- хадыр-Гирея (60, с.555-556).

По сведениям турецкого автора Гезар-Фенна в его время (2-я пол. 17 в.) к жанеевцам назначались Портой мусульманские судьи- кадии. “У них еще действуют вообще постановления шариата, - пишет он. Брать у них невольников не позволительно³.” (60, с.347).

¹ Последний крымский хан, ставленник России.

² Анатолия - азиатская часть Турции.

³ Коран запрещает обращать в рабство подданных-мусулъман, а жанеевцы, по- видимому, считались таковыми.

Одновременно с родственно-дружелюбными отношениями крымских ханов к одним адыгским племенам и владетелям, отме­чал В.Д.Смирнов, “у них вечно продолжались нелады с другими”, которые предпочитали полную свободу каким бы то ни было обязательствам по отношению к крымским ханам. “Они-то, - пи­сал он же, - и были предметом постоянных завоевательных стрем­лений некоторых ханов”. (60, с.717). Но подчинить весь народ и надолго им так и не удалось. Как пишет Н.Ф.Дубровин, “беспре­рывные восстания уничтожали только что упрочившуюся власть крымских ханов и всегда было одно или два поколения черкес­ского народа, которые, сохранив свою независимость, успевали и других своих соплеменников вызывать к восстанию”. (38, с.89).

Д’Асколи (первая треть 17 в.) писал, что татары как и турки “воздерживаются ходить в Чиркасию, потому что там очень во­инственный народ. Хан отправляется туда лишь в том случае, когда какой-нибудь знатный черкес позовет его на помощь, дабы мстить врагу своему, другому могучему князю”. Этот же автор отмечал, что “Чиркасия разделена между многими владельцами, ими называемыми бей”. (92, с. 63).

Характеризуя отношения адыгов с турками и татарами, Гезар- Фенн писал, что “... от Жане вплоть до черкесов Кабарды - это места войны, брать у них полоняников позволительно”. (60, с.347).

Совершая грабительские набеги в Черкесию, крымские ханы помимо собственной личной наживы выполняли (по мнению В.Д.Смирнова) обязательство поставлять дорого ценившихся адыгских невольников и невольниц султану и вельможам Осман­ской империи, “чтобы с их поддержкою прочнее сидеть на хан­ском троне”. (60, с. 349). “Впрочем, иногда эти набеги недешево обходились Гераям, а некоторым они стоили даже жизни”, - пи­сал он же.

Откупаясь от разорительных, набегов (“пусть только он (кры­мский хан - автор) не воюет против нас”), адыги, по словам Гезар- Фенна, “ежегодно его величеству хану, калге²⁹ и нур-эд-дин-султа- ну³⁰ преподносят черкесских невольников под именем подарка”³¹ из рабов, составляющих собственность владетелей (“беков”). Кроме того, эти, не подчинившиеся племена, были обязаны выс­тавлять по требованию хана, сообщает Гезар-Фенн, необходимое количество воинов. (60, с.348).

Однако далеко не всегда крымские ханы имели гарантию на получение дани от адыгов. Так, к примеру, в начале 18 в. Черке­сия, по данным де ла Мотрэ, находилась в состоянии войны с крымским ханом. А началась она “с тех пор, как Черкесия отказа­лась от ежегодной дани рабами и лошадьми, которую прежде давали хану, чтобы поддерживать мирные отношения с татарами и обеспечить себя от их набегов”. (88, с. 121). В это время турки, продолжает автор, “не осмеливаются идти дальше приморских крепостей и ожидают там черкесов с товарами”. (88, с. 1221

То же самое отмечено Фундуклу в царствование Сеадет-Гирея III (1717-1729 гг.). Он пишет, что “черкесы... начали отказываться в платеже ими ‘ погрешной дани” невольниками”. (89, с.ЗЗ). По сведениям Пейсонеля дань трехстами невольниками была единст­венным доходом крымских ханов в Черкесии.

Что касается воинской повинности, о которой говорит Гезар- Фенн, то, по сведениям Пейсонеля в его время (1753-1 /58 гг.) хан не имел права принуждать адыгов к военной службе, но мог обра­титься к ним за помощью. “Удовлетворение таких просьб, - пи­шет он, - вполне зависит от степени того влияния и расположения, какими пользуется хан в черкесском народе”. (87, с. 19).

