39. Роль языка в развитии социального и гуманитарного знания

К сожалению, в современном мире отчетливо проявляются сложность и противоречивость взаимоотношений различных культур, наличие фактов взаимного отчуждения и непонимания. Для взаимоотношений между целым рядом локальных цивилизаций современного мира характерно отрицательное восприятие друг друга, устойчивые негативные стереотипы. В частности, возникает предположение о том, что одна цивилизация органически не способна понять другую. Речь идет о понимании в герменевтическом смысле (герменевтика – наука и искусство истолкования и понимания текста) или в том, который вкладывается в термин “понимание” философией жизни, т. е. в смысле “вживания”, “вчувствования”, постижения духа иной культуры. Конечно, в отношениях между цивилизациями, присутствуют соображения политического и экономического расчета, в следствие чего, образ противоположной стороны может подвергаться намеренным искажениям, по причине заинтересованности в таком искажении определенных политических и экономических кругов. Но в свете нашей темы первоочередной интерес представляют не намеренные искажения, а те модели восприятия, которые рождаются спонтанно и обусловлены коренными свойствами ментальности и культуры.

Взаимное непонимание и невозможность полноценного диалога находят свое объяснение в целом ряде причин.

Первая связана с языковыми трудностями. Если язык одной культуры или цивилизации (для простоты будем использовать термины «культура» и «цивилизация» как синонимы) весьма далеко отстоит от языка другой культуры, например, не принадлежит к той же группе, отличен не только лексически, но и структурно, то общение и взаимопонимание предполагают особые усилия и особое искусство по адекватному переводу. В этом случае возможны искажения, которые могут остаться не замеченными ни одной из сторон, но которые, так или иначе, обнаружатся в виде противоречий или конфликтов. Каждый самобытный язык задает своеобразную языковую картину мира.

«Идея существования национально-специфических языковых картин мира зародилась в немецкой филологии конца 18-го – начала 19-го в. (Михаэлис, Гердер, Гумбольдт). Речь идет, во-первых, о том, что язык как идеальная, объективно существующая структура подчиняет себе, организует восприятие мира его носителями. А во-вторых, о том, что язык – система чистых значимостей - образует собственный мир, как бы наклеенный на мир действительный.» (Антипов Г. А., Донских О. А., Марковина И. Ю., Сорокин А. Ю. Текст как явление культуры. Новосибирск. 1989. С. 75.).

Язык навязывает человеку определенное видение мира. Это происходит уже, на уровне отдельных слов. «Усваивая родной язык, - отмечает С. Г. Тер-Минасова, - англоязычный ребенок видит два предмета: foot и leg там, где русскоязычный видит только один – ногу, но при этом говорящий по-английски не различает цветов (голубой и синий), в отличие от говорящего по-русски, и видит только biue». (Тер-Минасова С. Г. Язык и межкультурная коммуникация. М. 2000. С. 48.).

«Усваивая чужой, новый язык, человек одновременно усваивает чужой, новый мир.» Именно эта необходимость перестройки мышления, перекраивания собственной, привычной, родной картины мира по чужому, непривычному образцу и представляет собой одну из главных трудностей (в том числе и психологическую) овладения иностранным языком.» (Там же, с. 49.).

В языке проявляется конфликт между культурными представлениями разных народов о тех предметах и явлениях реальности, которые обозначенными по видимости эквивалентными словами этих языков. Так, даже обозначение зеленого цвета, такого «общечеловеческого» понятия, вызывает большие сомнения в плане его абсолютного лексического соответствия, поскольку наличие определенных метафорических и стилистических коннотаций не может не влиять на значение слова, а эти коннотации различны в разных языках. Зеленые глаза по-русски звучит поэтично, романтично, наводит на мысль о колдовских, русалочьих глазах. Английское же сочетание green eyes является метафорическим обозначением зависти и содержит явные негативные коннотации. Отрицательные ассоциации, вызываемые green eyes, - это “вина” Шекспира, назвавшего в трагедии Отелло зависть, ревность зеленоглазым чудовищем – “a green-eyed monster». (Там же, с. 52 – 54.).

№42 Соотношение философии и истории науки.

1)Мировозренчески-когнитивный компонент может различаться по объему, может конкретизироваться в зависимости от интересов. Он играет большую роль в методологическом формировании науки:

- методология психологического знания

- история психологии.

Историк науки опираясь на традицию и задействуя свой ресурс может создать свою модель. Модель выстраивалась на основании существующих знаний, также должна быть понятна историко-научная конституция.

Соотношение философии и истории науки требует специальных знаний: понятийно-категориальных компонентов.

Методология без истории пуста:

-школы

-теоретическая конкуренция.

Обращение к истории в философии позволяет снабдить ее конкретным материалом.

Лакатос: «история науки без методологии слепа».

2)Коммуникативный компонент.

Задачи возникающие в истории и философии науки являются самоцелью исследования. И те и другие работают в определенных научных сообществах в конкретных исторических эпохах.

