16. Эволюция падежных форм членных прилагательных в русском языке и его говорах.

Если на раннем этапе этот процесс находит отражение в воздействии форм неличных местоимений на формы прилагательных в единственном числе (ср.: нов-ого, как т-ого, вм. нов-аго <нов-аего; нов-ому, как т-ому, вм. нов-уму < нов-уему), то в дальнейшем в говорах русского языка обнаруживается обратное явление — воздействие форм прилагательных во множественном числе на формы неличных местоимений: (За пределами северо-восточной зоны в древнерусских говорах местоимения-существительные рано втягиваются в общий процесс унификации форм словоизменения местоимений — полных прилага­тельных, что ведет к разрушению парадигмы тот — та — то — тех — теми в результате усвоения парадигмы типа крут-ой — крут-ая — крут-ое — крут-ы-е — крут-ы-х. Именно так сложи­лась известная всем восточнославянским языкам (в говорах рус­ского языка распространенная в основном на западе) парадигма по образцу полных прилагательных: той (диал. тый, тэй) —тая (диал. тая, тая) — тое (диал. тое, тое) — тыи (диал. тьши, тыйе, тэи, тэйё); ср.: новый (диал. новой, новэй)-новая-новое-новые (диал. новый, новыйе, новэи).

Процесс объединения прилагательного и членной формы достаточно ранний: в памятниках например уже не зафиксированы формы множественного числа, которые можно было бы однозначно считать членными (т.е. нова-его, нову-ему есть, а новомъ имъ или новами ими нету). Так, морфологическая неразложимость членной формы создавала возможность для развития обобщенных внеродовых форм в косвенных падежах множественного числа членных прилагательных (т. е. так же, как и в склонении неличных местоимений) в период, предшествующий появлению старейших славянских памятников письменности: грамматическая система старославянского языка зафиксировала не формы с членом, а целостные членные формы прилагательных, противопоставленные именным по набору флексий и по синтаксическим функциям.

Утрата интервокального -j- и стяжение гласных по времени совпали с активизацией общей морфологической тенденции в развитии словоизменения имен — утратой родовых различий во множественном числе. На фоне этой тенденции появление флексий -ых/-их, -им/-им, -ыми/-ими создавало благоприятные условия для вычленения обобщенного числового показателя (со значением множественности) -ы-/-'и-, приобретающего статус формообразующего: нов-ы-х, син-и-х; нов-ы-м, син-и-м; ноп-ы-ми, син-и-ми. Именно в ходе этого процесса и происходит стабилизация в качестве обобщенного (внеродового) выразителя значения И-В мн. ч. флексии -ые/-'ие . Судя по показаниям памятников письменности, процесс утраты родовых форм в И-В мн. ч. в местоименном склонении прилагательных происходил не позднее XIV — XV.

Одно из оснований для предположения об относительно поздней утрате интервокального -j- в склонении прилагательных - неодинаковое осуществление этого процесса в разных восточнославянских диалектах: -j- в интервокальной позиции содержался не только в формах косвенных падежей разных чисел, где его утрата с последующим стяжением гласных (имеются в виду формы типа нов[аjе]го>нового или новыjихъ > новых) является общевосточнославянской, но и в местоименных флексиях И, В: нов-aja, новуjу, новоjе, и др. Во многих славянских языках, в том числе и в восточнославянских диалектах, в этих флексиях отражен тот же фонетически закономерный процесс: нов-aja > новаа > нова. Такие формы (включая и новаа-новоо-новее) известны украинским и граничащим с ними (неакающим) белорусским, а также многим северновеликорусским говорам. (То, что в широко распространенных в северновеликорусских говорах сочетаниях типа нова изба, нову избу мы имеем дело именно со стяженными (а не именными) флексиями, обнаруживается не только в месте ударения ряда словоформ, но прежде всего в том, что такие формы входят не в именную, а в местоименную парадигму: И нова изба, ново село; Р из новой избы, из новово села; в то же время в акающих (т. е. не только южновеликорусских, но и белорусских) говорах, включая средневеликорусские, в И, В формы без утраты -j- и стяжения гласных сохраняются. В итоге по неясному до конца механизму идет в падежной парадигме женского рода формирование двусложных показателей именно формы: И-В: нов-уjу син'-уjу формам косв падежей: Р-Д-Т-М: нов-ой син'ей, где, по Шахматову, формы Д-М, ставши односложными после падения редуцированых, «подтягивают» под себя формы Р-Т.

Специальных замечаний требует история отдельных флексий единственного числа мужского рода, специфичных только для русского языка — даже внутри восточнославянской группы. Это флексии И (и В) и Р (и В). Этимологически в местоименном (членном по происхождению) склонении И (и В) ед. ч. муж. р. имел флексии [-ыjъ] или [-'иjъ], образовавшиеся из (нов)-ъ-и, где местоименная форма и = jъ.

В подавляющем большинстве славянских языков в этой флексии прошел процесс стяжения гласных, обычно связываемый с утратой интервокального j – кроме группы говоров, ставших базой для РЛЯ! Дело в том, что напряженный редуцированный, находившийся во флексии И-В ед. ч. муж. р. перед -j- в «базовых» говорах РЯ перешел не в [ў> ы], [й > и], а [ў>о], [й > е]. Флексии И-В ед. ч. муж. р. показывают закономерные результаты собственно фонетических изменений: хромыи>хромой, глухыи > глухой, новый > новой, синии>синей, где фонетически [о] или [е] — на месте «сильного» напряженного редуцированного, находившегося перед конечным слабым, а неслоговой [и] следует интерпретировать как позиционный вариант фонемы<j> в абсолютном конце слова

Особенности произношения безударной флексии в акающих говорах, к которым относится и говор Москвы, создавали благоприятные условия для закрепления в новой русской орфографии церковнославянских по происхождению написаний -ый/ий (нов-ый, син-ий), вопреки ее основному принципу — сохранять единообразное написание морфем.

Еще более узкой по диалектному распространению является кодифицированная литературным русским языком флексия Р ед. ч. муж. и ср. р. с согласным [в] (больш-[ово]). Предполагается следующая схема: Это очень узкодиалектная черта. Предполагается следующий механизм развития: место — северовеликорусские говоры, где форме -ovo- предшествовало ослабление артикуляции взрывного звонкого согласного, которое привело к развитию γ (фрикативного), а затем, как нехарактерного для данной артикуляционной базы — к полной утрате согласного. В дальнейшем между двумя лабиализоваными гласными легко мог развится переходный согласный губной артикуляции.