Социальные практики и габитус.
Для анализа рефлексивности социума Бурдье прежде всего обосновывает концепцию габитуса. Термин «габитус» использовался в научной литературе социальными теоретика¬ми, такими как Гегель, Вебер, Дюркгейм, Мосс в самых разных значениях, но в их работах он, главным образом, выступал как вспомогательное понятие. Для Бурдье габитус — одна из цен¬тральных категорий, которую он неоднократно рассматривает в различных работах, подчеркивает те или иные ее грани. Отме¬тим наиболее важные.
По Бурдье, объективная социальная среда производит габи¬тус — «систему прочных приобретенных предрасположенностей..., предназначенных для функционирования в качестве структурирующих структур, т.е. в качестве принципов, которые порождают и организуют практики и представления, которые объективно приспособлены для достижения определенных ре¬зультатов». Эти предрасположенности в дальнейшем исполь¬зуются индивидами как активная способность вносить измене¬ния в существующие структуры и как исходные установки для социальной импровизации, которая порождает и организует ин¬новационные практики индивидов. Они могут касаться как профессиональной деятельности индивида, так и его повсед¬невной жизни — ухаживания, любви, вступления в брак. Как правило, они не предполагают сознательной нацеленности на до-стижение определенных целей, ибо, основываясь на жизнен¬ном опыте, они формируются благодаря рефлексивности инди¬видов — постоянно мониторингу того, что относится к возможностям и невозможностям, свободам и необходимостям, разрешениям и запретам. Естественно, что в конкретных жизненных ситуациях люди исключают наиболее невероятные практики, но используют ранее приобретенные успешные им¬провизации.
Габитус в принципе отличается от научных оценок. Если на¬ука после проведенных исследований предполагает постоянную коррекцию данных, уточнение гипотез и т.д., то люди, как счи¬тает Бурдье, «придают непропорционально большое значение раннему опыту» и не хотят подвергать его сомнению. Эффект инертности, рутинности предрасположенности проявляется в том, что люди, прекрасно адаптировавшиеся к прошлым реали¬ям, начинают действовать невпопад в новых реалиях, не заме¬чая, что прежних-то условий больше нет. Для обозначения со¬циальной рутины социолог вводит понятие докса — представления людей о том, каково положение вещей, что под¬тверждается жизненным опытом и принимается на веру. Докса отличается от ортодоксальности — вера, навязанная извне.
Для иллюстрации инертности габитуса социолог приводит «любимый пример Маркса» — Дон Кихота: среда, в которой он действует, слишком отличается от той, к которой он объективно приспособлен, что обусловлено характером его раннего опыта. Аналогично многие россияне ныне безуспешно пытаются «пе¬режить» новые экономические социальные условия в значи¬тельной степени из-за своего габитуса, в частности, предрасположенностей к патерналистской роли государства, которые сформировались под влиянием их раннего опыта. Бурдье отме¬чает, что наиболее фундаментальные социальные изменения происходят не тогда, когда утверждаются новые структуры, а тогда, когда изменяются габитус к определенной деятельности.
Габитус позволяет в социальных практиках связывать воедино прошлое, настоящее и будущее. Что бы ни обещали наши полити¬ки, будущее России так или иначе сложится путем воспроизве¬дения прошлых структурированных практик, их включения в на¬стоящее, независимо от того, нравятся они нам или нет сегодня. Именно так, согласно структуралистско-конструктивистской парадигме, творится история. «Габитус, — отмечает Бурдье, — продукт истории, производит индивидуальные и коллективные практики — опять историю — в соответствии со схемами, по¬рождаемыми историей. Он обусловливает активное присутствие прошлого опыта, который, существуя в каждом организме в форме схем восприятия, мыслей и действия, гарантирует «пра¬вильность» практик и их постоянство во времени более надеж¬но, чем все формальные правила и эксплицитные нормы. Такая система предрасположенностей, т.е. присутствующее в настоя¬щем прошедшее, устремляющееся в будущее путем воспроизве¬дения однообразно структурированных практик... есть тот принцип преемственности и регулярности, который отмечается в социальных практиках».
Концепция габитуса обосновывает методологические принци¬пы прогнозирования будущего через преодоление антиномии — де¬терминизма и свободы, сознательного и бессознательного, ин¬дивида и общества. «Поскольку габитус, — замечает Бурдье, — это бесконечная способность для производства мыслей, воспри¬ятий, выражений и действий, пределы которой заданы историче¬скими и социальными условиями его производства, то и обус¬ловленная и условная свобода, которую он представляет, также далека от создания непредсказуемого нового, как и от простого механического воспроизводства первоначальных условий».
Принципы концепции габитуса ориентируют исследовате¬лей на более объективный анализ «субъективных ожиданий», предрасположенностей к социальной импровизации опреде¬ленного рода. В этой связи Бурдье критикует те политические и экономические теории, которые акцентируют только «рацио¬нальные действия». По мнению социолога, характер действия зависит от специфических шансов, которыми обладают инди¬виды, различия между индивидуальными габитусами обуслов¬ливает неравномерность их социальных притязаний. Это прояв¬ляется буквально во всем в нашей повседневной жизни: склонность, например, к инвестициям зависит от власти над экономикой. Люди формируют свои ожидания в соответствии с конкретными индикаторами доступного и недоступного, того, что «для нас» и «не для нас», тем самым приспосабливая себя к вероятному будущему, которое они предвидят и намечают осу¬ществить. Бурдье замечает: «Такая предрасположенность, все¬гда отмеченная (социальными) условиями ее приобретения и Реализации, обычно приспособлена к объективным шансам Удовлетворения потребностей или желаний, настраивает аген¬тов «по одежке протягивать ножки» и, таким образом, играет важную роль в процессах, направленных на создание вероятной реальности».