Способы коммуникации:

-семинары

-конференции

обязательное условие предъявляется работа к истории и философии науки. Психолог.знание плоть от плоти философского знания с культурно-исторической точки зрения. Эта предпосылка значима для психолога. Как только психолог пытается сконструировать теорию (она должна что-то объяснять) он по необходимости превращается в методолога:

-ищет способ, методологические предпосылки теории (до начала 20 века господствовала ассоцианистическая доктрина, у общества обнаруживаются методологическая растерянность. Принцип психологизма привел к ситуации протеста. Ассоцианистическая доктрина исчерпала свой ресурс – не удовлетворяла объяснительным возможностям).

- психологи осваивают новые методы структурной физики (электронные и магнитные поля). Психологов удовлетворяет только механицизм. Пробуют свои силы в структурном анализе. Например Э. Мах: « Все что делает физик-наблюдатель есть результат его когнитивных способностей, сл-но все результаты физики должны быть конкртизированы в терминах ассоцианизма».

3) Идея структуры. Ей психологи не ограничились. Из немецкой классической философии в 30-е годы выросла гештальт- школа, которая основывалась на понятии целого, а не структуры.

Вся история покоится на методологическом каркасе, когда формируются новые методы, методологический каркас. Сейчас идет разработка, конкретизация и внедрение методов в психологический аппарат.

Модель психики в гештальте – полевая организация. Пласты:

-нервно- органический

- ощущения

- восприятие

-представление

- мышление

одно поле не редуцуруется в другое, обладает автономией.

В 20-е годы были попытки информационного моделирования (Акишиги – японский гештальтист).

4) Функционалисты: заимствовали из математических представлений функциональные методы. Потом переросли в бихевиористов.

В эту функцию попадает масса посреднических функций, зависимость может быть прямолинейной (Торндайк, Уотсон), потом зависимость усложняется, особенно когда речь идет о языке – конкретизация результатов наблюдения.

Использовались прагматические модели на стыке психологии, педагогики и философии (Дьюи), отсюда появились практические результаты проблемного обучения.

Сейчас главное – описательный подход, он непродуктивен для человека, занимающегося исследовательской практикой, надо нанизывать не на хронологию, а на философско-методологический каркас.

Это было из конспекта, по-моему набор несвязных выражений.

Философия науки – целостно-связанная совокупность знаний, цели и задачи которой определяются как особенностями познавательной деятельности людей в самых различных областях науки, так и характером познавательной деятельности людей в целом. Как известно существуют разные научные дисциплин. Уровень знания в любой науке заметно меняется в зависимости от характера ее исторического развития, состояния культуры и общества, от творческого потенциала личности ученого. Вместе с изменениями научного знания происходят и изменения в философии науки.

В истории науки можно выделить четыре основных периода.

1. С I тыс. до н. э. до XVI в. Этот период можно назвать периодом преднауки. На протяжении его наряду с передававшимися от по­коления к поколению в течение веков обыденно-практическими знаниями, добытыми в житейском опыте и трудовой деятельности, стали возникать первые философские представления о природе (натурфилософия), носившие характер очень общих и абстракт­ных умозрительных теорий. Зачатки научного знания формиро­вались внутри натурфилософии как ее элементы. С накоплением сведений, приемов и методов, используемых для решения мате­матических, астрономических, медицинских и других вопросов, в философии образуются соответствующие разделы, которые затем постепенно обособляются в зарождающиеся отдельные нау­ки: математику, астрономию, медицину и т. д.

В философских трудах Аристотеля можно усмотреть зачатки физики, зоологии, эмбриологии, минералогии, географии. В 111-11 вв. до н. э. в составе философского знания выделяются и приобретают относи­тельно самостоятельное значение статическая механика, гидростати­ка, геометрическая оптика (в частности, особая наука о зеркалах - «ка топтрика»). В этих дисциплинах обобщаются отдельные случай­ные наблюдения и данные практики, но экспериментальные методы еще не используются, а многие теоретические положения являются продуктами беспочвенных и недоступных проверке спекуляций.

Однако возникавшие в рассматриваемый период научные дисци­плины продолжали на всем его протяжении трактоваться как части философского знания.

Показательно, что даже в конце XVII в. Ньютон публикует свой труд, заложивший основы физики, под названием «Математические начала натуральной философии».

Таким образом, науки как особой, отдельной от философии сферы деятельности еще не существовало: она развивалась в основном в рам­ках философии, параллельно с другим источником научных знаний -жизненной практикой и ремесленным искусством — и в очень слабой связи с ним. Это своего рода «эмбриональный» период развития науки, предшествующий ее рождению в качестве особой формы культуры.

