Социальная вариативность традиционного аграрного общества (Западная Европа, Россия, Китай)

Рис.1.3.2-1.3.3 иллюстрируют проблему устойчивости различных социальных институтов. На Западе община, основанная на индивидуалистической парадигме хозяйствования, довольно легко распалась. В России же базирующаяся на коллективистской традиции, коллективистских ориентирах совместной деятельности она каждый раз при всех попытках ее роспуска воспроизводилась, репродуцировалась в новых формах. Неизвестным для Западной Европы является феномен уравнительного, периодически проводимого перераспределения земель. В России он получил название «черного передела». Даже в начале XX в. процедура земельных перераспределений среди русских крестьян-общинников имела крайне широкое распространение.¹¹⁹

Рис. 1.3.2. «Черный передел» в общинах по российским губерниям начала ХХ в. (% перераспределяемой земли)

Неудачной, как известно, оказалась столыпинская попытка демонтажа общинного землевладения в России. Несмотря на соответствующую правительственную поддержку весьма незначительная часть крестьян приняла решение о выходе из общины.¹²⁰ Большинство из них потом снова вернулось в структуры крестьянского «мира». Создаваемая впоследствии колхозная система во многом репродуцировала традиционную для России форму социального устройства села.

Рис. 1.3.3. Общинные земли, перешедшие в личную собственность с 1906 по 1915 гг. (в %)

«Только благодаря своей уцелевшей общине, своему миру, - писал консервативный экономист С.Ф. Шарапов – и стало Великорусское племя племенем государственным; оно одно из всех Славянских племен не только устроило и оберегло свою государственность, но и стало во главе общерусского государства…Община явилась хранилищем и Христовой веры, и народного духа, и исторических преданий...».¹²¹ Общинное землевладение увязано с национальным идеалом соборного единения. Община брала на себя функции организации вспомоществования всем миром отдельным крестьянским хозяйством. Другим ее назначением являлось решение социальных задач, что соотносилось с критериями социализированного типа экономики (рассмотрение экономических успехов с точки зрения социальной справедливости). Даже западник А.И. Герцен отмечал опровержение русской общинной системой хозяйствования теории мальтузианства.

У общины имелись и собственно производственные преимущества над единоличным хозяйствованием. Реализуя принцип чересполосицы она обладала значительно большей устойчивостью от воздействия природно-климатических факторов. Выше, по сравнению с единоличными хозяйствами, был и ее потенциал в распространении технических нововведений. Показательны в этом отношении опережающие темпы технических инноваций в аграрном секторе в общинных великорусских регионах по сравнению с единоличными по преимуществу малороссийскими территориями.¹²²

Общинное хозяйствование предоставляло возможность проведения масштабных аграрных мероприятий, каковой за редким исключением были лишены индивидуальные собственники. Именно община обеспечила переход крестьянских хозяйств от устарелой трехпольной к многопольной системе севооборота.¹²³ Среди череды видных мыслителей, апеллировавших к общинной системе, как идеальной экономической модели применительно к России, можно сослаться на Д.И. Менделеева. Великий русский ученый считал общину тем идеалом, который в наибольшей степени соответствовал задаче достижения народного благосостояния.¹²⁴

Модель общины была положена в организацию «русской артели», представлявшей собой исключительно национальную форму хозяйственной самоорганизации и самоуправления. Неслучайно А.И. Герцен называл артели передвижными общинами. Артельщиков связывала круговая порука, солидарное ручательство всех за каждого. Возведенное в принцип существования равноправие членов артели позволяет противопоставлять ее капиталистическим предприятиям (в литературе используется характеристика их как антикапиталистических организаций). Уместно также говорить об особом феномене русской трудовой демократии. В Российской империи были известны случаи, когда вся деревенская община составляла собой артельное объединение.¹²⁵

О высокой трудовой эффективности артельного труда может свидетельствовать опыт форсированного строительства в течение 10 лет Великой Сибирской магистрали, проложенной главным образом руками артельщиков. Лишь 8 тыс. человек было задействовано в прокладке 7,5 тыс. км железнодорожного полотна.¹²⁶ Модификацией в организационном отношении артельных форм труда явились впоследствии автономные бригады, получившие с 70х гг. ХХ в. широкое распространение в ряде высокоразвитых стран с рыночной системой хозяйствования. Очевидно, что опыт общинно-артельной трудовой демократии в России может быть в соответствии с национальными традициями экономической жизни использован и в современной управленческой практике.

