Междисциплинарный синтез в истории и социальные теории: теория, историография и практика конкретных исследований / Под ред. Л.П. Репиной, Б.Г. Могильницкого, И.Ю. Николаевой. М.: ИВИ РАН, 2004.

Оглавление

Введение ( Могильницкий Б. Г., Николаева И.Ю.)

Раздел I Теоретические проблемы синтеза методологий и социальные теории

Могильницкий Б.Г. История на переломе. Некоторые тенденции развития современной исторической мысли.

Репина Л.П. Проблема методологического синтеза и новые версии социальной истории

Ионов И.Н. Цивилизация и утопия: научные и гуманитарные предпосылки исторического синтеза

Троицкий Ю.Л. Методологический синтез и образовательные практики

Шкуратов В.А. Фазы парадигмы (естественнонаучное знание в сопоставлении с историко- гуманитарным)

Юревич А. В. Структура теорий в социогуманитарных науках

Раздел II Проблемы междисциплинарного синтеза в историографическмом интерьере развития исторического знания

Кирсанова Е.С. Современные споры о модернизации методологии исторической науки и методологические дискуссии в русской историографии второй половины XIX - начала XX вв

Трубникова Н.В. Эволюции социальной истории в современной французской историографии.

Бочаров А.В. Идея альтернативности исторического развития в отечественной методологии истории

Раздел III Исторические варианты модернизации Раннего Нового и Новоевропейского времени в своеобразии их ментальных срезов (опыт полидисциплинарного анализа)

Николаева И.Ю. Ментальность гендерного казуса в свете теории модернизации.

Николаева И.Ю,. Карагодина С.В Природа смеха и природа власти Ивана Грозного и Козимо Медичи / Сравнительный анализ в контексте раннеевропейских процессов Перехода

Мухин О.Н. Игровые аспекты петровской модернизации

Папушева О.Н. Ценностные установки испанских "пикаро" Раннего Нового времени: тупики и перекрестки междисциплинарного подхода

Зайцева Т.И. Гедонистические установки во французской и русской городской литературе: истоки новоевропейского гендерного кода (к постановке вопроса)

Введение

27-29 мая 2003 г. в рамках Томского МИОНа прошла II Всероссийская конференция, посвященная проблемам методологического синтеза в истории, в которой наряду с томскими историками приняли участие известные ученые из Москвы, Ростова, Новосибирска, Волжска, Омска, а также научная молодежь из разных городов страны.

Тематически связанная с первой, состоявшейся в январе 2002 г.¹, она была задумана ее организаторами как свободная беспредпосылочная дискуссия между историками и социальными учеными о методологическом синтезе и его эвристических возможностях.

Как и всякая научная дискуссия, она не привела и не могла привести к единомыслию всех ее участников. Но было достигнуто главное – лучшее понимание взглядов друг друга и вытекающие отсюда поиски конструктивного диалога друг с другом, корректировка первоначальных позиций. Так, в ходе дискуссии произошло уточнение проблематики конференции. Не методологический синтез вообще, как было заявлено в программе конференции и самом ее названии, а именно в истории – таков был действительных фокус обсуждаемых на ней вопросов. Ибо только в этом ракурсе может быть осознано как место междисциплинарного синтеза в историческом познании, так и роль в нем нашей дисциплины.

Едва ли будет большим преувеличением сказать, что в самой природе истории как науки имманентно присуще обращение к данным и методологическим наработкам других дисциплин. Явственно проявившаяся уже во времена Геродота оно сопровождает все ее многовековую историю. Но лишь в XX в. обсуждаемый здесь вопрос был сформулирован как важнейшая методологическая проблема, ставшая сквозной на протяжении всего развития исторической мысли в этом столетии.

Поставленная уже в самом его начале А. Берром, основавшем в 1900 г. «Журнал исторического синтеза», она получила разносторонне обоснование и развитие как на теоретическом уровне, так и, в особенности, в сфере историографической практики в деятельности первых двух поколений школы «Анналов».

