1.4. Термин «арго» по отношению к молодежному социолекту

Обозначения молодежной речи включают, наряду с терминами язык, жаргон (рассмотренными выше), и термин арго, который, в отличие от них, не был популярен в школьной среде XIX века.

Это вполне объяснимо: слово арго впервые было зафиксировано в русской литературе лишь в 60‑х годах XIX века. [Грачев 2005: 16], и появилось оно для обозначения уже имеющей яркие названия (блатная музыка, феня, байковый язык) лексики преступного мира. «У воров и мошенников, – отмечает Вс. Крестовский, – существует своего рода условный язык (argot), известный под именем «музыки» или «байкового языка» [Крестовский 1990: 1065–1066].

Заимствуется слово арго, как и термин жаргон, из французского языка (франц. argot) и представляет собой, по мнению современных исследователей, искаженное ерго (франц. ergot) – шпора петуха, символ воровского ремесла [Портянникова 1971: 48–49; Грачев 1997: 16–17].

Истоки арго связывают с существующими в средневековье «цеховыми» языками обособленных профессиональных групп. [Стратен 1931: 114; Елистратов 2000: 583]. «Разные профессиональные классы, – утверждает французский ученый Л. Сенэан (Sainean), – когда‑то имели каждый свой специальный язык, насыщенный арготизмами…» [Цит. по: Стратен 1931: 114]. Эти специальные языки, отмирая (вследствие развития средств сообщения и роста фабричной промышленности), оставили после себя преемников – жаргоны городского дна, мира преступников, различные арго. «Франц. argot, langue verte, нем. Rotwelsch, Gaunersprache, англ. cant, slang и т. д. – все это, – считает В. Стратен, – специальные языки, имеющие родословную и происходящие, если не прямо от специальных средневековых цеховых языков, то от параллельных языков средневековых нищих, бродячих торговцев, бандитов и воров» [Стратен 1931: 114].

На общие истоки данных европейских терминов указывает и М. Жирмунский: «Арго существуют в большинстве европейских языков и во многих внеевропейских и ведут свое происхождение от эпохи разложения феодализма. Французским терминам жаргон (jargon) и арго (argot) соответствуют немецкие Rotwelsch или Gaunersprache, английский – cant, итальянский gergo или furbescho, испанский germania и более поздний calo, русский – «блатная музыка» и др.» [Жирмунский 1936: 120].

Связь термина арго с миром бродяг и воров подчеркивает также А. Липатов, считая это мнение обоснованным и традиционным. «Принято считать, – пишет он, – что предшественником, прародителем арго в европейских языках стал воровской язык» [Липатов 2003: 381]. Во Франции термин арго как обозначение воровского языка был известен уже в XIV–XV веках; с середины XIX века значение его расширяется, и он начинает применяться не только для обозначения лексики деклассированных элементов, но и для фамильярно‑разговорной речи парижан, для различных жаргонов [Грачев 2005: 17].

Среди российских языковедов французский термин арго получает распространение лишь в начале XX века (См.: труды Б.А. Ларина 1928, 1931; В.М. Жирмунского 1936; Д.С. Лихачева 1935; В.В. Стратена 1931), однако освоение заимствованного понятия можно проследить и ранее.

Например, в научной статье П. Тиханова «Черниговские старцы. Псалки и криптоглоссон» (1899) автор, описывая тайный язык старцев и приводя примеры языка офеней, а также «бурсацкого жаргона», использует, наряду с обозначениями «язык», «тайноречие», и термин арго, сохраняя при этом графику языка‑источника: «Следует сказать, что язык argot не настолько богат, чтобы на нем существовали непременно все выражения, почему для образования нового слова – к обыкновенному речению приставляют какой‑нибудь слог, и с таким окончанием известное выражение, находясь в ряду других действительно непонятных (изобретенных, придуманных), становится уже полностью неузнаваемо» [Тиханов 1899: 56].

П. Тиханов подчеркивает прежде всего таинственность арго, его искусственный характер. Подобное применение термина наблюдаем и в работе Г. Виноградова «Детские тайные языки» (1926), где при характеристике различных искусственных языков, создаваемых в детской среде, используется автором и термин argot: «словари детского argot» [Виноградов 1926: 10].