2. ХУ1-ХУ11 вв. — эпоха научной революции. Она начинается с ис­следований Коперника и Галилея и увенчивается фундаменталь­ными физико-математическими трудами Ньютона и Лейбница. Символично выглядит то, что на следующий год после смерти Га­лилея (8 января 1642 г.) рождается Ньютон (4 января 1643 г.). Вре­мя жизни этих великих творцов науки — романтический период новаторских открытий и острой борьбы создателей новых научных идей со схоластикой и догматизмом религиозного мировоззрения.

«Здесь важно подчеркнуть один первостепенный факт: величайшее чудо человеческого ума — физическая наука — берет свое начало в технике. Юный Галилей не посещает университет, он днюет и ночует на венецианских верфях, среди подъемных кранов и кабестанов. Так складывается его ум... Все творцы новой науки сознавали ее единосущность с техникой. И это в равной мере относится к Бэкону и Гали­лею, к Гильберту и Декарту, к Гюйгенсу, Гуку, а также к Ньютону».

В этот период были заложены основы современного естествозна­ния. Отдельные разрозненные факты, добытые ремесленниками, вра­чами-практиками, алхимиками, начинают систематически анализи­роваться и обобщаться. Образуются новые нормы и идеалы постро­ения научного знания, связанные с математической формулировкой законов природы, экспериментальной проверкой теорий, критиче­ским отношением к религиозным и натурфилософским догмам, не имеющим опытного обоснования. Наука обретает собственную ме­тодологию и все активнее начинает направляться на решение вопро­сов, связанных с нуждами практической деятельности.

Но чем больше наука проникается новой методологией и духом практицизма, тем дальше она уплывает от берегов философии, своей исторической родины. К концу рассматриваемого периода она пони­мается уже как система знаний, которую может развиваться незави­симо от философских, религиозных, теологических догматов. В ре­зультате наука оформляется как особая, самостоятельная область деятельности. Появляются ученые-профессионалы, развивается си­стема университетского образования, в которой происходит их под­готовка. Возникает научное сообщество со свойственными ему спе­цифическими формами и правилами деятельности, общения, обмена информацией.

В XVII в. создаются первые научные академии: Лондонское королев­ское общество (1660), Парижская Академия наук (1666). Несколько позже основаны научные академии в Берлине (1700), Санкт-Петер­бурге (1724), Стокгольме (1739) и других европейских столицах. В самой большой из этих академий — Лондонском королевском обще­стве — насчитывалось при се открытии 55 членов. Парижская акаде­мия начала работать в составе 21 человека. В штате членов Санкт-Пе­тербургской академии по проекту Петра I намечалось поначалу иметь 11 персон. Но в европейских странах к началу XVIII в., видимо, было уже несколько тысяч ученых, поскольку тиражи научных журналов (а их в это время издается уже несколько десятков) доходили до тыся­чи экземпляров.

Заслуживает внимания то, как понимались основателями акаде­мий задачи науки. В уставе Лондонского Королевского общества указывалось: «Целью общества является совершенствование знаний об естественных предметах и всех полезных искусствах с помощью экс­периментов, не вмешиваясь в богословие, метафизику, мораль, поли­тику, грамматику, риторику, логику». На гербе Королевского общест­ва был девиз: «Ничего в словах». Петр мечтал, чтобы Академия стала «социететом наук и художеств» и предполагал, что в ней со временем будут созданы следующие отделения: живописное, скульптурное, граверное, слесарное, столярное, плотничье, архитектур­ное, часовое, инструментов оптических, математических, лекарских, «фонтаноф и протчего, что до гидроики надлежит», и др. Таким об­разом, в представлениях того времени наука отмежевывалась от рас­смотрения метафизических (философских), логико-схоластических и богословских проблем и связывалась с искусствами и ремеслами.

3. ХУ1Н-Х1Х вв. Науку этого периода называют классической. В этот период образуется множество отдельных научных дисцип­лин, в которых накапливается и систематизируется огромный фа­ктический материал. Создаются фундаментальные теории в мате­матике, физике, химии, геологии, биологии, психологии и других науках. Возникают и начинают играть все более заметную роль в материальном производстве технические науки. Возрастает соци­альная роль науки, развитие ее рассматривается мыслителями то­го времени как важное условие общественного прогресса.

Если в середине XVIII в. в мире было вряд ли более 10 тыс. человек, занимающихся наукой, то к концу XIX в. число ученых достигает 100 тыс. В XVI в. более половины «ученых людей» были клириками, получившими церковное образование. В XIX в. наука становится са­мостоятельной отраслью общественного труда, которым занимают­ся «светские» ученые-профессионалы, окончившие специальные фа­культеты университетов и институтов. В 1850 г. в мире издается уже около тысячи научных журналов, а в 1950 г. — более 10 тыс. В 1825 г. немецкий химик Ю. Либих основал научную лабораторию, которая стала приносить ему значительный доход. Но это было тогда еще не­обычным исключением. К концу XIX в. такие лаборатории уже не редкость. Наука все больше начинает привлекать внимание бизнесме­нов, предпринимателей, которые стали финансировать работы ученых, имеющие промышленное значение.

