4. Удельный период на Руси (XII – XIII вв.2)

Со второй половины XI в. на Руси начинаются новые процессы, характеризующиеся, в первую очередь, распадом пусть и весьма непрочного, но, в целом, единого до сих пор государства на отдельные, фактически, самостоятельные земли.

Советская историческая наука в течение долгого времени объясняла причины раздробления нарастанием классовой борьбы крестьян против эксплуататоров-феодалов, что вынуждало последних держать необходимые для подавления восстаний военные дружины на местах. В результате заметно повышалась независимость и авторитет руководителей этих сил – местных князей. Другой причиной – уже экономического порядка – называлось господство натурального (замкнутого) хозяйства³, не создававшего условий для экономического единства страны. Среди внешнеполитических факторов, как правило называлось исчезновение торгового пути «из варяг в греки», объединявшего вокруг себя славянские племена и ослабление Киевского княжества в результате половецких набегов.

Однако вышеназванные причины не слишком удачно объясняют распад Руси. Во-первых, у нас почти нет данных о каких-либо крупных массовых социальных выступлениях XI – XII вв. (за исключением известий о событиях в Суздальской земле в 1024 г. и 1071 г., или в Киеве в 1068 г., где волнения весьма сложно определить как классовые), а во-вторых, натуральный характер хозяйства, будучи характерен как для удельной, так и для единой Руси, сам по себе ничего не объясняет.

Сегодня нередко к обоснованиям причин распада, предлагавшимся советской историографией, правда, несколько модернизированным⁴, добавляют представления ее предшественников, видевших главную причину в ошибочном решении Ярослава Мудрого разделить земли Киевского государства между своими сыновьями, принятом в условиях становления запутанной системы наследования власти, т.н. лествичной системы.

Эта система базировалась на постепенно сложившемся представлении князей рода Рюриковичей о Руси как об их коллективном владении, где каждый друг другу «брат» – равный и обладающий правами на занятие главного Киевского стола. Первенство принадлежало старшему в роду, которого, традиционно, называли «отцом», хотя он не всегда был действительно старшим. В соответствии с этой системой после смерти князя ему наследовал старший сын, потом – второй, третий, и т.д., потом – по очереди дети старшего, дети второго…. Если князь умирал и не успевал сесть на великий стол, его дети лишались этого права. Изначально князья переезжали из города в город на освободившееся после смерти старших места, передавая свои княжества более молодым в роду.

Однако принцип старшинства уже со второго поколении Ярославичей все труднее становилось воплотить в жизнь, поскольку в условиях многочисленности княжеского потомства возникали трудности с определением того, кто же старший, что должно лежать в его основе: возраст или степень и уровень родства? Отсутствие ясности приводило к многочисленным конфликтам между старшими по годам племянниками, детьми старшего брата и младшими по возрасту их дядями?

Неспособность разрешить эту проблему на «юридическом» уровне привела к формированию, по сути дела, договорной системы в распределении княжеских столов, где главную роль играло не столько право, сколько политический авторитет и военная сила того или иного князя. А поскольку соотношение сил постоянно менялось то неизбежны были регулярные споры и «усобицы».

С другой стороны, очевидно, что сама эта система не являлась изобретением XII века, она сложилась с момента образования самого государства. Однако, несмотря на существование конфликтов между князьями (при вокняжении Владимира в 977-980 гг., Ярослава в 1015-1019 гг.), Русь сохраняла единство.

По-видимому, ответить на вопрос о причинах распада невозможно без понимания того, на каких основаниях держалось единство государства и как со временем эти основания изменялись.

Древняя Русь была единой, прежде всего, благодаря общности стремления к совершению походов на Византию, дававших значительные военные трофеи и дань. Однако уже к концу Х в. выгода в виде добычи и дани стала заметно уступать по значимости выгодам, получаемым от развития обычной торговли. Это стало возможным, во-первых, благодаря заключению торговых соглашений с Византийской империей, а во-вторых, в связи с увеличением богатств в руках князя (от имени которого, собственно, и торговали русские купцы), вызванным ростом сбора дани-налога в результате стабилизации отношений внутри государства. Таким образом, необходимость совершения военных походов на Византию практически отпала, что привело не только к их полному прекращению, но и к установлению союзнических отношений.

