2.2 Политическая экономия как направление экономической теории

Как видно, проблема определения предмета современной экономической теории была в центре внимания многих представителей ее обоих направлений. Думается, при решении данной проблемы крайне важно учитывать историю развития науки и нынешнюю сложную структуру направлений экономической теории. Как было отмечено выше, еще в XIX в. были выделены две ее ветви - представленную политической экономией и экономиксом. Исторически это разделение закреплено событиями, произошедшими в начале минувшего века. Основы партнерских отношений одного направления экономической теории с другими были ликвидированы в результате социально-экономических событий, происходивших в мире в начале XX в. Ошибочный подход западных ученых к социально-экономическому анализу и экономистов из бывших социалистических стран, привели к неестественному положению. Устранение в конце ХХ в. исторического противостояния создало благоприятные условия для объективного рассмотрения современной структуры экономической теории, ее предмета и объекта исследования.

Конечно, экономическая теория как единая наука имеет общий предмет. Это - экономические отношения общества. Но в настоящее время современная экономическая теория включает определенную совокупность, систему экономических наук, различающихся непосредственно своими предметами. Основными структурными частями современной экономической теории являются следующие.

Социально-экономическая теория. Предметом ее исследования, изучения является непосредственно социально-экономическая система, экономическая структура общества, их форма и модели.

Теория рационального использования ограниченных ресурсов. Предмет этой сферы включает в себя анализ экономических отношений на микроуровне (микроэкономика) и макроуровне (макроэкономика).

Институциональная экономическая теория. Здесь содержание экономической системы рассматривается на фоне взаимосвязи экономических и других хозяйств и исследуется их влияние на развитие экономики.

История экономической теории наряду с историческим взглядом на развитие экономической науки позволяет объединить различные подходы как этап полностью единого взгляда на экономику[7. Стр. 54].

Изучение общества в виде целостной системы возможно посредством объединения социально-экономического анализа реальной экономической структуры общества с исследованием процесса использования ограниченных ресурсов. В связи с этим никак нельзя согласиться с попытками отказать и политической экономии, и экономиксу в праве быть науками. Отказ от статуса науки политической экономии и экономикса, имеющих значительную теоретическую базу, исторические корни и концептуальные научные школы, можно оценить как проявление экономического нигилизма и невежества. Современное понимание вещей, на мой взгляд, заключается в том, что экономический детерминизм сочетается с социальным детерминизмом. Поэтому в рамках «железной логики действия экономических законов» приходится говорить о вариантности развития экономики и общества. Такая позиция в настоящее время активно разрабатывается многими исследователями. Но, в конечном счете, как я полагаю, по существу повторяется известное марксистское положение о том, что люди сами творят свою историю, но при этом они вынуждены считаться с теми обстоятельствами, в которых они находятся. Эти обстоятельства предполагают возможность определенного выбора, но выбор нельзя считать неограниченным, есть «коридор решений».

Сказанное в предыдущем абзаце позволяет расширить задачи политической экономии. Тема изучения объективных экономических законов остается, ибо в развитии экономики необходимо соблюдение пропорциональности между отдельными частями и элементами, в хозяйственной политике нельзя не считаться с экономическими интересами хозяйствующих субъектов и т.п. Но вместе с тем в связи с активной ролью людей в хозяйственной жизни возникает необходимость изучать экономическое поведение этих субъектов – индивидов, предприятий, государства. Как известно, в таком ключе исконно «работают» неоклассики. Люди, знакомые с историей политической экономии, могут вспомнить, что политико-экономов очень часто упрекали в том, что они, увлекаясь идеями экономического детерминизма, «забывали» о роли и месте человека в системе общественного хозяйства. На мой взгляд, такие упреки не совсем справедливы, поскольку и политико-экономические взгляды, и материалистическое понимание истории признают активную роль человека, но при этом делают акцент на необходимость познания объективных законов развития как предпосылку их использования в хозяйственной жизни. Из такого подхода вытекает, что волюнтаризм, проявляющийся в крупномасштабных общественных действиях, оборачивается против самих людей, но этот же подход не исключает и определенной свободы выбора, но в рамках существующих обстоятельств. В то же время люди могут менять эти обстоятельства, создавая для себя новое поле для эффективных решений. В контексте подобных рассуждений политическую экономию можно рассматривать как теоретическую базу хозяйственной политики на всех уровнях ее проведения – на уровне предприятия, региона, национальной экономики, межстрановой интеграции. Однако в современных условиях эту функцию политэкономия выполняет «в содружестве» с другими науками – как общественными, так и естественно-техническими.