Термин получает распространение для обозначения тайной, искусственной речи: «…арго является тайным языком, конспиративным, засекреченным (по крайней мере – в период своего расцвета, покуда оно сохраняет свою основную социальную функцию)» [Жирмунский 1936: 119].

По мнению Б.А. Ларина, арго является «равноправным со всяким другим смешанным языком более или менее обособленного коллектива, притом двуязычного» [Ларин 1973: 186]. Он рассматривает его как третий основной круг языковых явлений (первые два – литературный язык и деревенские диалекты).

Основная функция арго, – считают исследователи, – профессиональная. «…Арго, – утверждает В. Жирмунский, – служило средством опознания «своих», своего рода «паролем», и в то же время – важным профессиональным орудием…» [Жирмунский 1936: 134].

Арго как составная часть «специального языка» профессионалов рассматривается и в концепции Л.В. Успенского (1936): «Употребляя обозначение «специальный язык», мы обычно непроизвольно ограничиваем его объем системой терминов, как бы санкционированных книжно‑письменным печатным употреблением той или другой профессии. В стороне при этом оказывается все то, что для данного языка является, так сказать, его просторечием, та менее устойчивая и более живая часть его лексического запаса, который существует исключительно в устной речи профессионалов и…может быть охарактеризован как «профессиональное арго» [Успенский 1936: 163].

На сосуществование арготических слов и технической терминологии в профессиональной речи указывает также Д.С. Лихачев в статье «Арготические слова профессиональной речи» (1938). Он считает, что можно безошибочно выделить арготические слова и выражения в языке самых разнообразных социальных групп: ремесленников, моряков, нищих, солдат, учащихся [Лихачев 1964: 331]. «Мы безошибочно, – пишет он, – отличим их от технических выражений, от терминов и никогда не назовем арго – специальный язык инженеров, ученых, техников, квалифицированных рабочих» [Лихачев 1964: 331].

Среди отличительных черт арго Д.С. Лихачев называет социальную замкнутость, иллюстрируя ее спецификой общения не только в кругу лиц определенной профессии, но и в учебных заведениях: «Школьник, скажем, будет употреблять свои школьные арготические словечки только со сверстником; он не будет применять их в разговоре с родителями или с преподавателями, если только не держится с последними на одной ноге» [Лихачев 1964: 332].

В центр определения того, что такое арготическое слово, Д.С. Лихачев ставит «момент специфической однотонной эмоциональной окраски отдельных арготических слов», которая поддерживается внешней экспрессивностью, выразительностью, образностью, метафоричностью. По мнению Д.С. Лихачева, главный признак арготической речи – остроумие: «Еще старые английские названия арго jesting speech (или jesting language) и merry greek подчеркивают юмористический, шутливый его характер» [Лихачев 1964: 335–336].

Арготическое слово, считает ученый, есть своего рода общественный жест, символизирующий «мужественное», «пренебрежительное, насмешливое, «критическое» отношение к действительности. Реализацию подобного отношения в школьной среде Д.С. Лихачев видит в создании кличек для преподавателей: «Преподаватель, в особенности если он неровен в обращении с учениками, если поступки его рассматриваются ими как проявления произвола и если при этом сами ученики ощущают свой коллектив как обособленный, отъединенный, замкнутый (что бывало, например, в старых закрытых учебных заведениях), – получает кличку, прозвище. Эта кличка всегда фамильярна, всегда равняет преподавателя с учениками…» [Лихачев 1964: 343, 344].

Факторами, способствующими появлению арго на производстве, ученый считает нарушения производственного ритма, перебои в работе, неорганизованность. Например, в работе моряков эти нарушения будут связаны с состоянием моря, в профессии летчиков – с атмосферными условиями, в полиграфическом производстве – с ошибками наборщика, в работе железнодорожников – с опозданием поезда и т. д. Употребление же арготических слов в школе Д.С. Лихачев связывает с постановкой педагогической работы: «Арго, – отмечает исследователь, будет процветать в той школе, в которой учение превращается в охоту учеников за удавчиками, в которой воспитательная работа превращается в войну преподавателей с учениками, где нет общности интересов тех и других» [Лихачев 1964: 352].

