§2. А.С. Пушкин и его эпоха. Проблема русского женского национального характера.

В ходе написания романа «Евгений Онегин» и его публикации менялся автор, менялся читатель, менялась эпоха. Замысел первой главы романа возник в Кишиневе в связи с постоянным и тесным общением с декабристским кружком Орлова и Раевского. По наблюдению Ю.М. Лотмана, «одной из характерных сторон пушкинского творчества 1822-1823 гг., наряду с тяготением к гражданственной тематике, …является обострение интереса к сатире»²⁴, который «находился в русле развития передовой литературы той эпохи»²⁵. Исследователь отмечает, что замысел «Евгения Онегина» первоначально намечался в плане сатирического противопоставления светского общества и светского героя высокому авторскому идеалу: поэт стремился «создать сатирический образ представителя «изнеженного племени переродившихся славян»²⁶.

Центральной темой романа «Евгений Онегин» явилась судьба героя времени, его духовно-нравственное самоопределение, неудовлетворенность сущим и поиски места в жизни.Определяющей чертой своего поколения и его судьбы, смыслом его исторической драмы Пушкин считал трагическое противоречие между огромными скрытыми возможностями личности и ее общественной невостребованностью.Собственно говоря, вся проблема духовной жизни или духовной смерти человека предстает у Пушкина как проблема русского мыслящего человека: его назначения, его роли в судьбах страны и народа. Драматизм этой проблемы в литературе был реальным драматизмом становления и существования личности в сложных условиях послепетровской России. Создание Онегина и его литературных «потомков» (Печорина, Бельтова, Рудина, Обломова…), как справедливо заметил В.С. Непомнящий, «суть акты беспощадной требовательности русского мыслящего человека к себе, предельной интеллектуальной отваги, величайшей совестливости и духовной высоты»²⁷.

Попытки концептуального художественного, социально-исторического и этического осмысления и построения русского национального характера заметно активизировались уже в XVIII веке. С проблемой национального характера оказалась тесно связана проблема народности. Тема народности вошла в роман «Евгений Онегин» именно как положительное начало, противостоящее европейской индивидуалистической культуре. Романтический индивидуализм, конечно, позволял порывать с «толпой», с ее моралью и законами, но, отделяя человека от всего мира, ожесточал его. И Пушкин указывает на существование духовной, национальной, исторической общности людей, определяющей основы истинной человеческой морали. Онегин отделен от этой общности, от истинно русского мира, и именно в этом его драма.

Идеал человека воплощен Пушкиным в Татьяне: он так и говорит — «мой верный идеал».

Почему же этот идеал воплощен в женщине?

Потому, вероятно, что женщина во многом сильнее мужчины, часто бывает мудрее его — ибо она более цельное существо, в ней меньше разлада между мыслью и чувством, ее интуиция бывает глубже, ей более свойственна верность своему чувству и убеждению, она нередко взрослее и ответственнее, чем мужчина. Но это не все. Женщина всегда была для Пушкина — как и для любого большого художника — великой тайной, которая подчас выглядит обманчиво просто. Но и все бытие — непостижимая тайна, и каждая человеческая душа — тоже тайна, и Россия — великая тайна для всего мира, да и для нас самих, и для Пушкина тоже.

Именно в Татаьяне изображаетсянационального характера и русского духа. В Татьяне воплотилась пушкинская жажда веры в высший смысл бытия. Такая вера не может быть почерпнута из книжек или разговоров, она не рождается теоретическим путем, в голове и не может быть усвоена из чужой головы. Чтобы обрести веру, нужно иметь живой ее пример. Таким живым примером для Пушкина стала Татьяна, созданная им самим. Ничего удивительного в этом нет: настоящий художник способен наделить своего героя такими чувствами, такими достоинствами, о каких он сам может только мечтать. Татьяна потому и «верный идеал» Пушкина, что она воплощает его мечту о том, каким надо быть человеку — в частности, ему самому, поэту.

И главная, может быть, черта Татьяны — это ее способность к великой, самоотверженной любви.

Достоевский, безусловно очарованный героиней Пушкина, отметил, что автор должен был назвать свой роман именем Татьяны, а не Онегина: именно она, по мнению писателя, главная в романе. Его фраза, сказанная о Татьяне: «Это тип, твердо стоящий на своей почве²⁸», —очевидно, отражает истину и находит свое подтверждение в тексте романа. 