Удалось стабилизировать и отношения со «степью». Уже Святослав разгромил хазар, Владимир и Ярослав фактически покончили с печенегами и лишь пришедшие им на смену половцы продолжали беспокоить Русь своими набегами. Однако вопреки традиционным представлениям (во многом сформированными под воздействием талантливого изображения одного из эпизодов русско-половецких конфликтов – неудачного похода князя Игоря – в знаменитом «Слове о полку Игореве») возможности половцев были весьма невелики, поэтому не было необходимости в объединения войск всего Древнерусского государства для противоборства с ними. Причем, даже те, сравнительно небольшие русские дружины, которые действовали против половцев, нанесли им столь внушительные удары, что к концу XII – началу XIII вв. половцы оказались в вассальной зависимости от Руси (точнее, от южнорусских князей).

Что касается внутренних функций, то они действительно с большим успехом могли быть выполнены в рамках отдельных, сравнительно небольших территорий. Усложнение общественной жизни, нарастающий процесс «социализации» общественной жизни требовало не редких появлений судьи-арбитра из центра, а каждодневного регулирования и управления. Местные интересы все более захватывают сидящих в отдельных землях князей, которые начинают отождествлять их со своими собственными интересами – тем самым, происходит переход государственности на новый локальный уровень.

Таким образом, к концу XI в. выявилось очевидное исчезновение значительной части общих, объединяющих всех воедино интересов, которые ранее сравнительно прочно цементировали государство. Других же связующих нитей, скажем, экономических (здесь, как раз, и стоит вспомнить о натуральном характере хозяйства), просто не существовало. Поэтому-то Русь, потеряв большую часть тех нитей, что ее связывали, распалась.

Впрочем, распад не был абсолютен. Наряду с этой центробежной тенденцией сохранялись и центростремительные. Они выражались, в частности, в сохранении престижности титула великого киевского князя (хотя реальной объединяющей роли он уже не играл). К тому же, князьям время от времени оказывалось необходимо собраться на свои междукняжеские съезды («снемы») для обсуждения возникающих общих проблем.¹ Наконец, нельзя сбрасывать со счетов объединительные начала, вносимые в жизнь древнерусского общества все более укрепляющей здесь свои позиции православной церковью.

И все же основной тенденцией несомненно являлась центробежная. Главный принцип, определяющий основы такого порядка, раскрывается в летописном сообщении о междукняжеском съезде в Любече в 1097 г.: «каждо да держит вотчину свою».

Государственность Руси при этом, конечно, не исчезла, просто возникла новая двухуровневая организация власти: общерусская, с одной стороны, и локальная, земельная – с другой. Верхний уровень, представленный великим киевским князем и съездами, постепенно терял свое значение, но оставался необходимым, пусть и не очень надежным, звеном разрешения общих политических проблем межкняжеских отношений.

С начала XX в., в первую очередь, благодаря работам Н.П. Павлова-Сильванского² такую организацию взаимодействия князей стали определять как разновидность системы феодального сюзерените­та-вассалитета аналогичной западноевропейской. Последующая советская марксистская историография внесла существенные поправки в представление о российском феодализме (см. главу 4), но как бы то ни было характеристика удельного периода как феодального вне зависимости от общеметодологических подходов и понимания его сущности у большинства современных исследователей совпадает.

Состоя в разноуровневой системе взаимодействия как вертикальных, так и горизонтальных межкняжеских взаимодействий, князья рассматривали себя как единое целое (даже если были весьма недовольны своим положением внутри этого целого и конфликтовали с ним). И как бы ни была сильна центробежная тенденция следы этого единства, продолжали существовать, сохраняя в себе зерна будущего объединения.

Впрочем, именно будущего, и весьма отдаленного, поскольку главным уровнем все очевиднее становится земельный, основанный теперь на тесной взаимосвязи власти с населением «волости», на возрастающей потребности населения в выполнении властью ее регулирующих функций.