Но все-таки община в России не устояла. Оказавшись более прочным институтом, чем западноевропейский «civic», она не смогла в полной мере адаптироваться к условиям модернизации. Вопреки национальной традиции артельного труда доля семейных рабочих и членов кооперативов в общей структуре трудовой занятости в экономике России сейчас крайне невелика – 0,7%. Это даже меньше, чем во многих западноевропейских странах, исторически более тяготевших к индивидуальным формам найма.

В Китае институт «цзя» обнаружил еще большую прочность, нежели российский «мир». Будучи основан на родовых связях он не зависел от происходящих аграрных трансформаций и мог быть с легкостью экстраполирован в инфраструктуру города.

Структурная вариативность современных социумов

Вариативность развития социальных институтов обнаруживается не только на стадии традиционного общества. Страново неоднородной выглядит в настоящее время классовая структура различных социумов. Структурная модель работодатель – наемный рабочий, рассматриваемая в свое время как универсальный тренд установления капиталистической системы производственных отношений, не обнаруживает цивилизационной всеобщности распространения. Как следует из рис.1.3.4 во многих странах, лежащих вне западного культурного ареала, значительная часть населения находится вне этой модели классового деления. Следовательно, уместно говорить о существовании, по меньшей мере, нескольких типов структурирования современного общества по классам.¹²⁷

Рис. 1.3.4. Классовая структура общества по ряду стран Азии, Африки и Латинской Америки (суммарный удельный вес наемных работников и работодателей)

А что в Европе? Согласно эволюционистскому подходу у находящихся на одной ступеньке развития европейских сообществ различия классовых структур должны быть минимизированы. Однако для того, чтобы убедиться, что это не так, достаточно посмотреть на долевое представительство различных классов с точки зрения принадлежности страны к тому или иному конфессиональному типу (рис.1.3.5).

Казалось бы, для современного секулярного общества религия не может являться фактором социального структурирования. Однако религиозная традиция оказалась, как выясняется в ходе исследования, прочно сопряжена с национальным менталитетом, преломляясь через него в соответствующий тип социальности. На рисунке 1.3.5 фиксируется четкое разграничение в предрасположенности к капиталистическому классообразованию по странам протестантского, католического и православного культурных типов. Веберовский тезис о протестантизме, как ценностно-мировоззренческом основании капитализма, подтверждается в данном случае и на современном социологическом материале. Православие в то же время подтверждает свое реноме наименее адаптивной к капиталистической модели хозяйствования традиции.¹²⁸

Рис. 1.3.5. Классовая структура общества по странам Европы (суммарный удельный вес работающих по найму и работодателей)

Специфика российского классообразования обнаруживается по показателю удельного веса в структуре общества класса работодателей (рис.1.3.6). В России, как следует из этого рисунка, он многократно ниже, чем в других странах. А это уже совершенно иная природа того социального феномена, который традиционно номинировался как буржуазия. В России собственно нет буржуазного класса в его западноевропейском понимании. Если называть вещи своими именами – это, при столь низкой удельной доле работодателей и сравнительно высокой численности лиц, работающих по найму, есть не выросшая из бюргерского сословия категория европейских буржуа, а именно олигархия. Сообразно с данной особенностью классовой структуры для России особо актуализируется потребность в сильной государственной власти, выступающей препятствием для потенциальных олигархизационных амбиций.¹²⁹

Рис. 1.3.6. Удельный вес работодателей, по ряду стран мира (в %)