В.С.Непомнящий совершенно верно заметил: «Две России взаимно притягиваются и взаимно противостоят в «Евгении Онегине»: Россия Татьяны и Россия Онегина²⁹.»

Близость Татьяны к родной почве, к русской культуре, народный тип сознания выражаются и в том, что ей близки по духу русские народные обычаи и традиции:

Татьяна верила преданьям

Простонародной старины,

И снам, и карточным гаданьям,

И предсказаниям луны.

Ее тревожили приметы..,

и в том, что она «любила русскую зиму». Татьяна не задумывалась над тем, с чем связана эта любовь. Я думаю, не только с уникальной красотой русской зимней природы, ее спокойствием и величием, завороженностью и тайным ожиданием пробуждения к новой жизни. Оцепенение природы, замершей в ожидании весеннего бурного расцвета и летнего праздника жизни, вполне могло соответствовать богатой душе Татьяны, которая была подобна пока еще не распустившемуся бутону. Возможно также, что зима для Татьяны — это таинственная пора Рождества и Святок, это единственное время года, когда можно было приоткрыть завесу над неизвестным будущим (а ее помыслы чаще всего были устремлены именно в будущее).

Это неудивительно, ведь Татьяна была воспитана русской няней, возможно самым близким для нее человеком, и влияние няни нельзя недооценивать. Интересно такое замечание автора: «Она по-русски плохо знала» (в котором он как бы извиняется за Татьяну, написавшую письмо по-французски). Но вряд ли в этом можно винить молодую дворянскую девушку, ведь по нормам того времени она должна была в совершенстве владеть французским, уметь танцевать и держать себя в обществе, а также петь и играть на музыкальном инструменте. Образование дворянки имело единственную цель — сделать из нее привлекательную невесту.

Татьяна — натура духовная, а значит, несмотря на внешнюю замкнутость и скрытность, внутренне, на тонком, душевном уровне, она открыта миру. Духовность и романтичность Татьяны тесно взаимосвязаны. Поскольку, как пишет Пушкин:

Ей рано нравились романы,

Они ей заменяли все.

Она влюблялася в обманы

И Ричардсона и Руссо, —

впечатлительная и наивная, обладающая духовными потребностями Татьяна Ларина не могла не перенести литературные образы в свою жизнь. Серая, монотонная деревенская жизнь была слишком блеклой. Мир иллюзий, мир вымышленных литературных героев стал для нее второй реальностью – яркой и интересной. Она ожидала своего романтического героя, предчувствием любви, способной заполнить всю жизнь без остатка.Татьяна не могла полюбить Ленского или кого-нибудь из известных ей мужчин, она так хорошо знала их, и они так мало представляли пищи ее экзальтированному, аскетическому воображению... И вдруг является Онегин. Тайнственный, превосходный, относится ко всему равнодушно, вел странный образ жизни и все это произвело таинственные слухи в деревне. Татьяна не смогла не заметит и любить Онегина³⁰.

Важнейший штрих к пониманию образа Татьяны Лариной —ее письмо к Онегину (1820 г.). Посылая письмо, Татьяна ведет себя по нормам поведения героини романа, однако для русской барышни начала XIX в. такой поступок был просто немыслим. То, что она вступает в переписку с малознакомым мужчиной и первая призналась ему в любви, было нарушением всех норм приличия. Если б Онегин разгласил тайну получения им письма, ее репутация пострадала бы непоправимо.

Выстраивая свою жизнь по привычному для нее сюжету романов, Татьяна предполагает лишь две возможных разгадки характера Онегина: «ангел-хранитель»(Грандисон³¹) или «коварный искуситель»(Ловелас³²).Правда, на миг ее поражает страшное сомнение:

Кто ты, мой ангел ли хранитель

Или коварный искуситель:

Мои сомненья разреши.

Быть может, это все пустое,

Обман неопытной души!

Но она так отважна, так безоговорочно готова отвечать за свой выбор, что никакие сомнения ее не могут остановить: «Но так и быть! Судьбу мою Отныне я тебе вручаю...» Так сильна и велика ее вера.