Как видим, Д. Лихачев считает возможным создание арго не только в профессиональном кругу, но и в школьной среде. Применяя обозначение арго по отношению к специфическому словоупотреблению учащихся, ученый не дифференцирует обозначения «арго», «жаргон», «slang», «cant», считая их условными: «При всей условности терминов «арго», «жаргон», «slang», «cant» и других исследователи различных стран, эпох и направлений выделяют ими всегда однородную, определенную группу языковых явлений» [Лихачев 1964: 331]. Сам ученый, включая в свои рассуждения различные обозначения: наречие, искусственный язык, арго, жаргон, slang, специальный язык, cant, тайный язык (которые он приводит, цитируя западноевропейских и отечественных исследователей), предпочитает термин арго. Возможно, это связано с тем, что данное обозначение является наиболее ранним в зарубежной социолингвистике, а также с тем, что в 1930‑е годы (когда и создается статья Д.С. Лихачева) оно активно применяется по отношению не только к воровской речи, но и к другим социальным вариантам языка.

Так, В. Виноградов в монографии «Очерки по истории русского литературного языка XVII–XIX веков» (1934), прослеживая историю русского литературного языка и описывая «социально‑диалектное расслоение» общества в XIX веке, выделяет в составе «профессиональных диалектов» («профессиональных жаргонов») шулерское арго, коннозаводческое арго, охотничий язык, воровское арго, актерское арго, певческий диалект, бухгалтерский диалект, морской жаргон и школьное арго. Термин арго, таким образом, выступает у В. Виноградова как синонимичный диалекту, языку и жаргону.

Завоевывая прочные позиции в русской лингвистической практике, обозначение арго становится яркой стилистической пометой в русской лексикографии. В 1935–1940 гг. выходит в свет изданный под редакцией Д. Ушакова «Толковый словарь русского языка», где слова и выражения «школярского» происхождения (зубристика, зубрила, запустить в нос гусара, долбня, камчатка и др.) сопровождаются характерной пометой (школьное арго). «Устроить бенефис кому (школьное арго) – произвести против кого‑нибудь демонстративную выходку [ТСУ: 1, 121].

В последующие годы (как уже отмечалось выше, когда речь шла о термине жаргон) изучение сниженной речи практически ставится под запрет [Елистратов 2000: 576]. Возобновляется ее изучение в 1950‑е годы, и тогда вновь становится актуальной проблема терминологии.

В. Виноградов остается верен своим принципам в употреблении обозначений арго, жаргон (как синонимичных!) и в более поздних своих работах. В частности, в статье «Словообразование в его отношении к грамматике и лексикологии (На материале русского и родственных языков)» (1952). При описании характерных «жаргонных типов словообразования» ученый рассматривает специфические суффиксы «воровского жаргона» «арго чиновничества», а также жаргона воспитанников духовно‑учебных заведений, называя его «арго духовных школ», «бурсацким арго», «бурсацким жаргоном». Здесь следует отметить, что жаргон семинаристов дореволюционной России привлекал внимание ученых (во многом благодаря знаменитым «Очеркам бурсы» Н.Г. Помяловского) как на рубеже XIX–XX веков [ср.: Тиханов 1899; Зеленин, 1905], так и во второй половине XX века. В частности, в 1957 и в 1958 гг. были защищены кандидатские диссертации: «Лексика «Очерков бурсы» Н.Г. Помяловского (разговорно‑просторечная и специфически бурсацкая лексика и фразеология)» С.Г. Аху‑мяна и «Особенности лексики и фразеологии «Очерков бурсы» Н.Г. Помяловского» Т.В. Кевлишвили. В своих работах исследователи лексического своеобразия повести Н.Г. Помяловского называют бурсацкую лексику жаргонно‑арготической и применяют обозначения: бурсацкое арго, бурсацкий язык, бурсацкий жаргон, школьное арго.

Обозначениями семинарское арго, жаргон семинаристов, школьное арго пользуется и Ю.С. Сорокин. В книге «Развитие словарного состава русского литературного языка. 30–90‑е годы XIX века» (1965) автор, раскрывая историю слова зубрить, отмечает: «Это слово школьного арго становится очень распространенным с середины века… Постепенно ослабевает его двойник (идущий из семинарского арго) долбить…[Сорокин 1965: 488].