Как видно, концепция габитуса позволяет исследовать ре¬флексии индивидов относительно адаптации к новым реалиям, а также возможности социальной импровизации.
Являясь продуктом истории, габитус производит практики, как индивидуальные, так и коллективные, а следовательно - саму историю в соответствии со схемами, порожденными историей. Он обеспечивает активное присутствие прошлого опыта, который, существуя в каждом организме*** в форме схем восприятия, мышления и действия, более верным способом, чем все формальные правила и все явным образом сформулированные нормы, дает гарантию тождества и постоянства практик во времени. [4] Такая система диспозиций - прошлое, проникающее в настоящее и стремящееся продолжаться в будущем, актуализируясь в практиках, структурированных в соответствии с его принципами, и внутренний закон, через который непрерывно осуществляется закон внешней необходимости, несводимой к непосредственному, ситуативному принуждению, - есть основание преемственности и упорядоченности, которые объективизм, сам того не подозревая, приписывает социальным практикам, а также основание регулярных трансформаций, в которых не отдают себе отчета ни поверхностный и растворенный в механическом социологизме детерминизм, ни чисто внутренний, но столь же частичный, стихийный субъективизм. Интериоризация внешнего позволяет избежать альтернативы между силами, связанными с прошлым состоянием системы, внешними по отношению к телам, и внутренними (возникшими в данный момент мотивами, сиюминутными решениями и т.п.). Она дает возможность внешним силам реализоваться в соответствии со специфической логикой организмов, в которых они инкорпорированы, т.е. устойчивым, систематическим и не механическим образом.
***Употребляя здесь слово “организм”, Бурдье хочет подчеркнуть, что габитус может быть не только индивидуальным, но и групповым, коллективным, классовым... Таким образом, “организм” для Бурдье здесь и дальше – это социальная единица, социальное тело. (Прим. перев.).
Габитус как приобретенная система порождающих схем делает возможным свободное продуцирование любых мыслей, восприятий и действий, вписанных в границы, свойственные особенным условиям производства данного габитуса и только им. Структура, продуктом которой является габитус, управляет практикой, но не механистически-детерминистским путем, а через принуждения и ограничения, изначально определенные его находчивостью. Учитывая бесконечную, но вместе с тем строго ограниченную порождающую способность габитуса, нетрудно представить, что он стремится преодолеть обычные противоположности, в которые мы обычно замкнуты: детерминизм и свобода, предустановленность и творчество, сознание и бессознательное, индивид и общество. Поскольку габитус есть бесконечная способность свободно (но под контролем) порождать мысли, восприятия, выражения чувств, действия, а продукты габитуса всегда лимитированы историческими и социальными условиями его собственного формирования, то даваемая им свобода обусловлена и условна, она не допускает ни создания чего-либо невиданно нового, ни простого механического вопроизводства изначально заданного. Практики стремятся воспроизвести закономерности, присущие условиям, в которых было сформировано их порождающее начало, но при этом соотносятся с требованиями, содержащимися как объективная возможность в ситуации, которая определяется когнитивными и мотивирующими структурами, входящими в состав габитуса. В силу этого нельзя выводить практики ни из имеющихся в настоящее время условий, которые, как может показаться, порождают данные практики, ни из прошлых условий, которые произвели габитус - устойчивый принцип их производства. Следовательно, понять, что есть габитус, можно только при условии соотнесения социальных условий, в которых он формировался (производя при этом условия своего формирования), с социальными условиями, в которых он был “приведен в действие”, т. е. необходимо провести научную работу по установлению связи между двумя состояниями социального мира, которые реализуются габитусом, устанавливающим эту связь посредством практики и в практике. “Бессознательное”, позволяющее экономить на таком установлении связи, в действительности есть не что иное, как историческое забывание, произведенное самой историей при осуществлении объективных структур, которые она порождает в своих “квази-натурах” - габитусах. [6] В этом качестве инкорпорированной истории, ставшей натурой и тем самым забытой как таковая, габитус есть деятельное присутствие всего прошлого, продуктом которого он является, - следовательно, он есть то, что придает практикам их относительную независимость по отношению к внешним детерминациям непосредственного настоящего. Эта автономия прошлого, действовавшего и деятельного, которое, функционируя как аккумулированный капитал, производит историю с незапамятных времен и обеспечивает таким образом непрерывность в изменении, которая делает индивидуального агента миром в мире. Габитус - спонтанность, не обладающая сознанием и волей - одинаково противопоставляет себя как механической необходимости, так и рефлексивной свободе, как внеисторизму механицисткой теории, так и субъектам, “лишенным инерции” в рационалистических теориях.
По Бурдьё, объективная социальная среда производит габитус — «систему прочных приобретённых предрасположенностей»; в дальнейшем они используются индивидами как исходные установки, которые порождают конкретные социальные практики индивидов.
Социальное пространство — это логически мыслимый конструкт, своего рода среда, в которой осуществляются социальные отношения. Социальное прострюанство — это не физическое пространство, но оно стремится реализоваться в нем более или менее полно и точно. Социальное пространство можно описать как совокупность полей, специфических однородных «под-пространств» (например, поле литературы, экономическое поле и т. п.), власть над которыми дает обладание дефицитными благами — капиталом. Именно распределение различных видов капитала (экономический, культурный, социальный, символический) в социальном пространстве и структурирует его.