Глава 3. Ухаживания
Ухаживание — не такое простое дело. По сути, оно сводится к демонстрациям всевозможных достоинств, в первую очередь — признаков крепкого здоровья. Они должны быть буквально „написаны на лице“ — как, например, у обезьян уакари. Местность, где они живут, Амазония, изобилует малярийными комарами, но заболевают не все обезьяны — некоторые приобрели гены устойчивости к малярии. Как же отличить такого выгодного партнёра? У самок уакари это получается без труда, ибо больные самцы имеют бледную морду, а здоровые — ярко-красную. И чем краснее морда — тем сексапильнее.
Ещё кандидату в любовники необходимо проявить какую-нибудь неординарность, пусть даже с риском для жизни. Иметь какую-нибудь неудобную штуку (по-научному „гандикап“) вроде хвоста павлина или рогов оленя — несмотря на её наличие, самцы всё-таки выживают, спасаются от хищников, добывают корм. Значит, отличаются особой выносливостью! Естественно, самки об этом не задумываются, просто обладатели сверхнормальных стимулов возбуждают их сильнее — и оставляют больше потомства. Гандикап может быть и поведенческим — обычно это причудливый танец, отрабатывать который приходится долго в ущерб более полезным занятиям. Так, птички манакины годами разучивают движения потрясающего „твиста“, пристраиваясь к взрослым мастерам. И взыскательный вкус самок удовлетворяют только мастера с десятилетним (!) стажем.
Что ещё придаёт партнёру особую привлекательность? Обладание чем-то ценным, в первую очередь собственной территорией. Как ни странно, но самка часто вступает в брак не с самцом, а с его норой, гнездом или участком. Интересный пример — болотные козлы из Уганды. Раз в год их самцы собираются на своеобразный „рынок женихов“. Приходящие самки интересуются не статями жениха, а только местом, где он обосновался. Привлекательность участка зависит от того, насколько много мочевых меток оставили на нём спаривающиеся самки. Несмотря на автоматичность, этот выбор оказывается верным: за духовитую „квартиру в центре“ идут нешуточные бои, и отстоять её удаётся лишь самым воинственным козлам. То же самое наблюдается и у тетеревов-косачей — самки выбирают того, кто займёт центр турнирного поля.
А как ухаживают приматы? Тоже демонстрируют себя. Даже самые маленькие — например, саймири. У их самцов к сезону размножения на плечах нарастают мышцы и жир, и спеша к барышням, они расправляют „эполеты“, выпячивают грудь и чирикают (реветь размер не позволяет). Реветь как раз пристало гориллам; влюблённый горилл делается то суровым и неприступным: стучит в грудь, бросает косые взоры, то — игривым и озорным. А шимпанзе повисает на деревьях, крутит „фигуры“, отламывает ветки и с верещанием носится с ними перед ошалевшей избранницей. Чем крупнее ветвь, тем убедительнее считается демонстрация. Кстати, эта реакция перешла и к человеку, который подтверждает высокий ранг, вертя какой-нибудь палкой с махрами, — жезлом, тирсом, посохом, а то и… микрофоном на подставке.
Отдельная задача ухаживания — подтвердить половую и видовую принадлежность. Если обнаружится что-то „чужое“, кавалер будет отвергнут. А когда внимание партнёра привлечено, в ход идет универсальная форма брачного поведения — агрессия, смещённая сексуальной мотивацией: волк преследует, но не кусает, журавль налетает и бьёт клювом, но в сторону от партнёра, одна рыбка бросается на другую, но постоянно как бы увиливает в сторону. Чтобы ещё более смягчить агрессию, партнёры имитируют детские действия — выпрашивание пищи, объятия, облизывание. У волков щенки облизывают морду взрослого, вернувшегося с охоты, чтобы он отрыгнул немного мяса, так же поступает и „влюблённый“ пёс. У чаек самец ловит рыбу и кормит самку — кстати, заодно и проходит экзамен: если рыбина окажется слишком крупная или мелкая, свадьбы не будет.