Представления о различии социальных структур цивилизационно разнородных сообществ дает также параметр численного состава домохозяйств (рис. 1.3.7). На Западе труд индивидуален. Основная форма производственных отношений там – это индивидуальный трудовой найм. Западная нуклеарная семья не является единым хозяйственным организмом. В лучшем случае речь идет о ее бюджетном единстве. На Востоке же домохозяйство – это, по сути, семейное предприятие. Это принципиально иная форма организации производственных отношений, чем та, которая описывает модель классического капитализма.¹³⁰

Рис. 1.3.7. Состав домохозяйств по ряду стран современного мира (количество человек)

Рис. 1.3.8 на примере структуры распределения собственности в промышленном секторе современного Китая иллюстрирует, что чистой классовой модели в реальности не существует.¹³¹ Реальное общество представляет собой комбинацию нескольких социально-структурных типов. Оно выступает как модельно смешанная система. Вопрос в каждом конкретном случае заключается в определении пропорций этих разнородных по своей сути социально-структурных полей. Смешанный тип собственнических отношений не является отличительной чертой стран, находящихся, подобно Китаю, на переходном этапе развития. Столь же неоднородна, к примеру, структура собственности в Мекке современного капитализма – Соединенных Штатах Америки.

Рис.1.3.8. Структура собственности в промышленном секторе КНР, в %

По сей день в качестве одного из важнейших индикаторов развитости в обществоведческом дискурсе принято рассматривать показатели урбанизированности исследуемого общества. Урбанизация в таком понимании есть своеобразный миф девятнадцатого столетия. Он связан с универсализацией английского опыта. Действительно, доля живущих в городах в Великобритании еще в середине XIX в. превышала половину всего населения. Но опыт англо-саксонской культуры не следует экстраполировать на все человечество.¹³² Даже при сопоставлении урбанизационных показателей стран «большой восьмерки» отчетливо проявляется отсутствие корреляционных связей между удельным весом населения, проживающего в городах, и уровнем экономической развитости (рис. 1.3.9). Показательно в этом отношении, что наименее урбанизированным государством «большой восьмерки» оказалась Япония, имеющая реноме одного из мировых лидеров в инновационной активности.

Вновь подтверждается тезис о связи социальных показателей, в данном случае урбанизации, с конфессиональной принадлежностью. В протестантских сообществах урбанизированность, как правило, выше, чем в католических (рис.1.3.10). Страны же иных конфессиональных традиций (православие, буддизм, ислам) демонстрируют гораздо меньшую предрасположенность к городскому существованию, чем оба направления западно-христианского культурного типа (рис. 1.3.11). При сопоставлении по степени урбанизированности больших полупериферийных стран обнаруживается резкая поляризация - на одном полюсе находятся азиатские страны, на другом – южноамериканские. И это при примерно одинаковом уровне экономической развитости (рис. 1.3.12).¹³³

Рис. 1.3.9. Уровень урбанизации по странам «большой восьмерки»

Рис. 1.3.10. Сопоставления уровня урбанизации по странам католической и протестантской культурам Западной Европы

Рис. 1.3.11. Уровень урбанизации в странах православного, исламского и буддистского типов (%)

Рис. 1.3.12. Уровень урбанизации по странам большой и полупериферийной шестерки (в %)

Вывод теории вариативности о цивилизационной обусловленности природы социальных феноменов подтверждается и по показателю отраслевой занятости населения. Наиболее индикативными параметрами, в наибольшей степени связанными с фактором национального менталитета, выступают в данном случае занятия сельскохозяйственной и финансовой деятельностью (рис.1.3.13, 1.3.14).

