Портрет и пейзаж как единая характеристика главного героя в романе Лермонтова "Герой нашего времени"

Портрет и пейзаж в романе выполняют сходную функцию — они помогают раскрыть внутренний мир героя, его мироощу­щение. В своем произведении автор отказывается от "описаний, ничего не выражающих". Портрет персонажа составляют, как правило, лишь те черты, в которых отражается каким-либо образом его духовная сущность. Обычно автор сразу же приводит психологическую трактовку этих черт. Поэтому осо­бое место в портрете отводится описанию глаз героя, ведь "прочесть что-либо на лице без глаз" просто невозможно. Эта сосредоточенность на выражении человеческой сути приводит даже иногда к утрате зримости, внешней осязаемости образов (в первую очередь это относится к женским портретам). Подоб­ное изображение человека свойственно романтизму и восходит к лирическим произведениям Лермонтова.

Картины природы в романе не только созвучны различным психологическим состояниям героев, но и наполнены философ­ским содержанием. Образы природного мира символичны и также унаследованы из лирики. В романе даже сохраняется характерная для них поэтическая система. Им свойственны ус­тойчивость их метафорических определений, полярное сопос­тавление этих образов. Так, в романе возникают мотивы, символизирующие присутствие божественного и демонического начал в мире, Стихию и Величественную Неподвижность, Свет и Тьму, Вечность и Бренность. В произведении реально вопло­щается мысль о том, что "идеи — создания органические", "что их рождение дает уже им форму". Итак, в романе изобра­жается сосуществование, взаимопроникновение двух космосов: природного и человеческого, внешнего и внутреннего — чело­век воспринимается как частица Вселенной. Поэтому откры­вают роман величественные картины кавказской природы, которые приобщают читателя к этому философскому мироощу­щению. Поэтому портрет главного героя автор приводит лишь после создания о нем некоторого представления, портрет ока­зывается не экспозицией, а определенным итогом, выводом, ему отводятся особые абзацы. Кроме того, говоря о портрете Печорина, необходимо заметить, что описание внешности главного героя дается, по крайней мере, четыре раза: первое .описание принадлежит Максиму Максимычу, второй портрет нарисован самим автором (этот портрет наиболее подробен и об­стоятелен), и еще два кратких и беглых замечания о своей вне­шности встречаем в дневниках самого Печорина. Подобное обилие портретных характеристик одного героя в романе весь­ма знаменательно. Данная особенность художественной струк­туры романа позволяет сделать вывод об исключительной сложности образа Печорина, его неоднозначности и противоре­чивости. Множественность портретных описаний говорит о том, что ни одно из них не может быть полным, исчерпывающим. Вот почему Лермонтову понадобился взгляд на Печорина со стороны всех трех рассказчиков, присутствующих в романе.

Природному миру в романе свойственна целостность, все начала в нем гармонически сопрягаются: "высоко-высоко золотая бахрома снегов, а внизу Арагва, обнявшись с другою безымен­ной речкой, шумно вырывающейся из черного, полного мглою ущелья, тянется серебряной нитью и сверкает, как змея чешуёю", день переходит в ночь "почти без промежутка", "нео­быкновенная тишина на небе и на земле" сменяется разгулом стихий. Красота природы живительна, она обогащает и исцеляет человеческую душу: "все приобретенное отпадает от нее, и она делается вновь такою, какою была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять". Интересно, что символические картины природы, созданные автором в первой главе, повторяются затем в дневнике Печорина, причем повторяются чуть ли не дослов­но: это и описание божественного сияния гор, и изображение мятежных стихий бури, ветра, и образ вечного, холодного света звезд. Но мировосприятие автора и героя все же не сходно. Для Печорина невозможно сопряжение этих начал, у него они взаимоисключают друг друга, и приобщение к каждому из них свя­зано с забвением, отказом от всего остального. Если счастливое ощущение чистоты и красоты мира пробуждает в авторе жела­ние "передать, рассказать, нарисовать эти волшебные карти­ны", если он с радостью подмечает сходные чувства в Максиме Максимыче, то у Печорина к детскому веселью примешивается потребность отречься от земного мира, от людей, от всех "жела­ний и сожалений". В реве метели автор слышит человеческую тоску, боль изгнания, — Печорин, отдаваясь степному ветру, рад забыть "женские взоры, горести и беспокойства". Под "вы­сокими звездами", среди "мертвого сна природы" автор с отрадой слышит "фырканье почтовой тройки и неровное побрякивание русского колокольчика", — Печорин, рассуждая о "людях премудрых", с мрачной торжественностью подчерки­вает бездну между бренностью человеческой природы и неиз­менностью Вселенной.

