3. 2. Теория и практика диалога цивилизаций в формировании современных международных отношений
Цивилизационный диалог за скобками международных
отношений: потребность категориальной ревизии
Одним из парадоксов современного общественного дискурса является разграничение сфер международных отношений и диалога цивилизаций. Это неверно. Разве отношения между народами не имеют цивилизационного измерения? Разве сами эти народы не являются носителями соответствующих цивилизационных идентичностей? Разве, наконец, не является цивилизация более широкой, по отношению к народам, идентификационной категорией, выступающей фундаментом для национальных идентичностей?
Нет, отвечают сторонники традиционных схем унифицированной модели мира. Международные отношения – это практическая плоскость взаимодействий с включенностью в них институтов государства, права, дипломатических представительств и прочих весомых акторов современного миростроительства. А вот цивилизации – это нечто неосязаемое, культурно-филантропическое (не более того), в общем «вещь в себе». При этом как-то забывается, что предельные по драматизму воплощения международных отношений в виде войн в основе своей чаще всего имеют именно цивилизационные различия и споры.
Но ведь все выше перечисленные акторы международных отношений - и государство, и право в равной степени как культурные феномены и общественные институты имеют под собой общую платформу цивилизационных оснований. Существующее де-факто в политической практике искусственное разграничение обозначенных сфер есть указание на непризнанный со стороны сильных мира сего статус цивилизационного диалога. Зашоренные на стереотипах унифицированного мира они не верят в существование цивилизаций и не придают серьезного значения межцивилизационному диалогу. В общем – блины, гармошка, сарафаны и косоворотки, пусть хоть даже святые образа – это, пожалуйста, но нй дай вам Бог заниматься политикой.
Но дело здесь не только в инертности мышления. Само признание цивилизаций в качестве своеобразного актора международных отношений может явиться препятствием на пути унифицирующей глобализации. Легитимизация существования цивилизаций будет означать нелигитимность политики их разрушения.
Современная теория международных отношений не восприняла теории цивилизаций. Она оперирует в основном представлениями о сущностной однородности участвующих в них субъектов.615 Абстрагированное понимание природы человека дополняется абстрагированным восприятием народов. Современное международное право закрепляет не только равноправие народов, но и их сущностное подобие друг другу. Отсюда – принципиальное непонимание природы диалога между народами. Диалог предполагает различие вступающих в диалоговую коммуникацию сторон. Признание многополярности мира обусловливает даже не диалогичное, а полилогичное воплощение. В тривиальном же для практики современных международных отношений переговорном процессе философия диалога оказывается нивелирована.
Отсутствует в современном международном праве и дефиниция цивилизаций. Упоминание о них нельзя найти ни в одной из принятых на уровне ООН деклараций. Сам термин «цивилизация», если и употребляется в практике международных отношений, то не в значении исторических локально-культурных типов, а в смысле единой среды общечеловеческих достижений и ценностей.616
Итак, цивилизации не получили по сей день официального признания. В девятнадцатом веке таким же образом долго не признавалась реальность классов. Однако грянувшие классовые революции заставили ортодоксов провести существенную ревизию своего категориального понимания. Понадобились кровавые катастрофы, чтобы доктрина социального государства приобрела в международном праве характер общепризнанного универсалия. Не тот же ли сценарий реализуется и ныне при упорном непризнании на уровне международного права категории цивилизаций? Об угрозе цивилизационных потрясений, как прежде угроза классовых революций, уже открыто пророчествуют по всему миру.
Методологическая парадигма современной практики международных отношений восходит к философии Дж. Локка.617 Теория «чистой доски» (tabula rasa) продуцируется в абстрактно-универсалистское моделирование человека и общества. Альтернативный взгляд о врожденных идеях, представленный монадологией Г. Лейбница, оказался в целом отвергнут.618 Доминирующей стала локковская линия развития. Между тем теория цивилизационного диалога восходит именно к лейбницевскому подходу, утверждавшему неоднородность структурных компонентов мира.
