1. Принципы художественного познания:

гуманитарный подход к обоснованию «художественной гносеологии»

1.1. Художественное познание свойственно не только искусству, где оно проявляется непосредственно в качестве особенного вида человеческой деятельности, которое выступает как «форма освоения мира по законам красоты». На общих основаниях можно говорить о «художественной гносеологии» – принципах художественного познания, что собственно и может представлять собой «теория художественного творчества» как собственная, автономная научно-методологическая база исследования и изучения.

Древнегреческая мысль признавала уровень «художественного» (образно-обобщенного) познания выше «эмпирического» (конкретно-чувственного, единичного) и понятийно-категориального (абстрактно-логического, обобщенного). Так, Аристотель утверждал, что «поэзия философичнее и серьезнее истории, ибо поэзия говорит более об общем, история – об единичном» (Poet. 1451b).

Основатель современной физики, создатель общей теории относительности Альберт Эйнштейн образно утверждал, что все знания научной истины можно возвести из «камня и извести» ее же собственных учений, расположенных в логическом порядке («элементы системы»). Но чтобы осуществить такое построение («сцепка») и понять его («осознавание»), необходимы способности художника.

По замечанию известного лингвиста Р.О. Якобсона, мышление самого Эйнштейна строилось не на слове, а на бессловесных образах. Да и сам ученый утверждал: «Для меня не подлежит сомнению, что наше мышление протекает в основном минуя символы (слова) и к тому же бессознательно» (Эйнштейн А. Физика и реальность. – М., 1965. – С. 133).

Не только мышление ученого было «художественным» (образным), он и любил заниматься «художественной деятельностью». Начав учиться игре на скрипке в шесть лет, Эйнштейн продолжал музицировать всю жизнь, иногда в ансамбле с другими физиками. Ему нравился также парусный спорт, именно красота которого, как он полагал, необыкновенно способствует размышлениям над физическими проблемами. Любопытно, что уже в зрелом возрасте Эйнштейн пытался найти музыкальные и цветовые аналоги своим геометрическим и физическим идеям и посещал для этого изостудию в Нью-Йорке.

Французский математик, физик и философ Жюль Анри Пуанкаре, развивший независимо от Эйнштейна математические следствия «постулата относительности», утверждал, что отличительное свойство математического ума нужно искать не в логике, а в эстетике (Пуанкаре Ж.А. Математическое творчество. Психологические этюды. – Юрьев, 1909). Поскольку художественная интуиция и есть психологический механизм передачи образов из подсознания в сознание, которое затем их обрабатывает и верифицирует, т.е. проверяет их истинность на практике.

Художественное познание различается только в формах деятельности, собственно «художественных» и «научных», исключительно результативно, т.е. функционально. Наука, как правило, стремится к максимально обезличенному знанию – деперсонализации (хотя это не всегда так, поскольку за ярко выраженной научной концепцией всегда просматривается личность ее создателя). Тогда как искусство ориентировано на уникальную личность творца, на его субъективное, «персонифицированное» видение мира, которое чаще всего и составляет основной интерес в художественном произведении.

Сама суть художественного творчества проявляется в многообразии индивидуальностей, а акт творчества свершается в непрерывном нарушении пределов познания. Одновременно с многообразием индивидуальностей в художественном творчестве проявляются наиболее универсальные закономерности (соотношения «индивидуальность – универсум», «единичное – общее», «конкретное – типическое»).

В противоположность образно-эмоциональному характеру художественной деятельности (искусство) науке свойственно максимальное проявление интеллектуализма и рационализма. Вместе с тем эти различия часто достаточно условны. Многие ученые подчеркивали роль образно-эстетических переживаний в процессе научного творчества. Для наук о человеке искусство часто давало непосредственный импульс научным размышлениям, равно как и наука открывала новые грани для возможностей художественного освоения мира. Что еще в эпоху Возрождения, не так уж и отдаленную от нас, являлось нерасторжимым принципом (творчество Леонардо да Винчи яркий тому пример).

Разумеется, эмоции в процессе научной деятельности являются «побочными» и часто тормозящими развитие мысли (тем более эксперимента), о чем предупреждал основатель «понимающей психологии» Вильгельм Дильтей: «Плоские натуры отдаются впечатлениям, позволяя одному вытеснять другое».

Однако, единство, равновесная взаимообратимость чувства и мысли, аффекта и интеллекта признается и художниками и учеными. «Прочувствовать – значит понять и осмыслить. Я думаю чувством, а чувствую мыслью», – свидетельствует испанский философ Мигель де Унамуно. Поскольку, «чувствующий орган одновременно является понимающим органом», – утверждает философ и культуролог Освальд Шпенглер.

«Открытие» фундаментального основания творческого мышления «принадлежит» Питеру Брайну Медавару, английскому биологу (открыл явление «приобретенной толерантности» или «воспитанной терпимости»), лауреату Нобелевской премии (1960). Медавр утверждал: «Романтики полагали, что поэзия – полярная противоположность аналитическому рассуждению, нечто, лежащее далеко за пределами заурядных сделок рассудка с реальностью, и потому они упустили одно из величайших открытий – союз между воображением и рассуждением, между творческой и критической способностью. Я называю это открытие – важнейшим методологическим открытием современной мысли, – хотя оно никому не принадлежит».

Как научное, так и художественное творчество являются мыслительной переработкой тех субъективных образов объективного мира, которые откладываются в нашем сознании в виде представлений. Но без художественного мышления, оперирующего художественными образами, не могло бы развиться и научное мышление, оперирующее научными понятиями, в основе каждого из которых лежит метафора. И шире, – «Быть может, всемирная история всего лишь история нескольких метафор», – метафоризирует Хорхе Луис Борхес.

В связи с принципом метафоризации, удивительным представляется образное видение себя как ученого Исаака Ньютона: «Я смотрю на себя, как на ребенка, который, играя на морском берегу, нашел несколько камешков поглаже и раковин попестрее, чем удавалось другим, в то время как неизмеримый океан истины расстилался перед моим взором неисследованным».

И «художественность», и «научность» взаимообратны, поскольку каждый несёт в себе жизненно необходимый один для другого конструктивные принципы творчества – бессловесная образность, целостность, подлинность, выход за пределы познания, авторская индивидуализация («самость»), эмоциональность (переживание), а также интуиция, воображение и метафора как общие инструментальные средства познания. Благодаря этому они исторически сформировали друг друга и сформировались сами.

Поэт, в юности получивший архитектурное образование, а ныне академик РАО (1993 г.), А.А. Вознесенский в разгар спора шестидесятников о «физиках и лириках» восклицал: «Кто мы? Физики или лирики? Гениальность – в крови планеты. Нету «физиков». Нету «лириков». Обыватели или поэты».