Крестьянин и финансист – два во многом противоположных друг другу архетипа. При рассмотрении отраслевой занятости через призму конфессиональной принадлежности стран обнаруживается связь этих архетипов с определенными культурными типами. Среди представителей трех христианских конфессий протестанты в наибольшей степени из всех склонны к финансовой деятельности и в наименьшей – к сельскому хозяйству. Их культурными антиподами в данном случае выступают православные. Положение же католиков может быть охарактеризовано как срединное .¹³⁴

Рис. 1.3.13. Распределение населения по отраслям деятельности в странах Европы

Рис. 1.3.14. Распределение населения по отраслям финансовой деятельности в странах Европы

Вариативность параметров социальной развитости

Итак, в обществах, принадлежащих к разным культурным типам, социальные структуры различны. Наряду с этим выводом в рамках теории вариативности в ее социологическом измерении выдвигается и второе положение. Утверждается концепт, согласно которому в обществах, принадлежащих к разным культурным типам, оптимальны различные уровни и сочетания показателей социальной развитости.

Отсюда выдвигается принципиальный тезис, что вариативными могут быть и приоритеты и критерии строительства социального государства.

На рис.1.3.15 сопоставлена двадцатка стран мира с самой высокой и самой низкой стоимостью жизни ¹³⁵. Те из них, которые условно определяются как страны социального благополучия (именно к ним адресуется, как правило, идентификатор «социального государства»), демонстрируют, соответственно, наивысшие стоимостные показатели жизнеобеспечения. Понятно, что при высокой стоимости жизни требуется, соответственно, и максимально широкий социальный пакет.

Однако это не единственный путь достижения социального благополучия. Другие страны избрали в качестве средства его реализации искусственное поддержание низкой стоимости жизни. Социальный пакет в них, не будучи формализован как в Западной Европе, проявляется в латентном виде через механизм ценовой политики. Россия выглядит по отношению к обеим когортам стран своеобразной аномалией. При высокой стоимости жизни социальный пакет в ней явно отстает от уровня «дорогих стран».

Рис. 1.3.15. Страны с самой высокой и самой низкой стоимостью жизни (США = 100%)

Для каждой из цивилизационных систем существует собственный максимально допустимый уровень социального расслоения. Иллюстрацией этому положению может явиться анализ страновых различий по величине коэффициента Джини. Как и по другим социальным параметрам в данном случае прослеживается определенная конфессиональная привязка (рис. 1.3.16). Наименьшую амплитуду социального расслоения в Европе обнаруживают страны лютеранского и православного культурных типов. Именно на основе их опыта в XX в. были выдвинуты две модели социализма – «русского» и «шведского».

Рис. 1.3.17 демонстрирует отсутствие детерминированности процесса социального расслоения экономическим положением соответствующего государства. Богатые и бедные страны могут иметь по коэффициенту Джини сходные показатели. Следовательно фактор культуры (и политики государства) в данном случае более важен, чем фактор экономики.¹³⁶

Рис. 1.3.16. Коэффициент Джини по ряду стран Европы

Рис. 1.3.17. Коэффициент Джини по ряду стран мира

Национально-конфессиональные традиции прослеживаются также в установленной исторически в каждой из стран системе оплаты труда наемных рабочих. (рис. 1.3.18). В целом удельный вес оплаты труда в ВВП в сообществах протестантского типа выше, чем в культурном ареале других христианских конфессий.¹³⁷

Рис. 1.3.18. Удельный вес оплаты труда наемных работников в ВВП по странам Европы (в%) ¹³⁸

Сравнительный анализ потребления продуктов питания по разным странам указывает на иллюзорность понятия единого потребительского уровня. Даже в странах, находящихся в одной «золотомиллиардной» категории, структура питания совершенно различна (рис.1.3.19). Указанное сопоставление позволяет констатировать, что в США, Японии и Западной Европе существуют культурно своеобразные типы потребления продуктов питания. Поэтому при строительстве социального государства, определяя специфику пищевой потребительской корзины в том или ином социуме следует, прежде всего, иметь в виду национально-культурный контекст традиционного рациона пищи.¹³⁹

Рис. 1.3.19. Сравнительный анализ потребления продуктов питания (на душу населения)

Здесь надо сделать оговорку, что вариативность не надо путать с аномальностью. Современный российский тип потребления – это не цивилизационно-вариативный выбор, а именно аномалия.