Из источников известно, что бывали случаи, когда отдельные владетели в борьбе между собой призывали на помощь крымских ханов, обещая за услугу “200 или 300 рабов”. “Хан, - пишет Д’Ас- коли, - более чем охотно пользуется случаем и тотчас собирает 40 или 50 тысяч воинов, с которыми идет к позвавшему владель­цу”. Противник, видя эго, продолжает автор, “для лучшего ис­хода решает сойтись с ханом на скольких-то невольниках”. В итоге хан выступает посредником в примирении сторон. “Когда двое ссорятся, - заключает Д’Асколи, - третий радуется, иначе татарину было бы мало выгоды от черкесов, хотя он и следит за ними, особенно если бы между ними царило согласие, тем более, что они очень воинственны. Но теперь чиркасы тоже огляделись, прошло уже много лет, как они перестали звать хана”. (85, с.63).

В отношениях между адыгами и крымскими татарами случа­лось и так, что в критические моменты жизни и царствования чле­ны крымской династии Гиреев, и даже сами ханы, искали убежи­ща в Черкесии. Более того, крымские ханы имели с рядом адыгс­ких племен контакты в форме аталычества и брачные связи. Так, по сообщению Мухаммед-Ризы, мать хана Джаныбека-Гирея (вторая треть 17 в.) была черкешенкой из племени бесленей. Она была замужем последовательно за тремя ханами и своим личным влиянием добилась ханской власти для своего сына. (60, с.349).

На взаимном интересе между крымскими ханами и адыгами существовало искусственное родство - аталычество. Эвлия Челе- би рассказывает, что темиргоевцы, беря на воспитание сына кры­мского хана Мухаммед-Гирея IV (1641-1644 гг.), говорили: “Ког­да он (ханыч - автор) от нас уйдет, это может быть, станет залогом дружоы. Он станет ханом, и нам от этого будет польза”. (53, с.74). И действительно, как свидетельствует Гезар-Фенн “ханыч почи­тает своего аталыка точно как отца родного. Если воспитанный таким образом ханыч достигнет чрез Высокую Державу (Порту - автор) властительства, то он употребляет все старания к тому, чтобы своего аталыка и молочного брата, в признательность, обогатить перед всеми”. (60, с.348). Эвлия сообщает также, что будущего хана Хаджи-Гирея II (1683-1684 гг.) воспитывали в пле­мени бжедугов. (53, с.75).

Автор первой четверти 18в. Ксаверио Главани, бывший консу­лом Франции в Крыму и первым врачом хана, считал, что широ­ко распространенный у адыгов обычай аталычества был исполь­зован ханами для установления своего влияния в Черкесии. По его сведениям в Черкесии проживали 52 представителя дома Ги­реев, “способных носить оружие; самый бедный из них имеет при себе 50 конных и хорошо вооруженных слуг. Каждый бей как бы усыновил одного султана”. “Эти султаны, - продолжает автор, - повелевают и начальниками и народом”. Вообще же, говорит Главани, “каждый бей самостоятелен в своем владении, хотя они почти всегда находятся под покровительством хана” (90,с.155), и заключает, что “Черкесия ни от кого не зависит и состоит под по­кровительством крымского хана настолько, насколько сама приз­нает это для себя удобным, в случае предъявления им каких-либо чрезвычайных требований, отвергает их без стеснения”. (90,с. 152).

Интересы крымских ханов, естественно, распространялись и на территорию причерноморских адыгов, в частности шапсугов. Однако, судя по информации источников, все попытки подчи­нить их своей власти заканчивались безуспешно. Так, в 1724 г. на реке Пшад шапсуги разбили напавших на них крымских татар, а самого хана Девлет-Гирея взяли в плен. (38, с.9щ 84, с.413). По этому поводу Н.Ф.Дубровин приводит слова песни, бытовавшей у шапсугов в его время. В ней говорилось, что по предложению предводителя шапсугов Немире-Шубс³² хан был посажен на верб­люда, лицом назад, и отправлен домой. Он же сказал: “Поезжай к себе в Крым, но так как ты любишь шапсугов, то мы тебя так посадили на верблюда, чтобы ты, ехавши в Крым, все смотрел на наши горы”. (38, с.99). Шапсуги, пишет Н.Ф.Дубровин, под­держивали всякую попытку других “освободиться от чуждой им власти” (крымского хана - автор).

О независимости шапсугов и других причерноморских горцев от кого бы то ни было, говорит и автор 70-х гг. 18 в. Тунманн: “Округа Шапсих или Шапсух, Шаши, Убух или Обух и Туби или Дуба (абадзехи - автор), которые “живут в горах вдоль Чер­ного моря, свободны и независимы”. (55, с.70).

