Глава III. Политические и этнокультурные связи адыгов в период средневековья. 10-16 вв.

На процесс консолидации адыгов и прежде всего живших в Прикубанье, негативное воздействие оказало движение через северокавказские степи многочисленных тюркоязычных кочевни­ков. За первой, гуннской волной шли авары, следом болгары, затем хазары, впоследствии печенеги и кипчаки (половцы) и, на­конец, татаро-монголы.

Большого влияния на историческое развитие адыгов эти наро­ды не имели, однако определенное воздействие на культуру, язык и быт населения Северо-Западного Кавказа они оказали. Но глав­ное, в период “великого переселения народов'’ адыгские племена Закубанья не утратили традиционной земледельческой культуры; экономика адыгов (как свидетельствуют археологии, памятники) по-прежнему носила земледельческо-скотоводческий характер.

Наиболее тесные контакты сложились у адыгов с хазарами. К концу 7 в. хазары представляли собой крупную политическую силу. В 7-9 вв. они овладели Северным Кавказом; на западе под их властью оказались часть Крыма, Таганский полуостров. В пе­риод расцвета Хазарского каганата в его систему была включена и предкавказская часть территории обитания адыгов, известная в некоторых источниках того времени как Малая Хазария.

В одной из редакций письма хазарского царя Иосифа, в переч­не данников упоминается народ каса. По-видимому, формой зависимости адыгов (касогов), как и других народов, от Хазарии являлась дань. Важным источником доходов хазарского государ­ства были также торговая пошлина и различные налоги, взимав­шиеся с зависимого населения.

Первая половина 10 в. - время падения хазарского влияния в Западном Предкавказье и усиления алан. Вышедшие на исто­рическую арену степного Предкавказья в конце 9 - начале 10 в., племена венгров (мадьяр) и печенегов ещё более ухудшили поло­жение Хазарского каганата. В то же время усиление местных вла­детелей и борьба зависимых от хазар народов против их власти, подрывала эту империю изнутри. Еврейский историк середины 10 в. (“Кембриджский аноним') упоминает алан, зибус (зихов) и тюрок, воевавших с хазарами. Память о военных столкновениях адыгов с хазарами запечатлена в устном народном творчестве горцев.

Окончательно власть хазар на Северном Кавказе была уничто­жена в результате похода Святослава (965 г.) в Приволжскую (Большую) Хазарию. Как говорит “Повесть временных лет”, Свя­тослав разгромил войско хазарского кагана в составе которого были аланы (ясы) и касоги, захватил главные города Хазарии Итиль (недалеко от устья Волги) и Семендер (в Дагестане).

Возвращаясь из похода, дружины Святослава прошли через земли “ясов” и “касогов” и, очевидно, вышли к Керченскому про­ливу, где находился сильный хазарский гарнизон. Как развива­лись события в этом районе мы можем лишь предполагать, но вполне достоверно, что из страны касогов, т.е от низовьев Куба­ни, Святослав двинулся на Дон, где им, вероятно, в это время была взята хазарская крепость Саркел. Затем, как сообщает По­весть временных лет”, Святослав пошел в землю вятичей, кото­рые были им побеждены и с 966 г. стали его данниками. (19, с.206-207).

Восточный поход Святослава и разгром Хазарского каганата были продуманным мероприятием. Они имели целью закрепле­ние русичей в устье Волги и расширение торговых и политичес­ких связей с Ираном и Средней Азией. Кроме того, в лице Хазар­ского каганата был ликвидирован главный соперник Руси в Восточной Европе. В результате победы над хазарами были устранены препятствия для присоединения к Древнерусскому государству северо-восточных славянских земель, ориентирован­ных на Хазарию.

Возрастание печенежской активности в южно-русских степях отодвинуло на некоторое время массовое продвижение славяно­русских переселенцев на Северный Кавказ. Однако в конце 10 в. оно стало возможным и интенсивным. Вскоре хазарский город Таматарха становится русской Тмутараканью (ныне ст. Тамань) и центром одноименного княжества. Оно занимало Таманский восточную часть Керченского полуострова и низовья Кубани.

Стараясь укрепить и расширить свои владения, тмутаракан- ский князь Мстислав Владимирович в 1022 г. (как сообщает Ла- врентьеская летопись) совершил поход на касогов. Касожское войско под предводительством князя Редеди выступило ему нав­стречу. Касожский князь по обычаю того времени вызвал Мстис­лава на поединок “не оружьемь, но борьбою”. Если “одолееши ты, то возмещи именье мое, и жену мою, и дети мое, и землю мою, - сказал Редедя, - аще аз одолею, то возму твое все”. Далее летопись сообщает, что в критический для Мстислава момент единоборства, последний против правил “вынзе ножъ” и убил Редедю. И “взял все именье его, жену его и дети его, и дань возложи на Касогы”. Тот же источник говорит в следующем (1023 г.) “пой­ле Мстислав на Ярослава, с козары и с касогы”, а еще через год между братьями разыгралась кровавая битва у города Листвена (под Черниговым), в которой Мстислав одержал полную победу. 28Гс.з£ 29. с.84,85,97).

По преданию Редедичеи , семья Редеди последовала за Мстиславом в Чернигов. До сего времени в Черниговской облас­ти сохранилось название маленькой речки - Редединька. Иссле­дователи предполагают, что этот гидроним мог возникнуть всле­дствие земельного пожалования со стороны Мстислава потомкам Редеди на новой родине. То же семейное предание говорит, что Мстислав воспитал сыновей Редеди и выдал за одного из них свою дочь. (28, с.39; 29, с.97).

Отношения между славянами и касогами не ограничивались политическими связями. Для местного населения Тмутаракань по-прежнему являлась ближайшим и самым крупным центром торговли, прежде всего внешней.

Вторжение кипчаков (половцев русских летописей) и захват ими во второй половине 11 в. южнорусских и северо-кавказских степей нанесли непоправимый удар Тмутараканскому княжеству. Под натиском кочевников територия княжества постепенно сокращается, а с 1094 г. оно больше не упоминается в русских источниках и, очевидно, в начале 12 в. полностью лишается поли­тической самостоятельности.

В 12 в. Таманский полуостров попадает под влияние Византии. Здесь появляется византийский наместник с титулом архонта Матрахи, Зихии и Хазарии.

10 - первая половина 13 в. - один из наиболее благоприятных во внешнеполитическом отношении периодов в истории народов Северного Кавказа и адыгов в том числе.

Территория Зихии к концу этого периода значительно расши­рилась на северо-запад и, по-видимому, после падения Тмутара- канского княжества, включала Тамань и восточный берег Азов­ского моря. Венгерские миссионеры, посетившие в 30-х годах 13в. Тамань, называют её страной “Сихией”, а город Матрику (быв­шую Тмутаракань) - резиденцией зихского князя. (30, с.31).

Вплоть до татаро-монгольского нашествия наблюдался подъем в развитии у адыгов земледелия, скотоводства, ремесла и торговли. Усилились разного рода контакты северокавказцев между собой и с другими народами. Развитие социально-полити­ческих отношении идет по пути дальнейшей феодализации адыг­ского общества при отсутствии центральной власти.

¹ И сыновьям Редеди возводил себя ряд русских дворянских фамилий, вышедших из Черни-говского и Северского княжеств, например, Лопухины.

13-14 столетия вошли в историю народов Северного Кавказа как время тяжелых испытаний и борьбы с татаро-монгольскими завоевателями. Первый удар золотоордынцы нанесли по Северо- Восточному Кавказу. И в дальнейшем, вплоть до конца 13 в., их активность в основном сосредоточивалась на Дарьяльском и Де­рбентском направлениях - двух наиболее значительных путях, соединяющих Северный Кавказ с Закавказьем.

Видимо, указанные приоритеты в завоевательной политике татаро-монгол поставили адыгов в несколько иное положение, чем других северокавказцев. Оно проявилось в том, что в 13 в. азиатские завоеватели ограничились лишь отдельными походами в адыгские земли, а это не давало им стабильной власти в регионе. Однако адыги в определенной степени разделили участь других народов Северного Кавказа.

Первые письменные свидетельства о разгромах, которым под­верглись земли адыгов (касогов), а также алан, абазин и половцев, дает под 1223 г. русская летопись. (5, с. 196). Во время второго похода татаро-монгол на Русь, в 1237 г., часть их войск была послана на Северо-Западный Кавказ. Персидский автор начала 14 в. Рашид-ад-дин рассказывает, что осенью 1237 года монголь­ские царевичи Менгу-каан и Кадан “пошли походом на черкесов (адыгов - автор) и зимою убили государя тамошнего по имени Тукара”.1 Это был уже спланированный поход и длился он нес­колько месяцев. Во главе его стояли крупные военачальники дво­юродные братья хана Бату, внуки Чингис-хана. Результаты его остаются неизвестыми, но, по-видимому, в это время адыги не были ещё полностью подчинены Золотой Орде. Гильом де Руб- рук - посол французского короля в Монголии (1253-1255 гг.) в своем сочинении “Путешествие в восточные страны” писал по этому поводу: “... Зикия ... не повинуется татарам” и что “черке­сы... все ещё борются против татар ’. (32, с.89,111).

Крупную победу над адыгами удалось одержать монгольскому военачальнику Ногаю в 1277 г. “Таким образом. - писал С.Бро- невский, - монголы сделались владетелями Азова и Тамана, как и многих областей внутри Кавказа, однако покорность черкесов всегда была сомнительна или на крепких уговорах. Они сохрани­ли независимость свою даже в рассуждении гор и лесов, в их зем­лях находящихся; а живущие по открытым местам признавали над собою татарскую власть не иначе, как будучи к тому принуж­дены силою. Они удержали за собой восточный берег Азовского моря до Дона, овладели Керчею в Крыму, делали частые набеги, как в сем полуострове, так и в других странах Европы”. (33, с.50).

' Имя черкесского государя читается неуверенно. Варианты: Букар, Букан, Тукан Кур кар и т. д. (31, с.37, ссылка).

33

В середине 14 в. хан Узбек решил укрепить власть Золотой Орды. В этих целях последовало несколько опустошительных походов против народов Северного Кавказа. По сведениям пе­рсидских летописеи первой половины 14 в. и первой половины 15 в. между 1325 и 1334 годами военачальники хана Узбека “нес­колько раз с войском ходили в сторону черкесов”. (31. с.93,143).

Победа русских войск над татаро-монголами наПТуликовом поле имела последствия и для Северного Кавказа. Из сообщений и источников этого периода исчезают всякие указания на власть или значение Золотой брды на Северном Кавказе. Однако разгром хана Мамая не принес северокавказским народам, в том числе адыгам полной свободы.

Создав в 14 в. в Средней Азии обширное государство с цент­ром в Самарканде, Тамерлан (Тимур-Ланг, хромой Тимур) стал претендовать на мировое господство. В первой половине 90-х годов 14 в., подвергнув опустошительному разгрому западные улусы Золотой Орды, низовья Дона и Средней Волги, Тимур при­ступил к планомерному завоеванию Северного Кавказа - одного их богатейших улусов Золотой Орды. С этой целью осенью 1395г. Тимур во главе огромной армии двинулся на Кубань.

По сообщениям персидских авторов цервой половины 15 в. Низам-ад-дина Шами и Шефер-ад-дина Йезди, адыги, учитывая бесполезность вооруженного сопротивления, выжгли луга между Азовом и Кубанью, в результате чего большое количество лоша­дей и награбленного скота погибли, лишенные корма. (31, с. 122, 180), а войско Тимура “перенесло много страданий и с трудом перешло через реки, топи и болота”. (31, с. 122) и через восемь дней вышло к Кубани. Разгневанный Тимур направил против адыгов большую карательную экспедицию во главе с лучшими военачальниками, с тем, чтобы “они поскорее покорили эту об­ласть”. Как свидетельствуют эти же источники, татаро-монголы “ограбили весь улус черкесский, захватили большую добычу и благополучно возвратились”. (31, с. 181,122).

После этого войска Тимура под его личным руководством, пройдя вверх по Кубани, ограбили “многих жителей” “местности Абаса” (31, с. 183) (по-видимому, владения северокавказских абазин - автор). Затем Тимур направил свои усилия на овладение Центральным и Восточным Кавказом, делая это самыми жесто­кими методами.

