Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
PKhT.doc
Скачиваний:
3
Добавлен:
01.07.2025
Размер:
1.86 Mб
Скачать

3.3. Многоуровневый подход в решении субъектно-объектных взаимоотношений: научные предпосылки психологической «я-концепции»

Важно упомянуть о дальнейшем развитии «эстетического» в критике кантовского учения его последователем И.Г. Фихте. Он критикует кантовский метод систематизации чистых понятий рассудка, с тем, чтобы, – как он сам выражается, – привести человека к «точке рефлексии, на которой даны время, пространство и некоторое многообразие созерцания, …в которой поджидает его Кант».

Рассматривая в структуре «объект – субъект», психические образования «Я и не-Я» и разводя их в системе взаимоопределений («Я и не-Я определяют друг друга взаимно»), Фихте в итоге выводит «независимую» бессознательную деятельность души. Импульс «неопределимого не-Я», благодаря которому Я становится «представляющим» или же «интеллигенцией», порождает отношения противоречий «Я» и «не-Я». Функция «продуктивного воображения», как раз и состоит в том, чтобы порождать противоположности Я и не-Я и в то же время не давать им поглотить друг друга.

Фихте создает структурно-психологическую основу «общего учения о четырех Я». Обнаружение бессознательных функций субъекта приводит его к выводу о необходимости различения нескольких уровней психической жизни.

«Эмпирическое Я», предметы восприятия которого кажутся ему чем-то внешним и чуждым, т.е. представляются в качестве не-Я. Субъект обыденного опыта именуется «эмпирическим» – «конечным Я».

«Я интеллигенция» или способность представления, подлежащая необходимым законам–определениям, но зависящая и определяемая внешним толчком «неизвестным не-Я»

«Интеллектуальное Я», имеющее, по-видимому, универсальный характер, посредством бессознательного воображения само продуцирует индивидуальные эмпирические Я, а также эмпирическое не-Я, т.е. данный в созерцании мир явлений, противопоставляя их друг другу в едином сознании.

Самосознание эмпирического Я возможно только в форме рефлексии, подразумевающей отражение деятельности Я от некоего объекта. Однако, наталкиваясь на препятствие, эта деятельность неизбежно стремится преодолеть его. «Практическое» Я характеризуется именно этим стремлением к расширению сферы эмпирического Я за счет приобретения все большей власти над не-Я, или природой.

Фихте считает, что преодоление препятствий и победа над трудностями, способствует тому, что из первоначального смутного стремления души (внутреннее неопределимое не-Я) постепенно выковывается моральная воля. Идеалом же (в реальности, правда, не осуществимым) указанного расширения сферы Я является окончательное вытеснение не-Я. В результате должно было бы получиться такое Я, которое не нуждалось бы в не-Я для самосознания, являлось бы бесконечным и не расколотым на сознательную и бессознательную деятельность – его Фихте называет «абсолютным».

«Абсолютное Я», или Бог, есть не более чем недостижимая идея для человеческого разума. При этом абсолютное Я и интеллигентное Я «на деле должны быть единым», к чему побуждает человека его человеческое достоинство. «Единство чистого духа есть для меня недосягаемый идеал, последняя цель, которая никогда не будет осуществлена в действительности», – признается философ, но к этому стоит стремиться.

Поскольку Фихте допускает возможность рефлективного и нерефлективного самосознания, он должен указать причину того, что человеческое самосознание устроено именно рефлективно. Такой причиной оказывается, по Фихте, «вещь в себе». Вещь в себе (которую нельзя смешивать с порождаемым интеллектуальным Я и не-Я как миром явлений) выступает в качестве «перводвигателя Я». Впрочем, понятие вещи в себе почти неуловимо. Когда мы думаем о ней, мы мыслим уже не вещь в себе. Ясно лишь, что она производит какой-то «толчок» на деятельность нашего Я, который играет роль пускового механизма для всей внутренней механики интеллектуального Я.