Как справедливо заметил В.С. Непомнящий: «Когда Татьяна впервые увидев Онегина, она поверила, что «это он», что перед ней прекрасный человек, человек в полном смысле слова, а для нее — самый лучший на земле, и что они созданы друг для друга. Эта ее вера — и есть любовь. Любовь — как и дружба, как и всякое доброе чувство — есть вера в действии³³». Не случайно письмо Татьяны насквозь проникнуто религиозными мотивами: «То в вышнем суждено совете... То воля неба: я твоя... Ты мне послан Богом... Ты говорил со мной в тиши, Когда я бедным помогала Или молитвой услаждала Тоску волнуемой души...».

Юная, неопытная Татьяна, конечно, не могла и подумать о том, что слишком форсирует события. Разумнее было бы дождаться следующего приезда Онегина, прочитать в его взгляде (который, как известно, красноречивее любых слов) равнодушие или интерес и в зависимости от этого действовать.

Она услышала в ответе Онегина нечто прямо противоположное тому, во что поверила в Онегине. Дело не только в том, что он отверг ее любовь; дело в том, что он к тому же предстал перед нею совсем не таким, каким явился ее душе, ее интуиции, ее вере. Как ни тяжел для нее смысл разговора, еще тяжелее то, что этот смысл посягает разрушить ее веру в этого человека, в образ Божий, увиденный ею в нем.Как сказал Непомнящий: «Не поняв еще разумом, она глубокой женской интуицией почувствовала в онегинской «исповеди» («Примите ж исповедь мою»), которая незаметно превратилась в «проповедь» («Так проповедовал Евгений»), и самолюбование, и эгоистическое равнодушие ко всему, кроме себя самого, и леность души, не желающей сделать ни малейшего усилия, чтобы понять другого, и привычную манеру опытного обольстителя («...и, может быть, еще нежней»), и дикое, нелепое в этой ситуации сравнение с «деревцом», и, наконец, благородно-высокомерный, хотя и безукоризненно учтивый тон... Она почувствовала, что он ничего не услышал, ничего не понял в ее письме, в ее признании, что она молила и рыдала в пустоту³⁴».

После всего этого Татьяна все еще не разочаровалась в нем. Ее вера сильнее, чем обстоятельства, и она продолжает верить своему сердцу.

Так же не менее важным событиям в жизни Татьяны является познание Евгении Онегина, когда он уехал из деревни. Она изучала его через его вещей, его книг, заметок на них, всей обстановки его жизни.Так титанический образ романтического героя сменился образом светского эгоиста.Татьяна же, «русская душою», живущая не в столице, а в деревенской глуши, впитавшая совсем другие представления о жизни, — Татьяна, читая эти книги, видит в них то, что говорит нам автор романа: она ощущает духовную драму европейской культуры и цивилизации, утрачивающей христианские идеалы, скатывающейся к культу эгоизма и потребительства. Как писал В.С.Непомнящии: «Знакомясь с этой литературой, Татьяна приближается к разгадке того, что она увидела, но не поняла в своем вещем сне: Онегин, кажущийся «хозяином» своей жизни, — на самом деле пленник³⁵»:

И начинает понемногу

Моя Татьяна понимать

Теперь яснее — слава Богу —

Того, по ком она вздыхать

Осуждена судьбою властной...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Что ж он? Ужели подражанье,

Ничтожный призрак, иль еще

Москвич в Гарольдовом плаще,

Чужих причуд истолкованье,

Слов модных полный лексикон

Уж не пародия ли он?

Ужель загадку разрешила?

Ужели слово найдено?

Татьяна догадалась о главном: Онегин живет не свою жизнь — жизнь, навязанную ему, чуждую ему, хотя с детства привычную. Весь облик и все содержание этой жизни — «чужая причуда». Татьяна и сама не подозревает, сколь глубоко она заглянула, как угадала драму образованного русского человека послепетровской России, усвоившего чужие нравы, чужие понятия о жизни, чужое представление о человеке. То миропонимание, которое формировалось в Западной Европе столетиями и породило тип человека-потребителя, заинтересованного прежде всего в удобствах своей земной жизни, сосредоточенного на своих желаниях и выгодах, а от христианского учения о человеке как образе и подобии Бога оставило лишь форму и фразу, — это миропонимание, будучи единым махом пересажено на почву православной России (где многовековой традицией было совсем иное — превосходство духовного над материальным), дало во многих человеческих душах уродливые всходы и горькие плоды. Онегин — живой тому пример.