После смерти Тимура, в начале 15 в., Золотая Орда оконча­тельно распалась на несколько новых формирований, а через столетие прекратило свое существование государство Тимура.

Татаро-монгольское нашествие на Северный Кавказ нанесло большой урон экономике, культуре и быту адыгов. Каждый из походов или набегов сопровождался террором и истреблением населения, грабежами и опустошением земель. Пахотные и паст­бищные земли Прикубанья на долгое время были превращены в кочевья татаро-монгол.

Нашествие азиатских завоевателей вызвало значительные пе­ремещения народов Северного Кавказа. Письменные источники и археологические данные отмечают, что к указанному периоду относится продвижение с низовий Кубани на юго-восток, в бас­сейн реки Терека отдельных групп адыгов, где к концу 13-14 в. они расселились на значительной территории, высвободившейся от алан. Тем самым было положено начало известному обособле­нию части адыгов в самостоятельную группу - кабардинцев. С последствиями татаро-монгольского нашествия также принято связывать появление на северных склонах Кавказского хребта абазиноязычного населения, предки которого являются коренны­ми жителями Черноморского побережья Кавказа.

Появление в степных и предгорных районах тюркоязычного населения могло не повлиять и на этническую номенклатуру края. Видимо этим обстоятельством объясняется тот факт, что с 40-э0-х годов 13 в. источники нередко фиксируют этнические названия Северного Кавказа как бы сквозь призму тюркских языков, носители которых были ближайшими соседями северокавказцев. В этой связи представляется вероятным, что самое распростра­ненное адыгское этническое наименование “черкесы” возникло именно в среде тюркоязычного населения. Затем этот термин был воспринят лицами, посетившими Северный Кавказ, а от них вошел в европейскую и восточную литературу. Эта точка зрения поддерживается большинством кавказоведов и считается официальной.

Первым из известных письменных источников, зафиксировав­ших этноним черкес в форме серкесут является монгольская хро­ника “Сокровенное сказание. 1240 г."' (34, с.188-189). Впоследст­вии имя “черкес” (в различных вариантах) появляется во всех исторических источниках: в середине 13 в. - в арабских, персид­ских и западно-европейских сочинениях; с конца 13 в. - в русских летописях. В литературе последующих веков черкес - основное имя, под которым адыги широко известны в разноязычных источ­никах.

В 18 - первой половине 19 в. в исторической литературе черке­сами иногда ошибочно называли и другие народы Северного Кавказа. Как пишет ученый-кавказовед В.К.Гарданов, “расши­ренное толкование слова “черкес”, принятое в русской и ино­странной литературе первой половины 19 в., имело под собой то ре­альное толкование, что адыги действительно в то время были самой значительной этнической группой на Северном Кавказе, ока­зывавшей большое и всестороннее влияние на окружающие их народы”. (35, с. 19).

В начале 15-16 в. из этнического названия возникает и геогра­фическое понятие “Черкесия”.

Этимология этнонима черкес не установлена с достаточной достоверностью. Тетбу де Мариньи приводит одну из самых рас­пространенных в дореволюционной литературе версий: “Некото­рые полагают, что это имя татарское, поскольку Чер означает “дорога” и Кес “отрезать”, что дает имени черкесов значение “отрезающие путь”. (36, с.292). Иранским по происхождению считает этот термин автор сочинения “История нещастных чира- кес”, изданного в 1841 г. князь А.Мисостов. Он пишет: “Слово чиракес есть фарсиское1 головорез”. (37, с. 1). От выражения “сар- кяс” производит этноним “черкес” Н.Ф.Дубровин. (38, с.20).

В кавказоведческой литературе распространено также мнение о связи этнонима черкесы и термина керкеты (причерноморское племя античного времени). Основанием для этого служит прежде всего отнесение рядом исследователей керкетов к предкам ады­гов, а также звуковая близость вышеназванных терминов. В 19в. об этом писали Ш.Ногмов, Дюбуа де Монпере, Л.Г.Лопатин- ский, современные исследователи Л.И.Лавров, Ш.Д.Инал-Ипа, Е.И.Крупнов и другие. Существует такая точка зрения и в настоя­щее время.

Известный этнограф-кавказовед Н.Г.Волкова предлагает раз­личать два аспекта в вопросе о связи этнонимов керкет и черкес: возможность генетической связи этносов и связь самих терминов. Последнюю она склонна исключить из-за большой (восемь столе­тий) временной дистанции между ними. Неясным считает она и языковую принадлежность термина керкет, а также сущность эт­носа, соотносившегося с эти именем. Действительно, античные источники, сообщающие сведения о локализации керкетов, не дают никаких, даже косвенных данных об этнической принад­лежности этого народа. В то же время Н.Г.Волкова, как и некото­рые другие исследователи предполагают “существование в этих местах племен индоевропейского языкового круга “. (25, с.23).

Индоевропейским (индоарийским или праиндийским) по про­исхождению племенем считает керкетов лингвист О.Н.Трубачев. Одновременно он полагает, что слово керкеты - это не этноним, а греческий эпитет племени тореты, означающий “особый руль, кормовое весло”. (14, с.47-49).

' Фарси - персидский язык. Относится к иранской группе индоевропейской семьи языков. В данном случае - близкий перевод ираноязычного слова саркес: 'снимать (сносить) голову" от "cap" - "голова", "кес"сносить, снимать". Образно говоря, "сорви-голова" - дерзкий, бесстрашный человек.

Однако иноязычное происхождение термина керкеты, отсут­ствие в источниках ссылки на этническую принадлежность наро­да, скрывавшегося под этим именем, не дают оснований с ходу опровергать генетическую связь керкетов и адыгов.

По поводу же генетической природы этнонима черкесы в науч­ной литературе разногласий не существует. Безусловно, что сред­невековый термин возник для обозначения народа, известного ранее под именем зихи. Это подтверждает не только локализация этих этнических имен в пределах Северо-Западного Кавказа, но и прямые указания на то литературных источников прошлого.

Так, к примеру, в сочинении архиепископа Иоанна Галони- фонтибуса, посетившего Кавказ в конце 14 - начале 15 в. (не позд­нее 1404 г.), сообщается о стране, называемой им Зикией или Чер­кесией. (39, с. 16). Генетическую связь этнонимов зихи и черкесы фиксирует итальянец Георгий Интериано, побывавший на по­бережье в последней четверти 15 в. Его рассказ “О быте и нравах черкесов” является первым литературным источником, сообщав­шим самоназвание этого народа в распространенной среди него форме: “Зиками зовутся они на народном греческом и латинском языках; татары и турки зовут их черкесами, а на их собственном наречии имя им Адиге”. (40, с.731).

Этноним адыги вошел впоследствии в европейскую литерату­ру, хотя и не был распространен столь широко, как термин черке­сы. Сами адыги, напротив, иноязычное название не употребляли. “Не знаю почему, - писал знаток истории адыгов Л.Я.Люлье, - но мы привыкли все племена, населяющие северную покатость Кавказских гор, называть черкесами, между тем как они называ­ют себя Адыге”. (41, с.5). То же отмечали: автор начала 19 в. Тетбу де Мариньи (“Интересно, что черкесы сами себя называют только “адыги” (36, с.292) и англичанин Дж.-Ст. Белл (30-е гг. 19в.), который отметил, что “название “черкесы”... местными жителями никогда не употребляется и многие из них даже не по­нимают его”. (42, с. 185).

Естественно, что фиксация самоназвания адыгов Интериано еще не означала, что возникновение термина в среде самого наро­да относится к этому времени. Известный швейцарский ученый и путешественник Фредерик Дюбуа де Монпере, оставивший цен­ные сведения по истории и культуре адыгов, к примеру, считал, что самоназвание этого народа могло возникнуть и наверняка существовало задолго до появления их греческого имени зихи, которое, по его мнению, вероятно, самому населению не было известно. Ученый полагал, что зихи (зиги) есть искаженное гре­ческим языком “национальное наименование адыгов. (43, с. 16- 17). Л.Г.Лопатинский, и вслед за ним некоторые другие исследотели-кавказоведы, предполагал обратную связь: зихи-адзыге- адыги (44, с. 1), что, на наш взгляд, маловероятно.

Однозначной этимологии слова “адыги” не существует. По этому поводу известны более десятка версий. Назовем некоторые из них. Так, исходя из астральной (солярной) гипотезы, слово “адигэ” переводят как “дети солнца” (от термина “тыгъэ” - солн­це) Существует версия о топографическом происхождении тер­мина (“поляне”), “маринистская” (“поморяне”), так называемая “антская” версия. (45, с.255-259). Однако ни одна из них не явля­ется бесспорной.

В то время, когда на северокавказской равнине хозяйничали татаро-монголы, итальянский торговый город-республика Генуя в соперничестве и борьбе с Венецией утвердил свое влияние в Крыму и Северном Причерноморье, которые находились под контролем Золотой Орды. В 1266 г. с разрешения Менгу-хана генуэзцы основали свою первую колонию - Каффу (на месте ны­нешней Феодосии), которая в 80-90-х годах 13 в. стала главном местом для склада генуэзских товаров на Черном море и значите­льным торговым центром. При этом Генуя не избежала многочи­сленных конфликтов и военных столкновений с татаро-мон­голами, но, благодаря дипломатическому опыту и достаточно сильной армии и флоту, отстояла свои интересы.

В конце 13-14 вв. генуэзские колонии стали возникать одна за другой в Северном Причерноморье и на Западном Кавказе. На территории между Таной (Азов) и Себастополисом (Сухум) нас­читывалось 39 колоний, поселений и стоянок, из которых важ­нейшими, не считая, Таны и Себастополиса, были Копа и Матрега.

В Матреге (ныне Тамань, бывш. Кипы, Матраха, Таматарха, Тмутаракань) генуэзцы обосновались не позднее начала 14 в. (46, с.79). Матрега была расположена на Таманском полуострове, на одной из устьев Кубани, не существующем в настоящее время. В 12 в. город служил торговым и политическим центром густо­населенной области. Жители города были, по-видимому, разных национальностей; в источниках упоминаются греки и зихи (черке­сы). (46, с.76).

В 13 и 14 вв. в Матреге находилась резиденция греческих мет- рополитов Зихской епархии, что указывает на важное политичес­кое и экономическое значение этого пункта. В 1346 г. упоминается первый епископ Зихии францисканец Иоанн, назначенный в Матрегу папой Климентом VI. Впоследствии здесь находились и католические епископы Зихии. Генуэзцы кроме консульства имели в Метреге свои торговые учреждения.

В 1419 г. Матрега досталась генуэзцу Симону де Гвизольди благодаря браку его сына с дочерью и наследницей черкесского князя Берзоха по имени Биха-Ханум. С тех пор Матрега сдела­лась чем-то вроде феода фамилии Гвизольди. Город был хорошо укреплен и защищен, так как жившие в окрестностях черкесы часто “беспокоили” его население. (46, с.80).

Генуэзская колония Копа (Локопа, Копарио) была расположе­на на правом берегу Кубани в 280 милях от её устья. (46, с.81). Мнения о местоположении Копы разноречивы: Темрюк, на месте сел. Копыль, на северном рукаве Кубани (Кара-Куоань или Чер­ная Протока). Население Копы было разноплеменное. Преобла­дающим пришлым элементом были греки, затем итальянцы, армяне. Местное население составляли черкесы. Они же населяли окрестности города и временами нападали на торговые суда. (46, с.83). В самой Копе зихским (черкесским) князем была выстроена крепость, защищавшая город. Население занималось главным образом солением рыбы и приготовлением икры, а также прода­жей невольников.

Во главе местного управления колонии стоял консул, при нем Совет. Приехав в Копу, консул, прежде всего, должен был соб­рать здесь всех купцов и затем явиться к местному владетельному князю, чтобы совместно с ним установить цену на рыбу на теку­щий сезон. На консула же возлагалась обязанность уплачивать князьям Зихии ежегодную дань, которая вносилась генуэзцами в форме обязательных даров. (46, с.99).

К колонии Мапа (Анапа) причаливали лишь мелкие суда, и торговля была незначительная. В Мапе консульства не было.