Субъекты международных отношений и диалога цивилизаций:
опыт классификации
Однако перспективная задача по достижению признания цивилизационного измерения на уровне государственного строительства и межгосударственных взаимодействий не должна приводить к смешению перспективы и существующей реальности. В настоящее время сферы международных отношений и диалога цивилизаций структурно разграничены. Организационно «Диалог цивилизаций» - это мировой общественный форум, где слово «общественный» является ключевым.
Уместны аналогии с генезисом формирования пакета социальных прав трудящихся. Прежде, чем быть признанной на уровне государственных политик идея социального гуманизма завоевывала признание в формате международного общественного движения. Формировалась социально ориентированная мировая общественность. Лозунг «Пролетарии всех стран – соединяйтесь!» соотносился с общим контекстом происходящих на уровне общественных настроений международных процессов. Его политическая радикализация – это уже другой урок, выносимый из опыта движения за социальные права трудящихся.
В тех странах, как, например, Великобритании, - в которых на уровне правительственных структур вовремя прислушались к гласу общественности, переход к социальному государству удалось осуществить относительно безболезненно. Относительная мягкость выражалась преимущественно в тред-юнионском формате прессинга общества на правительство. Напротив, в России, ввиду взаимной невосприимчивости общества и государства, получил развитие наиболее острый, конфликтный сценарий социальной гуманизации государственных политик. Впрочем, для международного развития в целом, российско-советский опыт имел значение назидательного примера, катализировав возникновение интереса сильных мира сего к социальной сфере («иначе будет как в России»). Сейчас не в меньшей мере, чем социальный вопрос для начала XX в. в условиях глобализации приобретает актуальность движение за признание прав народов и индивидумов на выражение собственной цивилизационной идентичности. Цивилизационность из принципа, разъединяющего человечество по неким локалитетам, превращается в формате движения «диалога цивилизаций» в принцип интегрирующий.
Попытка ухода от унифицирующего подхода, возвращения к лейбниицевской парадигме в теории международных отношений нашла отражение в рамках концептуального направления «нового политического реализма». Сформулированный К. Уолтцем концепт заключается в указании на нереалистичность существующих абстрагированных моделей институционального определения субъектов международного права. «Человек экономический», «человек политический», «человек моральный» - все эти категории не имеют отношения к реальному человеку. Онтология человеческого бытия многоаспектна. Она включает в себя и экономический, и политический, и моральный мотиваторы, составляющие сложную комбинированную систему.619
Однако, деструктурировав субъекты международных отношений неореализм не предложил путей их синтезирования. Реализовав исследовательскую стадию анализа он не приступил к этапу синтеза. Между тем, вся совокупность указанных выше онтологических понятий могла бы быть объединена в рамках цивилизационного измерения. Таким образом, именно диалог цивилизаций задает новый, как в теоретическом, так и в практическом плане формат международных отношений.
Неореалист К. Уолтц ставил в упрек Г. Моргентау смешение понятий международных отношений и внешней политики.620 Внешнеполитическая деятельность представляет собой лишь один из уровней международных взаимодействий. Она далеко не исчерпывает всего существующего многообразия их форм.621 Но кто эти указанные уровни структурно декомпозировал?
Действительно, общественное движение, представленное в рамках форума «Диалог цивилизаций» далее непродуктивно оставлять строго за рамками международных отношений, но столь же неоправданно его смешение со сферой внешней политики. Основанием для уровневого разграничения может явиться классификация по субъектам участников взаимоотношений.
Верхний уровень такого рода структурной пирамиды составляет сфера взаимодействия государств. Они формируют политическое измерение международных коммуникаций. Другую уровневую нишу занимают национальные общества. Наконец, сам человек, взятый как индивидуум, не представляющий каких-либо общественных организаций, также может выступать (хотя его персональные возможности будут здесь ограничены) в качестве субъекта международной деятельности. Ниши негосударственных коммуникаций могут формироваться в сферах торговли, культуры, науки, религии, туризма и спорта.
