- •1 Текст как объект лингвистического анализа
- •2 Понятие о филологическом анализе текста
- •3 История разработки лингвистического анализа текста. Предмет и цель лингвистического анализа художественного текста
- •4 Виды лингвистического анализа художественного текста
- •5 Лингвопоэтический разбор текста как вид лат
- •6 Текст как объект стилистического анализа
- •7 Текст как объект литератороведческого анализа. Цели и задачи литературоведческого анализа текста
- •8 Общенаучные методы анализа художественного текста. Эксперимент.
- •9 Общенаучные методы анализа художественного текста. Метод количественного анализа.
- •10 Общефилологические методы анализа художественного текста. Дистрибутивный метод
- •11 Общефилологические методы анализа художественного текста. Метод компонентного анализа.
- •12 Общефилологические методы анализа художественного текста. Контекстологический анализ.
12 Общефилологические методы анализа художественного текста. Контекстологический анализ.
В главе описаны методы, используемые в разных областях филоло_
гического знания. Помимо общенаучных в процессе филологического
исследования текста используются методы, условно названные нами
общефилологическими. Они применяются не только в ФАХТ, но и дру_
гих областях языкознания и литературоведения.
Контекстологический анализ сближается с дистрибутивным: «В са_
мых общих чертах всякий стилистический анализ будет анализом кон_
текстуальным, т.е. дистрибутивным, так как стилистическое содержа_
ние и отдельной языковой единицы, и целого высказывания проявляет_
ся главным образом в их линейном употреблении» [Э.С. Азнаурова, 1973,
с. 27]. На взаимосвязь целого текста и его отдельных частей при стили_
стическом анализе указывал Б.А. Ларин. Он боролся против «клочко_
ватости» литературной ткани, которая часто проводится под видом ана_
лиза [Ларин, 1974, с. 30].
Контекстологический анализ предполагает изучение языковой едини_
цы в контексте. Хотя в толковых словарях контекст трактуется узко — как
«относительно законченная в смысловом отношении часть текста, выска_
зывания» [Ожегов, Шведова, 1999, с. 291], в практике филологических ис_
следований выделяют разные виды контекста (ср.: [Чагдуров, 1959]):
минимальный — в рамках словосочетания, отражающего граммати_
ческие связи лексической единицы;
развернутый — в рамках предложения (высказывания);
расширенный — в объеме текстовых фрагментов — сверхфразовых
единств, абзацев, строф, типов речи;
максимальный — в рамках целого художественного произведения;
сверхконтекст в объеме целого творчества художника слова.
Данная типология контекстов строится на основе объема и масшта_
ба того окружения, в рамках которого изучается языковое или литера_
турное явление.
А.Б. Есин определяет контекст относительно целого литературного
произведения как «...совокупность явлений, связанных с текстом худо_
жественного произведения, но в то же время внеположенных ему» [1998,
с. 230].
Можно говорить о разных видах контекста в зависимости от аспек_
та его содержательной сущности, выделяя биографический, социальный
контексты, а также исторический, литературный, культурологический.
Все они исключительно значимы для осмысления художественного со_
держания произведения. Литературоведческий анализ текста невозмо_
жен без учета исторического, биографического, литературного контек_
стов (см. об этом, например: [Есин, 1998, с. 231—241]).
Что же касается культурологического контекста, то он важен при
филологическом подходе к тексту как явлению культуры, которая вы_
ражается «в языке и литературном творчестве» (Г.О. Винокур). Куль_
турологический контекст исторически и социально обусловлен (связан
с социальным и историческим контекстами) и включает в себя языковой
и литературный контексты, но не ограничивается ими. Культурологичес_
кий контекст отражает духовную атмосферу общества на определенном
этапе его развития, включает в себя достижения общества в сфере науки,
искусства, этики и эстетики. Это мир идей и нравственных идеалов, ха_
рактеризующих культуру общества, выражающуюся в речи, поведении,
творчестве. Изучение художественного текста в культурологическом
аспекте является чрезвычайно актуальным в филологии ХХI в.
Остановимся на видах контекста, значимых для понимания отдель_
ных текстовых элементов. Так, в зависимости от аспекта изучения язы_
ковой единицы правомерно дифференцировать на уровне узуса парадиг_
матический контекст класса (с учетом того, к каким классам слов — частям
речи, семантическим полям, тематическим и лексико_семантическим груп_
пам и т.д. — относится данная единица); синтагматический контекст ти_
повых узуальных моделей сочетаемости; на уровне линейного речевого
употребления — текстовые фрагменты разного объема и масштаба.
Взгляд на слово с учетом узуального парадигматического и синтаг_
матического контекста многое дает для понимания его своеобразия на
фоне других связанных с ним лексических единиц и для изучения спе_
цифики его словоупотребления на фоне общепринятых в узусе моделей
сочетаемости.