Матрега, Копа и Мапа находились, по-видимому, в двойной зависимости: они подчинялись местным князьям и одновременно генуэзским властям в Каффе. (46, с. 105; 47, с. 17).

Другие генуэзские колонии представляли собой небольшие торговые фактории и маленькие каботажные стоянки.

Население черноморских генуэзских колоний, как уже отмеча­лось, не было однородным по национальному составу. Здесь жи­ли адыги, греки, армяне, татары. Во всех населенных пунктах сами генуэзцы составляли незначительную часть жителей. В 1475 г., когда турки взяли Каффу, в городе на 70 тысяч жителей нас­читывалось всего две тысячи итальянцев. (48, с. 180).

Завершая краткую общую характеристику наиболее известных генуэзских колоний на Северо-Западном Кавказе, приведем выс­казывание итальянского комментатора сборника “Тауро-Лигу- рия”: “Владения генуэзцев не распространялись далее городской черты..., за которой начинались области, возделываемые тузем­цами, а небольшая территория, предоставленная для этой цели колонистам, была по оольшей части расположена в гористой к неплодородной местности”. (Цит. по: 46, с.94).

В рассматриваемый период внешняя торговля адыгов своди­лась в основном к торговле с Генуей. Для последней это была очень выгодная торговля, отвечавшая целям колонизации. Важ­нейшими предметами вывоза были икра, рыба, хлеб. Особенно высоко ценилась на рынке в Каффе сушеная икра, которая достав­лялась на судах из устья реки Кубань. Несколько нотариальных актов гласят об отправке туда судов и галер для закупки у местно­го населения рыбы и сушеной икры. Главным потребителем этого товара являлись малоазийские города Византии. В одном из доку­ментов говорится, что рыба, купленная в устье Кубани на сумму 91685 аспров', должна быть доставлена в Константинополь. (49, с. 178).

В 13 в. значительный удельный вес в торговле Каффы прио­брел и вывоз зерна. Генуэзские и, в частности, каффские купцы, покупая пшено, рожь, пшеницу у местного населения Крыма и северо-западной части Кавказа, вывозили их затем в страны Сре­диземноморья и Ближнего Востока. Документы говорят о полной зависимости итальянцев от местного населения в отношении снабжения хлебом. (46, с. 103-104).

В большом количестве из генуэзских колоний вывозили также кожи, шкуры, меха, воск, вино, фрукты, дерево (самшит и другие ценные породы). Эти товары доставлялись со всего Северного Кавказа, из Руси и других мест.

В обмен на икру, рыбу, хлеб, кожи, меха и другие товары гену­эзцы доставляли местному населению холст и ковры, шелковые и шерстяные ткани, хлопок-сырец, венецианское стекло, клинки сабель, соль, пряности, другое. Один из нотариальных докумен­тов свидетельствует о том, что каффский купец должен доставить в устье Кубани холст и ковры на сумму 3134 аспра. (49, с. 178).

Предметом международной торговли были рабы. Цены на них не были точно установлены. Учитывалась внешность, телосложе­ние, возраст и различные занятия, для которых они предназна­чались. Поставщиками невольников-кавказцев были прежде всего черкесские феодалы, которые продавали своих пленных и рабов. Дети рабов, если они были красивы и хорошо сложены, тоже продавались. Они-то и составляли основной источник рабо­торговли. Татары точно также поступали со своими пленными, среди которых были и адыги. Они привозили в Тану, Каффу и другие пункты пленных, захваченных во время набегов на кав­казские земли.

Из всех статей Устава г. Каффы 1449 года следует, что главны­ми поставщиками рабов в Касрсру были татары.(50, с.210). Но генуэзцы не ограничивались тем, что им предлагали, они сами

организовывали нападения на соседнее население для захвата невольников и продажи их в рабство.

Источники говорят, что большая часть рабов, продаваемых в Каффе итальянскими купцами, была кавказского происхожде­ния: абхазы, адыги, лезгины. (46, с.91). Среди вывозимых из гену­эзских черноморских колоний были, главным образом, татары, адыги и русские.

Определенная часть рабов оставалась в причерноморских ко­лониях: много рабов поставляли в Европу, в том числе и Италию. Но главным образом они продавались в мусульманские страны и прежде всего в Египет. Известно, что в Каффу ежегодно при­ходили за рабами два судна египетского султана. (50, с. 102). В Египте из части мужчин комплектовалась воинская гвардия мам­люков⁴, составлявшая главную вооруженную силу султанов и эмиров. Кавказские мамлюки часто занимали в Египте приви­легированное положение, а период с 1250 по 1517 гг., в политичес­кой истории государства носит название мамлюкского султаната. 135 лет (1382-1517 гг.) Египтом правила черкесская (адыгская) династия мамлюков. (51, с.85-101). Первым султаном адыгского происхождения был Баркук; последний - Туманбай погиб в войне Египта с османскими завоевателями в 1517 г. С его гибелью Еги­пет потерял независимость и стал одной из провинций Османской Порты.

Объективно, отток значительной части преимущественно молодого населения сыграл негативную роль в истории адыгс­кого народа, так как привел к нарушению демографических процессов, к ослаблению его в социально-экономическом и поли­тическом отношениях.

Доходы генуэзских колонизаторов в Северном Причерно­морье складывались из торговых пошлин, а также из всевозмож­ных налогов, податей и повинностей, которыми облагались куп­цы и население колоний. Так, за одного раба, находившегося на корабле, а также с каждого корабля, на котором эти рабы перево­зились из генуэзских колоний, взималась пошлина. Специальные должностные лица посылались для сбора пошлин во все колонии, где производилась работорговля. (48, с.210). Согласно Уставу Каффы 1316 г. торговая пошлина взималась со всех приходивших в город торговых судов. Судовладельцы платили также специаль­ный сбор за право стоянки в порту. При этом учитывался тоннаж торгового судна, а писцы и нотарии регистрировали его маршрут. (49, с. 181).

Население колоний платило многочисленные налоги, к приме- nv налог за проезд по мосту, за ловлю рыбы, за землю. Существо­вала подымная подать; среди повинностей - поставка лошадей и работы по восстановлению крепостей.

Отношения генуэзцев с местным населением не всегда были мирными. Постоянное вмешательство во внутренние дела корен­ных жителей, захват пленных для продажи в рабство, попытки насаждения католической веры и чуждых нравов, бремя налогов, другие причины вызывали недовольство и открытые выступле­ния населения колоний и прилегавших к ним районов.

Так из источников известно, что в 1457 г. вспыхнуло восстание в Матреге против владельца города Заккарии Гвизольди, полуге- нуэзца, полуадыга, и местный князь Кадибельди захватил его замок. На помощь восставшим пришли жители из соседних горо­ду районов во главе со своими князьями. В связи с этим Заккария писал о Матреге: “Народ той местности восстал против Каффы и овладел означенным (городским - автор) замком вместе с кня­зьями Зихии и тотчас же начали они причинять убытки и со­вершали пиратские набеги в том (Керченском - автор) проливе и известно, что в числе добычи, которую они захватили, была одна барка из Каффы, шедшая в Копарио и Батиарио, ценностью в пятьдесят тысяч аспров”. (Цит. по: 5, с.266; 47, с. 17-18). Когда Заккарии удалось снова утвердиться в Матреге, он для безопас­ности построил там новый крепкий замок. Тогда же Заккария учредил у себя таможню и некоторое время со всех, в том числе и с генуэзцев, взимал обязательную пошлину. (47, с. 18).

С конца 14 - начала 15 в. генуэзские колонии начали постепен­но приходить в упадок. В связи с взятием Тимуром Таны (1395г.) нарушились торговые взаимоотношения Каффы со Средней Азией и Китаем. С 1434 г. она стала данницей Хаджи-Гирея, пер­вого хана из крымской династии Гиреев (Гераев) и платила 3-5% с доходов со всех таможенных пошлин в пользу хана.

Положение генуэзцев в Северном Причерноморье значитель­но ухудшилось после взятия турками Константинополя (1453 г.) и блокирования ими средиземноморских проливов. Как говорят источники, в течение более двух лет (с 1453 до весны 1455 г.) в Каффу не прибыло ни одного судна ни из Генуи, ни из Перы (ге­нуэзская фактория близ Константинополя). (48, с. 196). С падени­ем Константинополя связано массовое бегство населения из ко­лоний. Усилилась зависимость Каффы от Крымского ханства. С 1454 г. Каффа обязалась, помимо дани и обычных даров, выплачивать хану дополнительную дань в 600 соммов1 в год и по 150 аспров в день. (48, с. 211).

Сомм - самый крупный монетный поминал, имевший хождение в Каффе. В среднем 1 сомм - 208,25 грамма серебра.

В том же 1454 г. Каффа обязалась вып­лачивать ежегодную дань в 3000 венецианских дукатов⁵ турец­кому султану. (48, с.212).

С падением в 1475 г. Каффы влияние генуэзцев в Северном Причерноморье было подорвано окончательно, а вскоре совсем ликвидировано. Контроль над Керченским проливов, а следова­тельно, над всей торговлей в регионе, перешел к Порте и ее вассалу Крымскому ханству.

Многочисленные источники свидетельствуют, что с 1479 г., с момента второго царствования хана Менгли-Гирея, возведенно­го на крымский престол турками, Крымское ханство до конца своего существования (1783 г.) находилось в вассальной зависи­мости от турецких султанов. Она проявлялась в территориальном разграничении действий двух властей в Крыму3, в совместном пользовании доходными источниками, смешенной денежной системе, обязательном участии крымских войск в войнах султа­нов, по первому требованию последних, даже в ущерб внешнепо­литическим интересам самого ханства, а также в титуле турецких султанов: “Падишах татарских стран Кафы, Крыма, Дэшти-Кип- чака”.⁶ Более того, все новые ханы Крыма утверждались, а многие назначались турецким султаном. Провинившийся в чем-либо пе­ред султаном (с точки зрения последнего), хан мог быть умерщв­лен или отправлен в ссылку, часто пожизненную. Местом ссылки ханов традиционно был о. Родос в Средиземном море.

Вскоре после взятия Каффы османы овладели крепостями Мапа (53, с.25)⁷ Копа (46, с.128)⁸, Тана.

Сообщая о взятии Таны (Азак, Азов), османские хроники 15- 16 веков указывают, что в этом походе турки дошли “до Черке­сии”. Например, в источнике 15 в. говорится: “Послав в ту страну корабли, завоевали находящиеся на том берегу крепости Азак и Япу-кирман, дойдя до Черкесии”. (Цит. по: 54, с.42).

Сообщения турецких авторов в отношении Черкесии тракту­ются однозначно: в 1475 г. османы не предпринимали похода вглубь адыгских земель. О взятии других приморских городов указанные источники не упоминают.

В 800 году хиджры (1479-1480 г.) турки-османы предприняли поход в землю адыгов. Единственный источник сведений об этом походе содержится в османской хронике 16 в. “История дома Ос­манов” Ибн Кемаля. В нем, в частности, говорится: турки “разг­ромили владения черкесов”; “в каждом селении страны черкесов пленили... красавиц, обратили в рабство множество пленников”. (Цит. по: 54, с.52) захватили крепости “Кубу” и “Анабу”. Местное население источник называет мятежниками, ненавидящими осма­нов (“сыновей ислама”) и татар. Достигнув своей главной цели - захвата большого числа пленных для продажи их в рабство, осма­ны ушли, оставив в захваченных крепостях гарнизоны. Автор заключает, что теперь “каждому человеку, ищущему дело... отк­рылась возможность приобрести в этом краю множество драго­ценностей и трофеев”. (Цит. по: 54, с.52).

Упомянутые крепости Кубу и Анабу исследователь источника А.М.Некрасов сопоставляет с Копой и Анапой, замечая при этом, что местное население в свое время изгнало османские гарнизоны из этих крепостей, иначе их не пришлось завоевывать вновь (т.е. после первого занятия в 1475 г.).