«Наукоучение» Фихте создавалось ученым для принципиального утверждения человеческого достоинства, выраженного творческим полаганием «Я есмь»: «Преимущество человека состоит… в способности по собственной воле давать потоку своих идей определенное направление, и чем больше человек осуществляет это преимущество, тем более он человек… Проявление свободы в мышлении, равно как и проявление свободы воли, есть внутренняя составная часть его личности, есть необходимое условие, при наличие которого он может сказать: я есмь, я самостоятельное существо» (Фихте И.Г. Сочинения в двух томах. Т. 1. – СПб., 1993. – С. 675).

На своих лекциях Фихте призывал аудиторию: «Господа, сосредоточьтесь, углубитесь в себя, здесь не идет речи ни о чем внешнем, а только о нас самих». Один из слушателей вспоминает об этом практическом приеме самонаблюдения и самопознания: «Господа, – продолжал Фихте, помыслите себе: вот стена. – И я видел, слушатели действительно мыслили стену, и казалось, что это им всем удается. «Помыслили вы себе стену? – спрашивал Фихте. – В таком случае, господа, помыслите себе того, кто помыслил стену, и я понял тогда, как это могло быть, что молодые люди, споткнувшиеся столь рискованным способом о первую попытку умозрения, могли при дальнейших своих стараниях попасть в весьма опасное духовное состояние…» (там же, с. 686). Можно представить себе, в каком опасном состоянии оказывается художник, испытывая состояние перевоплощения (эффект «раздвоения сознания») при создании самостоятельного художественного образа, если он не готов к восприятию уровней сознания и самосознания.

Итак, как резюмировал классическую немецкую философию Вл. Соловьев, – «по Канту, реальный мир не только существует, но и обладает полнотою содержания, которое, однако, по необходимости остается для нас неведомым. У Фихте внешняя реальность превращается в бессознательную границу, толкающую трансцендентальный субъект, или Я к постепенному созиданию своего, вполне идеального, мира. У Шеллинга эта внешняя граница вбирается внутрь или понимается как темная первооснова (Urgrund и Ungrund) в самой творческой субстанции, которая не есть ни субъект, ни объект, а тождество обоих» (Вл. Соловьев).

В целом, немецкая классическая философия создала мощный теоретический инструментарий познания (наукоучение) не только внешнего мира, но внутренней психической жизни (сознание, самосознание, самопознание). Она определила уровни познания внутреннего мира человека, аналитические уровни повседневного (обыденного), интеллигибельного (умопостигаемого), эстетического (чувственного).

Среди самых значительных философских учений XVII – первой половины XIX вв. выделяются: учение об ассоциациях, об аффектах, о бессознательной психике и апперцепции, о зависимости личности от ее интересов и воздействий социальной среды.

Высшим этапом эстетической мысли немецкой классической философии считается теория художественного творчества Гегеля. Диалектика Гегеля «примирила» сторонников субъективизма и объективизма. Признавая внутреннюю психическую организацию, он не умалял и роли социальных факторов в процессах формировании художественной личности (природные задатки Канта плюс воспитание Фихте). Природная одаренность, равно как и гений, одинаково нуждаются в культуре мысли, в размышлении о способах ее осуществления, и следующих из этого технических упражнениях, приобретении навыков и развитие умений.

Вопросы к эвристическому практикуму:

В чем заключается психологические парадоксы «теоретического» и «художественно-практического» академизма.

Какие чувства в вашем восприятии порождает система отношений «субъект–объект» и «Я – не Я».

Как можно психологически оправдать положения «эстетическое сознательное» и «эстетическое бессознательное».

Каким образом можно объяснить выражение М. Мамардашвили о всей классической философии как «рефлексивная конструкция самосознания».

Литература:

Библер В.С. От наукоучения – к логике культуры: Два философских введения в двадцать первый век. – М., 1990.

История ментальностей: Сборник. – М., 1996.

Мамардашвили М. Философские чтения. – СПб., 2001.

Соседние файлы в предмете [НЕСОРТИРОВАННОЕ]