Таким образом, в 1930‑е годы и позже, в 1950–1960‑е годы, в научной практике наблюдается активное употребление термина арго (по отношению к речи учащихся!) в одном ряду с термином жаргон. Ситуация несколько изменяется в 1970‑е годы, и, возможно, это объясняется признанием предложенной В.Д. Бондалетовым в 1960‑е годы (и уточненной в 1980‑е годы) классификации социальных диалектов «в зависимости от их природы, назначения, языковых признаков и условий функционирования»:

«1) собственно профессиональные «языки» (точнее – лексические системы), например, рыболовов, охотников…, а также других промыслов и занятий;

2) групповые, или корпоративные, жаргоны, например, учащихся, студентов, спортсменов, солдат и других, главным образом молодежных коллективов;

3) условные языки (арго) ремесленников‑отходников, торговцев и близких к ним социальных групп;

4) жаргон (арго) деклассированных» [Бондалетов 1987: 69].

Как видно из данной классификации, ее автор допускает дублирование терминов жаргон (арго) только по отношению к лексике деклассированных. Для молодежной речи, по мнению В.Д. Бондалетова, целесообразно применение обозначения «жаргон». Подобная позиция отражается и в последующих классификациях. Например, аналогичная система Б.А. Серебренникова: «1) профессиональные лексические системы, 2) групповые, или корпоративные, жаргоны, 3) жаргоны деклассированных, 4) условные языки» [Серебренников 1970: 479], Э.Г. Туманян: «1) детерминированные лексические системы: а) групповые, корпоративные жаргоны, б) профессиональные лексические системы; 2) особые, условные языки: а) условно‑профессиональные арго (жаргоны), б) арго деклассированных» [Туманян 1985: 92].

Сторонником разграничения арго и жаргона выступает и Л.И.Скворцов, считающий, что их отличие обусловлено степенью открытости – изолированности носителей различных социальных разновидностей речи: арго является принадлежностью относительно замкнутых групп и сообществ, в то время как жаргон является принадлежностью относительно открытых социальных групп. «В строго терминологическом смысле, – утверждает ученый, – арго – это речь низов общества, деклассированных групп и уголовного мира: нищих, воров, картежных шулеров и т. п.» [Скворцов 1979: 23–24], а жаргон, по мнению ученого, представляет собой социальный диалект «определенной возрастной общности или профессиональной корпорации» [Скворцов 1979: 84].

Таким образом, в русской социолингвистике последней четверти XX века относительно единодушно закрепляются обозначения: арго – за лексикой деклассированных групп (уголовное арго), жаргон – за лексикой возрастных социальных групп (молодежный жаргон).

Однако не считает необходимым дифференцировать понятия арго и жаргон B.C. Елистратов, автор «Словаря русского арго», в котором «представлен сплав многочисленных городских арго», в том числе и «молодежного арго» [Сл. Елистратов 2000]. Ученый считает, что термин арго наиболее нейтральный, свободный от «аспектуальности» (в отличие от «социального диалекта») и от общей оценочности (в отличие от «жаргона») [Елистратов 2000: 577]. При этом B.C. Елистратов «нисколько не настаивает на абсолютной правильности подобного выбора». Его выбор не подтверждается литературой, на которую он ссылается. «О молодежных арго, – указывает ученый, – написано большое число работ (см., в частности…)». И далее идет указание на труды, авторы которых обращаются к обозначению «жаргон»: Борисова Е.Г. Современный молодежный жаргон (1980), Дубровина К.Н. Студенческий жаргон (1980), Копорский С.А. Воровской жаргон в среде школьников (1927), Копыленко М.М. О семантической природе молодежного жаргона (1976), Лошманова Л.Т. Жаргонизированная лексика в бытовой речи молодежи 50–60‑х годов(1975)и др.

Таким образом, большинство исследователей молодежной речи последней четверти XX века не прибегают к термину «арго», предпочитая обозначение «жаргон», а также закрепившийся относительно недавно в русской лингвистической практике термин «сленг» (речь, о котором пойдет ниже).