Какой из указанных форматов определяет рамки движения «диалог цивилизаций»? По-видимому – ни один. Он не исчерпывается ни наукой, ни культурной, ни религией, хотя и включает в свое содержание компоненты научных, культурных, религиозных коммуникаций.
Подобным потенциалом обладали прежде Фестивали молодежи и студентов. Исторически, делая поправку на соответствующий левоориентированный идеологический крен, они внесли для своего времени существенный вклад в становление цивилизационного диалога. Эффект для СССР 1957 г. - даты проведения первого московского Фестиваля, может быть охарактеризован как «культурный шок». Впервые с начала советского периода на уровне массового сознание подверглась ревизии парадигма интернационалистского подхода. Впервые пришло осознание – «мы разные». Впервые ставилась под сомнение модель биполярного мироустройства. Данный эффект менее всего входил в замыслы идеологизированных устроителей Фестиваля. Однако развитие движения вышло на определенном этапе из под контроля партийных политических органов. Тем самым демонстрировалась имманентно негосударственная природа диалога.622
Очевидно, что ни один из субъектов классической триады государство – общество – человек не может быть в полной мере идентифицирован в качестве главного актора диалога цивилизаций. Каждый из них имеет в своем генезисе некие цивилизационные основания, но ни один не может взять на себя роль представлять цивилизацию в межцивилизационном диалоге, формулировать ее ценности и смыслы. Необходимостью представляется, таким образом, выделение особого системообразуещего субъекта цивилизационого строительства.
В поисках подсказки следует обратиться к модели субъектного миростроительства древних. Четыре уровня варновой функциональной идентификации могут послужить своеобразной матрицей для выстраивания цивилизационной вертикали. Первый и высший уровень – это уровень ценностей и смыслов, второй – государственно-политических институтов, третий – различных форм общественной деятельности, четвертый – бытового, повседневного существования человека. Субъектно не идентифицирована оказывается, таким образом, вершина реконструированной пирамиды.
Затененным в современном миростроительстве оказался высший для цивилизационной идентификации уровень установления смысловых и ценностных оснований. В современной общественной практике пласт ценностей и смыслов оказывается попросту выведен за скобки. Но ведь диалог цивилизаций – это и есть диалог на языке ценностно-смысловых категорий. В древности данная сфера субъектно закреплялась за духовенством (жречеством). Представители религиозных организаций и сейчас играют весьма заметную роль в движении диалога цивилизаций. Однако генерирование ценностно-смысловых категории уже не составляет исключительного ведения религий. Да и цивилизационные основания не сводимы исключительно к их религиозному измерению.
Русский язык дает возможность терминологически определить субъект ценностно-смысловых генерирований в современном мире. Эту функциональную роль выполняет общественность. Именно общественность вступает в диалог от лица цивилизации. Она не представляет собой какую-то замкнутую профессиональную, или сословную корпорацию, как это имело место в традиционных сообществах. Она не изолирована для государственных деятелей, также входящих в состав общества как такового. Общественность может кооптироваться из представителей самых различных страт общества и групп населения. Вершина и фундамент пирамиды, таким образом, смыкаются. В диалог цивилизаций вступают люди, но ведут его не в бытовом, а в цивилизационно-значимом, ценостно-смысловом дискурсе.
Необходимо подчеркнуть, что в предлагаемой функционально-иерархической пирамиде политико-институциональный уровень помещается статусно ниже уровня расположения общественности. Вначале формулируются ценности и смыслы, и только затем, для их практической реализации, выстраиваются соответствующие политики. Кстати сказать, здесь существует очень глубокая проекция на способность политической системы страны соединять смыслы, востребуемые обществом, и официальные государственно-политические императивы развития. К слжалению часто происходит их рассогласование. В России нового времени этому имеется множество примеров.