В литературе по сложившейся традиции в качестве метода политической экономии рассматривается абстрагирование. Это суждение носит бесспорный характер, его правильность проверена временем, но необходимо его углубление. В связи с этим кстати вспомнить идущее от А. Смита суждение об эндотерическом (эзотерическом) и экзотерическом подходах. Это означает, что политэкономический анализ можно вести на двух уровнях: на сущностном уровне, когда формулируются «законы содержания», происходит проникновение в сущность явлений, исследуются причинноследственные и иные внутренние связи, и на «поверхностном уровне», когда устанавливаются «законы формы», в качестве предмета анализа выступают явления и процессы как их видят наблюдатели. При подобном подходе закон стоимости – это «закон содержания», а закон спроса и предложения – это «закон формы» [3. Стр. 25]. Продуктивность подобного «двойственного» политико-экономического анализа заключается в том, что, с одной стороны, сохраняется характер политической экономии как абстрактной науки, что позволяет формулировать высокого уровня абстракции, включая и «всеобщеуниверсальные», показывать эту науку как фундаментальную, использовать ее выводы в рамках и формационного, и цивилизационного подходов, с другой – формируется возможность изучения «поверхностного» слоя экономических отношений, включая экономическое поведение хозяйствующих субъектов. Именно при экзотерическом анализе исследователь имеет возможность сделать акцент на проблематику взаимодействия экономического базиса как с производительными силами, так и с политико-правовыми и социокультурными факторами развития. Дихотомический подход как метод исследования, адекватный предмету, характеру и задачам политической экономии как науки, позволяет существенно расширить представление об экономико-теоретических моделях, используемых в теоретико-познавательных целях. Наша наука всегда брала на вооружение тезис «при прочих равных условиях», что как раз и есть способ абстрагирования. Вообще этот способ широко используется в экономической теории, при этом не только в политической экономии, но и в неоклассике, в институциональной экономике. Зачастую возникают построения крайне высокого уровня отвлечения от реальной действительности. В качестве примера можно привести категории «совершенная конкуренция», «чистая монополия», используемые как в неоклассике, так и в политической экономии. Подобного рода модели рассматриваются как некий идеальный образ явления или процесса, они, вне всякого сомнения, полезны в исследовательских целях, но вместе с тем, как справедливо замечают некоторые исследователи (Н. Я. Петраков и др.), одновременно необходимо разрабатывать и такие логические конструкции, где реализуется принцип «при прочих неравных условиях» [3. Стр. 29]. В известной степени этот тезис рассматривается как спорный, поскольку, дескать, нельзя в модели зафиксировать все те связи, в которых «пребывает» данный предмет или явление. Но, по-видимому, можно выделять лишь наиболее существенные, наиболее значимые связи, число которых можно в значительной степени ограничить. Поскольку данный вопрос в целом является неразработанным в нашей литературе, в порядке иллюстрации приведем конкретный пример с категорией «отчуждение труда». Эту категорию можно показать применительно к условиям «чистого капитализма», что позволяет указать примерно на полтора десятка форм отчуждения наемного работника на предприятии (отчуждение от средств производства, от результатов трудовой деятельности, от самого труда в смысле безразличия к его виду и др.). Все это без особого труда можно представить в табличной форме. Но исторический процесс развития капитализма и его переход в «цивилизованный» капитализм требует показать те способы и приемы, благодаря которым реально, прежде всего на предприятиях с партисипативными методами управления, происходит смягчение отчуждения труда. При этом применительно к каждой его форме можно «привязать» эти способы преодоления рассматриваемого негативного явления. В итоге формируется новая модель, которая фиксирует реальное положение вещей с отчуждением труда на «гуманизированных» предприятиях, при этом уже обеспечивается выход на категорию социального партнерства труда и капитала [3. Стр. 25]. Мои рассуждения по-прежнему остаются в рамках теоретических постулатов, но уже возникают два типа моделей, одни из которых – «идеальные» модели, другие заметно приближены к самой жизни. Мне представляется, что эти два ряда моделей как раз и отражают специфику политической экономии как «дихотомической науки», имеющей дело как с эндотерическим аспектом, так и с аспектом экзотерическим. Хотя сама дихотомия восходит к очень древним временам, однако такой подход в свете сказанного выглядит, по нашему мнению, в достаточной степени современно.