4. С XX в. — новая эпоха в развитии науки. Науку этой эпохи назы­вают постклассической, потому что на пороге этого века она пере­жила революцию, в результате которой стала существенно отли­чаться от классической науки предшествующего периода. Рево­люционные открытия на рубеже Х1Х-ХХ вв. потрясают основы целого ряда наук. В математике подвергаются критическому анализу теория множеств и логические основания математического мышления, возникает ряд новых дисциплин. В физике создаются теория относительности и квантовая механика — фундаменталь­ные теории, заставившие пересмотреть философские основания классической физики. В биологии развивается генетика. Появ­ляются новые фундаментальные теории в медицине, психологии и других науках о человеке. Крупнейшие изменения претерпева­ет весь облик научного знания, методология науки, содержание и формы научной деятельности, ее нормы и идеалы.

Вторая половина XX в. приводит науку к новым революционным преобразованиям, которые в литературе часто характеризуются как научно-техническая революция. Эти преобразования связаны с тем, что после Второй мировой войны в экономически развитых странах достижения науки в неслыханных прежде масштабах внедряются в практику — в промышленность, сельское хозяйство, здравоохранение, быт. Особенно большие сдвиги наука вызывает в энергетике (атом­ные электростанции), на транспорте (автомобилестроение, авиация), в электронике (телевидение, телефония, компьютеры). Развитие на­уки стало главнейшим условием создания новейшей военной техники, и развернувшаяся в обстановке послевоенной конфронтации «двух лагерей» гонка вооружений заставила крупнейшие государства тра­тить на научно-технические исследования громадные средства.

Дистанция между научными открытиями и их практическим при­менением сократилась до минимума.

В прошлые времена па то, чтобы найти способы практического ис­пользования достижений науки, уходило 50-100 лет. Теперь же это часто делается за 2-3 года или даже еще быстрее.

Неудивительно, что и государство, и частные фирмы идут на боль­шие расходы для поддержки перспективных направлений развития науки. В результате наука второй половины XX в. бурно разрастается и превращается в одну из важнейших отраслей общественного труда. Наступает эра «большой науки». В работу огромного множества на­учных учреждений вовлекается масса людей. Профессия ученого пе­рестает быть редкой. Научная деятельность в наше время — это, как правило, уже не занятие одиночек-мыслителей, на свой страх и риск берущихся за решение интересующих их проблем, а дело крупных коллективов, работающих по заказу, по плановому заданию, обязан­ных выполнить его в определенный срок и отчитаться за свою работу. Научный труд ныне — это вид индустриального труда. Не случай­но занятых наукой людей ныне называют «научными работниками».

В мире к началу XXI в. имеется не менее 5-6 млн ученых, примерно столько же заняты обслуживающим науку трудом (лаборанты, техни­ки, работники издательств и т. д.). Если взять общее число ученых, живших на Земле от древности до начала XXI в., то окажется, что девять десятых из них — наши современники. В развитых странах численность науч­ных работников доходит до 10% трудоспособного населения, на обес­печение науки тратится более 5% национального дохода.

Современная паука стала могущественной силой, воздействие ко­торой на общество, на технику, экономику, культуру, на быт и повсе­дневную жизнь трудно переоценить. Вместе с тем ныне люди осозна­ют не только мощь науки, но и опасности, которые связаны с нею. Современный мир обязан науке своими достижениями и своим ди­намизмом. Однако научная истина сама по себе безразлична к нуж­дам людей. Она бесстрастна и беспощадна. Но если, согласно афориз­му средневекового философа Роджера Бэкона, знание — сила, то чем большей становится эта сила, тем осторожнее нужно пользоваться ею, чтобы не причинить вреда человечеству.

Надо признать, что общество оказалось в настоящее время на гра­ни самоуничтожения во многом «благодаря» грандиозным успехам науки. Это не значит, что надо остановить научный прогресс. Однако встает вопрос о необходимости подчинить научный поиск гумани­стической, нравственной оценке и, возможно, ограничить какие-то его направления. Гуманистическая ориентация научного поиска, нрав­ственная оценка его путей и последствий — это серьезнейшие про­блемы нашего времени.

Одной из основных задач историконаучных исследований всегда считалась хронологическая систематизация и каталогизация накопленных научных знаний, теорий, идей, подходов, поиск забытого, но полезного. Переизложение прежних теорий и представлений в свете современного знания – один из возможных путей осознания целей и задач историконаучных исследований, но далеко не единственный.

Сегодня история естествознания и техники осознана как дисцип­лина, принадлежащая вовсе не к семейству естественнонаучных и технических наук, а как дисциплина гуманитарного профиля, как раздел всеобщей истории и культурологии.

Есть и еще одна важная особенность - специфика предмета изучения. История науки и техники изучает познание во всех его ипостасях:

• знание различных типов и видов,

• науку как особый социальный институт,

• научное мышление (или творчество).