Специально не останавливаясь на этой деятельности² подчеркнем главные ее уроки. Во-первых, методологический синтез провозглашался магистральным путем развития исторического познания. Во-вторых, в его осуществлении обосновывалась ведущая роль исторической науки, так как он совершается на поле истории, что обусловливает выбор тех или иных исследовательских стратегий, обогащающих и углубляющих понимание исторической действительности. Сам набор этих стратегий в каждом данном случае определяется конкретными задачами того или иного среза этой действительности. Наконец, особый вклад истории в сотрудничество с другими дисциплинами состоит в томи, что она – единственная наука владеющая всеми основными языками времени, а самое время является специфическим объектом ее исследования.

Речь, таким образом, идет о методологическом синтезе в истории, осуществляемом в целях истории и под ее верховным надзором. Это, в частности, предполагает необходимость включения изучения его в общий контекст развития исторической мысли. Ведь каждый его этап формулирует свое понимание синтеза, выдвигает к нему свои требования, открывает свои возможности его реализации в историографической практике. Но это означает, что в проблеме методологического синтеза фокусируются коренные тенденции развития исторического знания, вследствие чего отношение к ней может служить своеобразным индикатором состояния историко-теоретической мысли в данное время. Та, противоречивая оценка современной историографической ситуации порождает разное, подчас диаметрально противоположное понимание природы междисциплинарного синтеза и самой его возможности в историческом познании. Как правило, из гиперкритической оценки современного состояния исторической дисциплины вытекает нигилистическое отношение к возможности синтеза в истории или даже прямое его отрицание.

Показательным примером такой взаимосвязи может служить статья Д.М. Володихина, представляющая собой, по словам самого автора, «настоящий погребальный гимн синтезу исторической науки». Действительно, о каком научном синтезе может идти речь, если по убеждению автора историю сегодня спасет только отказ от претензии на научность и принятие законов рынка интеллектуально-развлекательной продукции, где в мире шоу-бизнеса и массовой литературы не существует никакого единства.

Напротив, каждая группа выходит на арену всеобщей конкуренции со своими заготовками, со своими амбициями, со своими ресурсами. Даже цели у таких групп могут быть диаметрально противоположными. «В мире научной истории, - заключает Д.М. Володихин, - все то же самое. Поэтому ни о каком единстве не может быть и речи»³.

Противоположную позицию защищал И.Д. Ковальченко, одним из первых в новейшей историографии связавший проблему междисциплинарного синтеза с современным этапом кризиса исторической науки. Он был убежден в возможности преодоления этого кризиса как раз на путях возрастания научного потенциала истории благодаря ее сотрудничеству с другими дисциплинами.

Полагая главным признаком кризиса «разрыв единства коренной сущности исторического познания» вследствие поляризации теоретико-методологических взглядов и подходов, а также конкретно-исторических концепций, ученый видел в их синтезе «непременное, безусловно необходимое условие преодоления того кризиса, в котором она [историческая наука – авт.] оказалась в последние десятилетия⁴.

Так определяется выдающееся социокультурное значение теоретико-методологического синтеза. В нынешней историографической ситуации, характеризующейся утратой исторической наукой былой целостности, такой синтез призван служить своеобразным каркасом, способным придать некоторую устойчивость стремительно рассыпающемуся зданию исторической дисциплины. Речь, разумеется, не может вестись о реанимации в каком-либо новом обличие некой всеобщей теории исторического процесса, сводящего все его многообразие к какому-либо одному началу, например, цивилизационному. Напротив, этот синтез, будучи плюралистическим по своей природе, представляет лишь ориентиры для познания истории, организующие ее целостное пространство и, вместе с тем, предлагающие набор исследовательских стратегий для изучения того или иного социально-исторического явления.

Таким образом, вырисовываются два взаимосообщающихся уровня научного синтеза в истории. Первый из них может быть обозначен как теоретико-методологический, второй – как собственно методологический. Не абсолютизируя различие между ними, подчеркнем специфику каждого из них. Если первый, верхний уровень, можно назвать мировоззренческим или социокультурным – в том смысле, что отношение к теоретико-методологическому синтезу и его возможностям являчется верным индикатором положения истории в системе наук о человеке и обществе, ее научного, а в последнем счете и социального статуса, то второй, нижний уровень – это уровень историографической практики.