Относительно времени взятия турками-османами одного из важнейших торговых городов Северного Причерноморья Матре- ги - Тамани существует несколько точек зрения. Так, Эвлия Челе- би относит это событие ко времени правления султана Баязида II (1481-1512 гг.). (53, с.42). Исследователь истории Крымского ханства Тунманн (18 в.) считает, что Тамань была занята “около 1484 года’. Одновременно, по его мнению, османы завоевали кре­пости “Темрюк и Ачук в устье Кубани”. Тунманн отмечает, что целью данной военной экспедиции “было только обеспечить за собою Каффинский пролив и Азовское море”. (55, с.62). По сло­вам В.Соколова, автора работы “Тамань в прошлом и настоящ­ем”, изданной в Керчи в 1914 г., Тамань пала “возможно, в 1482г.” (56, с.14).

Не вносит окончательной ясности в этот вопрос и позиция Л.И.Лаврова, который утверждает, что Тамань была занята тур­ками одновременно со взятием Каффы, т.е. в 1475 г. Иссле­дователь основывает свое мнение на сведениях, почерпнутых из письма Заккарии Гвизольди от 1482 г. В нем говорится, что после падения Тамани владелец города бежал, потом вернулся и по­селился опять “на острове нашем Матрике”. В 1482 г. здесь, под его покровительством жило уже около 180 семейств. (47, с. 19). К

1475 г. относит захват Тамани и А.М.Некрасов. (54, с.42,66).

Как бы там ни было, в 1502 г. Тамань уже существовала как портовый город с османской администрацией и пункт сбора пош­лин. (57, с.408). Использованные А.М.Некрасовым турецкие до­кументы первой половины 16 в. сообщают, что Тамань, наряду с Каффой и Копой (в данном случае, по мнению А.М.Некрасова, последняя, возможно, сопоставима с Темрюком) была центром татаро-османо-адыгской торговли, причем адыги продавали в основном ткани, мед, икру, а также рабов, а покупали скот, зерно, фрукты, вино. (54, с. 106).

Торговые пошлины с товаров, продаваемых в этих и других приморских городах, делили пополам кафинский наместник и крымский хан. (55, с.62).

С начала 80-х годов 15 в. основные силы турок-османов были направлены на борьбу с Молдавским и Польским государствами, в связи с чем в конце 15 в. почти на 20 лет какой-либо активности Порты в Северном Причерноморье и на Западном Кавказе не наолюдалось. Крымское ханство, сохраняя подчинение султану, в это время участвует в борьбе между Русским государством, Ве­ликим княжеством Литовским и Большой Ордой, являясь глав­ной антиордынской силой. Существенным фактором борьбы с этим осколком Золотой Орды было участие в ней адыгов. Ещё автор середины 15 в., венецианский купец Барбаро, долгое время живший в Тане, сообщал, что нападение черкесских наездников на окрестных татар было обычным явлением. (58, с. 147). По сведе­ниям венецианца Контарини (1476 г.) татары Большой Орды также “делают набеги и грабят черкесов и русских”. (57, с.220, 223). Адыги, оказывая Орде вооруженное сопротивление, пыта­лись в то же время наладить с ней отношения дипломатическими средствами. В конце 90-х годов начинается последний этап борь­бы с Большой Ордой. Именно в это время (июль 1498 г.) русский посол сообщал из Крыма, что “приходили Черкасы на Большую Орду, да побили..., сказывают, татар Большой Орды добре много. И царю деи Маахмату под Черкасы прожити не мочно, он деи... мыслит пойти на сю сторону Дону”. (57, с.255). Однако, передвинувшись ближе к Крыму, Большая Орда стала добычей Менгли-Гирея, который несколько позднее, в 1502 г., нанес ей окончательное поражение.

В начале 16 в. внешняя политика Османского государства оп­ределялась затяжной войной с шахским Ираном за установление господства на Ближнем Востоке и Закавказье. В связи с этим осо­бое значение приобретал Северный Кавказ, точнее северокавказ­ский путь, обладание которым позволяло туркам нанести удар по Ирану с тыла, со стороны Дагестана.

Этот важный транскавказский путь пролегал через адыгские земли по линии Земрюк - р. Кубань - Пятигорск - Эльхотово (среднее течение р. Терек, центр кабардинских земель) - Тарки устье Терека) - Дербент.

Владения адыгов-кабардинцев в 16 в. располагались и по дру­гому стратегическому пути - Дарьяльскому (на выходе из Терекс- кого ущелья и до входа в Дарьяльское), соединяющему Северный Кавказ с Закавказьем через Грузию. Таким образом, географичес­кое положение адыгских земель и особенно кабардинских, имев­ших важнейшее военно-политическое и экономическое значение, явилось причиной вовлечения адыгов в орбиту политических ин­тересов Турции и России, предопределив в значительной степени ход исторических событий в этом регионе.

Установление контроля над северокавказским путем являлось частью общего стратегического плана Османского государства в Закавказье. Открыть его для продвижения крымско-турецких войск могло влияние на адыгских владельцев или ослабление адыгов путем поощрения регулярных грабительских набегов крымских татар (или в сочетании обоих методов). К территори­альным захватам на Кавказе, как свидетельствуют источники, турецкие султаны не стремились. Начало осуществлению своих планов османы положили строительством ряда крепостей на азо­во-черноморском побережье. Первые же османо-татарские набе­ги на адыгские земли следует рассматривать (в главном) как разведывательно-устрашающие акции.

По сообщению Эвлии Челеби в 921-году хиджры (1515-1516 гг.) по указу султана Селима 1 (1512-1520 гг.) были заложены две крепости: Кызыл-Таш (“Красный камень”) и Темрюк. (53, с.45, 49). Первая была построена в том же, 921 г. на черноморском бе­регу в районе нынешнего Кизилташского лимана. Крепость Тем­рюк была возведена в 1519 г. В данном случае сведения Эвлии полностью подтверждаются сообщением из Азова русского посла Б.Я.Голохвастова. По прибытии в Азов ему стало известно, что кафинский наместник со своим отрядом и под охраной 8-ми тыся­чного отряда татар (посланного по просьбе турецкого султана “беречь людей его 1 от черкесов) строит “в Куое”1 крепость Те- мир-Бугуз 2 (“гооод делают от Черкас”). (59, с.667-6о8).

Эвлия Челеои приводит версию происхождения названия крепости Темрюк. По его мнению она получила свое название по имени местного князя Темрюка, оказавшего в свое время госте­приимство сыну турецкого султана Баязида II Селиму, потерпе­вшему поражение в борьбе с отцом за власть и вынужденному бежать с родины.

* На реке Кубань.

* Дословно 'Железный залив ”, ныне Темрюкский.

Когда Селим стал Султаном (1512 г.) он, как рассказывает Эвлия, велел на месте их встречи с черкесским кня­зем выстроить крепость и назвать её его именем. (53, с.47-48).

Первый после долгого перерыва поход на адыгов произошел весной 1501 г. “Сын турского Махмет Салтан Кафинской сее вес­ны посылал ратыо людей своих на Черкасы триста человек, да двесте человек Черкас с ними ходили, которые у Кафинского слу­жат;..., и Черкасы турков всех да и Черкас тех кафинского Сал- тана людей побили’,- доносил в июле 1501 г. из Крыма русский посол И.Мамонов. (57, с.357). В том же году последовал ответный поход адыгов на турецкую крепость Азов. (54, с.74). Дважды, в 1502 и 1504 годах Мухаммед пытался организовать новые походы на адыгов. Достоверно извест-но, что в 1504 г. он собирался на “пятигорских” адыгов, т.е. на кабардинцев. Оба раза Мухаммед обращался за помощью к хану Менгли-Гирею, но получал отказ, что можно расценивать как стремление хана проводить незави­симую от османов политику.

Всплеск турецкой активности на Северо-Западном Кавказе в начале 16 в. не был долгим: с 20-х годов на первое место во внеш­ней политике Порты вышли ближневосточные интересы.

После разгрома Большой Орды во внешней политике Крым­ского ханства произошли важные сдвиги: ухудшение отношений с бывшими союзниками - русскими и адыгами. Уже в 1503 г. кры­мские отряды впервые напали на окраины Руси; важным ас­пектом отношении Крыма с ней становится уплата дани, взима­емой в виде “поминков”. Где-то между 1510 и 1515 годами источ­ником зафиксирован набег сыновей хана Менгли-Гирея на адыгс­кие земли. (59, с. 144). Анонимная “История крымских ханов” 18в. даже утверждает, что Менгли-Гирей “заставил ... повиноваться и буйный от природы народ черкесский”. (Цит. по: 54, с.85).

Агрессивный характер политика ханства в отношении адыгов стала носить при ханах Мухаммед-Гирее и Сахиб-Гирее. По мне­нию Тунманна, Мухаммед-Г ирей был первым из крымских ханов, начавшим распространять свою власть над адыгами. (55, с.62).

Известно, что летом 1518 г. на адыгов Кабарды ходил сын ха­на Бахадыр-Гирей (Богатырь-царевич русских источников). По­ход царевича закончился победой кабардинцев. Как сообщает русский посол в Крыму И.Челищев, “Богатырь-царевичь был ... в Черкасех, и Чаркасы его... побили; сказывают... только треть людей вышла из Черкас, а два жеребья (две трети - автор) людей побита.” (59, с.607). Согласно этому же источнику, Бахадыр-Ги­рей заявил, что “ино ежегодная у нас война с Черкасы”. (59, с.516).

Естественно, крымские татары не ограничивались ежегодны­ми набегами. Об этом свидетельствует поход самого Бахадыр-Гирея Возглавляемые им войска, шедшие против астраханского ханыча, “и... недруга своего не нашли, да подумали есмя на Чер­касы итти, да туда есмя и пошли”. (59, с.517).

Несмотря на одержанную победу над Бахадыр-Гиреем, вскоре какая-то часть адыгов предпочла, по-видимому, выплату дани как откупного, за отказ от набегов. Весной 1519 г. Мухаммед- Гирей писал Василию III: “Из Черкас к нам послы приходили, да нам били челом, чтобы мы к ним послали, а они нам хотят дати подать”. По словам хана, адыгские послы также обещали участвовать в его походах: “где и недруг мой будет, и они по на­шей службе со всею ратью хотят быти готовы”. (59, с.635). Так поступили, говорится в письме, и некоторые дагестанские владе­тели.

Выплата адыгами дани, действительно, более чем на десять лет приостановила крымские набеги. Откупались адыги богаты­ми подарками и в первую очередь, невольниками. Вполне возмо­жно, как полагает А.М.Некрасов, что именно ко времени правле­ния хана Менгли-Гпрея восходил существовавший в 17 в. ооычай преподнесения каждому вступающему на престол крымскому ха­ну подарка в виде определенного количества мальчиков и де­вочек. В 1523г. Мухаммед-Гирей погиб в войне “с черкесами”. (54, с.93).

В правление крымского хана Сахыб-Гирея военные столкнове­ния татар с адыгами не только продолжались, но и участились. Несколько походов он предпринял по распоряжению кафинского наместника. Так, в 1539 году он отправился в поход для наказания адыгов, напавших на османские крепости Таманского полуостро­ва. (54, с. 104). Наместник предоставил хану суда для переправы через Керченский пролив в Темрюк, а также около сотни воинов- янычар/ Ханское войско насчитывало почти 40 тысяч человек. Источник (Реммал-ходжа)⁹ сообщает, что Сахыб-Гирей потребо­вал от адыгского правителя по имени Кансавук, обвиненного им “в потворстве нападению на османские крепости”, несколько сот невольников в пользу хана, султана и его наместника в Каффе. (52, с. 104). Спустя некоторое время в Темрюке хан получил обе­щанных князем рабов.

Новый поход на адыгов, и также по распоряжению кафинско­го паши, Сахыб-Гирей предпринял в 1545 г., причем как на “ближних Черкас”, так “на Черкас на дальних на Хабартку на Пятигорских . (54, с. 107). Согласно сообщению Реммал-ходжи,поводом для первого похода послужил отказ того же Кансавука прислать в Каффу установленное количество невольников. В Керчи наместник подготовил для похода 300 судов для переправы через пролив. В составе ханского войска были янычары, воору­женные огнестрельным оружием, и артиллерия. Как сообщили хану, адыги подготовились к приходу крымского войска, разде­лили свои 10-ти тысячные силы на несколько отрядов и собрались в укрепленных местах, подходы к которым защищали рвы с вби­тыми в дно кольями. Наступление Сахыб-Гирея было для него успешным; решающую роль сыграла артиллерия, с помощью ко­торой адыгское войско было разбито. Кансавуку с небольшим отрядом удалось скрыться. После этого больше двух месяцев про­должалось разорение адыгских земель и охота за пленными, ко­торых, как говорит источник, было захвачено несколько тысяч.