Предмет изучения истории науки и техники совпадает с тем, что традиционно принадлежало сфере гносеологии, логике и методологии науки, и что сегодня - - во второй половине XX в. - - чаще всего называют философией науки.

Соотношение истории науки и философии науки в этом плане можно сравнить с взаимоотношением палеоботаники и ботаники. Па­леоботаника специфицирована тем, что анализирует прошлые органи­ческие формы, однако она неразрывно связана с теми представлениями, классификациями, методами, которые характеризуют современную бо­танику, и в известной мере должна вписываться именно в свод ботани­ческих знаний.

Однако, для того чтобы достичь аналогичных взаимоотношений, нужна была мощная перестройка дисциплин с обеих сторон:

• и история науки изменила свой облик,

• и в сфере философского анализа науки и техники произошли существенные трансформации.

Сложилось так, что поначалу история науки и философия науки, выступающая в новое время прежде всего как логика, очертили предметы своего исследования как совершенно независимые друг от друга. Логика как самостоятельная дисциплина имеет более чем двухтысячелетнюю историю: со времен Аристотеля она выступала как нормативная дисцип­лина, ставила своей целью выработку критериев истинности знания и процедур доказательств, которые приводят к установлению истины.

Бурное развитие эмпирической науки в новое время, возникнове­ние науки как социально организованного института, осознание ее как особого способа производства знания поставили перед логикой новые цели. Логика развивалась теперь в связи с требованием содействовать "росту наук".

Фрэнсис Бэкон ставил перед собой задачу разработать логику, которая бьиа бы "учением о методе" ("Новый Органон"), т.е. была бы некоторой методологией и могла бы указать ученым кратчай­шие пути к "новым истинам".

В этом же идейный пафос "Рассуждения о методе" Рене Декарта, "Критики чистого разума" Канта и даже "Науки логики" Гегеля.

По традиции, сложившейся в новое время, логик сознательно стремился "дистиллировать" путь научного познания, отбросив все то, что не приводило к успеху, и претендуя тем самым создать нормы и стандарты самого постижения истины.

Разработка "норм" истинности (критериев истинности) и "норм" движения к истине (методов, процедур) составляет ядро логических исследований. Цели логики в XX в. были осознаны в контексте решения проблемы обоснования научного знания. Именно в этом контексте логика выглядит, вообще говоря, полезной.

Широко популярная в первой половине века неопозитивистская традиция рассматривает логику именно в этом ключе. Неопозитивисты сумели достаточно подробно проанализировать вопрос о структуре научного знания, проблему объяснения и предсказания в науке, вопрос о гипотетичности научного знания и т.п.

Иными словами, с одной стороны, сложившиеся в науке приемы и способы исследования получали описание в логике как некоторые регулятивные процедуры, и, с другой стороны, с точки зрения этих нормативных процедур подвергались анализу и оценке конкретные научные теории и. результаты.

Как мы уже говорили, история науки достаточно молода как самостоятельная дисциплина. Требование исторической достоверности в описании прошлого науки приводило к задаче восстановления картины научного исследования со всеми его отклонениями, случайностями и зигзагами. Картины этих описаний, как считалось, полезны для развития кругозора будущих ученых и удовлетворения любознательности. Логика же по-прежнему выглядела как "эксперт", проверяющий научную тео­рию на "подлинность". Таково было испытанное, устойчивое самосоз­нание науки.

Победа эйнштейновой физики в начале XX в. поставила традици­онную логику в тупик. Теория Ньютона, казалось бы, была подтверждена Не одним поколением тружеников науки, авторитет и "подлинность" ее не мог оспорить ни один эксперт...

Результаты Эйнштейна снова перевернули все вверх ногами.

Следует подчеркнуть, что кризис в физике вовсе не означал какой-то стагнации научного творчества — напротив, ученые должны были "сменить парадигму", выражаясь языком Т.Куна, и могли успешно работать дальше.

Однако в сфере философии науки спокойствие было нарушено сильнейшим образом. Предстояло заново решать вопрос о том, что такое наука и в чем суть ее кризисов, насколько закономерна смена осново­полагающих теорий, каков же при этих обстоятельствах логический критерий истинности и научности знания.

Как же отвечать на поставленные вопросы?

Прежняя философия науки, логика и методология не могли определить смысл "падения" ньютоновой физики. Самосознание науки должно было радикально измениться, чтобы стали возможными ответы. Начало века ознаменовалось обстоятельными и яростными дискуссиями о новых задачах, новых установках философского, логико-методологи­ческого анализа научного знания.

И тут были переосознаны роль истории науки и значение ее результатов для построения логико-методологических моделей и вообще для философии науки.

Разрыв между логико-методологическими представлениями о знании и историконаучными описаниями часто объясняли различием "нормативного" и "описательного" изображений.

Логико-методологические модели научного знания и научного поиска претендовали на роль "нормы" или "образца", согласно которым должно действовать в науке.

История науки претендует на описание реально происходив­ шего процесса научного исследования.