Часто все происходит совершенно иначе. Ценности подгоняются под уже существующую, по сути самодостаточную в своей смысловой и ценностной неопределенности политику.
То, что общественность располагается в этом контексте статусно выше институтов государственной власти указывает на значимость диалога цивилизаций в уровневой иерархии структуры международных отношений. Если удастся договориться на уровне смыслов, удастся договориться и на уровне внешних политик. Не будучи политически формализован диалог цивилизаций оказывается по своей стратегической миссии в чем-то более значим, чем коммуникации политического свойства (рис.3.2.1- 3.2.4).
Рис. 3.2.1. Модель организации традиционного общества
Рис. 3.2.2. Функциональные уровни организации цивилизационной системы
Рис. 3.2.3. Субъекты цивилизационного функционирования
Рис. 3.2.4. Субъектно дифференцированный формат международных отношений
Человечество перед угрозами:
цивилизационнный диалог как путь их снятия
В чем же видится мировая историческая востребованность выстраивания системы межцивилизационного диалога? Человечество еще в XX столетии подошло к тому порогу (критической точке) развития, за которой реально обозначились угрозы даже его гибели. Рефлексия Римского клуба с предложенной им рецептурой «нулевого роста» являлась попыткой ответа лишь на один из обозначенных вызовов грядущей катастрофы. Современная футурология обладает широким арсеналом такого рода сценарных катастрофических прогнозов.623 Достаточно назвать лишь некоторые из них:
- ядерный геноцид;
- техногенная катастрофа (компьютерный сбой, катастрофа на АЭС);
- генетическая модификация;
- новая вирусная экспансия;
- мировой финансовый обвал;
- тотальное загрязнение атмосферы;
- исчерпание запасов энергоресурсов;
- депопуляция;
- всемирный голодомор;
- разрушение озонового слоя Земли;
- глобальное стихийное бедствие (мегацунами, извержения вулканов, кардинальное изменение магнитного поля, потеря атмосферы, уплотнение атмосферы, сверхсильный шторм);
- новая катастрофа в рамках космогенеза (падение астероидов, столкновение комет, осевые отклонения, второй «большой взрыв», поглощение «черной дырой»);
- непрогнозируемые последствия изменения климата (глобальное потепление, «пустынный мир», «замороженный мир»);
- применение биологического оружия;
- планетарный теракт;
- новые варвары (неуправляемая миграция, гибель культуры, восстание масс);
- взаимоистребление в глобальных войнах (войны геополитических конкурентов, религиозные войны, расовые войны).
Для того чтобы тривиально выжить человечеству надлежит объединить свои усилия. Препятствием этому являются взаимные распри, претензии, противоречия. Преодоление их возможно лишь в режиме диалога. Необходимо, наконец, признать обреченность попыток монистического объединения мира. Стремление к унификации не приводит к интеграции, а лишь расширяет конфликтогенные основания международных отношений. Признание многомерности мира может создать почву для подлинной интеграционной консолидации. Интеграция должна быть именно интеграцией, а вовсе не поглощением.
«Мы различны»: цивилизационная вариативность
международных отношений
Итак, мы различны, и это различие имеет цивилизационную природу. До настоящего времени на уровне теории и практики международных отношений данный, казалось бы, очевидный подход так и не был воспринят. Соответствующий дисциплинарный дискурс осуществляется в пространстве выбора между двумя полюсами антропологических трактовок. Обе альтернативные точки зрения были сформулированы еще на стадии генезиса политологической мысли. Базовую дихотомию формирует ответ на вопрос об имманентном состоянии – добре или зле – природы человека. Первый вариант ответа получил логическое отражение в теории политического идеализма, второй – политического реализма.