Соответственно этому, произошли изменения и в структурах власти.

В историографии, порой, наличествует представление о существовании в этот период на земельном уровне двух основных типов организации власти – «республиканского» и «монархического», – которые если и не противоположны, то, по крайней мере, весьма далеки друг от друга.

В действительности, однако, по-видимому, следует говорить о трех типах, при этом, вовсе не «разделенных между собой каменной стеной». Ведь если взглянуть на каждую из них, то обнаружим, что важнейшие их элементы одни и те же: вече, князь, бояре. Но вот соотношение этих элементов в политических системах различных русских земель весьма отличается.

Скажем, в северо-западных землях, как правило, относимых к числу так называемых «феодальных республик», ведущую роль играло вече, контролируемое боярами, в то время как князь исполнял лишь функции военачальника и гаранта судебной системы (с ним заключался договор, невыполнение которого грозило ему изгнанием). (более подробно см. Главу 6)

Северо-восточные и юго-восточные княжества, напротив, сохранили в основном традиционную, характерную для предшествующего периода систему организации власти, в которой ведущие позиции занимал князь с его советниками-боярами, тогда как вече лишь на время могло приобретать заметное влияние на власть (как правило, стихийно, снизу, как выражение недовольства князем, либо в случае конфликта между князем и боярами).

И, наконец, в Юго-Западной Руси мы видим весьма заметную роль боярства, которое стремилось руководить как князем, так и вече. Впрочем, последняя система является наиболее нестабильной, постоянно тяготея либо к княжескому, либо вечевому началу.

Становление такой 3-звенной системы власти в локальных государственных образования означало важный этап в формировании государственного аппарата. Если в рамках Киевской Руси «огосударствлению» подверглись первые два элемента племенной потестарной (властной) структуры – князь и дружина, то удельный период принес с собой и превращение веча в орган государственной власти.

Наиболее устойчивые позиции в рамках Древней Руси в XII в. занимали Новгородская земля и Владимиро-Суздальское княжество. Но, если Новгород никогда не претендовал на ведущие роли в политической жизни Руси, лишь отстаивая свою автономию, то владимирские князья (Юрий Долгорукий, Андрей Боголюбский) весьма активно вели борьбу с другими князьями как за отдельные территории, так и за получение главенствующих позиций (если не вообще верховенство) среди других русских земель. Однако постепенно процесс распада захватывает и Владимирское княжество, которое, как и другие, начинает погружаться в пучину усобиц.

Вообще междукняжеские усобицы являются едва ли не главной темой летописных рассказов и произведений литературы XII – XIII вв., что нередко создает искаженное представление о них как о главной черте удельного периода, рисуя образ постепенного упадка Руси, становящейся беззащитной жертвой любого мало-мальски сильного противника. Порой складывается впечатление фатальной неизбежности гибели Древнерусского государства.

На деле влияние усобиц на развитие Древней Руси явно преувеличено. Удельный период не только не был временем упадка, но, напротив, означал расцвет Древнерусского государства и, прежде всего, в сфере экономики и культуры. Конечно, усобицы ослабляли единство, а значит и возможность совместного отпора крупному противнику, однако в обозримом пространстве такого врага у Руси в этот период не существовало.

Распад Древнерусского государства, таким образом, выглядит естественным этапом в развитии древнерусской государственности в целом, отвечающим изменившимся задачам государства, в соответствии с которыми формировались более развитые государственные структуры, закладывающие основы возникновения независимого от государства общества, влияющего на государственную политику.¹

Быть может, лишь в начале XIII в., когда дробление зашло слишком далеко, подобная система начала обнаруживать первые признаки понижения эффективности, проявления начальной стадии кризиса российской государственности, нарастание потребности в дальнейших переменах в своем развитии. Однако разрешение нарастающих проблем самостоятельно, изнутри оказалось невозможным, поскольку в процесс исторической эволюции России извне был привнесен новый фактор, определивший последующее движение страны на несколько веков вперед.