При этом выяснилось, что в "норме" не оказались зафиксирован­ными необходимость и возможность преобразования знания, в то время как реальная научная практика постоянно испытывает давление необ­ходимости изменений и трансформации существующих теоретических представлений. Новый этап развития философии науки уже в середине нашего века характеризуется именно обращением к истории науки как к своему эмпирическому базису, а также попытками привести в соот­ветствие логические нормы, методологические правила и практику научного поиска. Были предложены и обсуждались различные варианты "логики", которые могли бы. такие нормы построить (чаще всего такие исследования назывались "логикой развития науки").

Сам дух этих поисков хорошо выразил французский методолог и философ Гастон Башляр (1884-1962). «Я входил в храм науки, говорил он, — когда определения всех основных научных дисци­плин начинались с частицы "не-": нелавуазьеровская химия, неевклидова геометрия, неньютонова механика, неаристотелева логика... Поэтому и философия науки, соответствующая духу науки XX в., должна быть радикально новой — своего рода "нонфилософией", "философией отрицания"».

Задача состояла в том, чтобы создать рациональные средства для анализа таких ситуаций человеческого познания, когда возникает на­столько новое знание, что оно отрицает известное прежде.

Но, если логика и методология (вообще философия науки) были слишком далеки от практики научного творчества, то ведь историю науки можно было упрекнуть в непозволительной "близости" к своему предмету изучения. Сама по себе история науки и техники не выдвигала иных задач, кроме "описания", она была настолько "эмпирическим" исследованием, что даже и не пыталась построить собственные теоре­тические модели происходивших историконаучных событий и дать им объяснение. Осмысление событий прошлого происходило, как правило, в рамках современной научной картины мира. А это, в свою очередь, приводило к такому изображению "траектории" научного развития, которое в сущности было проекцией на прошлое связи знаний в рамках современной картины.

Смысл исторического процесса развития науки виделся либо в победе истины над заблуждени­ем, либо в постепенном "накапливании" истины.

Так называемая кумулятивистская модель разви­тия науки была альфой и омегой моделей исто­рии науки.

Этот уровень развития историконаучных исследований демонст­рировал только одно: прошлое, будь это истина или заблуждение, есть только путь к настоящему.

Известный философ и историк науки Дж.Агасси обращает вни­мание на то, что привычные традиции историконаучных иссле­дований должны быть радикально пересмотрены, потому что они не позволяют получать подлинные знания. "В результате всех усилий что же мы узнаем о самом процессе историконаучного развития?" — иронизирует Агасси. Мы узна­ем, что Браге наблюдал, Кеплер обобщал, Галилей наблюдал и обобщал на более высоком уровне... наконец, получилась теоре­тическая механика! Или так: мы узнаем, что теория Ньютона выросла из исследований Кеплера, Кеплер — из Коперника и т.д. и т.п. в глубь веков.

Серьезная переориентация философии науки, ее стремление при­близить свои модели к реальности научной жизни привели и к крити­ческому переосмыслению уже имеющихся традиций историконаучных исследований. Нельзя сказать, что проблема дружного сосуществования и плодотворного объединения усилий двух дисциплин уже решена полностью. Однако попытки синтеза этих двух подходов не прекраща­ются и обещают быть весьма плодотворными.

Решающий поворот для обеих дисциплин произошел примерно в 50-60-е годы нашего столетия, в русле работ методологической школы, возглавляемой тогда Карлом Поппером (родился в 1903 г.) и базирую­щейся в Лондоне. Огромную роль сыграли работы американского фило­софа Томаса Куна, который привлек внимание к тому, что философия науки также должна отказаться от нормативного видения научной деятельности, а постараться построить модели реального поведения исследователя. Естественно, что такая постановка вопроса непосредст­венно сближает философию науки и историю науки.

Ученик Поппера Имре Лакатос (1922-1974) выразил сам дух этого долгожданного союза в следующих словах:

"Философия науки без истории науки пуста; история науки без философии науки слепа".

При этом в споре конкурирующих моделей философии науки решающее слово останется за историей науки: именно история науки — пробный камень для любых концепций в области философии науки, подчеркнул он.

Дальнейшее развитии философии науки пошло именно в этом русле.

№47 Формирование программ познания в древне греческой науке.

Понятие древнегреческой науки во многом условно, оно в форваторе историков науки, а с точки зрения историков говорить о ней опрометчиво, так как это лишь элементы (хотя и систематизированные и обработанные), которые не были отделены от мифологии, поэтому их результаты не имели философских знаний и следствий.

Первые попытки классифицировать научные знания принадлежать Аристотелю. В основу он положил мифологическое учение о душе, и в результате выделил:

• Физико-математические

• Биологические

• Социальные науки

Позднее Ампер в 19 веке предложил свою классификацию наук по этому же принципу.