В том же году Сахыб-Гирей ходил в Кабарду по просьбе одно­го из кабардинских правителей, потерпевшего поражение в борь­бе со своим братом и вынужденного бежать из Кабарды. Сахыб- Гирей собрал войско из 60-70 тысяч человек, включавшее и яны­чар, и двинулся через Азовские степи на Кабарду. Где-то в районе нынешней Малки состоялось сражение татар с адыгами, закон­чившееся поражением последних. Два года спустя крымскому хану удалось собрать с кабардинцев дань: “заходили есмя на Ка- бантерские черкасы да и дань есмя на них положили и взяли дань”,- писал Сахыб-Гирей Ивану IV. (Цит. по: 54, с. 109).

Очередной поход на западных адыгов, преследовавший, преж­де всего карательные цели, Сахыб-Гирей совершил в 1551 г. по распоряжению султана. Поводом для похода явилось, как расска­зывает Реммал-ходжа, нападение адыгских владетелей на осман­ских подданных под Азовом. В сражении между войсками хана и адыгами один из князей был пленен; селения же обоих по прика­зу хана были разграблены и сожжены. (54, с. 110). На основании того, что Реммал-ходжа называет адыгских князей “дети Хантука (Хынтыка)”, А.М.Некрасов делает вывод о том, что они принад­лежали к племени Хатукай. Однако другой источник сообщает, что описанный поход был совершен против племени Жане: сул­тан дал приказ идти “войной на племя Жане черкесского народа”. (Цит. по: 60, с.421). Версию именно этого источника (“Семь пла­нет в известиях о царях татарских” крымского историка 18 в. Сейид Мухаммеда Ризы) предпочел в свое время В.Д.Смирнов, известный русский исследователь истории Крымского ханства, а вслед за ним её приняли остальные авторы.

Политика Крыма и Порты в Северном Причерноморье и на Кавказе принесла этим государствам вполне определенные пло­ды. Турки и Татары имели здесь доходы от собственной торговли пошлины со всех товаров, продававшихся в портовых городах (делили пополам), дань, военную добычу. О наличии адыгских воинов (конницы) в войске хана Менгли-Гирея говорит турецкий историк 19 в. Джевдет-паша. (60, с.247). Военное искусство ады­гов использовали и другие ханы. Так, хан Сахыб-Гирей имел при своем дворе так называемую “капу-кулу”, лейб-гвардию наподо­бие янычар, набиравшуюся им из военнопленных преимущест­венно адыгского происхождения. (60, с.414).

О существовании определенной зависимости населения окрес­тностей города Тамани от Порты свидетельствует сохранив­шийся реестр османских доходов с Тамани за 1542 г. В нем, наряду с доходами от продажи зерна, скота и налогов на адыгские това­ры, указываются такие статьи османского бюджета как жалова­нье "черкесским беям” и подушная подать с адыгов. (54, с. 106). В реестре за второе десятилетие 16 в. (не позднее 1519 г.) упомяну­тые статьи не отмечены. Последнее, как считает А.М.Некрасов, дает возможность предположить, что данная зависимость появи­лась после 1519 г. при крымских ханах Мухаммед-Гирее или Сахыб-Гирее.

Отмечаемая источниками зависимость адыгов от крымских ханов и турецких османов, выражавшаяся прежде всего в уплате дани, никогда не была прочной и не распространялась на всю Черкесию, о чем говорят карательные экспедиции против адыгс­ких “мятежников”, отказывавшихся платить дань.

Как справедливо замечает В.Д.Смирнов, временное подчине­ние отдельных адыгских племен Крыму и Порте не остановило борьбу остальных против ханских набегов. Здесь уместно упомя­нуть высказывание австрийца С.Герберштейна, находившегося при дворе Василия III в 1517 и 1526 гг.: “Горные черкесы или пи­ки” (зихи - автор), “полагаясь на неприступность гор, не подчиня­ются ни туркам, ни татарам”. (61, с. 181).

Источниками зафиксированы попытки адыгских владетелей захватить турецкие крепости на Тамани. Видимо узурпация тур­ками и татарами прав на получение торговых пошлин вызывало стремление адыгов изменить существовавшее положение в свою пользу. Вспомним аналогичную попытку владетеля города Мат- реги Заккарии Гвизольди взимать торговую пошлину со всех куп­цов. Забегая вперед, отметим, что важным мотивом второго по­сольства адыгов в Москву было желание получить помощь для занятия турецких крепостей Темрюка и Тамани.

Анализ событии 20-х - начала 50-х годов 16 в. показывает, что именно в это время Крымское ханство и Османская Порта активизировали свою политику на Северном Кавказе. Однако назвать задачи этих государств идентичными нельзя. Крымские

набеги ослабляли адыгов, но ханы не имели здесь столь далеко идущих планов, как султаны, исходившие преимущественно из потребностей борьбы с шахским Ираном. Желая использовать Черкесию в качестве базы для подготовки и проведения военных действий против Ирана на Северо-Восточном Кавказе, турецкие власти, однако, не стремились к каким-либо захватам ее террито­рии, тем более подооные действия не входили в задачи крымской политики.

Вместе с тем, интересы Порты в Черкесии не исчерпывались названными выше. Стремление установить в этом регионе свое влияние, в значительной степени было обусловлено экономичес­кими мотивами (а для Крыма - преимущественно). Торговля, в том числе торговля невольниками, таможенные пошлины с адыг­ской, ногайской и транзитной торговли существенно пополняли доходную часть бюджета Крыма и Порты (как, впрочем, в свое время и Генуи). В связи с тем, что в Османской империи, как и в Крымском ханстве, был ещё силен рабовладельческий уклад в хозяйстве, экспансия на Северо-Западный Кавказ рассматрива­лась турецкими султанами и крымскими ханами в значительной мере с точки зрения интересов работорговли. Историк В.Д.Смир­нов прямо заявлял, что крымские походы против адыгов диктова­лись необходимостью приобретения рабов, как для себя, так и для турецких султанов. (60, с.349).

Е.Н.Кушева также считает, что главной целью крымских походов в Черкесию была та же, какую преследовали многие походы татар на Русь - забрать добычу. Она приводит сообщение о переговорах крымского посла в Москве в начале 70-х годов 16 в. Посол так передавал речи Девлет-хана по этому поводу: “а только деи царь и великии князь даст мне Асторахань, и яз до смерти на царевы и великого князя земли ходити не стану, а голоден деи не буду - с левую деи мне сторону литовской, а з другую сторону черкасы, и яз деи стану тех воевати, тамо деи яз и сытее того буду, ходу деи моего в те земли только два месяца и назад буду’. (Цит. по: 62, с.252).

Другой целью крымских походов “на ближних черкасов”, по мнению Е.Н.Кушевой, было обращение их в “подручных”, т.е. служилых. (62, с.253). Наряду с военными мерами существовали и другие источники пополнения турецкого и татарского войска: родственные связи и привлечение адыгских князей на службу к ханскому и султанскому дворам.

Примеров же родственных связей адыгов с представителями династии крымских Гиреев, султанами и сановниками Порты существует предостаточно. Так, первой женой султана Сулейма­на была черкешенка. Адыги служили при его дворе. Например, адыгом был дефтердар1 Сулеймана Касым бывший с 1569 г. па­шой в Каффе. Первая жена хана Девлет-Гирея, мать наследника престола Магмет-Гирея, была дочерью адыгского князя Тарза- тыка, ее братья служили при ханском дворе. Черкешенкой была и другая - младшая жена хана, брат её также состоял на службе при дворе. Конюшим 2 как у хана, так и у калги были адыги - князь Тобулдук и князь Верхуша Черкасские. (62, с.254).

Итак, подводя итог вышесказанному, следует отметить следу­ющее. Особенности географического положения Кавказа всегда определяли его специфическое место в международной жизни, политическую историю населявших его народов. В сложившейся в последней четверти 15 - первой половине 16 в. международной системе отношений, адыги играли заметную роль, будучи их пол­ноправным субъектом. Они имели различного рода контакты не только с ближайшими соседями - Крымским ханством, Большой Ордой, Русью, но и Великим княжеством Литовским, Польским королевством, Молдавией, Османской империей.

В контексте международных отношений следует рассматри­вать и обращение некоторых адыгских князей к русскому царю в 1552,1555 и 1557 годах. Непосредственной целью поездки адыг­ских владетелей в Москву было получение ими на определенных условиях военной помощи в борьбе с набегами крымских татар и для вытеснения турок-осман из приморских крепостей. Обраще­ние было обусловлено совпадением интересов сторон в борьбе с Крымским ханством, успехами русских войск в ликвидации при­волжских татарских государств.

Непосредственным соседом Руси Крымское ханство становит­ся в самом начале 16 в. после ликвидации им Большой Орды. В первой половине этого столетия в пределы Русского государства было совершено 43 крымских походов. Одновременно его восточ­ные области разоряло Казанское ханство. В 1521 г. совместными ударами крымские и казанские татары заставили Василия III признать себя “вечным данником” крымского хана.

В 40-х годах 16 в. Иван IV повел решительную борьбу за лик­видацию внешней опасности на юге и востоке государства. Наи­более слабым звеном в системе татарских стран являлась Казань. Завоевание Казанского ханства и Волжской водной магистрали вполне отвечало экономическим и политическим интересам Руси. В 1552 г. русские войска овладели Казанским ханством, а в 1554г. штурмом взяли Астрахань. Весной 1556 г. Астраханское ханство перестало существовать. Таким образом, Русское государство твердо ступило на берега Волги. Это событие, как писал русский

' Писарь, секретарь.

* Одно из высших придворных званий.

историк С.М.Соловьев, “открыло московскому государству це­лый мир мелких владений в Предкавказье; князья их ссорились друг с другом, терпели от крымцев и потому, как скоро увидели у себя в соседстве могущественное государство, бросились к нему с просьбами о союзе, свободной торговле в Астрахани, некото­рые - с предложениями подданства и таким образом незаметно, волею-неволею затягивали московское государство все далее и далее на восток, к Кавказу и за него”. (63, с.474).

Россию интересовал не только старинный Волжско-Каспийс­кий путь, связывающий Восточную Европу с Ираном и некоторы­ми другими странами Ближнего и Среднего Востока, а также со среднеазиатскими государствами. Важное военно-политическое и торгово-экономическое значение имели транскавказские доро­жные пути, соединяющие Азово-Черноморское побережье с Кас­пийским морем и Северный Кавказ с Закавказьем, за контроль над которыми начали в 16 в. борьбу Сефевидский Иран и Османс­кая Порта. Россия намерена была вмешаться в кавказские дела, поэтому она охотно шла на сближение с северокавказскими вла­детелями.

Сведения о взаимоотношениях адыгов с Россией в период цар­ствования Ивана Г розного содержатся в так называемой Никоно­вской летописи и в собрании дел Посольского приказа Русского государства, хранящихся в Центральном Государственном архи­ве древних актов в Москве. Никоновская летопись является офи­циальной московской летописью, составленной в 16 в. на основа­нии документов царского архива, не сохранившихся до нашего времени. Она была опубликована в начале 20 в. в XIII томе пол­ного собрания русских летописей.

Как сообщает Никоновская летопись, в ноябре 1552 г. к Ивану Грозному прибыли “черкасские государи князи Маашук-князь¹⁰ да князь Иван¹¹ Езбозлуков да Танашук-князь бити челом, чтобы их государь пожаловал, вступился в них, а их с землями взял к себе в холопи¹², а от крымского царя оборонил”. (64, с.228). Какой ответ дал Иван Грозный адыгским посланцам относительно при­ема их, как выразился летописец, в свои “холопи” неизвестно: источники обходят этот вопрос молчанием. Однако, как показа­ли дальнейшие события, Иван IV приобрел в лице названных князей союзников, от которых в нужное время он мог получить военную помощь, особенно против Крыма. Ещё до своего отъез­да из Москвы “черкасские князья Магаушько с братьею и с людь­ми” должны были принять участие в походе московского царя против крымских татар. (64, с.233). Но татары на этот раз на русские земли не пошли, а “ходили на Черкасы”. (64, с.233) (в литовских документах - на землю “пятигорских черкас”). (65, с.6), т.е отомстили последним за сговор с московским князем-царем против них.