Более того, Татьяна, сама во многом подражавшая своим любимым героиням, и Онегина приняла за пародию на западных страдальцев, жертв сплина: «Уж не пародия ли он?» Однако приземление Евгения не помогло девушке разлюбить его. Да иначе и быть не могло! Ведь полюбила она его таким, каков он есть, без копания в его достоинствах и недостатках. Полюбила сердцем, а не разумом. Полюбила не потому, что Онегин хорош и пригож, а потому что ее душа пришла в состояние любви.Кроме Онегина, ей никто не нужен, иной любви не будет. В таком случае ее оставалась лишь два пути: в монастырь или замуж. В самом деле Татьяне все равно и она едет в Москву.

За этим последовало первое испытание, жизненно важный поступок: выход замуж без любви, но по долгу. То, к чему она готовила себя в девичьих мечтах, не удалось. Место любви заступил долг перед матерью: «Меня с слезами заклинаний молила мать». Возможно, что с этого момента Татьяна стала «иметь характер».

Но вернемся к определению «Татьяна —милый идеал». Цельность, гармоничность натуры, нравственная чистота, верность долгу, данному слову, готовность к самопожертвованию, способность к глубокому, искреннему чувству, естественность, простота и т.п. —черты, которые больше всего импонируют Пушкину в Татьяне Лариной и которые позволили ему назвать ее «милым идеалом». Идеалом для автора является не только «бедная девочка Таня», но и Татьяна-княгиня, замужняя женщина. Облик подлинной светской дамы Пушкин отразил в своей героине (его он искал и в реальной жизни):

Она была нетороплива,

Не холодна, не говорлива,

Без взора наглого для всех,

Без притязаний на успех,

Без этих маленьких ужимок,

Без подражательных затей...

Все тихо, просто было в ней,

Она казалась верный снимок

De come il faut.

В.С.Непомнящии: «Перед Онегиным — новая Татьяна: блестящая княгиня, «законодательница зал»; она царит над всем окружающим ее обществом и в то же время отделена от него каким-то огромным невидимым пространством — такой же отдельной, «чужой» для жизненной суеты она явилась нам впервые во второй главе романа. Уже тогда, в деревне, она поразила нас — да и самого автора; но — не Онегина, оставшегося глухим даже к ее письму, написанному гением любви³⁶».

А вот теперь она очаровывает Онегина.Он уже не может спокойно рассуждать о своей любви, ведь она же, когда-то ему «не нравилась», и он поступил с нею «мило» и «благородно». Теперь Онегин с ходит с ума о Татьяне.

Когда-то она написала ему письмо. Теперь он пишет ей. Как писал В.С.Непомнящии: «ее письмо — это письмо любви; его письмо — письмо страсти³⁷». В страсти главное — «Я». В любви главное — «ты».

В письме Онегина главный «герой» — он сам; речь идет только о моих чувствах, моих переживаниях, письмо полно жалости к себе самому. Онегин до сих пор не понял, что такая «любовь» и возможно никогда не поймет. Он осужден познать на себе страдания Татьяны; и никто, кроме него, не виноват, что — уже поздно...

Поздно потому, что он всю жизнь видел в мире только себя — и поэтому был слеп, и поэтому прошел мимо своего счастья. Он и сейчас таков же:

Нет, поминутно видеть вас,

Повсюду следовать за вами...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Пред вами в муках замирать,

Бледнеть и гаснуть... вот блаженство!

И я лишен того...

Как заметил В.С.Непомнящии в этих строфах та же формула онегинской жизни: «хочу — значит, должен иметь; если же я «лишен того» — значит, происходит нелепость, так не должно быть! И, в отличие от Татьяны, которая писала: «Перед тобою слезы лью, Твоей защиты умоляю», он в заключение своего письма словно подарок ей делает³⁸»:

Но так и быть: я сам себе

Противиться не в силах боле;

Все решено: я в вашей воле

И предаюсь моей судьбе.

Евгений по-прежнему путает любовь и страсть. Он испытывает, он претерпевает чувство огромной любви, не понимая — что такое эта любовь и какая путаница царит в его душе. Но все это видит Татьяна:

Как с вашим сердцем и умом

Быть чувства мелкого рабом?

Она любит Онегина, но она не должна его любить, и это «не должна» определяет все ее поведение, все до мельчайших оттенков взгляда и обращения, определяет бесповоротно и навсегда.

Я вас люблю (к чему лукавить?)...

Но я другому отдана;

Я буду век ему верна.

