Человек и природа в лирике Лермонтова

С одной стороны, картины природы в лирике Лермонтова выполняют служебную функцию: они либо выступают фоном, на котором развертывается действие стихотворения, либо слу­жат метафорой, сравнением и помогают раскрыть образ лири­ческого героя, выявить те или иные оттенки его переживаний и т.д. В этом случае мир природы как бы проецируется на мир человека. Между ними обнаруживается много общего. Жизнь человека так же недолговечна, как, скажем, и жизнь цветка. А стихия человеческой страсти уподобляется природным стихиям.

Однако, с другой стороны, мир природы обладает самостоя­тельностью, и мир этот дисгармоничен, расколот на землю и небо — низ и верх. С землей связано все конечное, преходящее, временное (это многочисленные, рассыпанные по лермонтов­ским стихотворениям листки, колеблемые бурей, хилые деревца, цветы и т.д.). Небо воплощает в себе вечность. Своеобразным связующим звеном между землей (человеческое) и небом (божественное) выступают горы. Они незыблемы, не подвластны разрушениям. С ними связаны самые чистые, свет­лые воспоминания и переживания. Именно здесь возможно дос­тижение гармонии.

Мир природы лишен единства, очень редко Лермонтову уда­ется нарисовать целостный пейзаж. Как правило, картины природы распадаются на ряд отдельных моментов, составных частей. Так, образ пустыни в стихотворении "1831-го июня 11 дня" лишен единства. Перед нами перечень отдельных, само­стоятельных образов: ветер, коршун, табун, облако:

Люблю я ветер меж нагих холмов,

И коршуна в небесной вышине,

И на равнине тени облаков.

Особый аспект темы природы в лирике Лермонтова — тема взаимодействия природы и человека. Раскрытие, подача этой темы определяется своеобразием образа лирического героя, который в этом мире — вечный странник, одинаково чуждый и земле, и небесам. И если мир земной оказывается, тем не ме­нее, близким и понятным лирическому герою, то мир небес­ный — бесконечно далеким и недостижимым, даже чуждым:

На звезды устремлял я часто взор

И на луну, небес ночных узор,

Но чувствовал, что не для них родился.

Подобная чуждость мира небесного миру человека четко просматривается в стихотворении "Тучи". Первая строфа сти­хотворения выражает попытку найти нечто общее, некие точки соприкосновения между судьбой человека и образом тучек. И они находятся: и лирический герой и "тучки небесные" — из­гнанники, но прямой связи между ними нет ("будто как я же, изгнанники"). Во второй строфе, целиком построенной из вопросительных предложений, поэт пытается выяснить при­чину изгнания, и выясняется, что ее нет. К миру небесному неприменимы человеческие понятия: "тучкам небесным" чуж­ды страсти и чужды страдания. У них нет родины, и, следова­тельно, не может быть изгнания.

Так как лирический герой Лермонтова противостоит всему миру ("Я был рожден, чтоб целый мир был зритель торжества иль гибели моей"), он противостоит и миру природы. Он на­блюдает самостоятельное течение природной жизни и осознает невозможность достижения гармонии и единства с природой. Отсюда — два мотива, или точнее, настроения, чувства. Во-пер­вых, чувство зависти, которое испытывает герой по отношению к некоторым природным явлениям ("Почему я не родился этой синею волной?", "Только завидую звездам прекрасным, только их место занять бы желал"). А, во-вторых, страстное желание слиться с природой. В некоторых стихотворениях Лермонтов дает описание тех условий, при которых это желание осуще­ствимо. Как правило, условия эти невыполнимы:

В теснине Кавказа я знаю скалу,

Туда долететь лишь степ­ному орлу (...)

О, если б взойти удалось мне туда

Как я бы мо­лился и плакал тогда,

И после я сбросил бы цепь бытия,

И с бурею братом назвался бы я!

("Крест на скале")

Достижение единства с природой понимается как преодоле­ние внутренних противоречий, внутренней раздвоенности, как достижение единства с миром в целом и обретение покоя. Но это стремление неосуществимо как из-за изначальной противо­речивости человека, так и из-за противоречивости самой природы.

В этой связи стихотворение "Выхожу один я на дорогу нео­бычно для лирики Лермонтова. Здесь обрисована ситуация, при которой противостояние верха и низа, неба и земли снимается: разорванные прежде связи восстанавливаются как по вертика­ли, так и по горизонтали (из конца в конец):

Пустыня внемлет Богу

И звезда с звездою говорит.

Все части космического пространства взаимодействуют, причем взаимодействие это имеет не "механический", фор­мальный" характер, а естественный. В таком мире лирическо­му герою удается обрести долгожданную гармонию с миром. Он как бы сознательно отказывается от времени, от прошлого и будущего:

Уж не жду от жизни ничего я,

И не жаль мне прошлого ничуть, - тем самым приобщается к вечности. Мотив сна, одинаково отличного и от жизни и от смерти, который появля­ется в этой строфе, очень характерен для лирики Лермонтова. Поэт как бы продолжает заданную Шекспиром вопрос-тему: "Какие сны в том смертном сне приснятся?". Развивая и продолжая эту тему, Лермонтов как бы создает своеобразную "мифологию" посмертной живой дремы. "Сон", именно смерт­ный сон, становится предпосылкой таинственного сновидения. Такой сон трактуется Лермонтовым как блаженное успокоение, освобождение от страстей, обретение покоя. Посмертный сон-дрема связывает человека с космосом, пробуждает прапамять.

Образ дуба, появляющийся в последней строфе и символи­зирующий собой мировое древо, также связывает, соединяет со­бой два мира — мир человека и мир природы, подчеркивает их нерасторжимость.

Таким образом, отношения природы и человека в лирике Лермонтова неоднозначны. Пребывающий в вечном разладе с самим собой и с окружающим миром, лирический герой Лер­монтова, тем не менее, осознает свою причастность к миру природы. Однако невозможно достичь гармонии и единства в дисгармоничном мире, в мире разорванных связей. Гармония человеческой души и гармония природы взаимосвязаны и обус­ловливают друг друга.