Об этом, а также о результатах похода узнаем из письма поль­ского короля Сигизмунда-Августа хану Девлет-Гирею. Король поздравлял хана с победой над князем Албуздуем (отцом Ивана- Тутарыко Езбозлукова),”который лихой умысел на панство ваше взял бы, змовившись с князем великим Московским, а вы его землю за то воевали, а с помочью божией и самого его достали есте и жону и з детьми”. (Цит. по: 62, с.354).

В связи с походом крымских татар на адыгов-кабардинцев, Иван Грозный “черкасскых князей отпустил по их челобитию в Черкасы, и крест государю целовали на том, что им со всею зем­лею Черкасскою служили государю до своего живота: куды их государь пошлет на службу, туды им ходили”. (64, с.234).

Из Москвы адыгские князья отправились вместе с царским послом Андреем Щепотевым, который должен был “правды их видели”.

В конце 1554 г., направляя своего посла к польскому королю, Иван Г розный велел сказать ему, что Пятигорские черкесы князья “Бугашик да Танашук да князь Иван” “ и ныне все служат госу­дарю” “и как им велит государь и они так и делают”. (67, с.449).

Из Никоновской же летописи узнаем, что Щепотев “всю землю к правде привел” и вернулся в Москву в августе 1555 г. Вместе с ним приехали “черкаскые князи Пятигорские”. Вот что говорится в связи с этим в наказе русскому послу в Польшу (1555 г.): “И прислали, все съгласясь к государю бити челом Сибока князя, а Цимгука1 князя и иных князей; и Сибок князь з братью и с своими людми, человек их со сто, били челом о том же, чтобы их государь с всею землею взял за себя и дань на них положил имати на всякий год по тысяче аргамаков2, да ходили князем на всякые государе­вы службы, а с ними людем их были на войну по дватцати тысяч”. (67, с.480). Сообщение о дани и о двадцати тысячном войске от­сутствует в летописи и является, как считает Е.Н.Кушева, по-ви­димому, преувеличением, допущенном в дипломатических целях.

Никоновская летопись так сообщает о приезде пятигорских князей: прибыли “из Черкас князи черкаские Сибок-князь да брат ево Ацымгук - князь, жаженьские черкаские государи, да Тута-

1 Брат Сибока. Варианты имени: Чубук, Ичюрук, Чюгук-мурза.

' Верховая лошадь восточной породы.

рык-князь, Езболуев княжий сын, да с Сыбоком-князем приехал сын ево Кудадик, а людей с ними полтораста человек”. Князья “били челом... ото всей земли Черказские, чтобы государь пожа­ловал, дал им помочь на турьского городы (Тамань, Темрюк - автор) и на Азов и на иные города и на крымского царя, а они холопи царя и великого князя и з женами и с детми во векы”. (64, с.259). Щепотев же сказал, что “дали правду всею землею быти им неотступным от царя и великого князя и служити им в векы, как им государь велит ’. (64, с.259).

Сведения о приезде Сибока и других князей в Москву имеются и в “Книге степенной царского родословия”, составленной в 60- е годы 16 в. В ней говорится: “И в том же лето (1555 г. - автор) приидоша служити ко царю и великому князю мнози князи, иже бяху в Черкасех, от всея Пятигорские земля¹³, дающеся государю и з женами и з детми и со всем своим Пятигорским государст­вом...”. (69, с.655).

Но хотя эти князья были приняты благосклонно: царь пожало­вал приехавших “великым своим жалованием,... во свои им земли учинил отъезд и приезд добровольной, кормы их удоволил...”, однако не все их просьбы были удовлетворены. Так, им было отказано в помощи для похода на Азов, Тамань и Темрюк против турок на том основании, что “турской салтан в миру с царем и великым князем”. (64, с.259). Но в борьбе с крымскими татарами царь Иван обещал свою поддержку (“а от крымского их хочет государь беречь, как возможно ’).

Военный союз адыгских князей с московским царем оказался действенным. Так, летом 1555 г. русский отряд под начальством боярина И. Шереметева был послан против войск крымского ха­на с тем, чтобы отвлечь их от похода “на землю черкас пятигорс­ких”, куда они пошли “воевати”. (62, с.256). Совместное выступ­ление русских и адыгских отрядов против крымских татар прои­зошло осенью 1556 г. Выехавший из Польши на русскую службу Дмитрий Вишневецкий с украинскими казаками взял на Днепре татарскую крепость Ислам-кермен. В это время “Черкасы Пяти­горские ’ (“которые были у царя и великого князя на Москве”) князья Таздруй и Сибок напали на крымских татар с другой стороны и взяли крепости Тамань и Темрюк. (64, с.27/; 69, с.664). Е.Н.Кушева отмечает, что русские снабдили их необходимым для осады крепостей огнестрельным оружием. (62, с.258).

Вскоре князья Сибок и Машук выехали со своими дружинами в Москву на военную службу, выполняя договор с царем от 1552

и 1555 годов. В летописи за июнь 1557 г. говорится следующее:

приехали князи черкаскые служити государю и о устрое бити челом в прокы себе, Маашук-князь Канунов да Себок-князь Кан- сауков да Чюгук-мурза да Тохта-мурза..., да с ними люди их... И парь и государь их пожаловал и устроил их”. (64, с.284). Тогда же они крестились: Сибок под именем Василия, а Машук под именем Ивана и остались на русской службе. В 1558-1559 гг. они участвовали в Ливонской войне: “и посла (царь - автор) на них рать свою, многих воевод своих,... и князей Чекасских, иже прии- доша служити государю: Сибока з братьею и Маашика з братьею и с прочими Черкасы...”. (69, с.656).

В сентябре 1559 г. В Москву прибыл (“прислали черкасы”) брат Сибока. “Все черкасы, - говорится в летописи, - биют челом, чтобы их государь пожаловал, дал им воеводу своего в Черкасы и велел бы их всех крестити”. (71, с.320). В феврале 1560 г. царь Иван “отпустил... в Черкасы по их челобитью воеводу своего князя Дмитрея Вишневетцкого, а с ним отпустил вместе князей черкаских князя Ивана Омашука да князя Василья Сибока с бра­тьею, и попов с ними крестианских отпустил, а велел... промыш- ляти над крымским царем“. (71, с.324).

В это время Иван IV вынашивал план действий против Крыма с трех сторон - Днепра, Дона и Черкесии. Он хотел привлечь к совместным действиям не только адыгов, но и ногайского хана Измаила. В грамоте к нему (апрель 1560 г.) царь писал: “... а в черкасех Дмитрий Вишневецкии со многими же людьми. А пос­лал их царь и великий князь по его, Измаила, приказу и он бы своего приказу не переменил, рать бы свою на Крым одноконечно послал, чтоб Вишневецково и Дьяково стоянье не безлеп было”. (62, с.263). В июне эти просьбы были повторены. В новом письме Измаилу Грозный писал, напоминая “первое слово” Измаила о совместном выступлении против Крыма Москвы и ногаев: “И мы по твоему слову сее весны послали в Черкасы князя Дмитрея Вишневецкого да черкасских князей Амашика да Сибока, а веле­ли им со всеми черкасы с Черкасскую сторону Крым воевати”. (62, с.264).

Сближение Московского государства с адыгскими владетеля­ми не могло не беспокоить крымского хана и его союзников. В наказе польского короля своему послу к хану Девлет-Гирею гово­рилось: “... поразумети можешь, якими причинами и на черкасы пятигорские (московский царь) заходит, хотячи их собе пригор- нути и сповиновати, абы их противно тобе брату нашему обер­нул...”. (65, с.392).

Вскоре отношения пятигорских адыгов с Москвой разлади­лись. Согласно имеющимся сведениям “охлаждение” имело место уже в 1561 г. В феврале этого года царь Иван, собравшись вновь жениться, посылал Б.И.Сукина “в Пятигорские Черкасы в Оджанские у черкаских князей дочерей смотрити”. (69,с.332). Это произошло после того, как сватов царя постигла неудача в Швеции и Польше. Сватовство Сукина так же не дало положите­льного результата. Историк 19в., исследователь русской истории 15-17 вв. С.А.Белокуров полагает, что этот факт, как и последо­вавший вскоре отзыв боярина Вишневецкого в Москву, был выз­ван изменившейся политической ориентацией пятигорских кня­зей Сибока и Кануко¹, “отложившихся от Московского госу­дарства” и воюющих против князя Темрюка и русских войск. В наказе Ивана IV послу в Крым Афанасию Нагому (1563 г.) при­чина “вывода из Черкас” Д.Вишневецкого сформулирована сле­дующим образом: '...учал жити в Черкасех не по государеву наказу”. (72, c.XLIII).

Осенью 1561г. Д.Вишневецкий выехал в Москву, а оттуда, в 1562г. в Литву. В сентябре 1561 г. Сигизмунд-Август пригласил на службу “до великого княжества Литовского” тех “князей чер­касских, которые этого пожелают”. (62, с.265). В конце 1562 или в начале 1563 г. из Москвы в Литву выехали сын Сибока Кудадек (Александр) и князь Гаврила Черкасский.¹⁴ Известно, что в 1563г. там служили еще один адыгский князь - “Сибоков брат”. (62, с.266).

Иван Грозный прилагал немалые усилия к тому, чтобы вос­становить связи с Сибоком и другими пятигорскими князьями. В упомянутом выше указе он учит посла, как следует отвечать в Крыму на вопрос о князьях Сибоке и Кануко, поручает разузнать о намерениях последних в отношении Темрюка, а также “пытати” о сыне Сибока и князе Гавриле. В случае, если они уже вернулись из Литвы, посол должен оыл “звать их к царю”, сказав, что он “покроит им вину своим великим жалованьем”. Особенно “нак­репко” нужно было звать сына Сибока “Олешку “. (72, c.XIX).

Прервав дружественные отношения с Москвой, пятигорские князья заключили союз с недругом Ивана IV ногайским владете­лем Казыем против Темрюка, который в свою очередь стал ис­кать защиту у московского царя. По просьбе Темрюка весной 1563 г. Иван Грозный прислал ему военную помощь для того, чтобы “с московскими людьми итти на Сибока да на Канука кня- зя”.(72, с.LVIII).

Осенью 1563 г. бывшие союзники русского царя послали в Крым Сибокова брата Чубука просить “на черкасское государ­ство” царевича. Хан Девлет-Гирей отпустил с ним своего внука Ислам-Гирея. (72, c.LX). По сообщению из Крыма Афанасия Нагого, Девлет-Гирей был в миру “с черкасы... с жанскими да с адоховскими и сына царева калги Магмет-Кирея царевича в Черкасех два сына, царевич Сафа-Кирей у Сибока князя, а другой царевич Ширван у Пуштука князя”. (Цит. по: 62, с.266).¹

После 1563г. Сибок и Кануко в русских источниках не упоми­наются. _м

В 50-х годах 16 в. попытки установления отношении с Русским государством предпринимали не только пятигорские, но и другие кабардинцы. Если первые в русских источниках именовались “пятигорскими черкесами”, то вторые были известны под именем “кабардинские черкесы”. Под последними понимались адыги- кабардинцы. проживавшие по среднему течению реки Терек, на его левом берегу по притокам Черек, Урух, Ардон “на протя­жении 60 верст”. (69, с.425; 72, c.XLIX).

В июле 1Э57 г. к Ивану Г розному прибыло посольство “от ка- бартынских князей черкаскых от Темрюка да от Тазрюта-князя бити челом, чтоб их государь пожаловал, велел им собе служити и в холопстве их учинил ’. Далее послы просили помощи на кумы­кского дагестанского владетеля шамхала Тарковского. Князья просили также пожаловать их “как... черкаскых жаженьских князей Машука и Себока с братьею их”. (65, с.284). Летопись также не говорит прямо о результатах этого посольства, но из отдельных последующих её сообщений следует, что эти кабарди­нцы как и пятигорские заключили военное соглашение о совме­стных действиях против крымских татар. Так, в январе 1558 г. царь отпустил послов “в Кабарту в Черкасы”, чтобы собрать войско и идти на помощь Д.Вишневецкому, посланному на крым­ские улусы. (64, с.2881.