Герой глубоко чувствует природу. В своем дневнике он едко подмечает, как она обезличивается, превращается в пошлые театральные декорации, когда становится "достоянием" "водя­ного общества", когда в нее вторгается атмосфера петербург­ских бульваров. Печорин замечает и начала любви, дружбы, разлитые в природе, но эти чувства недоступны его душе, она воспринимает лишь "электрические разряды" страстей. В днев­нике герой говорит о том, что идеи начинаются с "шумных во­допадов страстей, а затем входят в спокойные русла глубоких, полноводных рек". Однако как раз это глубокое спокойствие и не может обрести Печорин. Перед дуэлью с Грушницким он на­блюдает прекрасную картину пробуждающейся природы: ее живительная сила, особое созвучие всех начал властно притягивают героя, вызывают страстное желание постичь суть этой картины, но она так и остается для него неразгаданной тайной.

Герой живет в мире разорванных связей, "ищет покой в бурях". Этот разрыв, отсутствие внутреннего согласия, своего рода раздвоенность, о которой говорит сам герой, отображают­ся и в его портрете. Портрет героя строится на антитезах. Печорин молод, физически силен, но в его позе видна "нервическая слабость", усталость "тридцатилетней бальзаковс­кой кокетки". Кожа Печорина по-женски нежна, в улыбке есть что-то детское, но на благородном лбу отразились следы глубо­ких морщин, а глаза смотрят холодно, они никогда не смеют­ся. Эти морщины, проницательный тяжелый взгляд говорят о пытливом, мятежном уме, а также о привычности, закаленнос­ти героя в испытаниях, в душевных бурях. В теле юноши жи­вет душа старика, душа, "увядшая до срока", — противоречие, которое приводит героя к жизненной апатии, безразличию. В нем нет ни энергии молодости, ни мудрости старости. В детс­кой улыбке Печорина при холодном, равнодушном выражении глаз проглядывает какая-то растерянность, беспомощность перед жизнью, которая обманула его надежды, смысл которой так и не открылся герою. Взгляд Печорина, сверкающий как клинок кинжала и "оставляющий впечатление нескромного вопроса", выдает в нем человека гордого и привыкшего доби­ваться власти над людьми. Но в момент встречи Печорина с автором этот взгляд уже нельзя назвать дерзким, — он равнодушен. Героя не привлекает уже даже борьба за обретение власти. Физические силы, духовная глубина и одаренность Печорина не приносят плодов, остаются нереализованными. В чертах портрета отражаются и замкнутость, глубокое одиноче­ство Печорина. Он тяготится своей бесцельной жизнью. Его бледность напоминает бледность мертвеца. Даже былое щеголь­ство, особый вкус в выборе одежды теперь напоминают бессмысленный обряд: перчатки Печорина будто "нарочно сши­тые по его маленькой аристократической руке", — запачканы; изящный бархатный сюртучок запылен. От облика героя воет холодом. И если образы природы олицетворяются ("морщины гор", "змеи туманов", "обнявшиеся реки", "дружно бегущие ручьи"), то Печорин сравнивается с камнем, а блеск его глаз — с "блеском холодной стали". То есть особая жизненность, пронизывающая всю природу, явно контрастирует с "окамене­лостью", внутренней неподвижностью героя. Наверное, в дан­ном случае можно говорить об оппозиции "живого" и "мертвого", о противопоставлении "живой" и "неживой" приро­ды. Тому, кто "ничего не забывает", суждено сгинуть где-то "на пути из Персии", бесследно исчезнуть. Портрет Печорина сходен с портретом его поколения, который Лермонтов создает в стихотворении "Дума", — это портрет Героя Времени.