«Я буду век ему верна» — поступок, сделанный «по долгу» - долгу перед мужем, а скорее, даже перед принципом супружеского долга.

Татьяна отказала от своей счастья, несмотря на то, что сама же сказала ему: «Я вас люблю». Не потому, что она не способна на смелый шаг, не в силах порвать свои путы, не в силах пожертвовать обаянием честей, богатства, светского своего значения.

Ф.М.Достоевский в своем знаменательном рече о Пушкине, сказал: «Русская женщина смело пойдет за тем, во что поверит, и она доказала это. Но она «другому отдана и будет век ему верна». Кому же, чему же верна? Каким это обязанностям? Этому-то старику генералу, которого она не может же любить, потому что любит Онегина, н за которого вышла потому только, что ее «с слезами заклинаний молила мать» а в обиженной, израненной душе ее было тогда лишь отчаяние и никакой надежды, никакого просвета? Да, верна этому генералу, ее мужу, честному человеку, ее любящему, ее уважающему и ею гордящемуся. Пусть ее «молила мать», но ведь она, а не кто другая, дала согласие, она ведь, она сама поклялась ему быть честною женой его. Пусть она вышла за него с отчаяния, но теперь он ее муж, и измена ее покроет его позором, стыдом и убьет его. А разве может человек основать свое счастье на несчастье другого? Счастье не в одних только наслаждениях любви, а и в высшей гармонии духа. Чем успокоить дух, если назади стоит нечестный, безжалостный, бесчеловечный поступок? Ей бежать из-за того только, что тут мое счастье? Но какое же может быть счастье, если оно основано на чужом несчастии³⁹?» Чистая русская душа решает так: «Пусть, пусть я одна лишусь счастия, пусть мое несчастье безмерно сильнее, чем несчастье этого старика, пусть, наконец, никто и никогда, а этот старик тоже, не узнают моей жертвы и не оценят ее, но не хочу быть счастливою, загубив другого⁴⁰!»

Финальное объяснение Татьяны с Онегиным ставит многоточие в драматической истории любви главных героев. А поскольку это многоточие, наверное, любой читатель задает себе вопрос: «А что было бы, если бы Татьяна не отказала Онегину? А что произойдет дальше? И т.п.» Достоевский утверждал: «Если бы Татьяна даже стала свободной, если бы умер ее старый муж и она овдовела, то и тогда она не пошла бы за Онегина. В этом суть ее характера!» На первый взгляд, это утверждение странно: кто же отказывается от семейного счастья при взаимной любви? Но, я думаю, точка зрения Достоевского имеет много оснований. Татьяна, полюбив человека ищущего, не могла пойти замуж за человека ненашедшего. Ведь в браке важна стабильность, постоянство, а Онегин —«вечный скиталец», который «не создан для блаженства». Татьяна, конечно, не могла заставить себя разлюбить Онегина, но она вполне могла приказать себе не венчаться с ним, зная, что такой брак ей принес бы разочарование.

Татьяны показал ему, что существуют иные ценности, иная жизнь, иная любовь, чем те «чужие причуды», к каким привык он, «Москвич в Гарольдовом плаще», страдающий от «несовершенства мира». Он увидел это — а значит, не все потеряно, и можно перестать быть «пародией», и найти себя, и «верить мира совершенству». Иначе говоря, «гром», поразивший героя со словами Татьяны, может преобразить его.

В «Евгении Онегине», в этой бессмертной и недосягаемой поэме своей, Пушкин явился великим народным писателем, как до него никогда и никто.Ф.М.Достоевский писал: «А.С.Пушкин разом, самым метким, самым прозорливым образом отметил самую глубь нашей сути, нашего верхнего над народом стоящего общества. Отметив тип русского скитальца, скитальца до наших дней и в наши дни, первый угадав его гениальным чутьем своим, с историческою судьбой его и с огромным значением его и в нашей грядущей судьбе, рядом с ним поставив тип положительной и бесспорной красоты в лице русской женщины, Пушкин, и, конечно, тоже первый из писателей русских, провел пред нами в других произведениях этого периода своей деятельности целый ряд положительно прекрасных русских типов, найдя их в народе русском. Главная красота этих типов в их правде, правде бесспорной и осязательной, так что отрицать их уже нельзя, они стоят, как изваянные⁴¹».

Образ и судьба Татьяны типичны, что ее черты присущи многим замечательным русским женщинам.