В феврале 1560 г. “по челобитью кабартынских князей” Иван IV направил к ним воеводу И.С.Черемисинова “стоварыщи” “на Шевкал и на Тюмень”.² Вместе с ними отправились к кабардин­цам “по их челобитью” “попы крестианьские... крестит их, кабар- танскых черкас”. (69, с.672; 71, с.324).

В 16 в. Кабарда состояла из ряда феодальных владений; гла­венство старшего князя Кабарды было в значительной степени номинальным. Будучи в это время старшим князем и желая уп­рочить свою власть, Темрюк обратился за помощью к русскому царю. В августе 1561 г. Иван Грозный женится вторым браком на дочери князя Темрюка Гуащэней (Гошенай), названной в кре­щении Марией. Значение этого брака заключалось во взаимной выгоде Темрюка лично и Русского государства в лице Ивана IV, причем последний получал не только военного союзника в борь­бе с внешними врагами, но и возможность для установления свое­го влияния в Кабарде, а, следовательно, серьезный шанс на учас­тие в кавказских делах наравне с Османской Портой и Ираном.

В конце 1561 г. Иван Г розный прислал к Темрюку “и ко княине его и к детям их и к племене их свое великое жалованье” и тогда Темрюк “со своею братьею и с землею учинился государю в служ­бе”. Таким образом, считает Е.Н.Кушева, произошло оформ­ление отношений между Темрюком и Иваном IV, возникших в 1557 г. С этого времени князь Темрюк принял ярко выраженную русскую ориентацию. Пользуясь связями с кабардинским князем, русское правительство осуществляло через Кабарду важные для него сношения с грузинскими царями.

Брак Ивана IV с дочерыо старшего князя Кабарды ещё более обострил отношения Сибока, Кануко и других кабардинских кня­зей с Темрюком. В 1562 г. тот был вынужден даже укрываться от своих недругов в Астрахани. В связи с этим, Иван Грозный отпра­вил к тестю своего посла с войском. Послу Г.Плещееву предписы­валось “оберегати его от недругов от черкас, которые от него отступили и которые ему тесноты чинили . (71, с.371). Из Астра­хани Темрюк с послом в сопровождении 500 казаков и 500 стрель­цов вернулся на родину. С помощью русского войска ему удалось одержать победу над пятигорским князем Кайтукой, который вместе с Сибоком состоял в союзе с ханом Малой Ногайской Орды, своим тестем Казыем Ураковым. (72, c.LX; 65, с.392).

Весной 1563 г. на Тереке была построена русская крепость. Приехавший в Крым из “Черкас” в июле 1563 г. Кулчук-мурза говорил хану Девлет-Гирею, что царь Иван “прислал в Черкасы к Темрюку князю воевод своих, ..., а с ним де прислал многих московских людей да стрельцов тысячу человек. И воеводы де пришед Темрюку князю город поставили, и Темрюк де в городе сел, а хочет де с московскими людьми итти на Сибока да на Канука князя”. (72, c.LVIII). Вскоре после ухода царского отряда крепость была разрушена. Точное местоположение и судьба её неизвестны.

В июне 1565 г. в Москву приехал сын Темрюка Майстрюк. Он извещал царя, что отцу его “пришли многие тесноты от чер­кас, и ему непослушны во всем, и государь бы пожаловал, послал свою рать в Черкасы и от непослушных его велел оборонити”. (71, С.397). Посланные Иваном стрельцы и казаки “воевали” вла­дения князя Кайтуки, “черкас многих побили, а иных поранили”. (71, С.405).

Приехавший в конце 1566 г. в Москву шурин царя “Матлов- князь” просил, чтобы Иван Г розный “для сбережения от недругов его (Темрюка - автор) велел город на Терке усть-Сююнчи (Сунжа - автор) реки поставити” (71, с.405), в котором бы находилось постоянное русское войско для оказания помощи Темрюку в нужное время.

В феврале 1566 г. русский отряд под командованием князя

А.Бабичева “со многими людьми, да и наряд, пушки и пищали” отправился в “Черкасы” для возведения крепости. По этому по­воду пятигорские князья извещали крымского хана, что если крепость поставят, то “не только им пропасть, но и Тюмень и Шевкал будут за Москвою”. (72, c.LXV).

В 1567 г. на Тереке при впадении в него р. Сунжи была возве­дена новая русская крепость. Ее гарнизон насчитывал 2-3 тысячи человек. Сооружение города-крепости на пересечении оживлен­ных торговых путей вполне отвечало интересам России, закреп­ляло её положение в Кабарде.

В ответ на строительство городка на Сунже, в том же году крымский хан объявил войну князю Темрюку и нанес ему крупное военное поражение. Как сообщает грамота Девлет-Гирея Ивану IV, он послал “рать” на “черкасскую землю”, и царевичи, “отлу­чая” “черкас” от Москвы, “всю землю черкасскую воевали и жгли и жены и дети имали и животину и овцы пригнали”. (Цит. по: 62, с.281). О том же сообщают царю в своих грамотах сыновья хана: “ходили есмя того места смотрити, где на Терке город поставили, и воевали есмя кабартынских черкас, и вся рать наша навоева- лася, полону взяли больше двадцати тысяч, что было животины и овец, то все отгонили”. (Цит. по: 62, с.281). Впрочем, как заме­чает Е.Н.Кушева, полученные русскими послами в Крыму част­ные сведения об этом походе были иными: “что черкасов деи ца­ревичи не извоевали и в загонах деи у них (татар - автор) многих людей побили “. (Цит. по: 62, с.281).

После похода крымский хан обратился с ультиматумом к Ивану Грозному, требуя снести Сунженскую крепость. В январе 1568 г. московскому послу в Крыму было велено передать хану, “что государь Темрюка князя пожаловал, взял у него дочь за себя, и многие черкасы недруги его досады ему делают, и царь для недругов его и город велел поставити”. (72, c.LXIX).

После такого ответа Порта и Крым прибегли к новому походу против Темрюка. В 1570 г. ханский сын Адиль-Гирей напал на него. В бою кабардинский князь был ранен, а два его сына были взяты крымскими татарами в плен. В 1572 г. на князей Идаровых ходил походом крымский хан Девлет-Гирей.

В 1570-1571 гг. русские оставили городок на Сунже. Произош­ло это по требованию хана или по другим причинам - неизвестно.

Княжеские усобицы в Кабарде продолжались и позже. Сопер­

ничавшие за верховную власть владетели продолжали искать помощь и поддержку вне Кабарды, меняя внешнеполитическую ориентацию в зависимости от конкретных исторических обстоя­тельств. Однако вмешательство в кабардинские дела России, Порты и Крымского ханства лишь усугубляло внутриполитиче­скую обстановку и раздробленность Кабарды. В 1/ в. Кабарда распадается на Большую Кабарду и Малую Кабарду. Официаль­ный же раздел её произошел в середине 18 в.

В 1739 г., проигрывая войну Османской империи, Россия, тем не менее, одержала крупную тактическую победу на дипломати­ческом фронте. По её настоянию шестым пунктом Белградского мирного договора Кабарда была объявлена “нейтральной зо­ной”: “Об обеихкабардах и кабардинском народе со обеих сто­рон соглашенность, чтобы быть тем Кабардам вольными и не быть под владением ни одной, ни другой империи, а токмо за барьеру между обеими империями служить имеют”. (5, с.433). Крымским татарам также было предписано “в оные (Большую Кабарду и Малую Кабарду - автор) не вступать и оных не обес­покоивать”.

Это был дипломатический ход, расчитанный на реванш в бу­дущем: Россия не отказалась от подчинения Кабарды. Очередной важный шаг, самым прямым образом затронувшим её судьбу, был предпринят Россией в 1771 г.

В этом году русские войска заняли Крымский полуостров. Хан Селим-Гирей бежал в Турцию. Новый хан был вынужден подпи­сать союзный договор с Россией, по условиям которого Крым­ское ханство вступало под её покровительство. В том же договоре (1772 г.) между русским правительством и крымским ханом. Боль­шая Кабарда и Малая Кабарда признавались подданными Рос­сийской империи. В ответ на это, османские и крымско-татарские войска вторглись в Кабарду. Однако они были разбиты русскими войсками при поддержке ногайцев и кабардинцев.

Потерпев поражение от России на суше и на море (Кабарда была лишь одним из театров военных действий в русско-турецкой войне 1768-1774 гг.), Османская империя была вынуждена пойти на заключение Кючук-Кайнарджийского договора (1774 г.).

Одна из статей договора подтверждала независимость Крыма от “всякой посторонней власти”, (читай: от Порты).¹

После этого, в статье 21 договора появилась запись: “Обе Ка­барды, т.е. Большая и Малая, по соседству с татарами, большую связь имеют с ханами крымскими, для чего принадлежность их

' Добившись независимости Крыма, Россия облегчила себе присоединение его к своим владениям в дальнейшем (в 1783 г.). Порта подтвердит независимость Крыма, а затем и его вхождение в состав России.

Императорскому Российскому двору должна предоставлена быть на волю хана Крымского, с советом его и с старшинами татарски­ми”. (73, с.35). Таким образом были закреплены условия договора 1772 г. между русским правительством и крымским ханом (см.выше) Этим же договором (1774 г.) Турция признала права России на Правый берег р. Кубани¹, на земли ногайцев.

В 1775 г. Османская империя ратифицировала Кючук-Кай- нарджийский договор. Его условия были подтверждены Ясским 1791 г. договором между Россией и Турцией.

В 19 томе 2-го издания Большой Советской энциклопедии (1953г.) завоевание Россией Кабарды трактуется как возвращение принадлежавшей ей ранее (с 50-х годов 16 в.), а затем отторгнутой (кем, когда - не указывается) от неё территории. (74, с.209).

Более четко идея о добровольном вхождении Кабарды в сос­тав России в середине 16 в. была сформулирована в 3-м издании БСЭ (1970 г.). В статье говорилось также об одновременном доб­ровольном присоединении к России западных адыгов: “С этого времени (155/ г. - автор) адыго-кабардинские земли стали офи­циально считаться добровольно присоединенными к владениям России “. (75, с.241).

Между тем, в I томе 2-го издания, выпущенного в свет в 1949г., добровольном присоединении западных адыгов не упоминает­ся. Вхождение исторической Западной Черкесии в состав России авторы статьи относят к более позднему времени: “Территория, ныне занимаемая Адыгейской автономной областью, присоеди­нена к России в 1830-1864 гг.”. (76, с.424). В 1-м же издании БСЭ (1926 г.) это событие прямо связывается с покорением Кавказа Россией в 19 в. (77, с.624).

В дореволюционной исторической литературе, в том числе в “Истории адыгейского народа” Шоры Ногмова мы не находим упоминаний о какой-либо политической зависимости адыгов от России. (78). Не расценивает подобным образом события более чем 400-летней давности известный исследователь истории рус­ско-адыгских отношений 16 в. Е.Н.Кушева.(62).

Тезис о добровольном вхождении адыгов (кабардинцев) в сос­тав России в середине 16 в. был выдвинут в самом начале 50-х годов 20 в. Во втором издании БСЭ (1953 г.) его высказал ученый В.К.Гарданов. Оформление этого тезиса происходит в первой половине 1950-х го-дов, при этом активно дискутируется дата “добровольного вхождения Кабарды в состав России ’. По мнению одних ученых это произошло в 1555 г., другие относили “со­бытие” к 1557 г.

Установив свое покровительство над Крымским ханством (1772 г.), Россия автоматически распространила его на ногайцев, признанных по ее' инициативе ещё в 1770 г. "независимыми" от России и Порты, но подвластными крымскому хану.

В 1954 г. научная сессия Кабардинского научно-исследовате­льского института приняла решение считать “научно обоснован­ной, подтвержденной историческими документами, датой добро­вольного присоединения Кабарды к России - 1555 г.”. (79, с./0). Однако вскоре “на основании дальнейших научных изысканий” КНИИ “пришел к выводу, что добровольное присоединение Кабарды к России произошло в 1557 г.” (Цит. по: 79, с.22).