В основе древнегреческой науки лежит мифологические мировоззрение (космология и космогония).. важной частью этого мировоззрения были ритуалы – кК элементы практической жизни, это некие способы, с помощью которых человек сопоставлял свои знания с божественными персонажами. Ритуал этому в ритуале воплощен культурно исторический исток всех наблюдательско-экспериментальной практики. Но в методологическом смысле слова это не акты наблюдения и эксперимента, однаок это является важной предпосылкой развития человеческой рациональности (рациональности здравого смысла, повседневной практики).

Существуют историко-методологические парадигмы. Рассмотрим программы с точки зрения парадигм:

• Пифагорейская

• Атомистическая

• Механистическая

Выбраны именно эти три, так как они сохранили свою значимость в науке, не потеряли актуальность (например, ассоциативная идея была впервые отработана Аристотелем, в дельнейшем психологи лишь развивали его идеи). Все эти парадигмы имеют общенаучное значение.

Пифагорейцы. Историки науки реконструируют античную науку. Эта программа была наиболее рационально подготовленной, чтобы преодолевать мифологическое наследие. Процесс преодоления затянулся до настоящего времени. Сам Пифагор много путешествовал, и например из Вавилона принес шести десятеричную систему, ту с помощью которой в вавилонской культуре обосновывалась календарная практика повседневной жизни – это сейчас отсчет времени, часы (змея, которая кусает свой хвост).это понятие позаимствовал Пифагор и предопределил появление первой модели небесного движения – геоцентрической (там где все крутится вокруг Земли). Вавилоняне изобрели также угольник и линейку, сл-но стало возможным вычислять координаты тела на орбите.

Взял из Вавилона математические элементы арифметики и геометрии. Оригинальность была в обобщенном синтезе тех небесных (планетарных) тел с приемами их количественного описания и геометрического моделирования. Все движения планет можно геометрически смоделировать и математически описать. Тело – арифметический аналог единицы, геометрический аналог – точка (при реконструкции историков получили, что единица – это принцип, по которому объединяется мир, некий креативный центр).

Главное то, что в результате обобщений астрономическое (физическое) знание связывается с математическим. Разработка геоцентрической системы – это ответ на космологический вопрос.

Евклид – геометрия. Главное - дедуктивное доказательство. Разработка тех универсальных доказательств, положений, на основе которых разрабатывает теорему, а ее уже нужно доказать (аксеоматический метод).

Птолемей Клавдий. – с одной стороны явился великим астрономом, так как системно обобщил все известные до него результаты (2Альмагест») – это была самая значимая работа до открытий Коперника в 16 веке, а по факту преподавался в университетах до 19 века..

Что интересно для психологии в пифагорейской традиции? Смесь астрономии и астрологии – это смесь психологических эффектов. Астрономия – это физическое знание, стремление к исключению возмущающих воздействий самого наблюдателя. Астрология – это способы с помощью которых можно управлять поведением человека. По сути дела все древне ученые были и астрономами и астрологами. Обсерватории были светским увлечением, а монархи нуждались в астрологических байках, поэтому ученые часто говорили то, что придет в голову.

Атомисты. Эта программа конкурировала с пифагорейцами, но эту конкуренцию можно судить только по реконструкции. Это программа аналог микромира, в противоположность макромиру Пифагора, хотя по физическим и математическим признакам была не менее продуктивна.

Демокрит первым говорит о механике притяжения и отталкивания.

Атом — неделимая, совершенно плотная, непроницаемая, невоспринимаемая чувствами (вследствие своей, как правило, малой величины), самостоятельная частица вещества, атом неделим, вечен, неизменен. Атомы никогда не возникают и никогда не погибают. Они бывают самой разнообразной формы — шарообразные, угловатые, крючкообразные, вогнутые, выпуклые и т.п. Атомы различны по размерам. Они невидимы, их можно только мыслить. В процессе движения в пустоте атомы сталкиваются друг с другом и сцепливаются. Сцепление большого количества атомов составляет вещи. Возникновение и уничтожение вещей объясняются сложением и разделением атомов; изменение вещей — изменением порядка и положения (поворота) атомов. И если атомы вечны и неизменны, то вещи преходящи и изменчивы. Таким образом, атомизм соединил в одной картине рациональные моменты двух противоположных учений — учений Гераклита и Парменида: мир вещей текуч, изменчив, а мир атомов, из которых состоят вещи, неизменен, вечен

По Демокриту, мир в целом — это беспредельная пустота, начиненная многими отдельными мирами. Отдельные миры образовались в результате того, что множество атомов, сталкиваясь друг с другом, образуют вихри — кругообразные движения атомов. В вихрях крупные и тяжелые атомы скапливаются в центре, а более легкие и малые вытесняются к периферии. Так возникли земля и небо. Небо образует огонь, воздух, светила. Земля — центр нашего мира, на краю которого находятся звезды. Каждый мир замкнут. Число миров бесконечно. Многие из них могут быть населенными. Демокрит впервые описал Млечный Путь как огромное скопление звезд. Миры преходящи одни из них только возникают, другие находятся в расцвете, а третьи уже гибнут. Земное движение прямолинейно, неравномерно и оно конечно, как только атомы перестают вращаться, прекращается движение.