Уже в минимальном контексте очевиден перенос смысла и измене_
ние системного статуса глагола (отнесение его к ЛСГ чувств). В развер_
нутом контексте эстетически мотивируется необычная синтагматика
глагола благодаря отражению в нем коммуникативной универсалии
«обусловленность уникальных текстовых ассоциатов типовыми» (см.
подробнее об этом явлении: [Болотнова, 1994]: текстовой ассоциат су_
хими листьями является типовым для глаголов стлать — выстлать —
выстилать. Типовые ассоциаты проясняют уникальные (ср.: слов моих
сухие листья — «слова, как сухие листья, устилающие землю, по кото_
рой уходит любимая». Сухие листья в этом контексте ассоциируются со
смертью, с уходом (любви).
Таким образом, анализируя слово в контексте, исследователь и чи_
татель не могут не мобилизовать свой информационный тезаурус и язы_
ковую компетенцию: узус служит тем фоном, на котором отчетливее
видны различные эстетические трансформации текстового слова.
Контекстологический анализ широко используется и в литературо_
ведении. М.Л. Гаспаров [2001, с. 12] писал: «В XIX в. филологи увлека_
лись вычитыванием в тексте биографических реалий, в XX в. они стали
увлекаться вычитыванием в нем литературных «подтекстов» и «интер_
текстов», причем в двух вариантах. Первый: филолог читает стихотво_
рение на фоне тех произведений, которые читал или мог читать поэт, и
ищет в нем отголоски то Библии, то Вальтера Скотта, а то последнего
журнального романа того времени. Второй: филолог читает стихотво_
рение на фоне своих собственных сегодняшних интересов и вычитыва_
ет в нем проблематику то социальную, то психоаналитическую, то фе_
министическую, в зависимости от последней моды. И то, и другое — при_
емы вполне законные (хотя второй — это, по существу, не исследование,
а собственное творчество читателя на тему читаемого и читанного им)...».
Благодаря контекстологическому анализу проясняется художе_
ственный смысл использованных писателем языковых средств, что важ_
но для ФАХТ. Покажем это на примере одного сравнения, конкретизи_
рующего речь, в рассказе Ю. Нагибина «Дело капитана Соловьева».
В контексте «— Конечно, встречались. — Голос стал как лезвие бритвы. — Я
Соловьев» кажущаяся неясность, случайность сравнения мотивирована
более широким словесным окружением. Благодаря сравнению актуали_
зируется цель речи (угроза), эмоции говорящего (недовольство) и ха_
рактер звучания (высокий тон, особый тембр). Это вытекает из анализа
более широкого контекста.
Объект сравнения, судя по определению в Большом Академичес_
ком Словаре («тонкая стальная пластинка с двумя острыми краями, яв_
ляющаяся частью безопасной бритвы»; острый — «имеющий колющий
конец или режущий край»), содержит потенциальный признак «разру_
шения», что ассоциируется в приведенном выше контексте с «угрозой»,
«опасностью».
Резкость говорящего, связанная с его недовольством, подчеркнута
неполнотой и краткостью его речи. Впечатление о высоком тоне и осо_
бом тембре голоса формируется на основе «поддержки» сравнения дру_
гими языковыми средствами в более широком контексте диалога, где
актуализируется ассоциативная связь голоса (высокий тон, серебрис_
тый тембр) со звоном падающего лезвия. Ср.:
— Долго еще ехать? — крикнул я.
Ездовой не отозвался.
Тогда я ткнул его легонько кулаком в бок и еще громче крикнул:
— Эй, дядя, проснись! Долго нам еще мучиться?
— Недолго, — прозвучал холодный, острый голос.
Голос удивил меня своей интеллигентностью и необычайным сереб_
ристым тембром. Несомненно, я уже слышал этот резкий, чистый, зве_
нящий голос.
— Голубчик, — обратился я к вознице. — Обернитесь, мне хочется
увидеть ваше лицо. По_моему, мы с вами где_то встречались.
— Конечно, встречались. — Голос стал как лезвие бритвы. — Я Со_
ловьев (с. 448).
Слова «холодный», «острый» усиливают признак угрозы, недоволь_
ства в рассматриваемом сравнении. Указания на высоту тона (ср.: «не_
обычайный, серебристый тембр», «чистый, звенящий голос») подготав_
ливают появление сравнения «как лезвие бритвы» и проясняют его ху_
дожественный смысл. Таким образом, контекстологический анализ
позволяет конкретизировать индивидуально_авторское сравнение и его
стилистическую роль.
В целом разные типы контекстологического анализа исключитель_
но значимы в филологическом исследовании художественного текста:
только с учетом биографического, социально_исторического, литератур_
ного, культурологического и языкового контекста можно в полной мере
судить о содержании художественного произведения и его эстетически
значимых элементах.