Вопрос о присоединении к России в начале 19 в. предков современного адыгского, абазинского и ногайского населения Карачаево-Черкесии поставила впервые В.П.Невская - сотрудник Черкесского научно-исследовательского института. В своей работе "Присоединение Черкесии к России и его социально-экономические последствия” (1956г.) это событие она расценивает как "присоедине­ние в форме завоевания”. (Цит. по: 79, с.24). Окончательное офор­мление исторической Западной Черкесии в составе России она относит к 1829 г. (по Адрианопольскому договору). Однако, не­которое время спустя, В.П.Невская, а также сотрудники этого института Е.П.Алексеева и И.X.Калмыков “решают этот вопрос по-новому”: “добровольное присоединение Черкесии и Кабарды к России было результатом трех посольств 1552, 1555 и 1557 годов”. (Цит. по: 79, с.24-25).

Ученые Адыгеи М.Г.Аутлев и А.О.Хоретлев в своей статье “400 лет с русским народом” поддержали эту концепцию. (80, с.5-6).

В 1957 г. состоялись широко разрекламированные средствами массовой информации мероприятия в честь “400-летия вхожде­ния адыгов в состав России”. Таким образом, теория о “доброво­льном присоединении” на долгие годы стала официальной, “еди­нственно верной” точкой зрения на русско-адыгские отношения середины 1бв. Существует она и сейчас. Авторы соответствующе­го раздела последнего (1988 г.) академического издания по исто­рии народов Северного Кавказа даже “разыскали” отсутствую­щий в источниках ответ Ивана Г розного на предложения и про­сьбы адыгских послов. Они пишут: “И тогда царь Иван IV... объявил им, что они приняты в вечное подданство России со сво­ей пятигорской землей”. Русское же правительство, указывается в “Истории”, “тщательно изучив предложения послов, взвесив все за и против, решило удовлетворить просьбу кабардино-чер­кесских князей (имеется в виду всех адыгов - автор) и принять их со всеми подвластными в подданство России”. (5, с.ЗЗз).

Любопытно и следующее умозаключение авторов статьи, яв­ляющееся главным и единственным аргументом в подтверждение сказанного: “Акт добровольного присоединения адыгов к России был совершен на условиях сохранения прав местных князей как удельных, наподобие русских служилых князей, обязанных вас­сальной службой великому князю-царю - выходом на войну в случае необходимости с войсками своего верховного повели­теля”. (5, с.ЗЗЗ).

“Доказательства” основаны на “игре” терминами “вассалы” и “удельные князья”, которые без аргументации присваиваются адыгам. Действительно, согласно правовому статусу эти катего­рии подданных “верховного повелителя” не являлись собствен­никами своих земель, остававшихся, обычно, частью владений “сюзерена” (“великого князя-царя”). Выражение “наподобие рус­ских служилых людей” означает то же. По отношению к адыгам это значило, что по условиям “договора” они передали свои вла­детельные права на адыгские земли русскому царю. Таким обра­зом, по мысли авторов, и состоялось “вхождение адыгских земель в состав России”.

Та же мысль, но уже в открытой форме высказана Т.Х.Кумы- ковым (одним из авторов упомянутого издания), в частности, в предисловии к книге В.Н.Кудашева “Исторические сведения о кабардинском народе”. В.Н.Кудашев, по традиции, сложившейся в русской литературе, называет кабардинских князей (Сибока, Машука) подданными русского царя. При этом ни о каком терри­ториальном присоединении Кабарды, а тем более Западной Чер­кесии, ни он, ни современные ему авторы, не упоминают. “Поп­равляя” в этом В.Н.Кудашева, Т.Х.Кумыков объясняет, что “ка­бардино-черкесские князья” не только себя считали подданными царя, но и “свою территорию признали принадлежностью Рос­сии”. (81, с. 11).

Однако, далеко не все историки прошлого расценивали приезд адыгов в Москву как обращение о принятии в подданство.

Вот что писал на этот счет кубанский казачий историк начала 20 в. П.П.Короленко: “Была ли в этом случае хитрость со стороны черкесов или произвольное выражение летописца, сообщавшего это событие (приезд адыгов в Москву - автор), но только не веро­ятно, чтобы черкесский народ поручил своему послу готовность вступить в русское подданство. Такое желание было не в духе вольных и независимых черкесов. Они скорее готовы были погиб­нуть от врагов при защите своей свободы, чем покориться чужой воле, хотя бы и московского царя. Но могло быть и так, что хит­рый посол предложил царю подданство черкесов, дабы получить от него русскую помощь, зная хорошо, что черкесы на это не изъявят согласия и сам царь его не примет за отдалением русских границ от черкесской земли”. (82, с.312).

Если даже допустить, что князья Сибок, Машук и Темрюк признали свои владения территорией русского государства, а се­бя и своих подвластных - его подданными, то в отношении других адыгских княжеств (земель), которые существовали как самостоя­тельные феодальные владения, они этого сделать не могли.

Однако, как уже говорилось, в современной официальной нау­ке вопрос о присоединении Черкесии, в том числе и Западной, к России в 1557 году решается утвердительно. В отношении закуба- нских адыгов в качестве единственного аргумента привлекается версия о западно-адыгском происхождении князей Сибока и Ма­шука (о жанеевском и бесленейском соответственно).

Впервые точка зрения о жанеевском происхождении князя Сибока и бесленейском¹ - князя Машука была высказана Е.Н.Ку- шевой. (65; 62). По её мнению, употребляемые русскими источни­ками по отношению к князю Сибоку “с братьею ' термины “жаже- ньские”, “джанские”, “жанские”, а также понятие “Оджанские Черкасы” (в смысле территории) есть ни что иное, как искаженное русским языком самоназвание адыгов-жане (в русских источни­ках и литературе - жанеевцы). “Жаженьским” князем, согласно летописному сообщению от 1557 г., был и Машук Кануко. Но его Е.Н.Кушева склонна считать бесленейцем. При этом она ссы­лается на дипломатический документ - наказ русскому послу в Литву от 1559 г., в котором упоминаются “абеслинские князи”. (По Е.Н.Кушевой - бесленейские).

Не точное цитирование этого источника позволило Е.Н.Куше­вой отнести к ним (“абеслинским” князьям) и Машука: “... Абес­линские князи Амашик с братьею...”. (65, с.390). В документе же сказано следующее: “ А вспросят, сколько Черкас Пятигорских у царя и великого князя? И Роману (послу - автор) молвити: у го­сударя нашего на Москве живут Абеслинские князи, а Машик² с братьею, да Джанские князи Сибок с братьею, а с ними люди их тысяч с пять”. (67, с.584).

Как видим, князь (А)Машук упоминается в перечне других “пятигорских черкас” наряду с Сибоком и “абеслинскими кня­зьями. Более того, Л.И.Лавров предложил видеть в этнониме “абеслинский” самоназвание абазин в старорусской форме “обес(абез)ский”. (83, с. 12).

Пребывание же абазинских князей в Москве вместе с кабар­динцами вполне согласуется с указанием самой Е.Н.Кушевой (её мнение на этот счет разделяют и другие исследователи) на присут­ствие в составе первого и второго адыгских посольств абазинско­го владетеля Тутарыко или Додоруко Езбозлукова (Езбозлуева),

' Т.е. проживавшем в Западной (Закубанской) Черкесии. - Амашик (один из вариантов имени Машук).

в крещении князя Ивана. (62, с.354). Отнесение русскими источни­ками 16 в. абазинских князей к адыгам-кабардинцам объясняется тем, что кумские и другие северокавказские абазины были по­двластны кабардинским владетелям и действовали в союзе с ними.

Русским источникам Сибок и Машук известны преимущест­венно под именем черкесских или пятигорских князей (см. выше). Е.Н.Кушева, естественно не могла обойти молчанием этот факт. Пытаясь снять существующее между её точкой зрения и указа­ниями источников противоречие, она заявляет, что пятигорскими черкесами источники называют как кабардинцев, так и западных адыгов (имея в виду Сибока и Машука). В качестве примера она ссылается на летописное выражение “Пятигорские Черкасы Од- жанские”, объясняя сочетание в одном термине столь удаленных (по её мнению) друг от друга территорий (Пятигорья и области Жане) неосведомленностью летописца в местонахождении Пя­тигорья. Но с её точкой зрения на этот счет не согласны, к при­меру, ученые В.К.Гарданов и Т.X.Кумыков (см. примечание к книге ш.Ногмова “История адыгейского народа”, с.213).'

Об осведомленности русских источников о месте проживания пятигорских черкесов свидетельствует “Книга Большому Черте­жу”, составление которой относится к 16 в. В ней в частности го­ворится: “ А в тех горах по Тереку и по рекам по иным пятигорс­кие черкасы, и Кабарда”. (Цит. по: 26, с.50).

Версия Е.Н.Кушевой о жанеевском происхождении Сибока и бесленейском Машука не находит подтверждения в источниках. В отношении первого она построена лишь на внешнем сходстве летописных названий с этническим именем Жане. В контексте же летописных и других источников 16 в. кабардинское (пятигор­ское) происхождение Сибока и Машука не вызывает никаких со­мнений. А это означает, что говорить о каких-либо политических контактах западных адыгов в лице Сибока и Машука с русским государством нет оснований.

Однако, существуют ли другие толкования исследуемых тер­минов? Исследователь русско-кавказских отношений С.А.Бело­куров, к примеру, считал, что “жаженские” князья - те же пяти­горские, а сам термин объяснял как “испорченное - Занские, уп­равлявшие Заном”. (72, c.XLIII).

В связи с этим, с нашей точки зрения, представляет интерес свидетельство писателя Хан-Гирея о жившем в его время в Большой Кабарде дворянском роде Жаноко. Он же называет аул Жанококуадж на реке Аргудан. (95, с. 157).’

¹ Название "пятигорские черкесы" в литературе встречается часто, причем под этим именем подразумеваются только кабардинцы. По свидетельству С.Бропевского пятиго­рские черкесы - это "частное название, относящееся только к кабардинцам”. (33, с.43).

Упоминание селений, принадлежащих, по-видимому, роду Жаноко содержит русский источник от октября 1563 г. В нем го­ворится, что Темрюк с помощью русского войска одержал победу над своими недругами - пятигорским князем Пшеапшоко Кайту- ыкой и другими князьями.

Он (Темрюк - автор) “воевал Шепшуковы (князя Пшеапшоко

автор) улусы да Татцкие² земли”. В “Татцких” землях, продол­жает источник, “воевали одиннадцать дней, и взяли кабаков Мшанских и Сонских³ сто шестьдесят четыре...”. (71, с.371).

Считаем возможным допустить, что “Татцкие” земли с “Мша- нскими” и “Сонскими” селениями принадлежали Сибоку и Ка­нуко, а сами названия, наряду с русскоязычными же терминами “джанские”, “жанские” и т.п., являются производными от имени рода Жаноко (Заноко).

Итак, исторические свидетельства 16 в., а также исследования по истории русско-адыгских отношений этого периода позволя­ют сделать вывод о научной несостоятельности концепции доб­ровольного присоединения Черкесии (как Западной, так и Вос­точной - Кабарды) к русскому государству в 1557 г. В специаль­ной литературе последнего времени также отсутствует подобная трактовка русско-адыгских отношений 16 в. (54; 84).

‘ На реке Псыгапсу, недалеко от Аргудана, находится одноименное селение, бывшее сел. Жанхотова. В нем живут в основном люди фамилий Жаноковы и Жановы. В прошлом дворяне Жаноковы были уздениями князей Джапхотовых. Последние ведут свое происхождение от князей Кайтуко (ниже упоминается Пшеапшоко Кайтуко). Князья Кайтуко были выходцами из Пятигорья, позже жили на Баксане. Можно предполо­жить, что летописный Сибок происходил из рода Жаноко и как уздень князя Кайтуко был его послом в Москву в 1555 г.

С нашей точки зрения происходит от русского "татский", относящийся к татю, воровский, разбойничий. (66, с.393). Слово "тать" на Руси 16 в. употреблялось в смысле "враг", "изменник". Известно, что Сибок и Кануко после 1561 г. перешли в лагерь нед- ыругов Ивана Грозного.

•' Существует предположение, что это - тавтологические термины. (62, с. 276).