Аномальность выявляется при сравнении с собственным ретроспективно оцененным опытом. В данном случае необходимо сопоставление с характером продуктового обеспечения граждан в СССР (рис.1.3.20). Почти по всем основным параметрам современный уровень потребления продуктов питания россиянами ниже и структурно иной, чем потребление в советское время.¹⁴⁰

Тезис о диссонансе современного пищевого рациона россиян с собственной традицией потребления подтверждается также при сопоставлении с близкими по культуре странами (рис. 1.3.21). В качестве таковых в данном случае рассматриваются Белоруссия и Казахстан. Россияне попросту физически потребляют меньше продуктов питания, нежели белорусы или казахи.¹⁴¹

Рис. 1.3.20. Потребление продуктов питания в СССР, РФ и США

Рис. 1.3.21. Сравнительный уровень потребления продуктов питания в России, Белоруссии и Казахстане.

Что может быть нагляднее в доказательстве своебразия цивилизационных кодов, чем современные страновые различия по структуре смертности? Ценностные ориентиры весьма сложно поддаются формализации и потому интерпретационны. Другое дело медицински фиксируемые факторы смерти. Люди, в соответствии со своей цивилизационной принадлежностью, умирают преимущественно от различных причин. Могут возразить, что различия в структуре смертности вызваны разным уровнем социального развития стран, а вовсе не их цивилизационной спецификой. Тренд единого эпидемиологического перехода будто бы предопределен. Для проверки этого утверждения следует сопоставить данные по единому показателю для одноуровневых, но цивилизационно разнородных, субъектов. Такую общность представляют страны «золотого миллиарда» (рис.1.3.22). Отдельный цивилизационный тип внутри него представляет Япония и, при известной доли условности, Израиль. Структура смертности четко реагирует на имеющуюся цивилизационную неоднородность. Основным фактором смертности для стран Запада являются болезни системы кровообращения. Для японцев же главная причина смертей связана с иной факторной природой – злокачественными новообразованиями. В Израиле – оба фактора равновесны. Среди спектра западных стран, включая не отраженные на рисунке, из общей типологии структуры смертности выпадает лишь Франция. Однако современный феномен французского цивилизационного смешения только подтверждает выдвигаемую гипотезу.¹⁴²

Еще более иллюстративно выглядит соотнесение с цивилизационной принадлежностью боле детального уточнения причин по классу смертей от болезней системы кровообращения (рис.1.3.23). Во всех странах Запада структурно преобладающее значение имеет ишемическая болезнь сердца. Японцы, в отличие от западного человека, умирают гораздо чаще от заболеваний сосудов головного мозга. Такая же структура наблюдается и в находящейся на входе в «золотой миллиард», но цивилизационно не относимой к западному миру, Южной Корее.¹⁴³

Рис. 1.3.22. Основные факторы смертности от болезней системы кровообращения в странах «золотого миллиарда»

Рис.1.3.23. Структура смертности в странах «золотого миллиарда» по основным классам причин, в %

Западный социальный опыт:

неоднозначность экстраполяции

Благополучие европейских стран при определенном взгляде иллюзорно. За видимой респектабельностью Европы прослеживаются симптомы надвигающегося кризиса – кризиса социального. Обозначим некоторые из индикаторов грядущего надлома.

Исторически Европа всегда отличалась общественными антагонизмами. В России она воспринималась как символ социально расколотого общества. Ей противопоставлялась российская внутренняя цельность. Антагонизация была присуща самому мышлению европейского человека. Известны прецеденты, когда в той же Англии в период первоначального накопления капитала казнили за булку украденного хлеба.