У нас, то есть у людей, все происходит почти как у них. Едва завяжется контакт, в ход идут индикаторы здоровья, неосознанно оцениваемые партнёром. „Я высокий и мускулистый, ловкий, грудь широка, а ноги как пружины, — словно убеждают они. — Я также не перегружен инфекциями: от дыхания — свежесть, от тела — только лёгкий мускус, кожа румяна, глаза сверкают, а грива летит вдохновенно“. Особые индикаторы — белки глаз. Чтобы продемонстрировать их белизну (нет, мол, ни аллергии, ни желтухи), непроизвольно усиливается моторика глазных мышц: наши красавицы (да и красавцы) „строят глазки“, а заодно и улыбаются. А вот у некоторых африканских племён экспрессии больше: заигрывая, следует дико вращать выпученными глазами и как можно сильнее скалить зубы. Есть у нас и гандикапы — всевозможные причуды внешности и поведения, в частности следы ритуальных травм (ну хотя бы колечко в языке). Ричард Докинз считает, что вся карьера цивилизованного человека, его изнурительный бизнес — это тоже гандикап, результат „гонки вооружений“ половых гиперстимулов.
У человека, как и у животных, ухаживание сопровождается прихорашиванием (автогрумингом). Это элемент комфортного поведения, свидетельствующий о «благосостоянии»: больная особь перестаёт следить за собой (и сразу становится мишенью для хищников). При эмоциональном напряжении частота автогруминга повышается :„У меня всё о'кей! Я вам не мишень!“. Очень часто нервничающий человек начинает поправлять прядку или воротник. А если влюбился не на шутку — так просто покою не даёт своим волосам, губам, ковыряет щёки, грызёт ногти.
У девиц, в отличие от парней, демонстрация здоровья — далеко не первостепенная задача. Решая проблему „любит — не любит“, им важнее показать должную инфантильность и высокую сексуальность, достойную хомо сапиенса женского пола. Здесь даже лучше прикинуться болезненной и слабой: закашлять, пустить слезу, хлопнуться в обморок — спровоцировав покровительственное поведение самца.
„Милые бранятся — только тешатся“ — вот вам и смещённая агрессия. Она налицо, когда „милые“ гоняются друг за другом, устраивают шутливые драки, когда брызгаются, кидаются всем, что попадет под руку (по существу, это боевые приёмы, превратившиеся в забаву). Всегда в ходу и детские действия — сюсюканье, взаимное кормление, ласки и прочие „телячьи нежности“.
Теперь о Территории. Неужели и у нас представительницы прекрасного пола выбирают партнёра по этому признаку? Выбирают — и происходит это „как у всех“. У животных семейный участок обычно вначале принадлежит самцу. Первое, что делает допущенная на него самка, — обследует и метит. Возмущённый таким нахальством самец начинает гонять „чужака“ и истреблять его метки, например, выкидывать принесённые самкой веточки и втыкать на их место свои… Впрочем, эти действия подавляются не только влечением к самке, но и её встречной агрессией. Перед такой этологией не может устоять даже самая воспитанная женщина, если попадает в уютную нору холостяка. Мытьё полов, горы косметики в ванной, выкидывание личных сувениров, передвинутая мебель и новые шторы — вот неполный перечень возмутительных „маркировочных“ действий.
В ответ на это мужчина неосознанно старается удалить чужие „метки“ и отстоять свои. Кстати, их семиотика неодинакова: самцы обычно метят на уровне „основного строительства“, а самки — „отделочных работ“. Код универсальный: самец ткачика строит гнездо „начерно“, а самка обмазывает его глиной и устилает пухом. Муж строит дом, ломает шкаф, выкидывает хлам, а жена — выбирает обои, велит повесить ламбрекен, плетёт коврик из лоскутков. Размечая лицо, мужчина поставит фонарь, а женщина — поцелует в щёку и хорошенько размажет помадный отпечаток.
Последнее, что мы демонстрируем, — нашу принадлежность к виду Хомо сапиенс. Хороша ли у жениха „сапиентность“, то есть интеллект, речь, юмор, склонность к мистике, творчеству? Пусть он скажет умно и забавно, стихами и прозой, волшебно и об искусстве. Пусть докажет свою социальность — романтическими историями про людей. Пусть окажется мигрантным, рассуждая о далёких мирах, заграницах, а лучше — о звёздах. Иначе какой же он сапиенс?
А вот увлечённость трудом (якобы основа основ человеческой эволюции) почему-то любовников не возбуждает. Поговорите-ка с девушкой о квартальном отчёте или газовых турбинах…