Поскольку в нашей книге проблема синтеза обсуждается главным образом на этом уровне, остановимся на нем подробнее. Этот уровень предполагает получение нового верифицируемого знания в истории путем привлечения дополняющих и контролирующих (!) друг друга исследовательских установок и методик, наработанных в других дисциплинах. Но это не эклектический набор различных методологических подходов, пригодных для изучения отдельных дискретных сторон социально-исторической действительности, а именно их синтез, позволяющий раскрыть существенное содержание изучаемого явления во всей его многослойности и разноаспектности и тем самым обнаружить доминанту, помогающую понять присущие ему взаимосвязи и закономерности.

Следовательно, методологический синтез в истории является по своей природе системным, поскольку он интегрирует методологический инструментарий, выступающий в виде некоторой иерархизированной внутренне непротиворечивой целостности, сконцентрированной на решении определенной исследовательской задачи. Это открытое развивающаяся система, так как все составляющие ее элементы зависят в каждом данном случае от объекта исследования, с одной стороны, и общего уровня состояния научного знания – с другой. Поэтому в качестве ведущей тенденции развития исторической мысли можно обозначит прогрессирующее обогащение методологического синтеза за счет возрастающего обращения историков к исследовательским установкам и подходам других, в том числе естественных дисциплин.

Такое обращение, однако, не является самоцелью. Его критерием служит способность этих установок обогащать объяснение изучаемого объекта исторической действительности. Вот почему не может быть раз и навсегда данной иерархии используемых в историографической практике исследовательских стратегий и, тем более, единственной фокусирующей их доминанты. В том и состоит мастерство историка, чтобы найти и применить соответствующие именно данному объекту исследования методологические подходы, разработанные в других науках. Понятно, что иные объекты исторической действительности требуют использования иных стратегий, принятых в иных научных координантах с иной фокусировкой.

Повторимся, методологический синтез тесно привязан к историографической практике. Она одновременно является и сферой приложения различных исследовательских установок, и высшим аргументом, подтверждающим истинность тех или иных методологических конструкций. Поэтому, в структуре нашего сборника центральное место занимают материалы, не только раскрывающие возможности методологического синтеза в конкретно-историческом исследовании, но обосновывающие адекватные пути его достижения.

Как представляется, вопреки голосам скептически настроенных исследователей, раздававшимся в ходе конференции, эти материалы демонстрируют научную перспективность развивающихся в Томском университете историко-методологических исследований. Заметим, что особо острая дискуссия на конференция развернулась вокруг проблематики бессознательного и отрабатываемой в рамках томской школы полидисциплинарной технологии анализа ментальных явлений. Не расшифровывая во всей полноте ее рабочий формат⁵, обозначим те опознавательные знаки данной исследовательской стратегии, которые дают основание ее авторам говорить о ее принципиальном методологическом отличии от соответствующих поисков 60-70-х гг. XX века, когда в рамках «новой научной истории» была отрефлексирована и сформулирована в качестве кредо профессионализма историка сама идея междисциплинарности.

Принципиальная новизна разрабатываемой томскими историками технологии полидисциплинарного анализа заключается прежде всего в том, что она конструируется на базе комплементарных концепций и методов, чья взаимодополняемость определяется и контролируется параметром сфокусированности этих методов и концептов на сфере бессознательного. Тем самым удается избежать практики того самого произвольного выбора «комплектующих» для междисциплинарной исследовательской техники анализа, выбора, который нередко, в силу отмеченной методологической невнятности, приводил к неразборчивой всеядности со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Уже сам выбор этих комплектующих, ориентированных не на все, а на определенные концепты бессознательного, открывает шанс работы в новом, гораздо более строгом и пластичном режиме. Привлекаемые теории П. Бурдье, Э.Эриксона, Э.Фромма, Д. Узнадзе и его школы установки, равно как и некоторые другие, оперируют такими моделями бессознательного, которые вскрывают его социокультурную и историко-природную предпосылочность. Называется ли это бессознательное габитусом ( П. Бурдье), идентичностью ( Э.Эриксон), установкой ( Д.Узнадзе) , во всех случаях имеется в качестве принципиального методологического ориентира анализ структур умонастроения в контексте их социального интерьера происхождения и бытования. Бессознательное на перекрестии данных подходов вырисовывается как неосознаваемая, но четко упорядоченная всем стилем жизни общества социально-психологическая матрица установок в поведении людей, формирующаяся всем контекстом исторического опыта поколений , социальных слоев и отдельных личностей. Тем самым создаются основы для реконструкции коррелируемых связей между видимым и невидимым мирами, между миром материальным, вещным, природным и миром тонких структур умонастроений.