Официальный историограф Османской империи Джевдет- паша по этому поводу пишет, что “абазехские племена” (населе­ние побережья - автор) “не были подвластны крымским ханам и в договорах о них не упоминалось”. Кубанские адыги, по его же словам, ‘ тоже не упоминаются в договоре, а потому, хотя и мож­но претендовать на присоединение их к этой стороне (Крыму - автор), но это народ сварливый и буйный: они наверное станут постоянно враждовать и вести войну с крымскими ханами и тата­рами”. (89, с.212). Далее из текста следовало, что адыги находи­лись, якобы, в подданстве Порты.

В 70-80-х го-дах 18 в. в связи с овладением Россией Крымом и продвижением её на правобережье Кубани, восточный берег Черного моря приобретает для Турции особый интерес. С этой территорией она связывала определенные надежды на возвраще­ние своего влияния в Северном Причерноморье. Важную роль в этом плане должна была сыграть крепость Анапа, к строитель­ству которой Порта приступила в 1780 г. В условиях потери Та­мани и Темрюка крепость Анапа приобретала статус важнейшего пункта торговли Османской Порты в Черкесии. В борьбе с Рос­сией турки надеялись на помощь адыгов, но принудить их к этому силой не могли, так как не имели ни влияния, ни власти в Чер­кесии. “Тщетно Порта заявляла во всеуслышание, - пишет В.Д. Смирнов, - что, мол, они (адыги - автор) искони суть подданные Османской империи, а сама только теперь (после ликвидации Россией Крымского ханства - автор) принялась серьезно хлопо­тать об основании своего господства над ними, прибегнув к ме­рам, в применении которых для той же цели успела опередить её Россия и таким образом подчинила своей власти”. (60, с.718).

Безуспешны были также попытки последнего крымского хана Шагин-Гирея с помощью адыгов воссоздать самостоятельное Крымское государство. Но адыги никогда не были опорой Крым­ского ханства в сохранении им своей независимости как от Пор­ты, а тем более от усиливающейся России.

В заключение темы необходимо отметить, что в русской исто­риографии 19 в. было принято относить адыгов к подданным (подвластным) то Крымского ханства, то Османской Порты, то обоих государств одновременно. Правда, при этом всегда обра­щалось внимание на “ненадежность ’, “призрачность” или услов­ность их “подданства”, не имевшего под собой ни юридической, ни фактической основы. Турецкие же источники, называющие адыгов подвластными Порты, выдают желаемое за действитель­ное. Различные свидетельства прошлого, дальнейшие историчес­кие события опровергают эту точку зрения.

Прав был К.Пейсонель, когда писал, что “черкесы должны быть рассматриваемы как данники, нежели как подданные крым­ского хана”. (87, с. 19). В этом его мнение не расходится с данными источников, которые говорят лишь о более или менее гарантиро­ванной уплате дани, а также о не менее неустойчивой воинской повинности (особенно в 18 в.).

Признание Россией договорами 1783 и 1792 г. зависимости западных адыгов от Османской Порты было дипломатическим ходом, политическим маневром, призванным придать юридичес­кую силу своему следующему шагу - присоединению к России их территории. Одарив Порту правом на адыгские земли, которые той никогда не принадлежали, и на которые она и не претен­довала, в 1829 г. Россия получила их уже в качестве “уступки” со стороны побежденного турецкого султана.

Зависимость адыгов от Порты фактически признается офици­альной исторической наукой. При этом политике последней (как и Крымского ханства) на Северо-Западном Кавказе необоснован­но приписываются завоевательные цели. На этом фоне российс­кая политика в регионе представляется не только “меньшим злом” для адыгов, но открыто заявляется о её прогрессивном и даже освободительном характере.

Однако исторические факты говорят о том, что целью полити­ки Российской империи в Северном Причерноморье и на Кавказе были территориальные завоевания. В отличие от неё Порта в этом регионе во главу угла ставила материальную выгоду - дохо­ды от торговли и приобретение невольников. Эта цель определя­ла её главную задачу: удержать за собой контроль над примор­скими городами - традиционными пунктами торговли в Севе­рном Причерноморье. Источники опровергают тезис о том, что османские крепости в этих городах являлись плацдармами для завоевания Черкесии, а гарнизоны - силой, державшей местное население в повиновении.