Характерной особенностью обоих подходов является оперирование некой универсальной моделью человека, представление об антропологической всеобщности. Даже признание категории «национальный интерес» в рамках теории политического реализма не означает отхода от обозначенной объяснительной парадигмы. Национальные интересы в трактовках политических реалистов одномерны. Интересы каждой из наций калькируют друг друга. Да и сами нации предстают как сконструированные по единому подобию феномены. О том, что национальные интересы могут выстраиваться по совершенно различной ценностно-иерархической шкале, адепты политического реализма, как правило, не задумываются.624
Как научная дисциплина теория международных отношений получила преимущественное развитие в США (Г.Моргентау, Дж. Розенау, Дж. Модельски, М. Каплан, К. Дойч, К. Уолтц, Р. Гилпин, Р. Кеохейн, Дж. Най).625 В результате родовые особенности американского мышления получили в ней характер теоретической доминанты. Невосприимчивость американцев к принципу многополярности мира предопределила формирование указанных выше концептуальных стереотипов. Достаточно указать на введенный в широкий оборот с подачи Френсиса Фукуямы термин «исламо-фашизм».626
Удивляет в данном случае не столько американская позиция (с американцами все ясно), сколько некритичность отношения к ней со стороны научных школ международных отношений других государств, включая Россию. Критикуется главным образом практика выстраивания внешнеполитической деятельности США, но не ее теоретические основания.
В противовес обоим универсалистским походам трактовки природы международных отношений авторами предлагается третий вариант формирования объяснительной модели. Базовым принципом для нее является представление о цивилизационной неоднородности основных субъектов мирового взаимодействия. Обреченность идеи унифицирующего планетарного миростроительства заключается не в имманентном зле человека, а в различиях понимания природы добра и зла.
Глубинные истоки международных конфликтов видятся в отсутствии разработанной системы диалогической практики. Диалог подразумевает цивилизационный билингвизм выстраиваемой модели коммуникаций. Современная же система международных отношений сконструирована по принципу монологической речи. Ее цивилизационная основа монолингвистична - «английский язык с североамериканским прононсом».
Цивилизационные войны: отсутствие
исторической предопределенности
Наконец и в США были вынуждены признать факт существования цивилизаций. Утверждение С. Хантингтона о надстроечном характере международных отношений к цивилизационной матрице мира вступило в диссонанс со всей предшествующей традицией американского общественного дискурса. Правда и здесь не обошлось без специфического штампа «made in USA». Цивилизационные отношения преподносятся С. Хантингтоном исключительно через призму конфликтогенеза. Цивилизации выступают в его интерпретации как главный источник международной напряженности в современном мире. История международных конфликтов определяется по хантингтоновской версии последовательной сменой четырех конфликтогенных парадигм: 1. конфликты между монархами; 2. конфликты между нациями – государствами (начало периода датируется Великой Французской революцией); 3. конфликт социально-политических систем (с Октябрьской революции в России); 4. конфликты цивилизаций (с окончания «холодной войны»). Цивилизационное измерение международных отношений определяется американским исследователем исключительно в рамках современной политической конъюнктуры.627
В дальнейшем С. Хантингтон скорректировал свой взгляд, обнаруживая глубинные исторические истоки цивилизационных конфликтов.628 Действительно, факты столкновения цивилизаций устойчиво обнаруживаются на всем протяжении исторического развития человечества.
Разве не были цивилизационными в своем сущностном проявлении войны между Элладой и Персией, между Римом и Карфагеном, между Римской империей и варварскими племенами? Арабская экспансия – крестовые походы – османо-турецкие нашествия – западный колониализм – исламский террористический джихад… Выстраивается даже некая колебательная динамика развития христианско-исламского конфликта. В череде цивилизационных войн можно указать и на мировую колонизационную экспансию Запада. Физическая гибель ряда древних цивилизаций (достаточно сослаться хотя бы на разрушение империи инков) является ее прямым историческим результатом. Все признаки цивилизационного столкновения имела Крымская (Русская) война. По подсчетам самого С. Хантингтона за период с 1820 по 1929 гг. половина всех происходивших войн относилась к войнам, ведомым государствами, большинство населения которых относилось к различным религиозным исповеданиям. В дальнейшем долевое значение межконфессиональных столкновений в общей статистике конфликтов только возрастало.