Исторической заслугой античного атомизма являлось также формулирование и разработка принципа детерминизма (причинности). В соответствии с этим принципом любые события влекут за собой определенные следствия и в то же время представляют собой следствие из некоторых других событий, совершавшихся ранее. Демокрит понимал принцип детерминизма механистически, отождествляя причинность и необходимость. Все, что происходит в мире, не только причинно обусловлено, но и необходимо, неизбежно. Он отвергал объективное существование случайности, говоря, что человек называет событие случайным, когда не знает (или не хочет узнать) причины события. Мир атомистов — мир сплошной необходимости, в котором нет объективных случайностей. Концепция атомизма — одна из самых эвристичных, одна из самых плодотворных и перспективных научно-исследовательских программ в истории науки Она сыграла выдающуюся роль в развитии представлений о структуре материи, в ориентации движения естественно-научной мысли на познание все более глубоких структурных уровней организации материи. И сейчас, спустя 2500 лет после ее возникновения, программа атомизма (применяемая уже не к атомам, а к элементарным частицам, из которых они состоят) является одним из краеугольных оснований естествознания, современной физической картины мира.

Конкурентные моменты с Пифагором:

• Использование разных понятий, но есть и взаимодополняющие.

• Атом – материальное тело, в то время как у Пифагора речь идет о теоретических фикциях, идеализациях (например, точка, которая движется по орбите).

Механистическая традиция. Аристотель. Синтез этих двух моделей на принципе механики. О очерке 2Физика» он рассматривает природу движения и обращает внимание на то, что движение небесное и атомное отличны (первое определяется свойствами бесконечности, вечности, равномерности и вращательности, а второе – конечно, неравномерно, линейно и прямолинейно). Они противостоят по этим признакам. Почему ткие признаки? Так как первое движение носит божественный характер, а второе - земной )земное движение - частный случай движения небесного). Эта связка носит логико-механистических характер по типу родовидовой структуры.

Можно наблюдать ускорение и замедление, в дальнейшем формулирует феномен скорости, иначе откуда берется неравномерность движения. Тело может передвигаться в разных направлениях (по горизонтали, вертикали…). Скорость – это производная от движения. Связывает понятия пространства и времени. выделяет несколько видов движения:

• Перемещение

• Превращение (это движение которое характеризует жизнь, зарождение и развитие живого организма). Сталкиваемся с механикой, но это не перемещение тела, а живого тела: появление, изменение тела (например, биологические процессы – изменение структуры, размеров). Почему так происходит? Вопрос закрыт, но в основе любого движения – божественный импульс

• Убывание

• Возрастание

Почему Аристотель выделил эти виды в самостоятельные- из-за философских пристрастий.

Ввел понятие причинности. До настоящего времени, если мы имеем дело с классической наукой и ставим эксперименты в современной науки – то наша цель – это выявление причин (движение или чего-то еще). Психологические основания мотивации.

У греков, мотивация – это движения души (одни из видов причинности у Аристотеля)

• Для него основа – материальная причина (связана с тем механизмом поведения или движении тела, которое обеспечивается внутренними ресурсами тела – энергией). сейчас проблема энергетических свойств в общем ясна, но фишка в том, что материальная причина движения планетарного тела – неизвестна.

• Формальная причина – суть вещи (план дома в голове архитектора). Внешнее воздействие

• Телеологичсекая (целевая) причина – то, что вписывает эту вещь в окружающий мир (дом, чтобы в нем жить). Причина –цель. Движение тел связано с достижением цели. Так все биологические организмы существуют по принципу целесообразности. Цель часто приобретает символический, мистический характер.

• Мотивационная причина – говоря о мотивации о очерке «О душе» говорит о механике души, так как она полна движениями. Они выражаются в эмоциональной форме. Движения души вписываются в общие каноны механики.

Сопоставляя три механики, он механике души отводит функцию посредника между небесной и земной механикой. Благодаря человеку, физик осознает божественную роль в мироздании.

Учение о том, как обрести достоверное знание, было систематизировано Аристотелем (384-322 до н. э.) в виде науки о знании, то есть логики. Логика, изложенная в "Органоне", рассматривалась и как инструмент для достижения истины посредством правильного мышления, и как наука, подготавливающая почву для различных других наук.

Согласно Аристотелю, истинное знание можно получить с помощью логического доказательства. Рассматривая индуктивный метод, в котором от частного переходят к общему, Аристотель делал вывод о несовершенстве такого метода, полагая, что дедуктивный метод, в котором частное выводят из общего, обеспечивает более достоверное знание. Основополагающим инструментом такого метода является силлогизм. Ниже приведен типичный пример силлогизма:

Все люди смертны (большая посылка).

Сократ - человек (меньшая посылка).

Поэтому Сократ смертен (заключение).