С чем же была связана произошедшее в Европе сглаживание социальных антагонизмов? Вехой, предопределившей эту своеобразную трансформацию Запада, явилась социальная революция в России 1917 года. Возник биполярный мир, появилась некая социальная альтернатива. Октябрьская революция явилась своеобразным назиданием капиталу: «надо делиться, иначе произойдет то, что произошло в России».

В результате распада Советского Союза социальная альтернатива оказалась снята. Будет ли и дальше, после установления однополярного мира, сложившаяся в Европе распределительная модель оставаться прежней? Имеются фактические основания считать, что нет. Об этом говорят и прокатившиеся по Франции студенческие беспорядки и попытки увеличения пенсионного возраста.

Другим симптомом надвигающегося кризиса является возрастание социального иждивенчества. Даже респектабельные европейцы признают сейчас факт доминирования потребительской морали, снижения ценности труда. Но в истории это все уже было… Рим эпохи упадка, с его бесплатными раздачами продовольствия и паразитизмом охлоса. Те же римские прообразы репродуцируются в современном мире.

Правильна ли сама ориентация на западную модель социального государства для России? Выдвигаемая теория вариативности говорит, что нет, решение может быть альтернативно.

Известны попытки дать оценку успешности развития общества не с точки зрения технического прогресса и производного получения материальных благ, а через национальное понимание счастья. Стал ли более счастливым западный человек? Рис. 1.3.24) позволяет утверждать, что по ряду показателей социального неблагополучия, в частности, уровню преступности или потреблению спиртных напитков первые места в мире занимают именно страны «золотого миллиарда».¹⁴⁴ Соединенные Штаты Америки, несмотря на декларируемую приверженность ценностям индивидуальной свободы, являются одним из мировых лидеров по количеству заключенных.¹⁴⁵ И все это коррелирует с существующей моделью западной социальности.

Рис. 1.3.24. Страны - лидеры современного мира по ряду показателей социального неблагополучия

Характерно сравнение по степени агрессивности молодежи, а соответственно, численности совершенных убийств в молодежной среде на азиатском Востоке и в Латинской Америке (рис.1.3.25).¹⁴⁶ Страны Азии, как известно, более прочно придерживаются собственных традиций, тогда как Латинская Америка чаще склонялась к различным экстраполяциям западной модели. Результат - азиатский Восток имеет по рассматриваемому критерию более низкие показатели, чем США, Латинская Америка – более высокие.

Рис.1.3.25. Сравнительный уровень убийств среди молодежи (от 10 до 29 лет) по странам Азии и Латинской Америки (на 100 тыс. человек)

Одним из социальных зол современного мира признается ныне проблема ожирения (рис.1.3.26). На лидирующих позициях по удельному весу лиц, страдающих данным недугом, находятся две категории стран. Это «золотой миллиард» и культурный ареал ислама. Действуют, очевидно, два разнородных фактора. С одной стороны –передозировка материальным благополучием, с другой – обусловленность культурными стереотипами поведения. Обе факторные составляющие социальных феноменов оказались представлены по обозначенному параметру сравнения особенно наглядно.¹⁴⁷

Рис.1.3.26. Первая двадцатка стран по числу лиц в структуре населения, страдающих ожирением (%)

Важным индикатором социального благополучия может служить динамика самоубийств ¹⁴⁸. Рассмотрение проблемы социальности через призму суицидальной статистики является своеобразным приговором для западной цивилизации в целом (рис.1.3.27). Страны Запада, при всем своем видимом социальном благоденствии, занимают по уровню суицида первые места в мире. Напротив, в обществах традиционного типа суицидальная смертность минимизирована.¹⁴⁹ Российский пример является на мировой карте суицидальности опять-таки беспрецедентным.¹⁵⁰

Высокая динамика самоубийств на Западе есть проявление его духовного кризиса. Материальное благополучие в данном отношении не только не спасает, но может являться катализирующим обстоятельством.¹⁵¹

Рис. 1.3.27. Количество самоубийств на 100 тыс. человек населения по ряду стран мира

Суицид как индикатор

социальной неустойчивости

Суицид вообще выступает своеобразным индикатором духовно-психологической неустойчивости общественных систем. Известны ли истории прецеденты массовой суицидальности?