В советский период рассматриваемый мной дихотомический подход не был обойден вниманием, но во многих исследованиях он трактовался в терминах социально-экономических и организационно-экономических отношений. Интерес к такому подходу обнаружился в середине 1960-х годов, когда вспомнили важное замечание по этому поводу, сделанное Г. В. Плехановым в статье «Критика наших критиков». Этот автор выделил имущественные отношения и отношения, связанные с организацией труда и производства. Их интерпретировали как социально-экономические и организационно-экономические отношения. Но в подавляющем большинстве случаев политико-экономы делали ставку на отношения первого рода. В то же время вычленение организационно-экономических отношений оказалось в достаточной степени продуктивным, поскольку позволило выявлять те общеэкономические процессы и явления, которые в одинаковой степени наблюдались и в условиях социализма, и в условиях капитализма (проблематика разделения труда, кооперирования производства, дифференциации и интеграции труда и т. п.). Стали выделяться так называемые «стыковые категории», «пограничные категории», отражавшие взаимодействие прежде всего экономического базиса и производительных сил. Например, в качестве такой категории рассматривалась эффективность производства. Но в то же время были и такие «пограничные категории», которые отражали взаимосвязь экономических отношений с надстроечными явлениями. Например, в таком качестве трактовалось отчуждение труда, категория, которая широко использовалась для характеристики экономического положения наемного работника как на капиталистических предприятиях, так и на государственных предприятиях (рассматриваются разные степени отчуждения труда) [3. Стр. 31]. На мой взгляд, сам слой организационно-экономических отношений вполне корректно трактовать в духе «поверхностных отношений» (экзотерический подход). В свете идей неоклассики и институционализма возможно, что такие суждения звучат архаично, но на самом деле они актуальны и современны. Так, вряд ли мы можем с достаточной степенью правдивости и убедительности представить себе экономическое положение наемного работника в современных условиях российских предприятий, не применяя при этом категорию отчуждения труда. Ключевая категория политической экономии – это интерес. В 1990-е годы в связи с мощным напором экономикс этот термин выпал из активного научного оборота. Там, где к месту было говорить об экономических интересах, стало обычным говорить о целях, потребностях, мотивациях или о чем-либо подобном. Однако в настоящее время, судя по литературе, категория интересов стала привлекать внимание специалистов в области экономической теории. Это один из признаков возрождения интереса к политической экономии. Я не буду останавливаться на трактовке интереса как объективного, либо объективно-субъективного, либо субъективного понятия, ясно, что характеру политической экономии адекватно представление об экономическом интересе как объективном, который в той или иной мере создается хозяйствующим субъектом и играет определяющую роль в его экономическом поведении. Я в данном случае сделаю упор на другую сторону проблемы, а именно на том, что само употребление категории хозяйственного интереса означает обращение к социально-классовым оценкам. Вот тут возникает тема понимания политической экономии как идеологической науки, при этом высказывается получившее распространение суждение, что политическая экономия в широком смысле слова не отвечает в полной мере критериям науки, а в большей степени представляет собой идеологию, служащую апологетике определенного класса. В связи с этим вспоминают известное положение советского периода, когда особо подчеркивалось, что нет единой политической экономии – есть политическая экономия буржуазии, политическая экономия пролетариата, мелкобуржуазная политическая экономия. Вообще-то такого рода суждения в России восходят еще к дореволюционным временам. Я полагаю, что надо четко различать содержание самой политической экономии и ее интерпретацию. Сейчас антимарксисты, которых очень много, доказывают, что теория прибавочной стоимости К. Маркса, которую В. И. Ленин назвал «краеугольным камнем экономического учения Карла Маркса», – это не научная теория, а идеологическая схема. Маркс разработал учение о двойственном характере труда, чем не без основания гордился. Во-вторых, Маркс установил, что рабочая сила обладает оригинальным свойством производить большую стоимость, чем она сама стоит. Понятие прибавочного труда было известно еще до Маркса (к примеру, оно встречается у физиократов) [3. Стр. 40].