Войны цивилизаций, таким образом, действительно составляли лейтмотив исторического развития. Однако правильность данного тезиса не дает оснований для принятия хантингтоновской концепции в целом. Вызывают возражения, прежде всего, расставленные американским политологом акценты. Цивилизации оказались терминологически прикреплены к понятию война, составив с последним единую, сущностно неразрывную понятийную конструкцию. В определении источников международных конфликтов произведена была, таким образом, принципиальная подмена. Цивилизации ассоциативно связывались с войной, тогда как глобализация – с миром.
Экспансионизм, присущий цивилизациям на определенных стадиях их развития, не есть имманентная черта цивилизационного существования. Цивилизационность выражает принцип охранительства, а вовсе не экспансии. Экспансионизм имеет под собой глобализационные основания. В дихотомии цивилизационность – глобализм именно последнему отводится роль агрессивного начала. Цивилизации выступают как обороняющаяся сторона. Хотя в своей обороне они зачастую и используют тактику контрударов.
Рост цивилизационного напряжения прямо связан с динамикой глобализационной экспансии. Пользуясь терминологией Дж. Тойнби на вызов глобализма следует ответ цивилизаций, заключающийся в попытках различным образом противостоять проникновению чужеродных элементов. Другое дело, что носителем глобализационных концептов исторически выступают те или иные цивилизации. Современный глобализм не является в этом отношении беспрецедентным на фоне мировой истории феноменом. Под вывеской глобализации де-факто осуществляется планетарная экспансия одной, вполне определенной, в понимании мировой общественности, цивилизации.
Ограничение С. Хантингтоном взаимодействия цивилизационных систем исключительно конфликтогенным измерением носит искусственный характер. Цивилизации не только сталкиваются друг с другом в конфликтах взаимного отторжения, но и выстраивают дружеские отношении, формируют цивилизационные альянсы. Через познание «другого» включался в действие важнейших механизм самопознания. Диалог цивилизаций исторически выступал, таким образом, как фактор укрепления собственной цивилизационной идентичности.
Приходится констатировать, что диалогический аспект взаимоотношений цивилизаций оказался совершенно вне понимания американского политолога. Ведя статистику цивилизационных войн С. Хантингтон игнорирует исторические факты союзов государств, принадлежащих к различным цивилизациям.
Никогда например за всю многовековую историю взаимная вражда не омрачала отношений между Россией и Индией. Высшая степень цивилизационной комплиментарности! В России устойчиво сохранялся образ Индии, как некоего сакрального мира. Индийская цивилизация для русского человека – квинтэссенция вечных нематериальных ценностей. Культовая популярность индийского кино в СССР есть отражение традиционного российского индофильства.629
Традиционно в качестве закавказского плацдарма России в различных геополитических построениях фигурирует Армения. В контексте охватившего постсоветское пространство синдрома «цветных революций» в этой республике (единственной из бывших республик СССР) отсутствуют политические силы, оперирующие в борьбе за электорат антироссийской риторикой. На уровне обыденного сознания объяснение было найдено в идентификации армян как единоверцев. В действительности же каждому образованному человеку известно, что армяно-григорианская церковь имеет монофизитскую принадлежность и не относится к православным патриархиям. Разделение с ней произошло еще задолго до раскола между восточным (греческим) и западным (латино-католическим) христианством. Монофизиты-армяне оказались исторически более комплиментарны России, нежели иные народы православного вероисповедания.630
Показателен перечень союзнических договоров, заключенных дореволюционной Россией с конца XV – по начало XX вв. с государствами, представлявшими иной цивилизационный тип. Хронология их заключения позволяет утверждать о регулярности установления такого ряда союзов (табл. 3.2.1). 631
Таблица 3.2.1.