Еще Л.Н. Гумилев рассматривал самоубийства в качестве индикатора создания антисистемы. Автор теории этногенеза выделял даже особо предрасположенные к суицидальной практике субкультуры (тантристская, исмаилитская, манихейская, старообрядческая). Их парадигма определялась биофобскими установками мировосприятия и психоментальности. Л.Н. Гумилев связывал распространение биофобии в обществе с фазами надлома в процессе этнического развития. Действительно, в периоды разрушения установившейся шкалы мировоззренческих координат, утраты традиционных ценностных ориентиров кривая самоубийств резко возрастала. Массовым суицидом была отмечена, в частности, эпоха упадка Римской империи.¹⁵²

Беспрецедентной в мировой истории была масштабность жертв суицида эпохи трансформации Московского царства в Российскую империю. Старообрядческая апокалиптика явилась формой суицидальной рефлексии. Ожидая наступления конца света в гарях покончило с собой более 20 тыс. старообрядцев. В ответ на церковные инновации звучали призывы всю Русь спалить всероссийским пожаром.¹⁵³. Петровская форсированная вестернизация России также породила суицидальные мотивы. Ее опыт заставляет предположить, что и современные цивилизационные инновации явились одним из определяющих новую волну самоубийств обстоятельств.

В суицидально-патологические тона был окрашен закат Российской империи. Вот подборка характерных сообщений из текущих газетных публикаций 1910 г.: «Застрелился жандармский офицер, оставивший записку: «Умираю от угрызений совести»... После тюремных беспорядков на другой день застрелился надзиратель тюрьмы. В поезде железной дороги застрелился начальник тюрьмы: «угрызения совести за то, что побили политического заключенного»... Отравился только что назначенный директор гимназии «не может выполнять возложенных на него обязанностей»... отравился глубокий старик-еврей «не могу жить, когда сыновья в крепости»... Застрелился студент - сын начальника тюрьмы... Повесился в своем доме крестьянин, оставивший следующую записку «Жить не стоит...» Застрелились накануне суда по политическому делу студент и гимназистка... В связи с историей Гапона застрелился член партии, молодой рабочий... Отравилась гимназистка 8 класса: зачем жить слабым людям».¹⁵⁴ По оценке многих беллетристов в то время тема самоубийства являлась едва ли не основной для русской общественной мысли. В 1912 г. безусловный авторитет в психологической науке В.М. Бехтерев жаловался, что психиатрические клиники в стране переполнены как никогда ранее. Ученый связывал развитие данной патологии с переживанием обществом последствий революции 1905 – 1907 гг..¹⁵⁵ «У нас на Руси все оплевано, все взято на подозрение, не на что опереться, все шатко, нечем жить…» - писала А. М. Горькому одна из кандидаток в самоубийцы.¹⁵⁶

Весьма тонкая грань лежала между суицидом экзистенциальным, как обретением свободы, и суицидом фаталистическим, как констатацией безысходности. «Знаю, что конец всех один – смерть, … раз все кончится так скверно, то чем скорее, тем лучше», - отвечал на опросник о самоубийстве журнала «Новое слово» культовый писатель М.П. Арцыбашев.¹⁵⁷ Его поклонница повторяла в дневнике мысль создателя «Санина»: «Умерла ли я 4 года тому назад, умру ли сейчас, буду ли жить еще 2 года, 10 или 20 лет – для жизни это все равно». Впрочем, подруга прожившего долгую жизнь автора дневника Таня не сочла возможным ждать «еще 2 года» и наложила на себя руки.¹⁵⁸ Примеру бросившейся в водопад на Иматре девушки последовали еще 16 ее сверстниц. Они зачастую специально приезжали на Иматру издалека, дабы покончить с собой, будто бы у них на родине не было для этого достаточных средств.¹⁵⁹ Цепной мост самоубийств существовал и в Киеве. М. Хрущевская даже написала рассказ «Которая по счету», посвященный киевлянке, спрыгнувшей с моста в Днепр. Ее реальный прототип в предсмертном «письме к русским девушкам» заявляла: «Я одна из многих и умираю для многих!»¹⁶⁰