В тоже время привлекаемые концепции, несмотря на их принципиальное методологическое родство, имеют различные теоретические и методические ресурсы, что и дает возможность расширения аналитического и интерпретационного формата работы с их помощью. Скажем, если теория идентичности Э.Эриксона, открывает путь к методологически строго выстроенному анализу идентичности личности или группы, кризисов этой идентичности, то теория установки «поставляет» инструментарий для более точной работы с теми блоками системы «сознание-бессознательное», которые представляют разные пласты идентичности и в то же время цементируют ее органическую целостность. Однако «просчитать» эту систему в строгом режиме будет невозможно без знания теории деятельности, сформировавшуюся в рамках отечественной психологии, прежде всего трудами А.Н. Леонтьева и его учеников. Введение в рабочий оборот стратегии таких основных методологических компонентов как мотивы, потребности личности, условия их реализации, может придать анализу дополнительную точность, при условии, что этот анализ будет соотноситься с фактурой самой конкретной истории, с имеющейся информацией макроисторического характера об исследуемом объекте.

Не продолжая разбора тех перспектив, которые открываются для исследования человека в истории, его менталитета в свете разрабатываемой аналитической стратегии, заметим, что в данном сборнике представлены те результаты ее применения, которые дают возможность вписать казалось бы неподдающийся сколько-нибудь точной интерпретации «ментальный фактаж» исторической динамики в интерьер ее процессов, описанных на макроуровне. Большей частью речь пойдет о смеховых, игровых, гендерных срезах сознания ( в широком смысле этого понятия) людей Раннего Нового и Нового времени в Европе и России. Предлагаемые вниманию читателя результаты представляют собой большей частью гипотезы, но гипотезы, которые, что важно подчеркнуть, позволяют коррелировать знание о процессах макросоциального уровня ( в данном случае сформировавшегося не без помощи теории модернизации) и внешне дискретными данными об умонастроении людей. Возникающие при этом исследовательские лакуны, на наш взгляд, лишь более точно опредмечивают направление дальнейшего поиска, но никак не ставят под вопрос возможность в новом диалогическом режиме выстраивать с помощью предлагаемой технологии анализа работу по уточнению содержания общих характеристик модернизационных процессов в разных странах посредством соотнесения этих характеристик с полученными срезами ментального анализа. Полагаем также, что проделанная работа дает основания не только утверждать, что «наведение мостов» между знанием макроуровня и поиском объяснений ментальным явлениям и процессам является необходимейшей предпосылкой любого анализа умонастроений, но и говорить о том, что предлагаемый формат работы может при соблюдении всей системы научных требований ( включая и некий минимум сохранившегося источникового материала) способствовать верификации получаемых выводов. И хотя методологически процедура верификации по-прежнему остается сверхзадачей означенного поиска, думается в достижении ее сделаны во многом верные шаги. Впрочем, об этом судить самому читателю.

Организаторы конференции и редакторы приносят благодарность всем ее участникам за заинтересованное и живое обсуждение проблем, поставленных в ходе конференции. Томские коллеги благодарят руководство ИВИ РАН, в особенности зам. директора Института, Президента общества интеллектуальной истории, профессора Л.П. Репину за оказанную финансово-организационную и научную помощь в издании этого сборника материалов конференции.