Современная Россия – единственная страна в мире, в которой статистика смертей от самоубийств выше, чем по любой другой причине внешней смертности, в т.ч. смертности на дорогах и убийств. До какого же уровня духовного опустошения нужно было довести народ, чтобы его представители убивали себя чаще, чем гибли от рук убийцы?! На рис.1.3.28 приводятся статистические данные по классу внешних причин смертности в современной России¹⁶¹.

Рис. 1.3.28. Коэффициенты смертности в России по классу внешних причин смерти (число умерших на 100 тыс. чел. населения).

Характерно, что еще в 1990 г. на первом месте среди причин внешней смертности находились ДТП. Обращает также на себя внимание, что даже в 1995 г. – времени особо значительных потерь федеральных войск в Чечне, показатели суицида были заметно выше численности убийств. Следует иметь в виду, что самоубийства есть наиболее резкая форма выхода их психически-стрессового и психически-депрессивного состояний. Очевидно, что идейно-духовный кризис явился весомым компонентом увеличения числа умерших и по ряду других классов причин смерти, в частности болезней систем кровообращения (на которую приходится наиболее значительная часть умерших) и психических расстройств (за первую половину 1990-х гг. смертность по данному классу возросла почти в 4 раза).

Для преодоления пограничного суицидального состояния необходим механизм смены социо-культурных ниш, переориентации потенциального самоубийцы от нигилистического отношения к жизни к жизнеутверждающим ценностным системам. Осуществление такого рода задачи в общегосударственном масштабе предполагает конструирование такой идеологической модели, в рамках которой каждый из россиян обретал бы личностную идентификацию и мировоззренчески-ценностное осмысленное бытие.

Путинская попытка вывода России из тупика ельцинской неолиберальной деградации четко хронологически обозначила изменение суицидальной кривой в России. Начиная с 2001 г. коэффициент смертности от самоубийств неуклонно снижается, хотя и остается пока главной факторной составляющей по классу внешних причин смерти в РФ (рис.1.3.29). ¹⁶²

Рис.1.3.29. Динамика суицида в России (число умерших на 100 тыс. чел. населения)

«Все прогрессы реакционны, если разрушается человек»

Слова Андрея Вознесенского - «Все прогрессы реакционны, если разрушается Человек» могли бы быть положены в качестве аксиологического основания социальной политики государства. Духовный надлом западного человека во многом связан с утратой им групповой идентичности. Процесс ее разрушения выражал тренд развития цивилизации Нового времени.¹⁶³

Традиционная сословная модель предполагала жесткую систему социальных идентификаторов. Социальные функции в ней были заданы сверху. Затем она вытесняется классовой моделью, менее жесткой, с более широкими возможностями для смены групповых идентичностей. Функции в ней зачастую подменяются классовыми интересами. Актуализируется ввиду этого проблема классовых антагонизмов.

Наконец, устанавливается модель социально-мобильного общества. Структурно она представляет собой глобальную сеть. Иерархическо-функциональный принцип заменяется сетевым. Атомизация идентификаторов в новой модели снижается от групповых форм до уровня индивидуума. Сформировавшееся таким образом общество содержит в себе серьезные угрозы внутреннему порядку. Социальное государство – это один из немногих механизмов, который сдерживает эти распадные процессы.

Речь, естественно, не идет о полном дезавуировании социального опыта Запада. Напротив, взятые из него подсказки определенных управленческих решений следует активно имплементировать в практику построения социального государства в России. Но эти подсказки не должны превращаться в кальку, поскольку есть собственная цивилизационная традиция и собственный цивилизационный опыт.